Голод_Жажда_Безумие

Праздники прошли в тумане радостного безумия. Люциус не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя так легко, как во время них, возможно, когда Драко был еще очень маленьким. Тогда вообще все было намного проще. Когда кончился январь, Гермиона вернулась к своим занятиям. И это снова оставило его в одиночестве. Задача предстояла нелегкая, и через два часа в первый же понедельник он понял, как сильно скучает по ней. Она была нужна ему, чтобы успокоить разум. Раньше Люциусу всегда было легко отвлечься от того, насколько сильно он привязался к ней. Теперь же он в мельчайших подробностях понимал, почему некоторые люди ведут себя так по-идиотски бессмысленно, когда речь заходит о любви; постепенно любовь становится как бы их пищей, а вместе с ней им мало что еще было нужно. И это все еще пугало его. Подобную глубину чувств он испытал лишь однажды, когда родился его сын. Но теперь... теперь все было даже превосходящим прежнее. И то, что чувствовал он сейчас, резко вырывало его из тьмы, в которой он обитал, и выталкивало в некий блестящий мир новых возможностей. Это был первый раз, когда он почувствовал, что сделал действительно что-то великое. Нет, даже не так... впервые за очень долгое время он почувствовал, как в нем пустил корни зародыш надежды. Надежда эта была опасна. Опасна и красива, и, вероятно, единственная причина, по которой он был жив сегодня. Циник, давно живущий в нем, считал довольно глупым хвататься за что-то настолько эфемерное, настолько тонкое, но, увы, без этого не за что было держаться вообще. "Что будет со мной, если Гермиона..." Но он не мог остановить себя от этих мыслей. А если она уйдет? А если с ней что-то случится? А что, если... Люциус знал, что напрасно мучает себя. Но, как все знали, но редко говорили, вместе с любовью пришел парализующий страх потери. Ему было хуже, гораздо хуже, потому что это было впервые в жизни, когда он так глубоко заботился или нуждался в ком-то. Его защитные инстинкты кричали ему, чтобы бежал, потому что контролировать происходящее он уже не мог, а неизбежное заставляло его делать то, чего он не хотел. Постепенно Люциус вообще впадал в депрессию. Разве прежде не осуждал он подобные слабости? Где был тот человек, который несколько месяцев назад поклялся никогда не поддаваться страху? Тот, кто не побоялся утратить над собой контроль и отдал себя на волю обстоятельств и судьбы? Разве не именно все это и привело его на такой уровень счастья? Почему же он просто не может довольствоваться только этим? И вдруг Люциус ощутил, что здесь, на вилле, он начинает задыхаться. Ему срочно надо было оказаться на свежем воздухе. Он набросил на себя мантию и вышел из дома. _____________________________________________________________________________ Нечасто Паоло встречал своего бледного английского друга у себя на крыльце. Паоло приблизился, на ходу понимая, что Лучано очень расстроен. Очень странно, что в январе, сразу после новогодних праздников он оказался здесь, перед его домом. Не говоря ни слова, Паоло впустил его внутрь. Лучано двигался за ним как призрак. Паоло занялся приготовлением чего-нибудь горячего. Первым его побуждением было сварить кофе, но, подумав о госте, он передумал и полез в шкаф за скудным запасом чая. На самом деле это абсолютно не имело значения: Лучано здесь был совершенно не для этого. Паоло принес дымящиеся кружки в гостиную и уселся напротив своего друга, готовый дождаться, когда тот заговорит. Это не заняло много времени; чай растопил колебания Люциуса. — А ты когда-нибудь... боишься потерять Элизабетту? Паоло долго смотрел на струйки пара, поднимающиеся из его кружки, а потом поднял глаза. — Нет. — Но почему? — выплюнул Люциус. — Как? — Я просто знаю, что ничто не заставит этого случиться. — А как насчет вещей, которые ты не можешь контролировать? Что, если с ней что-то произойдет? Или если вы отдалитесь друг от друга, поссоритесь, и это будет невозможно решить... а она встретит кого-то другого? — вопросы сыпались из него с маниакальной быстротой. — Если вы отдаляетесь друг от друга, не можете разрешить ссору или заставляете смотреть на кого-то другого, ты не способствуешь сохранению любви. — О чем ты? — Понимаешь, любовь... она ж не дается нам просто так. Она меняется как и все остальное. И вы оба должны работать над этим. Честно говоря, достаточно трудно любить себя иногда, да? И, должно быть, так же нелегко любить кого-то еще. В этом вся и прелесть. Вот что делает ее такой замечательной. — Замечательной? — тихо спросил Люциус. — Да я просто разваливаюсь от своих опасений. Я не могу перестать думать, что рано или поздно Гермиона уйдет от меня. Что наши чувства просто иллюзия, — он на мгновение уставился в пол. — Или что еще хуже, я вообще не сделаю ничего плохого, а она просто ... просто будет двигаться дальше. — Не думаю, что Гермиона так поступит, — услышав тихий смешок Паоло, Люциус поднял голову. — Ты глубоко увяз, мой друг, но она рядом. Она рядом с тобой. — Пока, — пробормотал Малфой. — А как насчет того дня, когда она проснется и поймет, что я старик? Старик, который не может дать ей все, что она хочет или заслуживает... — А что, уже есть кто-то другой? Есть тот, с кем ей будет лучше? Резкий вопрос Паоло заставил что-то внутри него вспыхнуть... ну, он не знал точно, что это было, но одна мысль о том, что Гермиона будет счастлива с кем-то еще, вызывала у него желание ободрать плоть до костей. Возможно, именно поэтому она и не должна быть с ним... — Ну что, есть? — повторил свой вопрос Паоло. Несмотря на то, что Люциус мучил себя миллионом примеров того, почему он был не подходящим для Гермионы мужчиной, он никогда не заходил так далеко, чтобы подумать о том, кто же может оказаться подходящим. Его друг воспринял его молчание как отрицательный ответ на свой вопрос. — Гермиона очень умная женщина, Лучано. И может сделать свой собственный выбор, а выбрала она тебя, — Паоло покачал головой. — Но я знаю, что ты чувствуешь. Когда я встретил Элизабетту... Я чувствовал, что она была так хороша, так прекрасна, что я не мог сравниться с ней даже в свои лучшие дни. И потребовалось немало времени, чтобы понять, что она чувствует ко мне то же самое, — он протянул руку и схватил Люциуса за плечо. — Избавься от беспокойства и просто прими то, что некоторым вещам рано или поздно суждено случиться, даже если они поначалу и кажутся нам нереальными. Перестань отговаривать себя от всего этого. Люциус посмотрел на своего друга, еще раз удивляясь тому, как же много знает этот простой магл. Люциус был обучен очень многим вещам — истории, искусству, всем формам магии, математике, магическим наукам — но в обычной жизни иногда просто терялся. Это был не первый раз, когда он чувствовал, что ему почти сорок шесть лет, но он не накопил ни капли жизненной мудрости. Паоло оглянулся на него, и на мгновение его лицо вытянулось. — Слушай, это просто преступление, что ты до сих пор не испытывал такой любви. Люциус взболтал остатки уже остывшего чая. Несмотря на то, что чай был ужасен, он оценил заботливость Паоло. Более того, он понимал, насколько же проявил собственную уязвимость по отношению к нему. Такого рода дружба просто не могла существовать в волшебном мире. Там он носил слишком много масок... — Наверное, лучше поздно, чем никогда, — все-таки в итоге ответил он возмущенному Паоло. _____________________________________________________________________________ Гарри с досадой опустил очередной выпуск "Ежедневного Пророка" на пол. Что поделать... в последнее время газеты просто превратились в рекламную кампанию Малфоя. Казалось, каждую неделю старший Малфой вспоминал какую-нибудь ужасающую подробность о деятельности Пожирателей Смерти, указывал аврорам на безымянные могилы и давал ответы на вопросы, которые скрывались годами. Гарри испытывал смешанные чувства по этому поводу. Он знал, что семьи тех, кто наконец-то был похоронен, очень ценили то, что делал для них Люциус, но он никогда не забывал, что именно Люциус сыграл в этом и свою роль. Даже если он не участвовал в убийствах, он был там, пассивно наблюдая за происходящим. А это было по меньшей мере так же плохо. Единственное, что удерживало его от язвительного комментария — это выражение лица Малфоя на фотографиях. Это уже был отнюдь не тот самодовольный, уверенный в себе волшебник, которого Гарри знал с юности. Этот мужчина выглядел опустошенным. И сожаление было написано на его лице крупным, жирным почерком. В новостях встречался не только Люциус. Хотя немного трогательно было видеть, что Андромеда наконец помирилась со своей сестрой Нарциссой, которая, как он полагал, технически больше Малфой, его раздражало, что журналюги все еще считали это достаточно важным, чтобы быть новостью. Особенно Драко. Этот идиот, похоже, начал встречаться с Мариеттой Эджкомб. Гарри не чувствовал ничего, кроме отвращения к девушке, которая предала отряд Дамблдора. Было очевидно, что Драко наконец нашел единственного человека в мире, еще более бесхребетного, чем он сам, и, сказать по правде, его просто тошнило от этой мысли. Что его особенно удивляло, так это то, что Гермиона, казалось, совсем не возражала против этого. Учитывая, с кем именно она сожительствовала теперь и что именно Мариетта пыталась сделать с ними, Гермиона должна была жутко рассердиться. Должно было возникнуть какое -то странное желание защитить Драко — это хотя бы избавило бы Гарри от необходимости чувствовать это и самому. Он застонал и уронил голову на руки. "Мерлин! Куда катится этот чертов мир?" * * * Нарцисса хоть и выглядела слегка взъерошенной, но казалось, пережила первую обязанность няни с минимальным для себя ущербом. Андромеда даже улыбнулась, когда Тедди прыгнул к ней в объятия и принялся лепетать о том, как им с тетей Сисси было весело. Иногда было так легко забыть, что Нарцисса тоже мать. * * * — С тех пор как ты начал встречаться с Гермионой, ты приобрел около трех киллограмм, — очень серьезным тоном произнес целитель. Люциус оторвался от застегивания рубашки. — Хочешь сказать, что мне нужно сесть на диету? И это после трех лет приставаний, чтобы я ел больше? Терезиас усмехнулся. — Конечно нет. * * * Гермиона решила перебраться во Флоренцию на все время обучения в качестве целительницы. Там у нее уже были друзья, был Люциус, да и вообще она чувствовала себя как дома. Возможно, это была не самая престижная программа, но у нее была очень неплохая репутация (как и любого университета, когда-то финансировавшегося Галеном) и это давало Гермионе все, в чем она нуждалась. Больше всего ей нравилось, что это была хорошо продуманная программа. И дело было не только в состоянии ума и тела. Теперь, когда она заканчивала обучение, она начала изучать философию медицины, а также ее историю и множество различных деталей, с которыми она уже была знакома раньше, причем как магловских заболеваний, так и магических. Легко было запоминать книги, полные болезней. Что было нелегко, так это иметь полное и плодотворное представление о профессии, к которой она приступала. И Гермионе нравилось это. — А ты знал, — спросила она однажды вечером у Люциуса, — что у Гиппократа был сын по имени Драко? Тот улыбнулся такому энтузиазму, что бурлил в ней по мере того, как она узнавала все больше и больше. — Видишь? Это имя выбирают люди с большим умом и вкусом. Гермиона фыркнула, решив не сообщать ему, что это имя тоже выбирают мужчины, которым еще и нравится препарировать обезьян в свободное время. К середине февраля Люциус смог успокоить многих демонов в своем сознании. И был счастливее всего, когда не попадал в центр внимания. Это было легко сделать, избегая Англии. Журналисты не могли найти его на вилле, потому что она была ненаносима, и он разрешил прямой доступ по камину прямо из Малфой-мэнора — но только для себя, чтобы избежать любых потенциальных катастроф. Он по-прежнему встречался с Драко за завтраком по субботам, они единодушно согласились, что во время их будет лучше прятаться в суете маггловского Лондона, чем на Диагон-Аллее. Кроме того, он начал больше писать, а также спокойно заниматься бизнесом. Время от времени он все еще ездил в министерство, чтобы сообщить им о том, что вспомнил, но в последнее время темп его воспоминаний замедлился. Казалось, что первые несколько недель после того, как заклинание памяти было разрушено, были самыми худшими, и он был бесконечно благодарен Нарциссе за то, что она сделала с Долишем. Аврор действительно был дружелюбным человеком, и возможность докладывать обо всем, что вспомнил именно ему, спасала Люциуса от необходимости сталкиваться с Кингсли Шеклболтом. Он по-прежнему ненавидел министра, и казалось, что это чувство было совершенно взаимно, так как Шеклболт всегда таинственным образом "выходил", когда Люциус наведывался в министерство. И действительно, жизнь, кажется, наладилась... Единственное, с чем Люциус никак не мог примириться, это письмо отца. Оно вторгалось в его мысли всякий раз, когда он расслаблялся. Это довело Малфоя до того, что ему пришлось прочитать его снова, чтобы попытаться забыть про него. Как только Люциус сделал это, он уже не чувствовал себя так, как в первый раз; к счастью, его больше не рвало, но он все еще чувствовал дрожащую, заставлявшую нервничать тошноту почти до самого вечера. Еще одна вещь отложилась в памяти и колола ее. Его отец написал, что некоторое время назад подал заявление в министерство с просьбой предоставить ему маховик времени. Люциусу было трудно в это поверить: как бы ни раскаивался отец, не в его характере было подвергать опасности репутацию своей семьи. Размещать отчет о нападении насильника на его сына и о собственном мрачном воспитании публично казалось совсем уж немыслимым. Да и как бы он это сделал, когда был уже так болен перед смертью? И все же ему не хотелось верить, что отец солгал ему в самый, пожалуй, искренний момент его жизни. Зачем бы он вставил туда эту деталь, если бы не сделал этого? Это доводило Люциуса до безумия. С тех пор как он был с Гермионой, он начал ценить, когда люди просто говорили о чем-то прямо, хотя, видит Бог, самому ему по-прежнему было очень трудно делать это. Первого марта Люциус сидел, глядя в окно на пробуждающуюся тосканскую весну. Он ничего не писал, мысли просто плыли по течению. Как бы ни была ему ненавистна мысль о путешествии в самое сердце волшебного Лондона, он приближался к необходимости посетить его. Он должен был наконец узнать, действительно ли отец пытался изменить его будущее, воспользовавшись любыми возможностями, или это была ложь. Вздохнув, Люциус закрыл ставни. Наступило время, чтобы собраться с мыслями и в конце концов пойти туда. В спальне он натянул уже знакомые доспехи — мантию, перчатки, взял свою трость и приготовился к походу в брюхо зверя. Пока он спускался в Отдел Тайн, его останавливали не менее трех раз. Люциус не понимал почему, но чувствовал, что постепенно успокаивается, и гнев, нахлынувший на него поначалу, отступает куда-то далеко. В конце концов, чего ему бояться? Он явился сюда по вполне законной причине, а не для того, чтобы похищать их секреты ради своего бывшего хозяина, с которым лучше бы никогда не встречался, и в итоге уже отсидел свой срок за неосторожность. К сожалению, Долиш был на задании и помочь ему ничем не мог. Поэтому уже скоро Люциус обнаружил, что сидит в одном из кабинетов аврората, выслушивая, как два дежурных аврора спорят о том, пускать или нет бывшего пожирателя Люциуса Малфоя в святая святых — в Отдел Тайн. По крайней мере, они не пытались арестовать его, хотя шум и привлек внимание. Когда в дверях, спотыкаясь от необходимости проталкиваться через толпу преследовавших Люциуса репортеров, появился Гарри Поттер, Люциус понял, что он либо спасен, либо обречен. Раздражение на лице молодого аврора было очевидным. — Чертовы пиявки! — закипел Гарри, прежде чем понял, что в кабинете сидит Люциус. — Мы кое в чем согласны, — нейтрально заметил он. Поттер нахмурился, смущенный тем, что его подслушали. Потом вздохнул: — Полагаю, это тебя ищут? И о чем беседуете? Какие милые выходки Пожирателей Смерти вспомнили сейчас? — Я не из тех, кто поднимает шум, — ответил Люциус, тщательно контролируя себя. — Твои коллеги притащили меня сюда, когда я пытался спуститься в отдел тайн. Гарри посмотрел в смежный кабинет, где до сих пор продолжали спорить его коллеги. — Что тебе было нужно в Отделе Тайн? — в его вопросе сквозило явное недоверие. — Я уже десять раз повторил. До меня дошло, что мой отец, возможно, до своей смерти подал запрос на использование хроноворота. Это касается только меня, и я считаю, что это дает мне право ознакомиться с судьбой этого запроса... если он действительно существует. Прошло долгое мгновение, в течение которого Поттер обдумывал услышанное, обшаривая глазами собеседника. Он также, как и Люциус, знал, что просьбы использования хроноворотов подчиняются тем же правилам, что и пророчества — только те, кто их делает, и те, кого они касаются, могут их видеть, а также невыразимцы, то бишь сотрудники Отдела Тайн, которые за ними ухаживают. Невыразимцы не могли обсуждать ничего, что видели внизу, в Отделе Тайн, за его дверями. Поэтому Люциус был единственным, кто мог ответить на этот вопрос. Только пара упрямых авроров и лифт стояли сейчас между ним и ответом. — Я также напомнил им, что ни один срок из всех приговоров, которые я мог получить в прошлом, не запрещал мне снова входить в Отдел Тайн, пока это происходит в обычное рабочее время, — Люциус посмотрел на свои карманные часы. — Сейчас одиннадцать часов восемь минут, и я рад получить эскорт, если это заставит всех почувствовать себя лучше. И все же, хочу заметить, что до сих пор сижу здесь. Последовала очень долгая пауза. Гарри еще раз взглянул на авроров, которые совершенно не обращали внимания на то, что он вообще вошел, не говоря уже о Люциусе. Будь Люциус понаглее, он мог бы уйти, и они даже не заметили. Гарри был уверен, что он просто не хотел раскачивать лодку, и именно поэтому остался, не слишком терпеливо ожидая решения. Хотя Гарри в любом случае не очень хотел помогать Малфою, это как раз было шансом предупредить его о Мариэтте. Он не мог подойти к Драко и сказать ему, что его девушка была лживой дешевкой — это вряд ли закончилось бы хорошо. Однако мог бы незаметно шепнуть Люциусу пару слов и намекнуть ему. У него было чувство, что у Люциуса было больше шансов убедить Драко расстаться с ней. — Хорошо, — решился он. — Пойдем со мной. После краткого разговора с остальными аврорами, в котором Гарри, так или иначе, сослался на свой статус Мальчика-победителя-самого-темного-волшебника, он проводил Люциуса к лифту. Скосив глаза, Люциус внимательно наблюдал за ним. Казалось, мальчишка наконец научился пользоваться силой своего положения. Когда двери лифта закрылись, Люциус даже подавил желание сделать на этот счет замечание. Но когда лифт начал спускаться, заговорил Гарри: — Мариэтта Эджкомб... эта девушка, с которой встречается Драко. Она точно не славится своей преданностью. — Да, я слышал, — ответил Люциус. — Я так понимаю, Гермиона ввела тебя в курс дела? — Не совсем. — Она ж убежит в ту же минуту, как только все осложнится. Да она продаст Драко, чтобы спасти свою шкуру! Люциус повернулся к нему с недоверчивым выражением лица. — Тебя так беспокоит благополучие моего сына? Гарри выпрямился, словно осматривая лифт, будто он был произведением искусства. — Нет. Мне бы просто не хотелось, чтобы она вообще ударила бы кого-то в спину. — Гермиона велела мне дать Мариэтте второй шанс. Она считает, что мисс Эджкомб изменилась. Но не обольщайся, я очень внимательно слежу за ней. Лифт звякнул. — Уровень девять. Отдел Тайн, — произнес безэмоциональный металлический голос. Ни один из них не шевельнулся, сделав попытку выйти прямо сейчас. — Драко тоже изменился, — тихо продолжил Люциус. — Очень. И признаюсь, теперь я и сам убежден в силе второго шанса. И все же я приму твое предупреждение во внимание. Некоторые изменения являются более полными, чем те, что кажутся. С этими словами Люциус вышел из лифта, предоставив Гарри следовать за собой в несколько недоуменном молчании. В Отделе Тайн была своя библиотека. Но ни Гарри, ни Люциус не знали этого раньше. Услышав просьбу Малфоя, невыразимец в капюшоне велел им присесть за стол и подождать, пока он не найдет нужный документ. Прошли долгие минуты. Гарри не мог придумать, что еще ему сказать, а Люциуса, казалось, ни капли не беспокоила эта тишина. На лице его появилось напряжение, которое подсказало Гарри, что ответ на этот вопрос очень важен для Малфоя. Он горел желанием узнать, зачем отцу Люциуса понадобился хроноворот, но знал, что лучше не спрашивать. Прошло около получаса, когда невыразимец вернулся. В руках он держал тонкую папочку. Он положил ее перед Люциусом на стол и повернулся к Гарри. — Мне очень жаль, аврор Поттер, но я вынужден попросить вас уйти. Гарри не стал спорить. Бросив последний взгляд на Малфоя, который сильно побледнел, он направился обратно к лифту. — Читай. Столько времени, сколько нужно. Я буду рядом. Просто позови меня, когда закончишь. С этими словами Люциус остался один. Наедине с доказательствами того, что отец все-таки пошел против всего, за что он когда-то выступал, в отчаянной попытке предотвратить худший момент в жизни своего сына. Стало трудно дышать. Наконец он заставил себя посмотреть. Он проделал весь этот путь сюда, терпел навязчивость журналистов, выкрикивающих ему вопросы прямо в лицо, несносных авроров, неудобное взаимодействие с Поттером и его собственное проклятое любопытство — все это ради того, чтобы прочесть этот документ. И не мог уйти, не прочитав его. Имя: Абраксас С. Малфой. Пол: мужской. Дата рождения: 18 октября 1925 года. Волшебный идентификационный номер (WIN): 012-580. Место жительства: Малфой-Мэнор, Уилтшир. Профессия: бизнесмен, сотрудник министерства. Вы когда-нибудь были осуждены за преступление, кроме мелких нарушений правил управления метлой (ничего до 16 лет не нужно отвечать)? Пожалуйста, опишите: дата запроса 20 мая 1989 года, дата назначения 07 июля 1963 года, причина запроса (Пожалуйста, четко и подробно укажите обоснование вашего запроса. Если будет предоставлено слишком мало информации, запрос будет отклонен). Я хочу вернуться в прошлое, чтобы предотвратить травмирующее сексуальное нападение на моего сына. В указанный день к нему подошел мужчина-насильник и жестоко надругался над ним. В то время моему сыну было девять лет. Я узнал об этом только два дня назад (18 мая 1989 года). Под большим давлением домашние эльфы, которые заботились о нем в прошлом, признали, что он был серьезно ранен, но слишком напуган, чтобы рассказать кому-либо. Один из эльфов согласился предоставить запись событий для Омута Памяти, если это необходимо. Я считаю, что это нападение сильно повлияло на моего сына и продолжает делать это по сей день. Вы хотели бы объявить правопреемника по данному вопросу? Да. Имя и фамилия правопреемника: Люциус Малфой, 409-683. Ваша подпись: Абраксас С. Малфой. Эта форма является конфиденциальной: доступ к ней имеют только запрашивающий и правопреемник. Оценка запроса займет не менее десяти рабочих дней. Некоторые из них могут занять больше времени, если решение не может быть достигнуто первоначальными арбитрами. Если вы недовольны своими результатами, вы можете подать апелляцию через тридцать дней после вынесения решения. По каждому запросу допускается только одна апелляция. После размещения запроса, независимо от того, одобрен он или нет, существует период запрета на девяносто дней, прежде чем вы можете разместить новый запрос. Если он будет одобрен, все правила строго соблюдаются. Штрафы за неправильное использование хроноворотов: министерством накладывается штраф, варьирующийся от денежного наказания в размере двух тысяч галлеонов до пожизненного заключения в Азкабане. Люциус крепко зажмурился. Он велел эльфам поклясться хранить эту тайну. Его отец, должно быть, угрожал им свободой, если они не расскажут ему то, что знают. Позже, когда Люциус стал старше и способнее, ему пришло в голову, что он должен был изменить воспоминания эльфов, но что-то неведомое остановило его. Он сунул пергамент обратно в папку. На лицевой стороне папки был штамп. Только для служебного пользования Дата: 17/06/1989 ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ ПРОЦЕНТ БЛАГОПРИЯТНОГО РЕЗУЛЬТАТА: 91% Решение: утвержденные условия: общая незаметность и никакого физического вреда злоумышленнику. ПРИМЕЧАНИЯ: ОТМЕНА. Проситель умер 15.06.1989 Ему пришлось перевернуть папку. Два дня. Его отец умер всего за два дня до того, как запрос был одобрен. Сорок восемь часов отделяли жизнь, которую мог бы прожить Люциус, от той, что у него была. Какое-то время он сидел в тупом оцепенении. Затем, когда он снова обрел способность мыслить связно, он задумался, что бы случилось, если бы отец продержался еще немного. "Неужели он приволок бы свое изможденное, завернутое в защитную одежду тело, покрытое оспой, сюда, в Министерство, и спустился бы в это полуподвальное место, чтобы вернулся обратно... на двадцать три года назад и спасти сына, которого он едва знал. Без сомнения, Абраксас убил бы этого магла. Какую угрозу представляла для него жизнь в Азкабане? Он все равно умер бы через несколько дней. Но насколько иной была бы эта смерть..." Люциус встал. У него были вопросы. — Алло? — крикнул он, надеясь, что невыразимец остался неподалеку. Через минуту из-за тускло освещенных книжных полок появилась фигура в капюшоне. — Все закончили, сэр? — Нет. У меня есть несколько вопросов. Мой отец назначил меня сюда в качестве правопреемника. Что это означает? — Это означает, что вы уполномочены выполнить просьбу вместо него, если потребуется. — Но этот запрос был сделан одиннадцать лет назад. Это все еще применимо? — Ну, тогда вам придется подать его еще раз. Обстоятельства изменились с тех пор, понятно, и нам пришлось бы пересчитать проценты благоприятного результата, чтобы определить, может ли он быть одобрен или нет. "Да, тот таинственный благоприятный исход в процентах, который, по запросу отца, составил девяносто один". — А что такое процент результата? Как это определяется? — поинтересовался Люциус. — Для определения вероятности благоприятного исхода одного конкретного эпизода путешествия во времени используется очень сложное арифмантическое уравнение. Конечно, вы слышали, как много проблем и неожиданностей во время таких путешествий может быть. Мы не можем позволить кому-то вернуться в прошлое и делать там все, что он пожелает. Вот почему используются специальные уравнения. Все, что выходит менее чем за девяносто процентов обычно одобряется. "Ах. Вот почему это занимает так много времени..." Люциус мог лишь представить себе количество переменных, входящих в эти уравнения. — А если больше девяноста процентов? — Почти никогда не одобряется. Даже десять процентов права на ошибку — это слишком много, по мнению некоторых, — невыразимец наклонил голову. — Вы заинтересованы в повторной подаче этого запроса, мистер Малфой? Он сказал себе, что делает это из любопытства. Что это никогда не будет одобрено. Что с его криминальным прошлым министерские чиновники скорее рассмеются и выбросят его в мусорное ведро, чем станут возиться со сложными уравнениями. В конце концов, насколько удачно у человека получиться сдерживать своего насильника и не причинить ему вреда? — Пожалуй... да.