Победитель

Тишина… Она царила в помещении уже десять минут, нарушаемая только мерным писком монитора, который давал понять, что у неподвижно лежащего на кровати пожилого человека всё ещё бьётся сердце. Светловолосый гангстер, как только пересёк порог палаты, сначала замер на пару мгновений, пытаясь совладать с собой и окатившими его как ледяной водой эмоциями. Как бы он не представлял себе долгожданную встречу с Ватари, всё же не готовился к тому, что будет так больно. Его губы сжались в одну тонкую линию, в глазах на секунду появились и исчезли арктические льды. — Он заплатит за это, — будто самому себе, сказал немец и почувствовал как на плечо почти невесомо легла знакомая рука. Мэтт болезненно улыбнулся ему, переводя взгляд на любимого воспитателя, по-отечески любившего всех своих одарённых чад домика «Вамми», с которыми проводил не мало времени, взращивая гениальных умов мира сего, а теперь так беспомощно лежащего, опутанного проводами и капельницами, не видевшего тех, кто может быть счастлив только от того, что есть надежда, что когда-то он вновь откроет глаза. «Шансов очень мало. В таком возрасте возвращаются из комы крайне редко» — безжалостно прозвучали слова врача, как ножом разрезая и без того слабую, но греющую душу надежду. «Всё, что могут врачи — это поддерживать жизнедеятельность пациента. В таком случае, мы будем ждать. Ждать сколько понадобится. Благо, у L достаточно средств, чтобы клиника обеспечила Ватари достойное содержание». Мелло, спрятав глаза за светлой чёлкой, так и остался стоять возле двери, пропустив друга к постели Ватари. Глянув на Мэтта, ему показалось, что они сейчас думают об одном и том же. О чем в эту секунду думал L ни один из них не мог догадаться. Чёрные глаза, отражающие бархатную темноту ночи, скрывали истинные мысли гениального сыщика. Он сел возле кровати Ватари в большое белое кожаное кресло, предусмотрительно поставленное персоналом, принял свою излюбленную позу и абстрагировался от всего и вся, погрузившись в одному ему ведомые миры хитросплетений собственных мыслей. Мелло и Мэтт какое-то время постояли в понимающем молчании, изредка поглядывая друг на друга и бросая короткие взгляды на всерьёз задумавшегося о чем-то детектива. В один момент L поднял на них глаза и еле слышно проговорил, всё ещё погружённый в себя. — Можете возвращаться в штаб. Ягами Соитиро отвезёт вас обратно. Позже за мной приедет Могги. Мэтт слегка растерялся, рассеянно похлопывая себя по карманам джинс, а Мелло, не устроенный таким поворотом событий, поспешил потребовать объяснений. Рюдзаки лишь безинтонационно повторил свою предыдущую фразу, опустив голову и вновь сосредотачиваясь на своём внутреннем мире. Блондину, как бы не хотелось, но пришлось мысленно согласиться с рыжеволосым другом, который уже открыл дверь из палаты. Видимо, Рюдзаки действительно нужно сейчас оставить наедине с Ватари. У Мелло и Мэтта не оставалось выбора. Открывшаяся и тут же закрывшаяся дверь впустила в помещение воздух, который заставил колыхнуться на больших окнах белоснежные занавески. Тишина… L никак не отреагировал на звук вновь открывшейся двери, однако, и вошедший не спешил приближаться. Когда полицейские пришли утром в штаб, Рюдзаки дал им распоряжение проверить, действует ли Кира всё так же по своей схеме, нет ли у них новых каких-либо зацепок, странностей в смертях и чего-то, за что они ещё могли бы уцепиться. «Что ты пытаешься выяснить, Рюдзаки?» — мысленно насторожился Лайт, готовый принять любой выпад со стороны детектива. L вместе с гангстером и хакером собрались навестить Ватари. Рюдзаки попросил Ягами Соитиро отвезти их в клинику и что-то шепнул Могги, на что тот с готовностью ответил «конечно же». Лайт, повернувшись к экрану компьютера, следил краем глаза за тем, как Рюдзаки переговаривается с сидящем в некотором отдалении от него полицейским, как шепчет тому что-то на ухо, нависая над ним в своём обычном согнутом положении, и почти не заметил, как ладони его собственных рук под столом сами собой сжались в кулаки. Исподтишка наблюдая за тем, как тёмные пряди спутанных волос детектива при разговоре невольно касаются плеча полицейского, Кире стало не по себе. Даже обладая высоким интеллектом, значительно выделявшим его из серой толпы, он не мог понять, какого чёрта с ним сейчас происходит. Лайт поймал на себе надменный взгляд Мелло. Тот явно не одобрил, что сын шефа японской полиции смотрел на его друга дольше пяти секунд, и как будто заметил произошедшие с ним в долю секунду перемены, и теперь так же беззастенчиво пялился на него самого. Кира перевёл взгляд на вспотевшие ладони, не побрезговав вытереть их краешком пиджака, а когда вновь посмотрел на L — тот уже закончил передавать Могги информацию, получил от него согласие и теперь вместе со своей странной компанией направлялся к лифту. Лайт не мог знать, что именно Рюдзаки сказал полицейскому, но эта видимость «приватного разговора» с нарушением личного пространства другого человека почему-то ужасно оскорбила его самого. Хотелось выпытать из Рюдзаки всё до мелочей, узнать, что такого надо было говорить на ухо, а не при всём коллективе, и почему, уж в крайнем случае, нельзя было выйти с Могги за дверь и в коридоре обсудить все? Или в том месте, где не было камер, если это что-то архисекретное. Кира ничего не понимал. Но когда Ягами-старший вновь вошёл в главное помещение штаба, сопровождаемый Мелло и Мэттом — сославшись на головную боль, ушёл проветриться, покинув гигантское здание до нельзя напоминающее ему тюрьму. Полицейские, конечно, не подумали заподозрить в чем-то Лайта или посчитать странными его слова и действие. Только Мэлло насторожила внезапная головная боль студента токийского университета, о чем он сразу же поделился с верным другом, но Мэтт в ответ на это лишь пожал плечами. — Для нас всех это трудное время. Пусть и правда проветриться. Однако Мелло, не смотря на свою обычную эмоциональность, было чуждо легкомыслие. … Лайт, бесшумно закрыв за собой дверь, сел в такое же глубокое кресло рядом с детективом и скрестил положенные на колени руки. — Лайт-кун? Зачем ты пришёл, — вынырнув из омута размышлений, бесстрастно спросил Рюдзаки, поднимая на Лайта спокойные серые глаза. Кира внезапно понял, что не знает правильного ответа. Он сам не понимал, что его подстегнуло, увидев отца, сорваться с места и помчаться, поймав такси, в клинику, где его никто не ждал. Но он прекрасно осознавал, что хочет вновь столкнуться взглядом с тёмными непроницаемыми глазами, попытаться понять, что движет этим гениальным существом, когда он так спокойно нарушает личное пространство других людей. Сложив пальцы домиком, Кира выдохнул. — Я просто беспокоился о тебе, — для лучшего ученика Японии более вразумительного объяснения не нашлось. Внешне L оставался невозмутимым, однако в его глазах, как в глубоких ночных озёрах, на мгновение что-то промелькнуло, похожее на интерес. — Беспокоился обо мне, — эхом повторил Рюдзаки, проводя большим пальцем по губам. — Да, — просто сказал Ягами, позволяя себя принять более расслабленную позу, откинуться на спинку кресла и смотреть теперь на собеседника сквозь пряди каштановой челки. — Ты не вернулся вместе со своими друзьями, а я подумал, что тебя не следует так беспечно оставлять одного. Даже если ты в больнице и в окружении врачей, кто может знать, что с тобой случится, когда ты выйдешь на улицу. Его враг напрягся, как будто ожидая нападения. Чёрный зрачок поглотил серую радужку и огромные глаза Рюдзаки стали абсолютно чёрными, нечитаемыми. Кира мысленно усмехнулся своей маленькой победе. Сейчас он мог педалировать на самочувствии L, выкручиваясь и задавливая ненужные вопросы, что мысленно давало ему преимущество. — Ты считаешь, что я недостаточно здоров, Лайт-кун? Я правильно тебя понимаю? Рюдзаки окутывал его своими невозможно тёмными омутами глаз и, казалось, в его голове сейчас роятся и спорят сотни мыслей. И несмотря на нелогичность и неуместность присутствия Лайта, для студента токийского университета это ощущалось абсолютно правильным: сидеть вот так напротив друг друга в одинаковых креслах, слушать писк монитора и быть сейчас бесконечно нужным чудаковатому отстраненному детективу, покинутому единственным заботившемся о нём человеком…одинокому. Просто поддержать его, по-дружески находясь рядом. В этом не было ничего предосудительного, и Лайта самого такое объяснение ситуации себе вполне устраивало. Если бы только детектив не смотрел на него с таким исследовательским интересом, проводя по нему взглядом как сканером, и если бы в глазах не таилось тщательно скрываемое недоверие, было бы совсем замечательно. И их визит к Ватари со стороны выглядел бы просто как визит двух друзей. — Да, Рюдзаки, — стараясь ничем не выдать появившееся волнение в голосе, продолжал Кира. — Разве друзья не должны волноваться друг о друге? Это была контратака. Вздёрнув подбородок, Лайт позволил себе сделать ещё одно замечание. — К тому же, кроме Киры есть и другие преступники, Рюдзаки. Сидя в четырёх стенах не узнаешь, как может быть опасна простая прогулка по улице. L на некоторое время замкнулся, будто огораживая пространство вокруг себя, выстроив непроницаемую стену отчуждения и перестав буравить Киру глазами. Лайт воспользовался возможностью разглядывать Эла сейчас, когда он копается в своей голове, плетя как паук, одному ему ведомую паутину. Было приятно ощущать себя победителем маленькой баталии из фактов. Рюдзаки не мог отрицать, что ещё не полностью оправился от пережитого, следствие этому являлась потеря памяти. А значит и беспокойства Лайта не без основательны. Кира уронил взгляд на шею и плечо детектива, где чуть съехала его безразмерная белая кофта, обнажая тонкую ключицу, так остро выпирающую из-под кожи. Появилось необъяснимое желание пройтись по ней языком, одновременно дотрагиваясь до взъерошенной макушки сыщика, чтобы тот позволил себе хотя бы на короткое мгновение перестать думать, анализировать, строить выводы, что бы расслабить его вечно сосредоточенное лицо. — Лайт-кун, — тихо позвал его детектив, поймав взгляд в цепкий капкан тёмных глаз. — Мне кажется, мы сейчас говорим о чем-то другом. Ты так не думаешь? «Ксо! Как я мог так попасться!» Понимая, что L полюбому заметил, как Лайт разглядывал его (и наверняка от него не укрылось, как Лайт пару раз облизнул пересохшие губы), всё равно старался делать невозмутимое лицо, держать маску. L заставил его балансировать на краю пропасти, куда сам себя загнал лучший ученик Японии. L почувствовал подвох в его словах. Почувствовал Киру? Конечно… осенило Ягами Лайта. Пока он занимается созерцанием тела детектива, тот продумывал дальнейший ход, чтобы как можно скорее поставить ему мат и завершить глупую игру. Он сделал акцент на последних словах Киры о преступниках и углубился, ища тайный смысл. Он думает, что я ему угрожаю?! Сколько процентов ты сейчас насчитал, Рюдзаки?! Лайт сделал огромное усилие, чтобы выглядеть как можно более непринуждённо. — Я просто говорю, что надо быть всегда осторожным, — он закрыл глаза, приподняв брови. — Я не могу не волноваться за тебя. Совсем недавно я видел твою смерть и больше всего на свете не хочу пережить это ещё раз. Его слова звучали искренне и убедительно, и просто не могли вызвать какое-либо подозрение. Киру более чем удовлетворила собственная ловкая лакировка и он спрятал блеснувшие скромным триумфом глаза за каштановой прядью волос. L продолжал покусывать ноготь, изучающе глядя на Лайта. Его глаза снова были привычно серыми, не было тех пугающих тёмных пропастей, в которые рискуешь провалиться, сделав неверный ход или шаг. Кира счёл это следствием результата его мини-победы. Но L прервал радость его минутного ликования. — Я всегда осторожен, Лайт-кун. А тебе так нравится принимать решения? От неожиданного вопроса Лайт, слегка опешив, потерял контроль над ситуацией. Мгновенно на вершине их воображаемого небоскрёба оказался L, а Кира, свисая с крыши, теперь отчаянно цеплялся за парапет. — Ты о чем, Рюдзаки? — Кира невинно хлопал ресницами. L вдруг спрыгнул с кресла на пол и в мгновение ока оказался перед Кирой в неприемлемой для него близости. Нависая над ним, детектив положил одно колено на подлокотник и цепкими пальцами крепко схватил спинку стула. Лица непримиримых врагов разделяли пара сантиметров. Лайт ощутил внутри себя нарастающее тепло, одурманивающий запах карамели, исходящий от детектива, и почувствовал, что сердце в груди застучало с немыслимой скоростью. Ещё бы, его заклятый друг сейчас прожигал насквозь бешеными, почерневшими от расширившихся зрачков глазами, в которых не было места сомнениям или намёкам на какие-либо человеческие чувства. Там, в больших внимательных глазах, за завесой холодной равнодушной души, облаком диких пчёл роились факты, стратегии, предположения, теории… Рациональность, логика, мышление… Ты машина, Рюдзаки! L приковал его к себе своими омутами, склонился к самому уху, щекоча всклокоченными смоляными прядями щеку Киры. Кожу на запястье обожгло от неожиданного прикосновения детектива. Кире послышался звон несуществующей цепи. — Ты самовольно принял решение уйти из штаба, чтобы прийти в больницу. Это свидетельствует о том, что ты не любишь подчиняться, предпочитаешь сам контролировать любую ситуацию. Лайт был поражён. Как чётко оппонент видит его, если не мысли, то поступки, как точно работает его дедукция. Лайт только и смог, что открыть рот, глядя на то, как будет разить его противник. — Могу предположить, что тебе нравится командовать. Ты любишь побеждать? — горячий шёпот сбивал с толку, уводил с мысли. От ощущения, как губы упрямого детектива едва заметно касаются ушной раковины, фразы в голове никак не могли обрести своё логическое построение. — Все любят побеждать, Рюдзаки, — пересилив себя, произнёс Кира. Ладонь детектива, держащая запястье Ягами, обжигала, создавала иллюзию невидимых оков. А значит, они всё ещё продолжали игру. — А проигрывать? Любишь? — пробубнил L уже куда-то в шею Лайта. Ягами казалось, что ещё секунда и он окончательно потеряет голову от такой немыслимой близости. Запах карамели действовал на все нервные окончания, забирался в каждую клеточку кожи. От него некуда было деться. Усилием воли Лайт повернул голову в сторону и отрезал. — Нет. Никто не любит. L отстранился от него и спокойно сел на своё место, переключив внимание на Ватари. Как будто не было вторжения в личное пространство Лайта, этих двусмысленных действий и намёков. Кира сидел в оцепенении, не сводя глаз с детектива, снова и снова прокручивая в голове пережитую картину, от которой все больше и больше проступало чувство обиды. Он был унижен и жутко оскорблён. Жалобно скрипнули сомкнутые зубы, ладони сжались в кулаки. Он не намерен терпеть к себе подобное отношение. Он ведь не подопытный кролик для безжалостных экспериментов Рюдзаки! Какое право имеет этот заносчивый гений нагло нарушать приличную дистанцию? — Рюдзаки! Тебе не кажется, что это неприлично — так близко подходить к людям? — Что конкретно ты имеешь в виду? — лицо Эла приобрело трогательно-невинное выражение. Будто не он только что играл с Кирой как удав с кроликом. Ягами это ещё больше взбесило. — Я имею в виду, что ты сейчас нарушил моё личное пространство! Как я должен на это реагировать? — Если ты имеешь в виду реакцию тела, то если ты юноша традиционной ориентации, то, собственно, никак. Господин Могги сегодня утром не выражал недовольства по поводу вторжения в личное пространство. Я просто попросил его забрать меня из клиники по моему звонку. Но хорошо, Лайт-кун, я учту на будущее, что тебе это не нравится и постараюсь лишний раз не причинять тебе неудобства. L говорил всё это спокойно, монотонно, а у Киры в голове взрывался целый мир. Рюдзаки только что проверял его на влечение? Кира отчаянно боролся с желанием ударить гнусного провокатора. Вовремя в палату вошла сестра и объявила о начале водных процедур. Детективу и сыну японской полиции пришлось покинуть помещение. L набрал по телефону Могги, скрюченными пальцами, в своей обычной манере, положил телефон обратно в карман и обратился к Ягами. — Я не хочу, чтобы между нами было недопонимание, Лайт-кун. Я больше не буду вторгаться в твоё личное пространство. — Очень надеюсь, — фыркнул Лайт с видом гордого проигравшего воина, не желающего позорно сбегать с поля боя. Рюдзаки использовал ещё одно средство: сейчас он казался беззащитным и безоружным. Открытые серые глаза просто и светло глядели на него, сутулая фигурка внушала какую-то трепетную нежность, зарождала желание обнять и защитить. Зарыться носом в мягкие непослушные волосы, вдохнуть запах карамели, успокоить целомудренным поцелуем в лоб… Но это всё обман. Лайт понимал, насколько лжив его враг. Настолько лжив и Кира. Профессиональный обманщик! Он не стал ждать нового выпада своего врага и первым начал спускаться с лестницы, на первый этаж, к выходу из этого, ставшего душным, помещения. Улица обдала Лайта приятной прохладой. Начиналась осень и влажный воздух смог освежить пребывающие в беспорядке мысли Ягами-младшего, помочь отфильтровать лишнее и сосредоточиться на главном. Проведя всей поверхности ладони по лицу, будто сгоняя дурной сон, Ягами судорожно набрал номер Мисы, воспользовавшись задержкой дотошного детектива. Девушка сразу же взяла трубку. — Лайтик! Мису скучает по своему Лайтику! Сегодня ты придёшь домой? — кокетливо начала модель свою обычную игрульку с Кирой. — Сегодня я не смогу, Миса, — холодно оборвал её кокетство Кира, говоря о главном. — Сможешь для меня записать кое-что в тетрадь? Надо было уже решать вопрос с этой Хаяси Юки и снять, наконец, с себя и с Мисы все подозрения. — Всё что угодно для моего любимого Лайта! — девушка так и засветилась от желания быть нужной своему возлюбленному. Кира поморщился, представив как Миса в пеньюаре встретит его на пороге дома и без промедлений потянет в кровать. Лайт помассировал висок, чувствуя, как начинает раскалываться голова. — Кстати! Рюк тут мне сказал очень интересную новость, — Амане неожиданно забрала его внимание, заставив напряжённо вслушиваться в телефон. — Оказывается, рядом с ним сейчас ещё один бог смерти. Сидо. И он ищет свою тетрадь.