Голод_Жажда_Безумие

Стоя в скудно освещенном коридоре Малфой-мэнора, Люциус вдруг поймал себя на мысли, насколько иной по сравнению с виллой кажется ему теперь собственная усадьба. И насколько по-другому здесь чувствует себя теперь он сам. Казалось, что в этом древнем, наполненном тишиной доме по-настоящему живут только вещи. Нет… на вилле тоже царила тишина. Но в Италии она словно бы поднималась до потолка и оставалась там, создавая иллюзию какого-то обволакивающего кокона, дарующего благополучие и покой. Здесь же Люциусу невольно казалось, что из тишины и полумрака на него вот-вот может наброситься какой-нибудь неведомый монстр. Вздохнув, Малфой постучал в дверь, к которой только что приблизился. Сказать по правде, он совершенно не понимал, почему позволил Нарциссе остаться здесь после развода. Разве что знал: ей не хочется возвращаться в дом своих родителей. Нарцисса никогда не любила посещать родительский особняк, даже когда старшие Блэки были еще живы. И Люциус не мог винить ее за это, считая, что у любого, кто вырос с Беллатрикс (а родители, безусловно, считали ту живым воплощением идеальной дочери для своего старинного семейства), несомненно, о детстве окажутся не только приятные воспоминания. А и наоборот. Да и потом, так или иначе, он все равно не использовал поместье. И даже, оказываясь здесь по делам, быстрей стремился вернуться в Тоскану. Пребывание в поместье было для него слишком тяжело. Его размышления прервала Нарцисса, в этот момент открывшая дверь. Одетая в халат, она выглядела необычайно удивленной. – Что ты хотел, Люциус? – спросила она, плотнее натягивая на себя синий шелк. Фраза прозвучала суховато и сдержано, но не холодно. И, уж конечно, гораздо приятней, чем то абсолютное презрение, которым она окатывала Люциуса в последние несколько раз, когда он пытался поговорить с ней. Малфой решил ответить так же: сдержанно и спокойно. – Завтра тебе предстоит узнать кое-какие новости. И я хотел бы проинформировать тебя о них прежде, чем это сделают газеты. Лицо ее еле заметно дернулось, и Люциус понял, что сейчас Нарцисса мысленно спрашивает себя, что же такого он мог натворить в этот раз и снова привлечь к себе внимание средств массовой информации. Тем более что, в этом Люциус был уверен, внимание это вряд ли ожидалось позитивным. – Хорошо, заходи. Он медленно переступил порог. Комната показалась ему чужой и незнакомой, в ней царил тонкий запах каких-то дорогих цветочных духов. Отделана она была в светлых пастельных тонах, контрастирующих с общей отделкой дома из тяжелого темного дерева, но в целом, несмотря на внешнюю легкость, выглядела словно бы неуместной и… ненастоящей. Будто готовилась исчезнуть по мановению палочки и превратиться в ничто. Нарцисса присела на кушетку, стоящую в изножье кровати, и скрестила ноги. Поняв, что она специально расположилась ровно посередине, у вычурного туалетного столика Люциус взял маленький табурет и опустился напротив. – Ты как предпочитаешь: сначала хорошие новости или плохие? – А что, есть хорошие? – губы ее сжались почти в ниточку. Люциус ухмыльнулся. – Увы, нет. – Тогда без разницы. Это все равно ничего не решает. – Не совсем. Для тебя что лучше: идти от более плохого к менее или наоборот? – Начни с того, что хуже всего, – вздохнула Нарцисса. Малфою было не совсем понятно, что же именно она считает худшим… но начать стоило. – Ты готова? – Да, – она выпрямила спину. – Твоя покойная сестра прокляла меня во время моего заключения в Азкабан. И в результате этого я умираю. Не завтра и даже не через год, но… смерть уже догоняет меня. Нарцисса моргнула, явно не ожидая услышать нечто подобное. А когда первый шок прошел, бессознательно вцепилась себе в волосы. – Ну… давай уже. Вываливай все, что у тебя есть. Не сласти пилюли, – с сарказмом пробормотала она. – Я решил, что честность будет для нас самым лучшим. Прости, что понял это не сразу. – Это да… С честностью у тебя всегда были особые сложности. Отвернувшись от нее, Люциус вздохнул. Нарцисса еще не осознала того, что именно он сообщил только что. И по-прежнему несколько самодовольно воображала себя обиженной бывшей женой. – Цисси, когда я вышел из тюрьмы, то был почти на грани смерти. Я не сказал тебе, потому что не знал, как ты справишься с пониманием того, что это сотворила твоя сестра. Не хотел добавлять к твоим проблемам еще и эту или дать тебе повод вступить с Беллатрикс в противостояние. Это стало бы концом для всех нас, пойми. – Что же это за проклятие? – напряженно спросила та. – Одна из ее собственных задумок, которая разрушает способность организма бороться даже с самой безобидной инфекцией. Меня может убить любая простуда… Нарцисса сильно побледнела. Кажется, теперь элементы мозаики в ее голове начали соединяться. – Ты… ты был болен все это время? Малфой кивнул. – Но ты никогда ничем не болел до Азкабана… Люциус сжал зубы. Это была правда. До тюрьмы он действительно чувствовал себя превосходно. Нарцисса же тем временем закусила губу, а потом спросила вполголоса: – Это можно излечить? – Излечить – нет. Хотя, я нашел отличного целителя, который успешно борется с этой дрянью. Он изучает болезнь и подбирает мне эффективную терапию. Пока состояние стабильно. Но мы не знаем, надолго ли это. Твоя сестра… передо мной проверила проклятие на другом волшебнике, и он умер через пару месяцев. – Но почему… почему Белла сделала это?.. – по голосу было слышно, что она борется со слезами. – Как сестра могла поступить так? Люциус промолчал. Не стоило ухудшать ситуацию, объясняя, почему Беллатрикс пыталась его убрать. Но Нарцисса выяснила сама, и даже если бы не догадалась, предательства сестры это не отменяло. Внезапно она ударила кулаком по бедру. – Как же я хочу вернуть ее к жизни и убить снова! Сука! – Поэтому-то я ничего и не сказал тебе. Не хотел огорчать. – Не хотел огорчать?! – разъяренная Нарцисса вскочила на ноги. – А думать, что я проливала по ней слезы, что хоронила ее… считаешь, это нормально? – Не меняй тему, Цисси. Мне нужно, чтоб ты поняла: я оказался смертельно болен. Более того, заразен. И мог передать это проклятие тебе. – Это возможно? – Нарцисса глянула на него расширившимися глазами. – Пока придерживаюсь рекомендаций целителя – нет. Но именно страх навредить тебе и сыну заставил меня держаться от вас так далеко. – И после войны? – с легким сомнением спросила она. – После войны я искал целителя, который мог бы помочь. Поверь, и понадобилось время, чтобы найти его. Он живет и работает в Ванкувере. – Это Канада? Малфой кивнул. Нарцисса обессилено опустилась на кушетку. – Ты пытаешься доказать мне, что подозревая тебя в изменах, я ошибалась? А ты в это время лечился от смертельного проклятия у канадского целителя? – Это было бы… неплохим резюме нашей беседы… Опустив голову на руки, она глубоко вздохнула, но через секунду снова приподняла подбородок. – Почему ты ничего не сообщил нам?! – вопрос прозвучал более чем требовательно. – Я пробовал, ты этого просто не слышала. – Ну конечно! Я, значит, виновата. Усилием воли Люциусу удалось сдержать усмешку, едва не скривившую губы. – Рискну показаться грубым, но отказываясь верить своему мужу, когда тот говорит, что не изменяет тебе, ты просто его не слышишь. Точней, не хочешь слышать. Я дал тебе обет, Нарцисса, и не предавал его, пусть ты и не верила в мою верность. Почему бы тебе не поверить мне хотя бы теперь? – А что я должна была думать?! – Не знаю… Но, как женщина, прожившая со мной много лет, могла хотя бы не кидать в меня грязью, обвиняя в изменах направо и налево. – Хмф… – невнятно буркнула она в ответ, и Люциус был рад услышать это; ведь отсутствие у нее аргументов означало, что Нарцисса осознала хотя бы часть своей вины за случившееся между ними. «Быть может, я должен был заставить ее выслушать все это и раньше…Что ж… по крайней мере она узнала сейчас. И то хорошо». – И чтобы продолжить наш вдохновляющий разговор, должен сообщить, что меня посадили под домашний арест, как лицо, представляющее интерес для следствия по делу об убийстве, – он потянул штанину вверх, чтобы показать ей тяжелый металлический браслет, стягивающий левую лодыжку. – Боже мой, Люциус! – раздраженно воскликнула Нарцисса. – Я ничего не сделал, и рано или поздно они это выяснят. Хотя, уверен, что грязи на меня выльется еще достаточно. К счастью, теперь ты больше не носишь мое имя, так что можешь оставаться на расстоянии и наблюдать за всем издалека. Если, конечно, будет желание. Нарцисса закатила глаза. – Как мило с твоей стороны, – скрестив руки, она посмотрела на Малфоя. – Это все новости? – Нет. Есть еще одна. Приготовься, будут слухи, что я написал книгу, связанную с убийствами. Его бывшая жена насмешливо прыснула. – Ты? Написал книгу? – Знаю, смешно, – кивнул Люциус и, вставая с места, направился к двери. И уже оттуда он оглянулся на бывшую жену, вспоминая, как ему всегда нравилось, когда щеки ее розовеют от волнения. Он и сейчас откровенно наслаждался оттенком малинового на безупречной фарфоровой коже. Но… наслаждался теперь исключительно эстетически. Сердце молчало… Точней, горело, но для другой. Взглянув на Нарциссу в последний раз, он бросил: – Забавная штука жизнь, правда? ______________________________________________________________________________ Гермиона так и не отправилась сегодня на занятия. Чувствуя себя почти виноватой, она чуть ли не десять раз подходила к камину и, постояв возле него, разворачивалась и уходила. По правде говоря, состояние ее было близко к панике. Этим утром пришло письмо от Гарри, который поделился новостью: они с Роном оказались назначенными в число расследователей по делу об убийстве Патрика Незервуда. Казалось, он был счастлив, что Люциус Малфой находится под следствием. И что он (Гарри Поттер!) принимает непосредственное участие в поиске доказательств его вины. В действительности, от соприкосновения этих двух важных частей ее жизни Гермионе стало по-настоящему плохо: так дурно, что хотелось вырвать. Именно поэтому проснувшийся около девяти утра Терезиас Смит нашел ее в ванной, где, наклонившись над раковиной, Гермиона упорно боролась с приступом тошноты. – Надеюсь, ты не беременна… – пробормотал он, будучи немного ошеломленным. – Конечно, нет, – слабым голосом отозвалась Гермиона. – Это хорошо. Поскольку сей факт означал бы две неприятных вероятности: либо ты не предохраняешься с Люциусом, либо спишь с кем-то другим. И оба факта заслуживают очень неодобрительной лекции и нескольких срочных медицинских тестов. – Ты всегда по утрам так любезен? – Угу. У тебя кофе есть? Гермиона кивком указала на шкаф, где Смит и обнаружил банку с кофе. Он поставил на плиту турку и, опершись о разделочный стол, взглянул на нее еще раз. – И отчего же ты так взволнована сегодня утром? Вроде ж все не настолько плохо… – Так-то да... Просто… теперь расследованием занимаются двое моих лучших друзей, которые ненавидят Люциуса. А один из них так вообще является моим бывшим бой-френдом. Понимаешь, они мечтают упрятать его за решетку. Это их миссия, можно сказать, во всяком случае, сейчас. И я… я не знаю, как убедить их, что Люциус невиновен, и не обнародовать наши с ним отношения? Терезиас пожал плечами. – За тебя это сделают доказательства, пусть говорят они. Единственная проблема в том, что сначала тебе нужно найти эти доказательства. – Думаешь, это дело будут расследовать справедливо? – Думаю, да… – немного помедливший Смит кивнул. – Во всяком случае, ваш министр магии проследит за этим, – он нахмурился. – Мне кажется, он что-то скрывает. Что-то, что заставляет его чувствовать себя виноватым перед Люциусом. – Кингсли?.. – Гермиона удивленно приподняла бровь. – Когда-то я неплохо общалась с ним. Когда была в Ордене Феникса. Знаешь, мне всегда казалось, что он хороший человек. – Не сомневаюсь в этом. Просто… видишь ли, время от времени даже очень хорошие люди делают ужасные вещи. – Мне не верится, что я говорю нечто подобное, но если его гипотетическая вина сможет хоть как-то помочь Люциусу, то и ладно. Смит еще раз взглянул на нее. – Побудь здесь, я сейчас, – и вышел из кухни, правда, через минуту вернулся с парочкой флаконов. – Пей. Один от тошноты, второй поможет тебе успокоиться. Гермиона покачала головой. – Не нужно, мне понадобится ясная голова. Пойми, Терезиас, сейчас я должна быть способна думать. – А знаешь, что лишит тебя этой возможности? Паника и желание порвать всех обидчиков, – он разлил кофе по двум кружкам и добавил в одну из них зелья. – Так что пей! – Вообще-то я не люблю кофе… – Ничего, как-нибудь переживешь, – бесстрастно ответил Смит. – Просто выпей и все. ______________________________________________________________________________ Ему было так странно просыпаться в поместье Малфоев. С тех пор, как он ночевал здесь, прошло почти четыре месяца, и теперь Люциус откровенно скучал по простоте виллы. Глядя на обстановку собственной спальни Малфой-мэнора, он понимал, что теперь эти мрачноватые стены из чистого прохладного сланца словно бы давят на него, почти заставляя мозг закипать. «Черт! Какого драккла я позволил оформить свою спальню в таких мрачных и скучных тонах? Нет, получилось, конечно, очень богато. Но как же угнетающе…» Зная свою предрасположенность к пессимизму, сейчас он чувствовал себя как растение, горшок с которым вдруг переставили в неподходящее место. И самым обидным было то, что он прекрасно знал, где находится то самое «подходящее» место для него. Полное солнечного света и ярких красок, попасть в которое он сейчас не мог. Люциус вдруг вспомнил, что обстановка спальни угнетала его еще до отъезда в Тоскану. Теперь же это сочетание мрачных и тяжелых цветов напрочь лишало его настроения. Вздохнув, Люциус повернулся на живот, чтобы не видеть комнаты вообще. На самом деле, удручала не только собственная спальня, ненавистней всего оказалось другое: его вынудили просыпаться без Гермионы. Подумав о ней, Люциус вздохнул. «Молодец! Понятно, что сейчас она ведет себя так, как я и просил. Но, черт, я же знаю Гермиону… И знаю, что терпение ее отнюдь не безгранично. Нужно скорее вычислить убийцу Патрика, иначе она просто сорвется». Что греха таить… Какая-то его частичка безусловно оказалась весьма польщена тем, что Гермиона готова сделать ради него всё. Но слизеринская осторожность упорно возражала: обнародование их романа грозило новым витком проблем. И потом, Люциус всегда был сторонником эдакой непубличности частной жизни. Одна только мысль, что отношения с Гермионой будут полоскать везде, где можно, заставляла его брезгливо морщиться. Понятно, что при необходимости Гермиона конечно же признается во всем даже в ущерб своей репутации. И все же… если имелся способ разрешить проблему без пожертвования ее добрым именем, это было бы действительно прекрасно. Оставалось лишь понять, есть ли этот самый способ… Надо сказать, некоторые идеи у Люциуса были. И начинались они с редактора «Акулы пера», некоего Алоизия Паунда. Открытое письмо этого господина он прочел в том самом выпуске, что прислал ему Патрик незадолго до смерти. И письмо это, нужно сказать, показалось Люциусу явно преисполненным почти навязчивой заинтересованностью Faim, а особенно автором нашумевшего бестселлера. Возможно, Паунд готов был сделать буквально все, лишь бы узнать, кто же это. ______________________________________________________________________________ Сидя за письменным столом, Гермиона отчаянно пыталась сформулировать осторожный и уместный ответ на письмо Гарри. «Боже… Если б я не контролировала себя, то в защиту Люциуса могла бы возникнуть самая настоящая диссертация. И Гарри обязательно подумал бы, что это очень странно. И, скорей всего, мы бы даже поругались. Но… если я не найду способ как-нибудь сказать ему, что не стоит никого осуждать заранее и без доказательств, то просто перестану быть собой! Черт! Но как мне оформить все это, да еще и без нравоучений?» С мучительным стоном она опустила лоб прямо на столешницу. ______________________________________________________________________________ Странно, но завтрак прошел менее мрачно, чем Люциус ожидал. Правда, один из членов семьи на нем не присутствовал вовсе. – А где Драко? – дрогнув бровью, поинтересовался Люциус. Подняв взгляд от Ежедневного Пророка, нахмуренная Нарцисса даже не попыталась придать лицу более приветливое выражение. Однако он знал, что раздражение бывшей миссис Малфой направлено отнюдь не на него. С ее стороны заняться чтением газет сегодняшним утром было явным проявлением какого-то своеобразного мазохизма. А Люциус никогда не страдал им. «Нет уж, спасибо! Увольте…» – Он превратил одну из спален в спортзал, так что он там, – наконец ответила она. Люциус кивнул, а потом, несколько секунд понаблюдав за своей бывшей женой, поинтересовался еще раз: – Скажи на милость, для чего ты все это читаешь? Нарцисса фыркнула от отвращения и сложила газету. – Чтобы знать, кого внести в список своих врагов. Люциус усмехнулся и зачерпнул с тарелки ложку овсянки. Что ни говори, он был весьма рад не оказаться в черном списке Нарциссы Малфой, точней, теперь уже Блэк. ______________________________________________________________________________ С надеждой открывая письмо, Гарри почти пребывал в уверенности, что Гермиона ответила согласием на его предложение о совместном обеде. Ведь они с Роном оказались в Италии, и это была прекрасная возможность встретиться всем вместе. А тем более еще и вариант собрать двух своих лучших друзей на одной территории без возможности убить друг друга. Ну, или устроить публичную ссору. Нет, конечно, Гарри не был оптимистом, верящим в то, что эти двое готовы к разговору в принципе. Рон все еще очень сердился на Гермиону и по-прежнему был так же слеп. Точней, по-прежнему так и не понял причин разрыва. Сказать по правде, Гарри и сам не мог утверждать, что разобрался во всех нюансах их разрыва, но одно он знал точно и знал всегда: Рон и Гермиона были людьми с разных планет. Еще на четвертом году обучения он понял, что Рон влюблен в Гермиону. И, честно говоря, не ожидал, что Гермиона ответит на чувства Рональда. Хотя и был рад, когда это произошло, поскольку смотреть, как твой друг страдает от безответной любви, удовольствием было так себе. Беда была в одном: Рон, казалось, вообще не понимал, каким он был счастливчиком – Гермиона выбрала именно его. Он просто не мог признать, что отношения с такой женщиной, как Гермиона, требуют определенной работы над этими отношениями и над самим собой. Постоянной продуманной работы. Но Рон почему-то был убежден, что победу над женщиной, случившуюся однажды, можно считать окончательной и бесповоротной, и больше над отношениями не работать. Просто жить себе дальше и жить… Но Гарри-то знал, что это не так. Потому что ему самому досталась очень непростая женщина. Джинни. Быть может, она была не такой умной, как Гермиона, но она, безусловно, была очень неглупой, умела упрямо отстаивать свою точку зрения, и еще… Джинни (так же, как Гермиона) была женщиной, которая жила по своим собственным принципам. И ожидала, что ее партнер если и не примет их, то, во всяком случае, признает право на их существование. Гарри четко осознавал, что за любовь Джинни ему еще придется бороться… И, черт возьми, ему даже нравилось это! Гарри как раз и нужна была именно такая женщина, и теперь, узнав ее лучше, он понятия не имел, как жил бы без нее. По правде говоря, Гарри всегда думал (просто никогда не говорил об этом вслух), что идеальной спутницей для Рональда стала бы барышня, чем-то схожая с его матерью. Но Гермиона… она была бесконечно далека от этой роли. Нет, ясно, что Гермиона могла бы делать (да, собственно, и делала) всё, чего ожидал Рон. Но, зная эту девушку уже много лет, ему не верилось, что подобная жизнь могла бы привлечь ее. «Черт! Ну вот как… Почему, спрашивается, Рон не обращал на это внимания?» Ему казалось, что они с Роном достаточно хорошо знали Гермиону, а уж Рону и подавно следовало бы знать, чем живет его любимая. Но Рональд об этом не задумывался, продолжая винить ее за произошедшее перед всеми друзьями и знакомыми. Нужно было признать, что таких слушателей становилось все меньше и меньше. Да что уж там… Даже Гарри устал слушать его. Уже дважды он приказывал Рону заткнуться; а ведь это был его лучший друг. Помнится, в первый раз Рон был просто в ярости, во второй же – развернулся и молча ушел. И, на взгляд Гарри, уже это являлось для Рональда Уизли большим прогрессом. Куда не крути, импульсивный Рон был его лучшим другом, и Гарри ни за что не стал бы предавать его. Он украдкой взглянул на угрюмого приятеля, шагающего рядом, и свернул на тропинку, что вела к вилле Малфоя. Опрос маглов был уже закончен: разговор с итальянцами, живущими в последнем доме по улице Бриатор, по-прежнему ничего не дал молодым аврорам. Как и все предшествующие жители, мужчина с женщиной лишь скупо отвечали на вопросы да подозрительно поглядывали на заявившихся в их дом чужаков. Вот почему Гарри так обрадовался сове, принесшей письмо Гермионы. Правда, содержание письма оказалось несколько другим, чем ожидалось ему. «Дорогой Гарри, Я так рада получить весточку о тебе и Роне. Приятно слышать, что у вас наконец-то пошла реальная работа. И приступили вы не просто к рядовому заданию, а к такому громкому делу! Я не удивлена, что Малфой запутался в чем-то подобном, но должна предупредить тебя. Конечно, легко предположить, что его вина (особенно для вас с Роном) очевидна. В конце концов, мы трое знаем, на что способен этот человек. Главное, чтобы ты помнил о справедливости, о честном, не предвзятом отношении, о том, что, будучи аврором, обязан ко всем относиться одинаково. И не позволял никому и ничему помешать твоей объективности. Помни: за вами будут наблюдать, хотя бы потому, что опыта у вас еще немного. Не давай никому возможности скомпрометировать себя и ищи улики, действительно важные для расследования. Надеюсь, у вас все получится. И знаю, что ты поступишь правильно. Дай мне знать, когда мы сможем встретиться за обедом. Подозреваю, что ты, скорей всего, захочешь привлечь к этому и Рона. Зови, если хочешь, меня это не волнует. Я и впрямь надеюсь, что Рон повзрослел. Только предупреди, что я не собираюсь сидеть и выслушивать его оскорбления. Поэтому пусть приготовится держать язык за зубами. Когда сообщишь мне о времени, я скажу о месте, где можно будет пообедать. Удачи в расследовании. Помни, я всегда гордилась чувством справедливости, присущим тебе! Люблю тебя, Гермиона» Гарри улыбнулся. Это была привычная и всегда правильная Гермиона Грейнджер. «Мда… Мне уже не раз говорили о комплексе героя, защищающего всех, кто в этом нуждается. Но меня никогда не поймают на защите Люциуса Малфоя. С другой стороны, это хорошо, что у Гермионы есть склонность к каким-то небольшим, но очень важным мелочам, на которые я просто не обратил бы внимания». Её совет был действительно хорош. Так или иначе, объективность являлась ключевым пунктом в расследовании любых преступлений. И понятно, что старые воспоминания и эмоции потенциально могли бы помешать его способности ясно увидеть детали этого дела. А в такой ситуации можно было ожидать и вовсе отстранения аврора. Гарри вдруг подумалось, что наступил момент истины. Нужно было признать, что какой-то мельчайший кусочек его души (где-то один процент, не больше) все-таки допускал, что Люциус Малфой может быть невиновным, и лишать его этого шанса было бы по-настоящему подло. Пусть этот один процент и был ничтожно мал, но!.. В любом случае он был больше нуля. И, по мнению Гарри, это было здорово. – От кого? – поинтересовался Рон, кивком указывая на письмо. – От Гермионы. – Хмф... И чего говорит? – в его голосе (впрочем, как всегда) явно слышались обвиняющие нотки. – Рон! Это же Гермиона. Просто. Наша. Гермиона, – с нажимом напомнил Гарри. Тот благоразумно промолчал. ______________________________________________________________________________ Драко оглядел книжный магазин. Понятно, что он позаботился о том, чтобы посетить книжную лавку в Хогсмиде, а не направился в Косой переулок. К счастью, народа, чтобы прокомментировать его покупку Faim, было здесь не так уж много. И для Драко это было немаловажно, особенно теперь, когда у него появились информация, что эту знаменитую скандальную книгу мог написать его отец. Поначалу Драко показалось, что одна только мысль об авторстве Люциуса невероятно смешна. Он никогда не видел, чтобы отец когда-нибудь писал что-то. Но потом вспомнил их последнюю встречу у психотерапевта и понял, как мало он знал об этом человеке – о собственном отце. О человеке, уже несколько лет страдающем от смертельного проклятия в полном одиночестве. «Твою ж мать! Что?! Что еще ты не рассказывал мне, папа? – мысли продолжали и продолжали бурлить в голове Драко, пока он искал на полках лавочки Faim. – Я должен знать всё!» Он не был уверен, найдет ли в книге хоть какие-то объяснения, но… если история была написана Люциусом, он должен был понять это. Должен узнать отца. ______________________________________________________________________________ Искать что-то в самой большой комнате виллы было бесполезно: там уже потрудились авроры, пришедшие арестовать Люциуса, и весь первый этаж оказался разгромлен. Поэтому-то они сразу отправились наверх, и разошлись с Роном по разным комнатам. Нет, Гарри нисколько не удивило, что Люциус Малфой много читал. Привело в замешательство другое: на тумбочках у кровати лежало несколько магловских книг. Понятно, что и сам Гарри не считал себя особым знатоком литературы, но магловскую классику он не мог не узнать. Тетя Петуния постоянно смотрела по телевизору фильмы и сериалы, снятые по классическим романам. И это, собственно, можно было смело приравнять к чтению книг. Первым ему в руки попался том Льва Толстого. «Анна Каренина». Понятно, что эту книгу можно было назвать книжным монстром. Гарри усмехнулся: Гермиона, наверняка, сказала бы, что она «для легкого чтения». Затем шла «Машина времени» Герберта Уэллса, которую Гарри читал еще в магловской школе приблизительно за год до того, как узнал, что он волшебник. И последней, по иронии судьбы, в стопке оказалась «Как важно быть серьёзным» Оскара Уайльда. «Как странно… Неужели Малфой стал более терпим к маглам? Люди в городишке ведь тоже сказали, что видели его, и, кстати, ни разу не упомянули, что он был груб или снисходителен. Неужели же Люциус дошел до того, чтобы читать магловскую литературу?» Сказать по правде, Гарри оказался страшно озадаченным, но одежда Малфоя, найденная в шкафу, удивила его еще больше. Если бы он следил за гламурными журналами волшебного мира, то обязательно увидел бы в одном из них статью о все больше растущем числе чистокровных магов, увлекшихся магловской одеждой. И увидел бы колдографию, приложенную к статье, на которой оба Малфоя шествовали по Косому переулку в классических кашемировых тренчкотах. Понятно, что Гарри этого журнала не видел, хотя доказательства терпимого отношения Люциуса к вещам, сделанным маглами, были сейчас перед ним. Смущенный, он оставил одежду Люциуса в покое: рыться в чужих вещах было неловко. Казалось, будто подглядывает за Малфоем в окно или замочную скважину. А зубная щетка, шампунь и прочие повседневные вещи, увиденные в ванной, лишь напомнили еще раз, что Люциус был всего лишь человеком. Гарри вздохнул. «Конечно, было бы гораздо легче, если б о Малфое можно было думать как об исчадии ада...» Работали они с Роном безмолвно. Нужно было отдать приятелю должное: берясь за какое-то дело, тот становился очень внимательным и дотошным, руководствуясь единственной целью – не пропустить ни одной мелочи и довести расследование до конца. Чуть завидуя терпению друга, Гарри заставил себя сосредоточиться и продолжил осмотр, со временем втянувшись в размеренный рабочий ритм. Он не знал, как давно продолжает обыск, когда в одном из ящиков стола нашел тоненький журнал. Разгладив смятую, будто намоченную когда-то водой, обложку, Гарри прочел причудливое название: – «Акула пера»… – негромко пробормотал он. – «Для взыскательных читателей волшебной литературы», – и перелистал несколько страниц. – Хм… Гермионе, пожалуй, понравилось бы. Гарри перевернул еще одну страницу и вытаращил глаза. – Рон! Но приятель ничего не ответил. – Эй! Рон! – Чего? – крикнул наконец тот из соседней комнаты. По-видимому, он уже закончил осмотр, поскольку уже в следующую секунду появился на пороге. – Мне кажется, я кое-что нашел! – Я тоже, – ответил из дверного проема Рон, в руке которого, облаченной в перчатку, виднелись хорошенькие и очень смелые женские трусики. – Гляди! Или Малфой сменил пол, или… он просто любит гостей. Особенно женского пола. Ты здесь случайно бюстгальтера подходящего не видел? Гарри усмехнулся. – Нет. Зато я нашел статью в литературном журнале. Кажется, его редактор немного одержим, так страстно хочет выяснить, кто же автор Faim. – Дай посмотрю, – Рон потянулся к нему. – Вот, кстати, держи мой трофей. С брезгливой гримасой Гарри взял у него трусики, которые (слава Мерлину!) казались чистыми, и, пока Рон изучал статью, поинтересовался: – Где ты их отыскал? – Под матрасом у самого изголовья. Почти сползли на пол. Гарри повертел трусики в руке и увидел небольшую бирку, оказавшуюся знакомой. «Агент-провокатор». – Это же знаменитый, даже скандальный магловский бренд… – тихонько присвистнул он. Рон оторвал взгляд от журнала. – Вот это? – между его бровей появилась легкая морщинка. – И что же оно значит? Гарри кивнул. – Это значит, что у Малфоя были отношения с маглой или с маглорожденной ведьмой, знакомой с этим брендом. Кто бы она ни была, эта женщина могла бы стать свидетелем или хотя бы дать нам какую-нибудь зацепку, над которой можно было б поработать. Нахмурившись, Рон закрыл журнал. – Не хочу играть в пользу Малфоя, но думаю, нам нужно разыскать этого… Алоизия Паунда. И допросить его. В своей статье он не то чтоб угрожает убить этого автора, но чем-то неприятным все-таки угрожает. А здесь, на вилле, делать больше нечего. Мы уж и так все осмотрели. – Согласен. – Держи, – Рон протянул журнал обратно. – Не хочу присваивать себе вещь-док. Поначалу не понявший ничего Гарри вопросительно посмотрел на него, но потом улыбнулся. – Мы нашли обе вещи вместе, и в любом случае нашли больше, чем авроры, приходившие его арестовывать. Ничего не ответив, Рон только ухмыльнулся. И друзья вместе аппарировали в Министерство магии. Примечание: «Agent Provocateur» – знаменитый скандальный бренд, входящий в ТОР-3 мировых производителей эротического белья и парфюма.