***
Девка по полю гуляла
И цветочкипосжигаласобирала
Маме делала венок
Для могилы самый прокКаждый радоваться б смог
Если б мамочке своей
Подарила бы люлей
***
Рисовать мульты охота, Но получается убого, Заедает каждый кадр И эффекты пропадают… Но не стоит так боятся Каждой маленькой ошибки, Ведь со временем они Пропадают и… Ухты! Рисовать умеешь ты, Анимировать так-то тоже Так что в путь, друг мой, беги, Ты навстречу зову сердца И смотри, не пропади, Потеряясь где-то в сердце!
— Вот теперь-то хорошо! — снова вслух подумала я. — Время что-то делать, а не фигней страдать! С потолка прямо на мое стихотворение упала чернильная капля, которая замазала целую строчку, поглотив ее, как тьма. — Кто здесь? Снова ты, чернильная задница? — Как грубо… — Упссс, (я-то думала, что это не он…) Сорян! — Сорян? Что за глупые слова! Попросишь нормально прощения при смерти! — злобно ответил он, спускаясь с потолка. — Как давно ты здесь?! — Достаточно давно. — О, нет… Ты слышал и видел мои стихотворения… Как же я упустила тебя? Ты наверняка узнал много плохих слов, пока я падала и наматывала ткань на перелом, хех! — Я бы не сказал, что «узнал», а скорее «вспомнил». Мои создатели часто употребляли эти слова, когда у них чего-то не получалось. Только вот одно отличие-нецензурная лексика была на английском. — Даже дядя Генри матерился?! — Так вот он как раз, меньше всех. Больше всего такие слова говорил Сэмми. —говорил Бенди обычным голосом, но потом перешел на шепот и добавил — Он такой ублюдок! Надо было прикончить его до того, как он смылся с обоссанными штанами! — Что это за последняя фраза была? — Это не имеет значения для тебя. К тому же, сколько лет тебе? — 17, а что? — Ну тем более эта информация тебе не нужна. — Хорошо… — немного нахмурившись сказала я. — Тогда расскажи что-нибудь про этого «Сэмми»! — Хорошо, но о нем особо нет смысла говорить. Он был главным композитором в музыкальной студии, а также помогал с уборкой. Я всегда специально пачкал полы, чтобы он убирал и страдал. Честно говоря, я никогда не любил этого человека… — А что он тебе сделал, что ты его так ненавидишь? — А вот это тебя не касается. Ах да, забыл тебя спросить… Как ты так быстро сочиняешь стихи? Почему первое стихотворение такое депрессивное? Почему второе про мультипликацию и стремление к мечтам? Что ты хотела этим сказать? — Воу-воу, палехче! Не веди себя так, будто ты учитель литературы! Итак, я начну отвечать, а то мне наверно будет плохо, если не отвечу! — радостно ответила я. — Я тебя внимательно слушаю и буду вести себя, как учитель литературы, потому что у меня дар! — ехидно протараторил черт. — Не знаю, конечно, как я так быстро сочиняю стих, но лучше б было, если бы я рисовала так же быстро, как и писала стихи. — Угуу. — сказал Бэнди, сделав себе блокнот, очки, карандаш из чернил. — Погоди, ты сделал себе эти вещи из чернил, чтобы записывать или заниматься сарказмом? — Записывать. — Но за… Окееей. — Продолжай. — Итак... Мы разговаривали очень долго и я окончательно забыла про перелом. В забытой студии впервые за 30 лет стены гудели от смеха и милой беседы. — Я все записал. — Но зачем? — Просто так. — Честно говоря, я не верю тебе. — С кем не бывает. Слушай… — А? — Давай заключим сделку. Условия таковы: ты отдаешь мне свою душу, а я дарую тебе дар к мультипликации. — Никаких сделок! Не хватало мне дополнительных проблем! — Твое дело, но учти, что потом поздно будет. — Ага. А у тебя есть деньги? — На кой-черт они тебе сейчас?! — Я хочу заказать пиццу. — Но как ты… — Алло, это пиццерия «Пепперони»? Я хотела бы у вас заказать пиццу «Дьябло»…да…угу…на адрес ******. Все, спасибо, будем ждать вас! — Как ты это сделала?! — Эммм… ну у меня есть телефон. — Но ведь с него можно только звонить. — Нет, на нем можно делать кучу вещей! Сейчас я все тебе расскажу, да покажу!