Голод_Жажда_Безумие

http://images.vfl.ru/ii/1598799650/fd5345b0/31491943.jpg - иллюстрация к гл.38 — Так! Палочки отдать мне! Быстро! Без исключений. Терезиас с большим интересом наблюдал за происходящим. Целителя Ньюберри трудно было назвать устрашающим, но и Люциус, и Драко без колебаний отдали ему свои палочки. — Драко, никаких драк. Я серьезно. Кроме того, не совсем уверен, что сегодня твой отец не ответит тебе. Люциус поджал губы и промолчал, подтверждая это подозрение. Ньюберри глубоко вздохнул. — Окей. Люциус, пожалуйста, объясните, почему мы все оказались здесь. Он определенно был очень дипломатичным человеком. Терезиас тоже уставился на Люциуса, чрезвычайно заинтересованный тем, что же спровоцировало этот конфликт. Насколько он помнил, тот был в хороших отношениях с сыном... — Мой сын обнаружил, кто же моя невеста. — Невеста? А Терезиас удивленно выпалил: — Что?! Когда?.. — Вчера, — быстро ответил Люциус. — Драко, может быть, нам объяснишь ты: почему тебя так расстроили эти новости? — поинтересовался Ньюберри. Драко не произнес ни слова с момента прибытия и точно не собирался ничего говорить и теперь. Он просто ссутулился в своем кресле, а на лице его появилась неконтролируемая ярость. — Я объясню за него, — сказал Люциус. — Дело в том, что моя невеста — Гермиона Грейнджер. Последовала пауза. Целитель Ньюберри ошарашенно заморгал. — Мне очень жаль... вы только что сказали... Гермиона Грейнджер? — Я так и сказал. — Мистер Малфой... я даже не знаю, что сказ... — Если вы мне не верите, Терезиас любезно подтвердит это. Он знал о нас с самого начала. Ньюберри оглянулся, явно ошеломленный. Терезиас кивнул. Он попытался досадовать на то, что именно по этой причине Люциус вытащил его из квартиры без всяческого согласия, но безуспешно. С тех пор как он познакомился с Малфоем и Гермионой, он стал гораздо лучше понимать ту войну, что когда-то потрясла эту часть волшебного мира. Он знал, что речь идет о чистоте крови, и что до этого было почти неслыханно, чтобы чистокровный волшебник и маглорожденная ведьма были б вместе. Он даже знал, что в прошлом Гермиона и Люциус открыто враждовали, сражаясь по разные стороны баррикад. Чего он не осознавал, так это того, насколько эти оба знамениты. Или, скорее, насколько печально известен Люциус, и как почитаема в волшебном сообществе Гермиона. Они оба жили совершенно скромной, можно сказать, тихой домашней жизнью, хотя, по разным причинам, в это совершенно непросто было поверить. Никто в этом мире и не поверит в то, что они действительно пара. — Я... Да, Драко совершенно не знал этого раньше... — уточнил Ньюберри. Он судорожно сглотнул. — Эта мисс Грейнджер... по-видимому, она ровесница вашего сына? — Да. — И они вместе учились в школе? — Верно, они учились в параллельных потоках. — Я так понимаю, что отношения между ними были... менее чем сердечные? — Они ненавидели друг друга. Но я тоже ненавидел ее, хотя, возможно, и в менее личном смысле, — он говорил так буднично, и уже не в первый раз Терезиас задумался, каково это — быть объектом ненависти человека, которым когда-то был Люциус. Если все было так, как он себе представлял, то это было просто чудо, что они с Гермионой полюбили друг друга и начали жить вместе. Ньюберри снова моргнул, все еще пытаясь осознать признание Люциуса. Поняв, что у него не получается, он вздохнул, сложил руки и сосредоточился на насущной проблеме. Он еще раз попробовал обратиться к Драко, сославшись на то, что в прошлом было яблоком раздора. — Драко, ты так расстроен из-за своей матери? Наконец-то это что-то спровоцировало. Драко невесело рассмеялся, его лицо исказил гнев и какое-то странное отчаяние. — Вы ничего не понимаете. Вы все совсем ничего не понимаете! — Чего я не понимаю? — спросил Люциус, опередив Ньюберри. — Это все совсем не из-за мамы. Дело не во мне, — натянуто произнес Драко. — А дело в тебе, отец. В тебе! — его лицо потемнело, а руки сжались в кулаки. — Как ты мог... как ты мог ей это позволить?.. Как ты мог позволить ей отнять у тебя единственный шанс? — когда Драко говорил это, его буквально трясло от ярости. — Мой единственный... что? — спросил Люциус, и его властная маска чуть соскользнула с лица. — О чем ты говоришь? — Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! — Не понимаю, Драко. — Как ты думаешь, откуда я узнал о вас с Грейнджер? — вызывающе поинтересовался Драко. — От Уизли... Ему, видать, очень хотелось, чтобы ты отомстил нам. — Уизли? — перебил его Ньюберри. — Вы имеете в виду Рональда Уизли? Оба Малфоя не обратили на него никакого внимания. — Я как раз и был тем, кто послал этого придурка к вам. Я уже все знал, но не благодаря тебе, — Драко откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. — Вплоть до... — смущенно пробормотал Люциус. Он на мгновение задумался, нахмурив брови. Затем его лицо стало алебастрово-белым. Терезиас озабоченно наклонился вперед. Люциус явно был напуган. — Совершенно верно, отец, — сказал Драко. — В отделе тайн. — Ясно... Ты невыразимец, — ошеломленно прошептал он, явно пытаясь принять это осознание. Драко промолчал. Однако его сжатые челюсти и возбужденное покачивание ноги никак не опровергало заявлений отца. — Какой у тебя номер? — спросил Люциус, все еще оставаясь бледным. Драко только закатил глаза. Терезиас больше не мог сдерживаться. — Что такое невыразимец? — он никогда о таком не слышал. Ему ответил Ньюберри: — Невыразимец — это тот, кто работает в Министерстве магии, в частности в Департаменте тайн, содержащем много запрещенных и засекреченных объектов и артефактов темной, малопонятной или опасной магии, а также хранимых в министерстве хроноворотов, а также самых разнообразных пророчеств, сделанных в пределах Европы, — с легкой тревогой он посмотрел на Драко. — Невыразимцы никогда не должны раскрываться. Они должны оставаться анонимными даже для своих друзей, семей и коллег. Это одна из самых опасных и наименее вознаграждаемых профессий в европейском волшебном обществе. А также одна из самых важных, — он повернулся к Драко. — Поздравляю тебя. Это настоящее достижение. Драко будто не слышал его. Он был полностью сосредоточен на отце. — Почему, отец? — тихо спросил он. — Почему ты позволил ей лишить тебя этого шанса? Ведь у тебя был шанс все исправить. У тебя был шанс изменить себе жизнь и спастись от этого монстра. — И ты думаешь, что именно Гермиона забрала это у меня? — Люциус избавился от сиюминутного шока и покачал головой. На его лице отразилось что-то вроде облегчения. — Нет, Драко. Я собирался проигнорировать разрешение на использование хроноворота, дать ему истечь, и забыть, что оно вообще у меня было, но именно Гермиона сказала мне, что я должен пройти через это. Именно она привела меня в отдел тайн. Без нее у меня никогда не хватило бы смелости попробовать. — Я не могу в это поверить. Не могу, — Драко сделал несколько движений руками, как будто пытался подобрать нужные слова. — Я просто... Как ты мог?.. Как ты вообще смог уйти? Как ты смог предпочесть ее собственной жизни? Собственному счастью? Терезиас широко раскрыл глаза, умирая от желания точно знать, о чем они говорят. Ньюберри не осмелился вмешиваться. Терезиас прикусил обе губы. Он взорвется, если не узнает, что означает этот разговор, но понимал и скрытность Ньюберри. Драко и Люциус разговаривали вежливо и вполне корректно. И лучше всего было позволить им продолжить. Люциус вздохнул и потер лоб рукой. — Я знаю, что тебе будет трудно понять это, Драко, но у меня никогда не было выбора. Я просто не знал об этом, пока не попал туда. Ты можешь спросить своего босса — этого парня, под номером сорок семь. На самом деле я и не собирался выполнять запрос на хроноворот. Я должен был отправиться в прошлое, но ничего там не менять. Все, чему суждено быть... — ...Уже свершилось, — закончил Драко с ноткой горечи в голосе. Люциус помолчал, собираясь с мыслями. — Стоя там, я понял, что если моя цель — счастье, то оно у меня уже есть. И Гермиона — часть этого счастья, так что, возможно, ты мог бы возразить, что я думаю так именно потому, что и выбрал ее, но если ты используешь эту логику, то также и должен признать, что я выбрал и тебя, Драко, и твою мать, и Терезиаса, и любого другого, кто помог мне найти себя в этой жизни. Я никогда не мог надеяться изменить что-то из своего прошлого без каких-то потрясающих последствий. Я не хотел рисковать тем, что никогда не узнаю кого-то из вас. Может, все было бы лучше, а может, и нет. А мне так не хотелось бросать кости и полагаться на случай, — он вздохнул. — Кроме того, если бы этому не суждено было случиться, этого бы не случилось. Как бы трудно это ни было принять, именно так хроновороты и работают. Драко ссутулился и, казалось, вроде как даже сдулся. Как только вера в то, что Гермиона повлияла на решение его отца, была отвергнута, его эмоции потеряли свою силу, но не перестали властвовать над ним. Терезиас даже сочувствовал молодому человеку: теперь было очевидно, что он гневался не на отца, а на его решение. — Я просто хотел... — начал Драко. Люциус смотрел в пустоту, и глаза его были старыми и совершенно отстраненными. — Я тоже. Наступило молчание. — Ты сердишься? — наконец спросил Драко. — По какому поводу? — По поводу моей работы, — он заерзал. — Они предложили мне ее во время общественных работ. Это должно было стать, на мой взгляд, шуткой, чтобы посмеяться над Малфоями, но оказалось, что у меня очень неплохо получается все. Поэтому по окончании общественных работ они предложили мне стать невыразимцем. Я не сказал тебе, потому что думал, что это может тебя обеспокоить. Во всяком случае, я полагал, что ты предпочтешь, чтобы я никогда не связывался с министерством. — Да мне и не хотелось, чтоб ты связывался... — ответил Люциус. — Нет, Драко, я не сержусь. Ты чертовски хороший волшебник, а им и нужны такие, как ты, особенно, если они надеются удержать таких, как я, — он нахмурился. — Но я должен задать тебе тот же вопрос. Ты злишься, что мы с Гермионой теперь вместе? Драко молчал... очень долго молчал. Было ясно, что он не смирился со всем этим: обида все еще оставалась и от прошлых лет, и от других вещей, которых не мог знать никто из присутствующих. Терезиас понял, что задерживает дыхание, и тихо выдохнул. Наконец, младший Малфой покорно пожал плечами. — Если весь прошлый год ты был таким именно из-за нее, то я не могу сердиться, — он поднял руку. — Хотя это и не значит, что сам факт присутствия Грейнджер в твоей жизни должен нравиться мне. Как и она сама... Люциус слегка кивнул. — Что ж...справедливо, — теперь наступила его очередь ерзать. — А... твоя мать?.. Драко скорчил гримасу. — Это уж твоя обязанность — сообщить ей эту новость, а не моя. На тебя набросить какие-нибудь защитные заклинания от проклятий Нарциссы Блэк? Люциус опять изменился в лице так, что Терезиасу даже пришлось сдержать смех: это был один из тех моментов, когда нельзя было отрицать, что перед ним действительно отец с сыном. __________________________________________________________________________ Терезиас сидел рядом с целителем Ньюберри, потягивая дорогой огневиски. Тот, казалось, окончательно погрузился в собственные мысли. Терезиас действительно недооценил то влияние, которое отношения Люциуса и Гермионы окажут на обычных сограждан европейского волшебного мира. Ньюберри был человеком, который постоянно сталкивался со странными, скандальными, шокирующими вещами и, по идее, должен был оставаться настолько беспристрастным, насколько это вообще было возможно, но даже ему было трудно принять эти отношения. — Как вы можете не знать, о чем они говорили? — спросил Терезиас. Драко и Люциус больше не вдавались в подробности, а сам Ньюберри больше не настаивал. Терезиасу, однако, нужно было кое-что понять. Его вообще обуревало страшное любопытство. — Кажется, я понял, о чем, — заметил Ньюберри, отхлебнув из стакана. — И о чем же? — О хроновороте, — он задумчиво покрутил бокал, и кубики льда звякнули о стекло. — И об его использовании. — Это то устройство, с помощью которого люди путешествуют во времени назад? — Или вперед, но это сильно ограничено. Терезиас задумался, пытаясь соединить все точки, как это сделал Ньюберри. — Вы думаете, Люциус использовал его, чтобы попытаться вернуться в прошлое и что-то изменить? — Совершенно очевидно, что так оно и было. — Но он этого не сделал. Что бы он ни должен был изменить, он так и не изменил ничего. — Да, он так и не смог, — покачал головой Ньюберри. — Ненавижу путешествия во времени. Я бы хотел, чтобы хроновороты вообще никогда не изобретали... Мысль о том, что можно изменить свое прошлое, или даже будущее... может свести и сводит людей с ума, — он глубоко вздохнул. Затем внимательно посмотрел на Терезиаса. — Что вы на самом деле знаете о Люциусе? — Не все, — признался тот. — Но довольно много... — Достаточно сказать, что он многое мог бы изменить, и мир стал бы от этого лучше... — Ну, все не так просто, — отозвался Терезиас. — Наверное, в путешествиях во времени всегда слишком много переменных. Ньюберри усмехнулся. — Мда... кажется, я попал в собственную ловушку, — он допил остатки виски и уставился на дно стакана. — Люциус — очень сложный человек, целитель Смит, и прошлое никогда не оставит его в покое. Ему необходимы такие люди, как вы. Люди, способные увидеть его сейчас таким, каков он есть. — А разве вы не можете? — проницательно спросил Терезиас. — Я вижу, что он изменился... что его любит сын, а он любит сына. Я связан клятвой не судить и не причинять вреда. Но я всего лишь человек, Смит. А его прошлое, возможно, никогда не покинет меня полностью. — Но Люциус — хороший человек. Ньюберри поставил стакан и встал. — Возможно... ______________________________________________________________________________ Они вернулись домой, в поместье. Сначала Драко уговорил Мариэтту подтвердить, что с ней все в порядке. А Люциус извинился за то, что напугал ее, но не больше... Драко неохотно осознал, какая непреклонная решимость овладела в тот момент отцом. Неизвестно, сколько времени потребовалось бы Драко, чтобы встретиться с ним наедине, и что бы он стал делать с охватившими его гневом и смятением. Разговор еще не закончился, хотя на данный момент Драко и было совершенно нечего сказать. Они сидели в кабинете, потягивая огневиски. В камине, успокаивая измученные нервы, потрескивал огонь. — Есть одна вещь, которую я не понимаю, — сказал Драко через некоторое время. — Почему я тебя отпустил? Зачем не остановил? — его руки сжались вокруг стакана. — На твоем месте я пришел бы в ярость. Но тебе, кажется, все равно... — Все, что я могу сказать, это то, что ты должен поговорить с сорок седьмым. Я не могу говорить об этом, но он может, — Люциус поднял бровь. — На самом деле, осмелюсь сказать, что он многим тебе обязан. Драко покачал головой. — И это не сводит тебя с ума... что ты был там все это время? Что все это уже произошло, и у тебя больше никогда не будет шанса что-то изменить? — Нет, — отец казался безмятежным. — Странно, но в этом есть смысл. Я чувствую... как будто заполняются какие-то пробелы, должные быть заполненными. Как будто я наконец-то могу начать смиряться со всем этим. Драко почти благоговейно покачал головой. — Не думаю, что этот путь для всех... Их настигла еще одна пауза, которая длилась так долго, что камин почти догорел, прежде чем Люциус заговорил снова: — Ты ведь был там со мной, не так ли? Ты — девяносто шестой. И Драко не смог встретиться с ним взглядом. — В детстве тебе всегда нравилось пресс-папье "Кобра". Мне пришлось отбирать его у тебя по меньшей мере два десятка раз. Мы покупали тебе самые лучшие, самые дорогие игрушки, какие только можно было купить за деньги, а ты хотел играть с этим чертовым пресс-папье. — Они сказали, чтобы я принес что-нибудь знакомое... Что-то, что не будет лишним в том месте, куда мы направляемся. Люциус вздохнул, подозрения его подтвердились. Трудности Драко в этой ситуации имели теперь бесконечно больше смысла. — Прости меня, Драко. — Ты извиняешься? — воскликнул Драко. — За что? Ведь ты ничего не мог с этим поделать. — Жаль, что так получилось... В любом случае, будь моя воля, я бы не стал подвергать тебя такому испытанию. Не в силах больше сидеть спокойно, Драко поставил стакан. И начал медленно расхаживать перед камином. — Вот этого я и не понимаю. Они искушали тебя возможностью изменить худший момент в жизни. Ты не только решил отказаться от этого, но и не сердишься, что они солгали тебе об этом. Ты больше заботишься обо мне и моих чувствах, чем о том, что именно они отняли у тебя. Кто ты, в конце-то концов? — О, Драко, — Люциус грустно усмехнулся. — Я человек, который наконец осознал, что худшим моментом в моей жизни была отнюдь не та ночь в траве, когда мне было девять лет. Это был как раз тот момент, который снова и снова он выбирал, чтобы оставаться спокойным. Каждое мгновение он обращался с Драко так, как с ним когда-то обращался его отец, а не так, как следовало бы. Это были все последние годы, за исключением, пожалуй, только последних месяцев, это были бесконечные мгновения, когда он наблюдал, как любимая жена и сын чахнут от стресса, ярости и боли. Это была каждая секунда, которую он не мог видеть сквозь махинации и манипуляции Тома Риддла. Это было безумное стремление стать бесстрашным, хотя на самом деле страх был единственным, что удерживало его человеком. И больше всего это было осознание того, сколько лет он потратил впустую, полагая, что не может сделать ничего лучше. Он не мог рассказать Драко все это, пока не мог. Он не был уверен, что это означает даже для его собственного беспорядочного ума. Но Драко был не совсем прав, утверждая, что он не сердится. Он сердился. И был зол, что сорок седьмой заставил Драко пройти через все это, хотя и знал, что это была попытка защитить его. Учитывая пророчества о возрождении идеалов Волдеморта, сорок седьмой знал, что самое безопасное место для Драко было сейчас в далеком прошлом с его отцом. Невыразимец... он становился еще и неприкасаемым. Теперь Драко осознавал свою собственную роль во всем этом — тот факт, что он тоже был там и ушел. Что он видел всю глубину печали трех поколений своей семьи и всегда чувствовал ее нутром. Что его дразнили такими же возможностями, как и его отца, если не больше. Люциус никогда не задумывался о том, что чувствуют невыразимцы, когда им удается путешествовать во времени, но всем было известно, что путешествия во времени — это довольно скользкий путь. Некоторые могли пройти по нему. А некоторые — нет. ______________________________________________________________________________ — Я так и думал, что ты придешь, — сказал сорок седьмой, не поворачиваясь от арки. Он всегда был спокойным. Это было вещью, которая очень нравилась в нем Драко, и он предполагал, что именно поэтому он и был главным в этом отделе. Это была немалая ответственность: он один знал подробности всего, что происходило в отделе тайн, а также личность каждого человека, работающего там. Драко почти ничего о нем не знал. Знал только, что назначили его после провала отца в конце пятого курса Драко. Другие невыразимцы вполголоса рассказывали о сорок седьмом и о тех переменах, которые он привнес в работу отдела: по словам старых работников, его методы, конечно, были другими, но пока весьма эффективными. По правде говоря, никто ничего не знал об их лидере, и не было особого желания что-то менять. Все, кто работал здесь, знали, как важно, чтобы тайна оставалась тайной. — Мой отец сказал, что вы можете объяснить мне, почему посмеялись над нами с этой просьбой о хроновороте. Почему вы заставили нас обоих страдать из-за этого. Сорок седьмой скрестил руки за спиной. — А где бы ты был, если б вчера не остался с отцом? Драко нахмурился и задумался. До того, как ему сообщили, что для него есть задание с использованием хроноворота, он должен был получить выходной. И должен был обедать с матерью. — В Косом переулке. В ресторане "У Октавио". — А знаешь ли ты, что трое Новых Пожирателей напали на ресторан ровно в двенадцать тридцать? — наконец он повернулся, шурша мантией. — На какое время ты заказывал столик? Драко сглотнул. — На двенадцать пятнадцать. — Таким образом, вы с матерью просто сели бы за стол. Возможно, уже заказали бы себе чай или потягивали бы бокалы с вином. Желудок Драко сжался. — Вы хотите сказать, что мишенями были мы? — Однозначно, — он склонил голову в капюшоне набок. — Новые Пожиратели знали, где ты будешь находиться. Но ты отменил встречу в последнюю минуту, потому что тебе нужно было работать, а твоя мать предпочла остаться дома, надежно укрывшись в поместье Малфоев. — Вы знали, что будут эти нападения. — Да. Мы не знали точно, когда именно. — Так значит, это была просто уловка, чтобы... — Нет, — перебил сорок седьмой. — Это не уловка. Ты не слишком много работаешь в зале пророчеств, Драко, и я не виню тебя, потому что и сам нахожу это ужасно утомительным, но в данном случае это спасло нас. Пророчества начали предупреждать нас о возобновлении насилия. Больше мы ничего не знали, пока не прозвучало пророчество о твоем отце. Согласно ему, действия Люциуса с хроноворотом были напрямую связаны с исходом этих атак. И он знал об этом. Его решение все-таки совершить путешествие во времени перетасовало колоду в пользу защиты от Новых Пожирателей. Там, где они должны были быть, никого не оказалось. Тебя, твоей матери, мисс Грейнджер, Гарри Поттера и почти всех остальных. В том числе, и Уизли... это действительно был эффект бабочки, в лучшем смысле этого слова. — Отец сказал мне, что никогда ничего не должно меняться, — сказал Драко. — Вы позволили ему вернуться в прошлое, веря, что он сможет ничего в нем не поменять. Сорок седьмой не стал ничего отрицать. — Я так и сделал. Арифмантические уравнения были ясны. Люциус не мог знать наверняка. — Но вы использовали его, — обвиняюще выпалил Драко. — Да. А он использовал меня, чтобы защитить тебя, и твою мать, и свою невесту, и всех, кто имел для него значение. В конечном итоге мы все оказались здесь, чтобы увидеть еще один день. — Тогда почему я? Почему с ним должен был идти именно я? — Драко провел рукой по волосам, задавая вопрос, который мучил его самого. — Откуда вы могли знать, что я не сорвусь и не убью того магла? И все могло сорваться к чертям? — Согласно характеристике ты выглядишь довольно плохо, Драко, но лично я знаю, что ты не убийца — несмотря на пресловутый пистолет, приставленный к твоей голове. И это комплимент, а не оскорбление, — он задумчиво замолчал. — Это правда, что ни пророчество, ни арифмантические уравнения не требовали, чтобы Люциуса сопровождал именно ты. Я остановил свой выбор на тебе, потому что верил, что ты единственный, кто не помешает ему сделать то, для чего он действительно существует. И назови меня старомодным, но я считаю, что с грязным бельем семьи следует обращаться с осторожностью. — Я бы мог обойтись и без этого, — сказал Драко, чувствуя слабость. — Жизнь твоего отца была трудной. Никто этого не отрицает. Но разве ты хотел бы, чтобы с ним был кто-то еще? Драко не нужно было даже думать об этом. — Нет. — Тогда ладно. Расскажи мне о трех правилах путешествия во времени. — Все, что должно было случиться, уже случилось. Нужно доверять своим инстинктам. И всегда должен быть другой вариант, — продекламировал он. — А что тебе подсказывают твои инстинкты? Драко ненавидел все это, но его нутро даже не дрогнуло, хотя разум и дико сопротивлялся. — Что я должен был быть там. Что я всегда был рядом. — Ты был там, чтобы дать возможность своему отцу выбрать другой вариант — сделать то, что он уже сделал. Драко присел на край скалы, на которой свисала вуаль. — Неужели от этого всего у вас никогда не болит голова? Сорок седьмой засмеялся, и его голос громко прозвучал в приглушающей звуки комнате. Драко готов был поклясться, что слышит, как за вуалью тоже раздался какой-то тонкий смешок. — У меня уже двадцать лет болит голова, еще до того, как я стал начальником этой службы, — он подошел к Драко и сел рядом. — Я расскажу тебе кое-что, Драко, а ты никогда никому не расскажешь об этом. Если расскажешь, я узнаю, — он кивком головы указал на вуаль. — Они мне скажут. Драко кивнул. Сорок седьмой безо всяких предисловий поднял руки и опустил маску и капюшон, открывая свое лицо. Драко ошеломленно заморгал. Он был молод. Похоже, даже его ровесником. Как будто прочитав его мысли, сорок седьмой сказал: — Я молодо выгляжу, но это не так, клянусь. И Драко поверил в это. Гладкое, молодое лицо противоречило той мудрости, которая, казалось, просто сочилась из него. У него была светлая кожа, черные волосы и проницательные голубые глаза, которые знали слишком многое. Черты его лица были аристократичными и почему-то знакомыми. Мгновение спустя понимание ударило Драко в живот. "Глаза... очертания лица... он похож на мою мать!" — В тысяча девятьсот семьдесят девятом году я умер, — на его лице промелькнуло страдальческое выражение: очевидно, воспоминание все еще таило в себе изрядную долю ужаса. — В какой-то момент я утонул, захлебываясь водой, зная, что никогда больше не увижу белого света... а потом очнулся здесь. И прошел сквозь завесу. Никто, включая меня, не знает, как и почему. Мы знаем только, что с тех пор я ничуть не постарел и никак не могу покинуть это место. — Это ты... вы живы? — понимая, как глупо звучит вопрос, спросил Драко, широко раскрыв глаза, но ему было все равно. Сорок седьмой воспринял это спокойно, похоже, его уже спрашивали об этом раньше. — Здесь, в непосредственной близости от завесы, да, — он повел подбородком в сторону двери. — Там, в реальном мире, нет, — его тон говорил, что он не станет вдаваться в подробности. — В любом случае, несколько недель меня держали здесь в плену. Я понимал осторожность и не мог жаловаться, это было весьма приятным заключением по сравнению с Азкабаном. Я умолял позволить мне стать хоть как-то полезным, учитывая то, что происходило снаружи. Но те, кто решал мою судьбу, не были уверены, могут ли доверять мне из-за моего... прошлого. Когда я рассказал им об Августе Руквуде, они начали менять свое мнение. Руквуд. Драко помнил его: это был Пожиратель Смерти, который в конце семидесятых проник в отдел тайн, чтобы получить информацию о пророчестве Поттера. Он был беспокойным человеком, приветливым и в то же время совершенно психически неуравновешенным. Именно его действия и привели сюда отца Драко на пятом курсе. Значит, сорок седьмой знал Руквуда. И еще тот сказал, что у властей были причины не доверять ему. Возможно ли, что когда-то он был Пожирателем Смерти? "Совсем как я..." — подумал Драко. — Именно тогда они поняли, что могут найти мне хорошее применение, — он покачал головой. — Для них это стало настоящим откровением. Я всегда думал, что они, по сути, сумасшедшие, чтобы брать в этот отдел людей с ограниченными знаниями темных искусств. Да половина вещей в этом месте темна, как сама ночь. Что вообще может сделать честный человек в воровском логове? На это у Драко не нашлось ответа. Это было правдой, что те, у кого не было опыта или подготовки к темным искусствам, были по существу беспомощны, сталкиваясь с ними. А еще правдой было то, что темные искусства использовались гораздо чаще, чем люди в это верили. Оба этих урока он усвоил на собственном горьком опыте. — В конце концов они разрешили работать мне здесь без ограничений, признав, что я ничего не могу делать, кроме как сидеть и медленно сходить с ума. Бывали моменты, когда я испытывал искушение снова шагнуть за завесу, чтобы посмотреть, что же произойдет в этом случае. Но я так этого и не сделал. Работа была слишком интересной, как и арифмантика, — с кривой усмешкой сказал он. Но усмешка быстро исчезла, превратившись в отрезвляющий взгляд. — Но моя прелестная арифмантка на двенадцать лет старше меня, и она стареет, а я — нет. Так что, скоро в любом случае наступит тот день, когда я снова войду за занавес. И, когда этот день настанет, Драко, я должен быть уверен, что за мое дело берется правильный человек. Тот, кто понимает темные искусства, но редко поддается искушению ими. Тот, кто знает, как думает темная ведьма или волшебник, — он помолчал, глядя одновременно благодарно и настороженно. — Пойми, даже если наш мир и сохранится, таких людей все равно будет очень немного. — Вы так говорите, будто это плохо. — Да, потому что в мирное время люди становятся несколько самодовольными. И забывают, что в этой жизни есть и монстры. А особенно они забывают, что монстры не всегда выглядят, говорят или действуют как монстры, — он улыбнулся своей совершенно безупречной белозубой улыбкой. — Я не похож на монстра, но приглядись ко мне чуть лучше, и ты поймешь, что это не так. Драко сидел очень тихо, обдумывая все, что сказал собеседник. Он понимал, к чему клонит сорок седьмой: его назначение сюда было отнюдь не случайным. — А если бы не вы, они бы меня наняли? — Ни за что, — он ухмыльнулся. — К счастью, у меня было много времени, чтобы убедить их, что я всегда прав. В прошлом они не всегда слушались меня, но теперь уже прислушиваются, — сорок седьмой долго смотрел вниз на свои руки. — Это место... оно может стать очень сложным... Работа здесь, она сбивает тебя с толку, приводит в ярость, печалит, возбуждает, дразнит и заставляет чувствовать, что ты вообще ничего не знаешь. Но именно поэтому ты и будешь продолжать возвращаться к ней снова и снова. А что касается вчерашнего дня, то вы с отцом предотвратили гибель десятков людей... а еще то, что могло бы стать началом Третьей магической войны. А это стоит того, чтобы немного напрячься и попереживать, правда? — он не стал дожидаться ответа Драко. — Возьми несколько дней отпуска, чтобы подумать, но не слишком усердствуй. И возвращайся на работу. Приходи, когда будешь готов. Драко кивнул. Его голова уже гудела от такого неимоверного количества новостей. У него было еще много вопросов, но еще и оставалось время, чтобы найти на них ответы. — Спасибо, — сказал он. — За то, что поручились за меня. Это очень много значит. Я боялся, что после войны меня никто не возьмет на работу. — Ничего страшного, Драко, — сказал сорок седьмой, надевая маску и капюшон. — И может настать день, когда ты перестанешь благодарить меня за то, что я затащил тебя в это дьявольское логово. Драко покачал головой. Он уже побывал в логове дьявола и даже жил там. И ничто в этих стенах даже не могло сравниться с тем опытом. И внезапно свисающая с арки вуаль стала казаться ему гораздо менее угрожающей. ______________________________________________________________________________ — Ты всегда прав, да? — голос раздавшийся из-за вуали был очень знакомым. — Да, — ответил сорок седьмой. — Кажется, ты становишься слишком большим для своих штанишек. — Это ты так утверждаешь, брат. Наступила приятная пауза, в течение которой сорок седьмой размышлял о мудрости своего решения поговорить так откровенно с Драко. Какое-то время он хотел этого, но никак не мог решить, когда же придет время. По иронии судьбы, время дало ответ само. То, что Драко испытал во время путешествий с хроноворотом, и было именно тем, что и заставляло людей покидать отдел тайн. Как и многие другие сложные задания, люди могли делать это только до тех пор, пока разница между реальным сегодяшним и миром вчерашним не начинала терять своих границ. Пятнадцать процентов сотрудников отдела не дожили даже до года. Большинство прожили в среднем около десяти лет, плюс-минус два года. И было всего несколько человек, которые смогли прожить около четверти века, будучи невыразимцами. Больше сотрудников в отделе не было. Сегодня он должен быть честным, чтобы не дать Драко бросить работу. Они не могли позволить себе потерять его. Он был тем, в ком нуждался департамент. И кроме того, сорок седьмой работал здесь уже больше двадцати лет. А его жена, занимающаяся арифмантикой, даже больше — почти двадцать один. Они всегда знали, что скоро настанет день, когда она уйдет — а он не сможет последовать за ней. Поэтому, ему придется снова воспользоваться вуалью... А это означает, что Драко заменит его гораздо раньше, чем думает. — Почему ты не сказал ему, кто ты? — спросил голос из-за вуали. Он задумался и пожал плечами. Сейчас ему было уже гораздо больше сорока семи, и он вообще стал забывать свою прежнюю жизнь, а уж свое прошлое имя перестало вообще что-то значить. Кроме того, иногда было лучше подбросить улики и позволить человеку самому собрать их воедино. В конце концов, это же был отдел тайн. — Драко умен. Он сам разберется, — он улыбнулся и протянул руку, чтобы коснуться старой завесы, свисавшей с вуали. Она выглядела потрепанной, но на ощупь была похожа на тончайший шелк. — Спокойной ночи, Сириус.