Голод_Жажда_Безумие

Дверь открылась, и Люциус поднял глаза. «Однако…» На пороге появился человек, увидеть которого Малфой ожидал меньше всего на свете. Ненависть, слепая и не нуждающаяся в обоснованиях, именно та ненависть, которую он на днях приводил в пример Драко, охватила все его существо. Он невольно закрыл глаза и сжал челюсть. Теперь держать себя в руках стало намного тяжелей. А когда открыл их, Кингсли Шеклболт уже сидел напротив. Разглядывая министра, Люциус увидел, что тот заметно постарел со времен их последней встречи. Малфой по-прежнему не произнес ни слова и уставился в пустоту, решив не обращать на Шеклболта никакого внимания. — Скажи, о чем ты думаешь, Малфой, — через несколько минут молчания обратился вдруг к нему Кингсли. — Не уверен, что твоему эго понравятся мои мысли, — сквозь зубы ответил Люциус. — Тебе ли говорить об эго... — Итак, министр, мы здесь, — Люциус постучал пальцами по столу, чтобы немного рассеять ярость, переполнявшую его. — Поправьте, если я ошибаюсь, но теперь, когда вы поднялись по карьерной лестнице, допросы (которые может провести обычный аврор) не являются вашей должностной обязанностью. — Я здесь, чтобы помочь тебе, Люциус. — Вот как… Забавно. И каким же образом ты собираешься это сделать? Так же, как помог мне несколько лет назад? Кингсли чуть не скривился, но вовремя сдержался. Он, собственно, ожидал от Люциуса чего-то подобного. И нужно сказать, Малфой имел полное право на эту ненависть. Так же, как право совершенно не верить его словам. Поэтому… именно он (Кингсли) должен был сделать все возможное, чтобы изменить ситуацию. — Я знаю, что ты не убивал Незервуда, но мне нужны доказательства. Мне нужно твое алиби. Люциус посмотрел на него. — Я был на вилле в Тоскане, которую твои авроры так ловко разгромили сегодня утром. — Один? — Совершенно. Кингсли вздохнул. — И никто не может подтвердить это? — Нет. Природа одиночества, знаешь ли, и подразумевает тот факт, чтобы вокруг никого не было, — язвительно выплюнул Люциус. — Может быть, пора менять отношение к миру, Малфой? А заодно и отношение людей к себе… — Спасибо за совет, — горько отозвался Люциус. — А скажи мне, Шеклболт, какое имеющееся у аврората доказательство заставило твоих бойцов притащить меня сюда? — Все очень просто, Люциус, ты написал Незервуду письмо. Довольно сердитое письмо. Кажется, в нем ты… чем-то очень недоволен. Чем-то, что сделал он. Так скажи мне, будь добр, что связывает тебя с издателем знаменитого романа Faim? «Письмо! То письмо, что я написал Патрику о его неосмотрительности в случае с «Акулой пера». Черт возьми, как глупо получилось… Он повел себя как идиот. Неужели не понимал, насколько важна секретность? И я дурак! Нужно было подумать, что имею дело не со слизеринцем. Вот что мне стоило бросить на это чертово письмо чары самоудаления?» Но, несмотря на замешательство, Люциус оправился, хотя и с трудом. В конце концов, письмо было написано в очень расплывчатых выражениях, а это должно работать в его пользу. — Я помог ему создать небольшую фирму, чтобы иметь возможность анонимно публиковать книги, а также помогал с банковскими счетами. Незервуд нуждался в консультанте, который бы знал, как… вести некую деятельность тайно, — Люциус пожал плечами и чуть нахмурился. — Кто же мог сделать это лучше меня? — Но почему ты написал такое сердитое письмо? — Потому что Патрик был очень неосторожен. Я предложил ему создать некую фальшивую личность для этой деятельности, но он беспокоился о каких-то юридических последствиях. Меня же беспокоило, что его операции можно будет отследить, если не поостеречься. Незервуд просто не понимал, какой опасностью для него может обернуться разоблачение. — Мне хочется верить тебе, Люциус, пойми. Но я не могу точно знать: не скрываешь ли ты свою причастность к убийству. — Ну и по какой же причине я мог захотеть убить Патрика? — Возможно, он пытался как-то обмануть тебя. Люциус закатил глаза. — Ну… Деньги — это тот мотив, который вы никогда не сможете предъявить, министр. Если дело будет касаться меня. Кингсли с сожалением вздохнул, и Люциус понял, что, по крайней мере, этот раунд он выиграл. Какое-то время министр смотрел на сложенные перед собой руки и молчал. — И что… думаешь, у меня нет никакой возможности выяснить: не ты ли являешься автором Faim? Между ними повисла тишина. Люциус смотрел на Шеклболта и молчал. Он долго подбирал наиболее правильный ответ и наконец-то разомкнул губы: — На свете нет ничего невозможного, министр. Кингсли открыл было рот, чтобы что-то сказать, но так и не успел: дверь распахнулась и в помещение ввалились два аврора, явно не ожидавшие увидеть здесь министра магии. Один из них держа в руках нечто, очень похожее на смирительную рубашку, а у второго виднелся флакон из темного стекла. Малфой узнал его: это было обезболивающее зелье, единственное, которое он не успел спрятать и которое авроры забрали с собой. Люциус чуть прикусил губу. Чего-то похожего он и ожидал. Хотя… как бы то ни было, сегодня Шеклболт играл на его стороне, если только эта аврорская демонстрация не была лишь уловкой, которая позволила бы министру завоевать его уверенность. «Мда… с такими подчиненными, Кингсли, тебе и врагов, боюсь, не надо… Бесполезные и безмозглые куски мяса, которые замерли теперь у двери». Шеклболт медленно поднялся и выпрямился во всю высоту своего немалого роста. Люциус немного оторопел, поскольку выглядел сейчас министр весьма устрашающе. Нет, он не боялся, просто поймал себя на мысли, что не завидует этим остолопам, попавшим под горячую руку. — Господа, в чем дело? — рявкнул Шеклболт аврорам. — Сэр, он опасен, вы не должны оставаться с ним наедине, — ответил тот, в руках у которого была смирительная рубашка. — Вы забываете, что я был главным аврором. — Э-э, нет, сэр, конечно же, мы помним об этом… — Что это за зелье? Авроры переглянулись. Потом тот, который держал флакон, заговорил: — Просто… мы подумали, что Малфой был тем, кого арестовали в Департаменте тайн. — Не говорите глупостей. Я прекрасно знаю, кто такой Люциус Малфой. Кто это санкционировал? — Старший аврор Пелл, сэр. — Какое право имеете вы или старший аврор Пелл применять смирительную рубашку и какие-то зелья к тому, кого Визенгамот еще не признал не то что виновным, не признал даже подозреваемым? Вам прекрасно известно, что у нас нет никаких фактов против него, за исключением какого-то невнятного письма, которое можно назвать угрожающим лишь с большой натяжкой? И это отнюдь не прямая улика, а в лучшем случае косвенная! — Но сэр… при всем к вам уважении, этот человек — Пожиратель Смерти. — Я был Пожирателем Смерти, недоумок, — прорычал Малфой. — Тихо! Замолчите оба! — прогремел голос Шеклболта. — Ваши имена, авроры? Эти двое снова переглянулись, правда, на этот раз немного испуганно. — Аврор Фрателло. — Тиббинс. — Что ж, господа Тиббинс и Фрателло, вы без оплаты отстраняетесь от должностей до окончания дисциплинарного слушания, которое решит: имеете ли вы право выполнять свою работу или ваши лицензии авроров будут отозваны на неопределенный срок. Пребывая в шоке, Люциус все же сдержался и только слегка приподнял брови. Но аврор Тиббинс оказался возмущен этим решением, он даже не потрудился скрыть этого. — За что?! Люциус Малфой — убийца, и место ему в Азкабане! — в его голосе зазвучала ярость. — Мы всего лишь собирались поступить с ним так, как он заслуживает! Но в этот момент произошло нечто непредвиденное: в кабинет, не обращая внимания на машущую руками секретаршу, пребывающую в откровенной панике, ворвались три человека. — Простите, министр! — взволнованно начала она. — Они не слушали меня! Я пыталась остановить… — Я адвокат господина Малфоя! — громко перебил ее один из мужчин. Он был пожилым худощавым человеком очень высокого роста, чей голос, однако, звучал почти громогласно. — Объясните мне, почему сообщение от моего клиента было доставлено с опозданием на четыре часа. Из-за якобы заблудившейся совы. Поверьте, я подам жалобу! Это возмутительно! — А это что еще за хрень? — требовательно спросил второй человек, выходя из-за разъяренного адвоката и указывая на Фрателло, все еще державшего в руках смирительную рубашку. — Мистер Малфой, держите себя в руках, — успокаивающе сказал Кингсли. — Не собираюсь я успокаиваться! — почти взревел Драко, делая еще шаг вперед. — Мой отец не сделал ничего, за что вы могли бы его арестовать. И уж тем более вы не смеете пытать его! — Фрателло, отдайте мне ее, — протягивая руку, приказал Кингсли. Ошарашенный аврор нерешительно протянул ему рубашку. Министр тотчас сжег ее заклинанием. — И что же вы задумали? — возмущенно поинтересовался третий человек, указывая на Тиббинса. — Значит, вы планировали, используя обезболивающее зелье в качестве инструмента шантажа, добиваться признания в преступлении, которого не совершал? Как мило, министр, выяснить, что британское министерство одобряет это. Действительно, к чему Круциатус, когда можно просто не давать избавиться от боли страдающему человеку? — Это не ваше дело! — отчаянно прорычал ему в ответ Тиббинс. — Тиббинс, немедленно выйди отсюда. И если зелье не вернется туда, откуда его взяли, клянусь, что брошу тебя в Азкабан! — ледяным тоном приказал Шеклболт. В понуканиях Тиббинс больше не нуждался. Он повернулся и быстро вышел из кабинета. А по пятам за ним вылетел и Фрателло. Посмотрев им вслед, Кингсли глубоко вздохнул, почувствовав, как голова наливается ноющей болью. — Извините, — сказал он, обращаясь к этому самому (третьему) человеку, в голосе которого отчетливо слышался иностранный акцент. — Но кто вы? — Я — личный целитель господина Малфоя. — Уверяю вас, вашего пациента никто не бил и никто не пытал. — Я верю вам, но с учетом присутствия аврора Тиббинса во время ареста, все же хочу убедиться в невредимости Люциуса Малфоя лично, — вздохнув, развел руками Терезиас и подошел к Люциусу. Сказать, что Малфой был удивлен появлением этих троих, означало бы не сказать ничего. Но он без слов подчинился Терезиасу и позволил осмотреть себя. — У моего пациента, как вы выразились, имеется в наличии не менее восьми свежих ушибов. По-моему мнению, ваши люди, доставляя Люциуса Малфоя сюда, повели себя несколько грубее, чем было необходимо, — отчеканил в итоге Смит. Конечно, Люциус уже не раз видел своего целителя по-настоящему разозленным, но, сказать по правде, такого ледяного голоса у Терезиаса слышать ему не доводилось еще никогда. Даже стало интересно: отдавал ли себе отчет Смит, что обращается сейчас не к кому-нибудь, а к британскому министру магии. — Мы обязательно выясним обстоятельства ареста, — тон Шеклболта был сух, но сдержан. — Прошу извинить, джентльмены, я должен переговорить со своими подчиненными. Допрос господина Малфоя начнется через час. Можете использовать это время, чтобы пообщаться с ним. Он вышел, оставив четырех человек в маленькой и темной комнате для допросов. Дверь захлопнулась… Началась разработка стратегии. ______________________________________________________________________________ Джо-Джо без устали занималась уборкой квартиры уже который час, и Гермиона не останавливала ее. Она уже знала, что единственный способ помочь эльфийке успокоиться — это позволить той загрузить себя работой. Уже сейчас скромное жилище Гермионы выглядело в десять раз лучше, чем раньше. Поначалу она попыталась присоединиться к уборке, но Джо-Джо категорически отказалась от помощи. Вздохнув, Гермиона попыталась хоть чем-нибудь занять собственный мозг. Ожидание сводило ее с ума. Взгляд натолкнулся на сумку, наполненную толстыми стопками пергамента, которые и были текстом Soif. Текстом той самой (последней) книги, над которой трудился Люциус. И которую Гермиона, уважая его просьбу, так до сих пор и не прочла. На какое-то мгновение ей вдруг ужасно захотелось наконец-то прочесть Soif, тем более что Люциус нипочем бы не узнал об эдаком коварстве. Она даже потянулась к рукописи… но остановилась. И отдернула руку. Сказать по правде, ей стало страшно, ведь в теперешнем состоянии некоторые отрывки могли просто убить ее. ______________________________________________________________________________ В углу небольшой комнатки для допросов Драко негромко обсуждал что-то с адвокатом семьи Малфой, которого звали Авасалом Грир. Под предлогом исцеления синяков Люциус с Терезиасом находились в противоположном углу. — Твои ежедневные таблетки, держи, — тихонько шепнул Терезиас, пока никто не смотрел на них. «Господи… — Малфой посмотрел на протянутую руку целителя. — Никогда не думал, что каждый день принимаю столько лекарств…» И действительно, обычно он брал их по одной, а не так, как сейчас — целой горстью. Смит же, вручив лекарства, тотчас протянул и стакан с водой. — Пей. Сейчас же, — тихо приказал он, и Люциус послушался, тем более что его страшно мучила жажда. — Хорошо… — Смит одобрительно кивнул, тут же бросая взгляд на Драко и адвоката. — Мы должны будем сообщить им о твоем… проклятии. Я не хочу, чтобы ты пропускал прием лекарств. Тем более сейчас, когда у тебя явное улучшение. Люциус нахмурился. Ему не хотелось обсуждать свою болезнь с Гриром, да и с Драко тоже. А еще меньше он хотел, чтобы об этом узнал весь свет. — Откуда ты узнал? Поговорил с Гермионой? — Конечно. Это она нашла меня и обо всем рассказала. Внутри у Малфоя что-то ухнуло вниз. Долгое время его ни капли не заботило то, что Терезиас абсолютно ничего не знал о его прошлом. Впрочем, Смита тоже не сильно волновало, кто же такой Люциус Малфой. Он был просто доволен появлением в своей практике богатого пациента и не сильно интересовался особенностями его биографии. Но теперь… когда Терезиас пришел сюда, Люциус не мог воспринимать его иначе, как своего достаточно близкого друга. И это странно беспокоило привыкшего никому не доверять Малфоя. — Всё? — тихо спросил он. — Всё, что сочла нужным. И я не знаю, действительно ли это было всё, — пожал плечами Терезиас. — Думаю, о моем прошлом уж точно… — вздохнул Люциус, — ты же видишь, что тут происходит. Просто… я боялся, что ты перестанешь общаться со мной, если узнаешь о… — Люц, я целитель, а не судья! — Смит нахмурился и покачал головой. — Я знаю тебя сейчас. И скажу откровенно: почти не могу поверить в то, что ты был сторонником Волдеморта. — Это действительно так. Но тогда я был другим человеком, пойми… Смит вздохнул и потер виски. — Прекрати оправдываться. Я считаю, что каждый имеет право на ошибку, — он устало улыбнулся. — Об этом Гермиона тоже сказала. Кстати, она ужасно переживает из-за тебя. На прощанье даже добавила: если не подключусь и не начну помогать тебе, то меня ждут большие неприятности. И впервые за последние часы Люциус широко улыбнулся. ______________________________________________________________________________ — Будь проклята эта чертова жара, — негромко ругнулся Рон. Гарри вздохнул. Как обычно, Рон говорил, конечно, правду, но это ничем не могло помочь им. Иногда Гарри даже хотелось, чтобы друг наконец-то понял: его постоянные жалобы на какую-то нежелательную ситуацию лишь усугубляют эту самую ситуацию еще сильней. С выполнением задания они, нужно сказать, не продвинулись пока ни на шаг. Конечно, поначалу они очень обрадовались, узнав, что им поручено реальное аврорское расследование. Более того, расследование это касалось ни кого-нибудь, а Люциуса Малфоя, в чью невиновность они не верили совершенно. Поэтому и Гарри и Рон прибыли из тренировочного лагеря на задание с твердым намерением отыскать улики, которые позволят «навсегда засадить этого старого ублюдка в тюрьму». Однако их героические планы немного не совпали с реальностью, а точнее, совсем не совпали. Вместо этого молодые стажеры оказались в каком-то крошечном (похожем на деревню) городишке Тосканы, неподалеку от которого располагалась вилла арестованного Малфоя, где пришлось методично опрашивать всех попадающихся на пути маглов. Опрашивать, надо сказать, безрезультатно, поскольку не могли даже представиться британскими аврорами. Гарри было решил, что им поможет форма итальянских карабинеров, но его приятель только выругался, услышав об этой идее. Рон категорически не верил, что кто-нибудь из этих маглов сможет хоть что-то рассказать им о Люциусе. И действительно, каждый человек, которому задавался вопрос, либо пожимал плечами, либо отвечал, что никогда не видел человека с фотографии (специально зачарованной, чтобы оставаться неподвижной). Или же, на худой конец, упоминал, что видел его в городе, но ничего не знал о нем. Было удивительно, что Малфой вообще потрудился зайти в городок, учитывая, что здесь жили только маглы, а Рон с Гарри прекрасно знали, как Люциус Малфой относится к ним. Вероятно, у него и впрямь была какая-то острая необходимость в этом посещении. — Да почему вообще эти люди должны что-нибудь знать о Малфое? — кипятясь, Рон пнул лежащий на дороге камень. — Даже если его и видели, он же, наверняка, не рассказал им о себе ничего! Друзья приближались к последнему дому на длинной извилистой улочке под названием Бриатор. — Убедимся, когда опросим всех, — вздохнул Гарри. — Не думаю, что от нас ожидают каких-то открытий. И отправились мы сюда просто для порядка. Кто-то же должен был это сделать. — Ну да, ну да… Поэтому отправьте туда новичков. Нет, ну а что! Отличная подготовка к настоящей аврорской деятельности. Гарри ничего не ответил, поскольку ответить ему было нечего. Конечно, Рон был прав. И все же… Гарри радовался, что начальство поняло одну простую вещь: они с Роном уже готовы участвовать в реальных расследованиях. И они выполнят это задание, каким бы скучным и бессмысленным оно не казалось. — Я сам поговорю, — бросил он Рону и позвонил в последнюю калитку. — Ой, да пожалуйста! — ухмыльнулся тот. ______________________________________________________________________________ Уснувшая на диване Гермиона проснулась и вскрикнула, когда Терезиас появился в камине. Смит никак не прореагировал на это, только посмотрел на нее. Покраснев, Гермиона поднялась. — Что? — требовательно спросила она. — Что сказать… адвокат у него, по правде говоря, монстр. — Меньшего я и не ожидала. — Да уж… Он, конечно, ужасен, но очень убедителен. Люциус объявлен человеком, представляющим интерес для следствия. И помещен под домашний арест. — Домашний арест… — упавшим голосом повторила Гермиона. — Да, в поместье Малфоев. Она тяжело опустилась обратно на диван, одновременно ощущая отчаяние, смешанное с облегчением. — Но как… как вам удалось добиться этого? — Мы вынуждены были рассказать им о проклятии. Я поклялся, что Люциус нуждается в ежедневном лечении. И что условия содержания в тюрьме будут реально угрожать его здоровью. Гермиона облегченно выдохнула. — Значит… завтра утром все бумаги будут готовы? — Почти уверен, что так и будет, но не могу гарантировать. — Интересно, — она покачала головой. — Что разлетится по газетам быстрее: новость о том, что Малфой смертельно проклят или тот факт, что он «представляет интерес для следствия» по делу об убийстве? — Полагаю, скоро мы обязательно узнаем, — Терезиас оглядел безупречно убранную квартиру. — Где я буду спать? — В комнате для гостей, — ответила Гермиона. — Вторая дверь слева. А когда через полчаса она заглянула, чтобы посмотреть, как он устроился, Терезиас уже крепко спал, уткнувшись лицом в подушку и укрывшись стеганым одеялом почти с головой. К Гермионе же сон так и не шел. И хотя она была страшно измучена сегодняшним днем, уснуть почему-то не получалось. Понятно, ей было радостно, что Люциус все-таки не в Азкабане, он не остался на милость людей, которые уже заранее решили обвинить его. Плохо было другое… Его до сих пор не очистили от подозрения в убийстве. Она знала, как быстро министерство может изменить свое решение. Если бы они подчинялись лишь общественному мнению, то оставили Люциуса в заключении. И тогда у нее остался бы только один выбор… Рассказать им всю правду. Но вот беда! Одна тайна, скрываемая Люциусом, уже стала известна, и Гермиона была уверена: ему ненавистна сама мысль, что все узнают о его болезни. Понятно, что, будучи сильным человеком, он принял эту болезнь, он даже научился с ней жить. Но… несмотря на свою силу, Люциус Малфой ко всему прочему был еще и очень гордым человеком. Промучившись бессонницей больше полутора часов, Гермиона решила выпить зелье. Рисковать тем, что завтра окажется такой же разбитой, как и сегодня, она не могла. В любой момент жизнь могла подкинуть ей все новые и новые проблемы. И она должна была оказаться к ним готовой. А для этого были нужны силы. Но еще неприятней казалось другое: Гермиону ожидало срочное возвращение на учебу, во Флоренцию. Причин, чтобы объяснить свои пропуски у нее совершенно не имелось. Более того, Гермиона отлично знала, что на занятиях будет не изучать анатомию с физиологией, а размышлять о том, кто же в действительности убил Патрика Незервуда… И мечтать о том дне, когда Люциус наконец вернется к ней.