Дело о «сломанных крыльях»

Церквушка была явно старой – местами сквозь побелку стен просвечивали шероховатости и трещины, деревянные скамейки потемнели от времени, а поверхность сидений, отполированная задницами сотен прихожан, блестела как лакированная. Да и прочие предметы интерьера всем своим видом демонстрировали дряхлость и недостаток финансирования. Тем не менее здесь царила атмосфера покоя и уюта; казалось, каждый ищущий душевного успокоения мог отыскать его в этом средних размеров зале со сводчатым потолком, на котором между черными подгнившими балками виднелись наполовину стертые старинные фрески. И это место явно пользовалось популярностью – большая часть скамеек была занята. Дирк примостился где-то с краю и расслабленно откинулся на жесткую спинку, слушая немного монотонный голос пастора. Отчего-то он был уверен, что здесь ему ничего не грозит, что его не станут преследовать и принуждать к чему-то, угрожать и причинять боль. На пару секунд прикрыл глаза, ощущая, как временно отступает усталость и напряжение. А когда открыл и повернул голову чуть вправо, то увидел тех двоих. Тех детективов, которые допрашивали его в связи с похищением Лидии и убийством Патрика Спринга – Циммерфельда и Эстевеса. Эстевес, в итоге, оказался славным парнем – помогал им, возился с Дирком, когда тот стремительно терял силы из-за кровотечения, потом отвез в больницу, выгораживал их перед своим начальством. А его напарник… Кажется, он погиб. Да, именно. Что же они делают тут вместе? Как вообще такое может быть? Его тоже заметили – Эстевес приветливо кивнул, приподняв уголки губ, а детектив Циммерфельд чуть склонил голову набок и причудливо изогнул левую бровь. Дирк в ответ несмело поднял руку в приветственном жесте, но загадочная парочка уже переключила свое внимание на проповедь, вынудив Дирка сделать то же самое. Право же, посещение подобных мероприятий всегда казалось ему времяпровождением сомнительной полезности. Смысл произносимого невысоким, щуплым и лысоватым пастором от него ускользал, пока тот совершенно внезапно не повернул голову в его сторону и, глянув ему прямо в глаза, не произнес: – Ибо сказано в Экклезиасте– двоим лучше, чем одному. Если один из них упадет, то другой всегда поможет товарищу встать. Но горе одному, если он споткнется и некому будет его поднять. Если двое вместе лежат, то тепло им, а в одиночку невозможно согреться. Одного всегда одолеть нетрудно, но двое сумеют постоять за себя, и тройная нить не скоро порвется. Дирк невольно вздрогнул, ощущая, как сердце наращивает темп. Случайностей не бывает, ему ли не знать. Если он оказался здесь и услышал эти слова, значит, так надо. Между тем проповедь окончилась, и прихожане потянулись к выходу. Вернее, большинство из прихожан. Некоторые остались на своих местах. Дирк увидел, как Эстевес и Циммерфельд обнялись, похлопав друг друга по спинам; первый остался на месте, а второй двинулся следом за выходящими. Пастор неспешно удалился, а оставшиеся все сидели. Дирк завертел головой, подсчитывая их–получилось одиннадцать. Странно. Он случайно повернулся назад и буквально подскочил от неожиданности – прямо за его спиной сидел уже знакомый клоун. – Тебе пора, – Дирку почудилась некая вкрадчивость в его тоне, но на самом делев голосе клоуна скорее звучала жалость и искренняя забота. – Ты должен идти. – С кем? С ними? – Дирк многозначительно потыкал пальцем в сторону закрывшейся за последним ушедшим двери. – Сдается мне, что эта дверь ведет в загробный мир. Я, знаешь ли, не тороплюсь. – Нет. Не с ними. Просто идти. Тебя ждут дела. Ты не можешь остаться здесь навечно. – Ладно. Со вздохом поднявшись, Дирк стряхнул с брюк невидимую пылинку и сделал шаг к двери – такой же старой и слегка облупленной, как и все здесь. Выходить наружу ему категорически не хотелось. Однако некоторый жизненный опыт довольно ясно давал понять, что от его желаний тут мало что зависит. На пороге он обернулся и встретился взглядом с детективом Эстевесом, который ободряюще ему кивнул, и с клоуном, чья выбеленная физиономия не выражала никаких эмоций. На самом деле на него смотрели все, кто остался в церкви. А потом клоун произнес: – Не бойся. Я же сказал, что помогу. Он открыл дверь и одновременно открыл глаза, обнаружив себя в той же самой изолированной камере с вентилятором под потолком. Вместо футболки с логотипом «Мексиканских похорон» на нем теперь болталось серое нечто, долженствующее изображать футболку, как минимум на размер больше. Правое плечо прикрывали свежие повязки, а у изголовья маячил штатив с системой для внутривенных вливаний, и Дирк предпочел бы не думать о содержимом почти опустевшей пластиковой емкости с лекарством. Впрочем, он явно им для чего-то нужен, так что заражать его страшным вирусом или превращать в зомби им незачем. Ужасно жаль футболку – Тодд говорил, у него таких мало осталось. Не говоря уже о том, что это был подарок. Ему. От друга. На вопрос, часто ли он получает подарки от друзей, Дирк предпочел бы не отвечать. И еще, конечно же, жаль куртку, которой он лишился в первый же день пребывания в этом милом заведении. Дирк огляделся. В обстановке его камеры абсолютно ничего не изменилось, но взгляд за что-то зацепился при первоначальном осмотре, за что-то малозаметное. Он снова завертел головой, и… сердце на секунду сбилось с ритма – алый огонек электронного замка справа от двери не горел. Но как же… Этого просто не могло быть. Торопливо сунув ноги в туфли, он поднялся и несмело потянулся к двери. Положил ладонь на гладкую металлическую поверхность, слегка надавил. И дверь отчего-то легко поддалась. «Отчего-то»… Хм… Да она просто не заперта, вот и все. Он замер на месте, прежде чем переступить порог. Ему вдруг стало не на шутку страшно. Возможно, это выход на свободу, а возможно, дверь в загробный мир. Тот самый, куда ушел детектив Циммерфельд. Ведь жизнь – это комната с ловушками, и одна из них его непременно убьет. Когда-нибудь. Лучше позже, чем раньше. Вид пустого длинного коридора пробудил давний детский кошмар – он выходит из своей комнаты, идет по коридорам, заглядывает в странные помещения, точно зная, что этого делать не стоит. Потому что в одном непременно обнаружится что-то очень и очень страшное. Так оно и происходит. Страшное лежит на операционном столе – обнаженное тело, покрытое язвами, с культей вместо правой ноги и целой левой, на которой судорожно подергиваются пальцы. И звуки в этом кошмаре тоже есть. Низкое натужное мычание, исполненное такой боли, что внутри все переворачивается, перемежается спокойным голосом седого человека в очках с профессорской бородкой, который по-отечески увещевает нетерпеливого пациента, уговаривая потерпеть. А потом страшное поворачивается всем телом в его сторону, и Дирк видит что-то вроде металлического намордника, прикрывающего нижнюю часть лица, дико выпученные глаза и разрезы на животе, которые то сходятся, то расходятся, словно зевающие рты… Дирк помотал головой, засовывая видения туда, где они тихо лежали до сей поры, и двинулся вперед. Все вокруг казалось знакомым и незнакомым одновременно – за шестнадцать лет многое стерлось из памяти. Но это была их база, абсолютно точно. А значит, они не покинули не только пределов штата, но и округа Кинг. Это хорошо. Впрочем, что хорошего – его друзья все равно не смогут помочь. Но то, что они не так далеко, все же греет душу. Услышав голоса и торопливые шаги, Дирк нырнул в соседний коридор и прижался к стене. Мимо прошли двое мужчин; это оказались не охранники, как он опасался, а всего лишь техники, гадавшие по пути о причине сбоя в электронике системы безопасности на их этаже. Он шагнул было вперед из своего укрытия, как тут же наткнулся на кого-то, вернее, буквально в кого-то врезался. Этот кто-то охнул тонким голосом и тут же отскочил. Секунду они ошарашено посмотрели друг на друга, а потом Аманда Броцман шагнула вперед, сдавленно всхлипнув, и обняла его с силой, какую сложно было от ожидать от хрупкой девушки.