Средь шумного бала

Госпожа Добронравова схватила рамку с портретом со стола и, глядя прямо в глаза, изображённой на портрете, молодой, улыбающейся девушке, прошипела: - Это же должна быть ты! Софья Алексеевна в бешенстве отбросила портрет. Стекло, ударившись об стену, со звоном брызнуло во все стороны. Добронравова шарила руками по столу, вкладывала камень в вырезанное в столе углубление, пыталась его провернуть, однако ничего не происходило. Софья Алексеевна ударила кулаком по столу и застонала от ярости. - Не двигайтесь, госпожа Добронравова! – послышался голос Штольмана. Софья Алексеевна испуганно обернулась и увидела стоящих на пороге Анну и Якова. - А, это снова Вы, - усмехнулась Добронравова и резко подняла руку с револьвером. – Уходите, или я буду стрелять! – с этими словами она взвела курок. На лице Анны отразился ужас, и она невольно сжала холодными тонкими пальцами ладонь мужа, но лицо Штольмана было непроницаемо, даже спокойно. - Вы думаете, я не смогу выстрелить? Поверьте, у меня хватит хладнокровия застрелить здесь Вас обоих! – скорее убеждая саму себя, сказала Добронравова. - Так стреляйте! – невозмутимо произнёс Штольман. Анна, затаив дыхание, следила за этой непонятной ей игрой. - И Вам не жалко свою жену и ещё, не появившегося на свет, ребёнка? - Не давите на жалость, стреляйте! – повторил Штольман. Госпожа Добронравова надавила на курок. Револьвер щёлкнул, но не выстрелил. Софья Алексеевна растерянно переводила взгляд с револьвера на лицо Штольмана, на котором уже начала появляться улыбка. В ярости, она вновь и вновь нажимала на спусковой крючок, но выстрела не раздавалось. Внизу хлопнула дверь, послышался топот бегущих ног, раздаваемые полицейским указания начальника. На лице госпожи Добронравовой отразился ужас, потом она осела и закрыла лицо руками. Её плечи задрожали, и можно было подумать, что она плачет, но когда городовые подняли её за руки, все увидели, что она смеётся. Анна хотела поскорее уйти из этой комнаты, но замерла, увидев стоящую у края стола полупрозрачную фигуру хозяйки дома. - Это она? Она Вас убила? – обратилась Анна к духу. Госпожа Николаева кивнула призрачной головой и, проплыв из комнаты в коридор, обернулась и поманила Анну пальцем. - Здесь госпожа Николаева. Она зовёт меня за собой, - обратилась Анна к мужу, и они вместе незамедлительно последовали за духом. Госпожа Николаева спустилась по лестнице и направилась направо по коридору. В этой части дома Штольманы ещё не были. Дух дошёл до одной из дверей и, ещё раз обернувшись и убедившись, что за ней следуют, прошёл сквозь дверь. Анна дёрнула ручку, и зашла в комнату. В ней практически ничего не стояло. Только картина висела на стене, а перед ней стояло мягкое кресло. Госпожа Николаева уже сидела в кресле и задумчиво смотрела на картину, на которой были изображены две девочки. Одна, постарше, держала на руках собачку, а из-за её спины выглядывала девочка помладше, застенчиво держась обеими руками за платье старшей сестры. Анна и не сомневалась, что изображённые на картине девочки – сёстры, потому что их сходство сразу бросалось в глаза. Тот же разрез глаз, аккуратный носик, кудрявые волосы…. Старшая девочка издали очень напоминала…госпожу Николаеву. Дух последней грустно улыбнулся, словно распознав мысли Анны. - Сними её, - послышался шелестящий, как ветер, голос Екатерины Александровны, и она указала пальцем на холст. Анна кинулась было сама снимать тяжёлую картину, но Яков перехватил её руки. - Давай лучше я, - улыбнулся он ей и, сняв картину со стены, отставил её в сторону. Стена, на которой висел портрет, была сложена из квадратных белых плиток. - Яков, камень у тебя? – спросила Анна, на что муж протянул ей драгоценную каплю. Затаив дыхание, Анна вставила камень в каплевидное углубление в одной из плиток и повернула его вокруг собственной оси. Плитка выпала прямо Анне в руки, а за ней оказалась маленькая полочка, на которой стояла резная, деревянная шкатулка. Отложив плитку в сторону, Анна достала шкатулку и, бросив мимолётный взгляд на госпожу Николаеву, открыла крышку. Её глаза расширились от удивления: в шкатулке, переливаясь всеми цветами радуги, лежали драгоценные камни. Они заполнили шкатулку почти доверху и, блистая своими гранями, представляли завораживающее зрелище. Анна вновь посмотрела на Екатерину Александровну. - Передайте это Машеньке, - улыбнулась она, уже исчезая. – Я Вам верю, - последние эти слова растворились в воздухе вместе с ней. - Яков, почему вчера в револьвере не оказалось патронов? И как городовые оказались в доме госпожи Николаевой? – решилась, наконец, Анна спросить то, что волновало её со вчерашнего дня. Яков чуть заметно усмехнулся.       Сегодняшний день был на удивление тёплым и солнечным. Яркие солнечные лучи заполнили улицы, и на лицах тех прохожих, которые безумно любили жизнь и радовались всему, что есть в этом мире, играла безмятежная улыбка. Вот и губы Анны сами собой расплылись в счастливой улыбке. Яков обожал её улыбку, такую непосредственную, открытую, но, в то же время нежную. Когда она улыбалась, в его сердце тоже зажигалась искра радости, ему хотелось, как безумному, улыбаться и радоваться каждой минуте этой жизни, ловить каждый луч солнца и впитывать в себя всё его тепло. Анна заметила, что в глазах мужа зажглись искорки счастья, и улыбнулась ещё шире. - Госпожа Добронравова потребовала у меня дневник с информацией о том, где находится шкатулка. Значит, логично было бы предположить, что после того, как дневник окажется Добронравовой, она тут же бросится в дом госпожи Николаевой забирать шкатулку. Вот я и отправил туда отряд городовых. А то, что она заберёт у меня револьвер, было понятно с самого начала, поэтому лучше, чтобы там не оказалось патронов в тот момент, когда она решит убить меня, пытаясь отмстить за разрушенный план, - наконец ответил Штольман. Анна кивнула и отвела взгляд, разглядывая дома улицы, по которой они шли. Ей было стыдно, что она повела себя так глупо, позволила преступнице шантажировать мужа, заставила его волноваться, но пока Яков не заводил этой темы, и Анна надеялась, что неприятного разговора удастся избежать. - И что же нам делать со шкатулкой? – через некоторое время вновь спросила Анна. - Как что? Заберём себе, продадим, а на вырученные деньги построим домик в Швейцарии на берегу озера… - ответил Яков. Анна удивлённо взглянула на мужа, но, увидев в его глазах искорки лукавства, поняла, что он шутит, и облегчённо рассмеялась. - А если серьёзно, то вот, - с этими словами он достал из кармана бумажку и показал Анне. «Яблонская Мария Александровна, Варшава ул. Сенная д.7» - Оказывается, и здесь полицейские что-то могут, - улыбнулся на её немой вопрос Штольман. Они подошли к большому зданию с колоннами, полицейскому департаменту, и вошли внутрь. На сегодня был назначен допрос госпожи Добронравовой. По уставу её должны были допросить в тот же день, после задержания, однако у госпожи Добронравовой началась истерика, и говорить она попросту не смогла.       Яков не хотел брать жену с собой на допрос, госпожа Добронравова ненавидела его и Анну за то, что её план провалился, да и духи могли прийти в любой момент, а волноваться жене нельзя. Но, когда он только намекнул, что, возможно, Анна останется дома, она посмотрела на него обиженно и весь оставшийся вечер была грустна и неразговорчива. Состояние жены и мысль о том, что его жена вновь останется одна так надолго не давали Якову покоя. В конце концов, ему пришлось всё же пообещать Анне взять её с собой.       Анна и Яков поднялись в кабинет к Штольману, потом туда же привели госпожу Добронравову. Она вела себя более спокойно, но и выглядела куда хуже. Её лицо было бледно, под глазами темнели круги, а глаза лихорадочно блестели. Видимо, ночь, проведённая в камере, далась ей нелегко. Чуть пошатываясь, госпожа Добронравова подошла к стулу, стоящему посередине комнаты, и почти рухнула на него, устраивая поудобнее руки на коленях. Затем она обвела комнату и присутствующих тяжёлым взглядом. Увидев сидящую возле окна Анну, она еле заметно ухмыльнулась и смерила её презрительным взглядом. Анна же сделала вид, что всего этого не заметила. У неё просто не укладывалось в голове, как дама, которая только недавно выглядела такой приличным, добрым, открытым человеком, оказалась впоследствии жестоким убийцей и бессовестной лгуньей?! Как так получилось, что этой женщине почти удалось обвести вокруг пальца более десятка человек?! - Госпожа Добронравова, Вы признаётесь в том, что убили госпожу Николаеву и её горничную госпожу Синину? - Да, - проговорила Добронравова, глядя прямо в глаза Штольману. - Почему? Расскажите нам, что произошло между вами? - Что ж, - сказала Софья Алексеевна, - а почему бы и не рассказать? Всё равно уже для меня всё кончено. Я познакомилась с госпожой Николаевой сразу после смерти её мужа, она находилась в ужасном, подавленном состоянии, перестала выходить в свет, не появлялась на балах и приёмах. А я начала постоянно общаться с ней: приезжала в гости, писала письма, дарила подарки. Одним словом, окружила её постоянным вниманием, - госпожа Добронравова смотрела в одну точку и мыслями была уже далеко. – В наследство от мужа у неё осталось огромное состояние, и она определённо не знала, что с ним делать. Екатерина Александровна никогда деньгами не распоряжалась и цены им не знала. Я как-то решилась попросить у неё денег, она дала, даже не запомнив сумму, не написав расписку. Потом я частенько брала у неё деньги, не возвращая или отдавая назад меньше одной трети только для вида. Но потом всё переменилось…. Она начала возвращаться в свет, посещая балы и приёмы, общаться с другими людьми, подружилась с этой Тихомировой, и, кажется, начала осознавать, что мне от неё нужны деньги. И в один день, когда я вновь попросила у неё денег, она предложила мне расписку. Я, зная, что всё равно не смогу их вернуть, отказалась и попыталась оправдаться, но она уже всё поняла. В тот вечер, на балу, я увидела, что госпожа Николаева направилась к себе в кабинет, и пошла за ней, чтобы снова попросить денег. Мы поссорились тогда, и, когда она уже направилась к выходу, я вспомнила о том, что она мне рассказывала, как лучшей подруге, ещё давно, про шкатулку, полную драгоценностей, подарок сестре. План возник моментально. Я схватила стоящий на полке возле меня подсвечник и ударила её по голове. Кровь брызнула во все стороны, - руки Добронравовой затряслись, и она закрыла лицо руками, чтобы вернуть утерянное спокойствие. – Дневник я не нашла тогда… видимо, в последний момент она перепрятала его в другое место. Тогда я подложила заранее выкраденную у Анны Викторовны брошь. Мне нужен был отвод глаз, а на роль преступницы госпожа Миронова подходила идеально. Я видела, что она вышла из залы немного раньше меня и направилась куда-то. К тому же у неё и мотив был. Николаева часто рассказывала мне о Вас, господин Штольман, - ухмыльнулась Добронравова. - А за что Вы убили госпожу Синину? За то, что алиби Ваше подтвердила? - задал следующий вопрос Штольман, стараясь держать себя в руках. - Я пообещала ей, что, если она скажет, что видела меня прогуливающейся в парке во время убийства, хорошо заплачу. Я надеялась, что смогу за это время найти шкатулку, но ошиблась. Той ночью, она застала меня в кабинете, когда я искала дневник, и начала мне угрожать, что если я сейчас же не заплачу ей обещанную сумму, то она сейчас же выдаст меня полиции. Вот мне и пришлось её… - госпожа Добронравова сделала рукой жест, похожий на взмах ножа. – А потом Вы всё знаете. Похищение Анны Викторовны, шантаж и, знаете, я ведь почти успела! Я бы нашла эту шкатулку и тут же уехала туда, где меня никто бы не достал, но тут появились Вы, господин Штольман, с Вашей женой! - Вы слишком заигрались, госпожа Добронравова. Вы могли остаться незамеченной, вместо Вас посадили бы другого человека, но Вам нужны были деньги, Вы хотели стать богатой! Увы, Вы искали шкатулку совсем не там, дневник не помог, - сказал Штольман. - Нет! Я знаю, всё было правильно! Ещё бы чуть-чуть, и я достигла бы долгожданной цели! Я ненавижу тебя, Штольман! Вместе с твоей женой! Ненавижу! – перешла на крик Добронравова. - Уведите её! – холодно приказал Яков, и городовой вывел преступницу из кабинета.