Die anywhere else

      Поезда быстрыми, но монотонными вихрями проносились по скрипучим заржавевшим рельсам, протестующе повизгивающим от ударов колёс, нещадно скрябающим и без того изувеченную поверхность.       Было прохладно. Ветер здесь, на относительном пустыре, если не считать голых деревьев и кустов, свободно шелестел в их елях, гулял в дуплах и пронизывал кожу своим холодом и недружелюбием.       Мэй поёжилась.       Ей было холодно, неуютно и… обидно? Странное эгоистичное чувство, которое хотелось не просто проглотить, а выплюнуть и растоптать, чтобы не повадно было. — Ну что, удачи, ребят, — сказала Мэй, не вернувшись толком в реальность из шаткого мира мыслей и эмоций, и обращаясь, непосредственно, к Ангусу и Греггу, вооружёнными чемоданами и сумками. Несмотря на пугающее их количество, они собрали только необходимые вещи, решив оставить часть ненужного и неуместившегося на попечение новым владельцам их квартиры. Возможно, новые владельцы предпочтут выбросить это барахло. Да. Скорее всего так и будет. — Мэй, — ответил Ангус многозначительно. — поезд ещё не подошёл, ты же знаешь? — Я знаю! — тут же среагировала кошка. Она поняла, что эта её предыдущая фраза звучала не к месту и просто по-дурацки. — Чувак, всё нормально? Можешь навещать нас в любое время… — начал Грегг, желая поддержать подругу, но кошка не дала закончить, прерывая брошенную фразу. Она слышала это много раз. Честно говоря, подобное лишь сыпало соль на рану, но ничуть не успокаивало. А ей сейчас как никогда хотелось забыть всё это и поймать последние минуты, когда все её составляющие, люди, что носят в себе самые дорогие воспоминания Мэй, все рядом, здесь, в это время. И ничто не отделяет их. Пока они... в одной реальности. — Эй-эй, всё в порядке. Не надо тут этих соплей. Я типа… не сильна в речах... — кошка запнулась. — думаю, вы и так это знаете, но… в общем, вас ждёт увлекательная жизнь в новом месте..? Так что не надо так беспокоиться по пустякам. Я рада за вас, ребята.       Повисло неловкое молчание.       Странная недосказанность, нечто, похожее на сожаление и жалость, медленными импульсами, будто по нейронам, передавалось среди провожатых и уезжающих и шипело искрами при контакте с воспалёнными мыслями Мэй. Воздух искрил и переливался, пропуская сквозь себя ветер и серое небо, пустое, как сама бесконечность.       Беатрис, до этого никак не подающая признаков своего присутствия, пробубнила себе под нос что-то о том, как бы ей самой хотелось «увлекательно жить в новом месте». Казалось, она не хотела говорить этого вслух, просто не смогла сдержать мысли. Как раз тот случай, где правда настолько чиста, что без проблем выходит на поверхность в первозданном виде, просачиваясь сквозь мозг. Лаконично, не совсем красноречиво, но доходчиво и понятно.       Правда в том, что никто не дорожит этим местом, временем и кусочками своих воспоминай так, как Мэй.       Никто, вроде бы, даже не задумывается об этом.       Она сделала вид, что не услышала слов Беи, отпечатав их в своей голове лишь с целью дать себе ненужные поводы домысливать эту правду. Ненужные, но ставшие уже привычными. Они и правда вошли в привычку кошки.       Остальные же будто не услышали всего этого. Может, не придали значения. Но это было... нормально?       Мэй сама знает, что в последнее время воспринимает слова слишком близко к сердцу. Пережёвывает каждую букву, что уже не разобрать изначального смысла, а потом глотает горькую кашу и болезненно морщится от этой прогорклости.       Ветер стихает с приходом других провожающих, будто спугнувших его. Ветер не любит шумные компании, предпочитая молчаливые ели, равнины и ущелья. Он не одинок в своих прогулках, он любит шептать что-то юной листве и подшучивает над прохожими, снимая с них шляпы и путая волосы.       Без него возле вокзала стало более недружелюбно, чем в его присутствии, хотя поначалу казалось совсем наоборот. Многие вещи кажутся реально не такими плохими, когда исчезают.       Проходит около десяти минут, а пустырь уже заполнен как знакомыми Ангуса и Грегга, так и желающими хлеба зрелищ.       Вернее сказать, из знакомых самой Мэй здесь только Герм, Селмерс и та продавщица из видеомагазина.       Не так уж и часто кто-то покидает город, поэтому это кажется обитателям важным событием, и многие считают своим долгом поучаствовать в нём.       Не каждый способен выбраться отсюда. Из маленького умирающего города, где почти нет работы и перспектив. Где закрываются кафе и магазины, в которых Мэй проводила свои детские годы.       Кто-то и не хочет уезжать отсюда.       Кто-то не видит смысла.       Мэй сама не замечает, как придаётся воспоминаниям. Они расплывчаты, немного размыты, но от этого не менее реальны.       Оно и понятно, прошло уже более пяти лет.       Это воспоминания… о поезде и самостоятельности. Это всё, что можно сказать о своём отъезде из Поссум Спрингса.       И только сейчас Мэй поняла, что лишь упустила город из виду. А теперь, когда вернула, он ускользает от неё…       Её провожало почти столько же народа, сколько столпилось сейчас. И совершенно также половину она знала лишь на лицо, не помня ни имени, ни голоса.       Совершенно не знать кого-то здесь, казалось, невозможно, но «знать» для Мэй значило разговаривать с этой персоной хоть раз. Что же это за знакомство, когда лишь лицо кажется тебе смутно знакомым, а в целом человек является лишь прохожим для тебя? Тем, о ком ты даже не вспомнишь, не мелькни он в толпе?       Гудок оглашает тишину, стучат колёса, медленно, но неуловимо отнимая последние секунды до расставания. Кто-то аплодирует, а Грегг прыгает от радости, словно ребёнок, как обычно эмоцианально и порывисто.       Поезд останавливается, разнося в округе противный скрежет, но радости народу это не убавляет, хотя многие зажимают уши или морщатся от раздражающего звука. Все обсуждают что-то, прощаются с узжающими, кто-то лишь стоит в сторонке и наблюдает за всем, как Мэй.       Кошка смотрит на радостного Грегга и улыбается, размышляя о том, как здорово бы было совершить ещё больше безумных преступлений вместе.       Но было бы эгоистично и глупо отнимать у друзей мечту и то, к чему они так долго стремились только ради своего маленького замершего мирка.       Мэй подходит к ним последняя, сразу после Беи.       Кажется, будто все расступились, пропуская её и деликатно предлагая попрощаться наедине.       Наверное, каждый понимал Мэй. В какой-то степени. В той, в какой они могли понять её. — Мэй Боровски! — Грегг шутливо бьёт её в плечо. — приезжай в гости, чувак!       Мэй улыбается, пусть и слегка горько. Наверное, со стороны её улыбка выглядит глупо и жалко, будто она последняя перед казнью.       Сравнение ещё более глупое, да?       Мэй сбрасывает свои хмурые мысли и пытается на секунду перевести себя в то состояние, какое было присуще ей немного ранее этих событий. — Как жаль, что ты случайно не упал под этот поезд! — крикнула она, когда Грегг уже зашёл внутрь вагона, помогая Ангусу, взвалившему основную часть труда на себя, затаскивать внутрь чемоданы и сумки.       Грегг хитро прищурил глаза, уловив суть. — Как жаль, что ты не лунатик и не уснула прямо на этих рельсах ночью! — не остался в долгу он. — Как жаль, что все эти чемоданы не свалились на тебя! — крикнула Мэй. Она почувствовала, как её ненормальная улыбка дрогнула на секунду. — Как жаль, что этот поезд не взорвался, пока ты стоишь рядом с ним! — Мэй почувствовала, что её глаза немного защипало. Совсем чуть-чуть.       Впервые за долгое время. — Пока, Мэ-э-эй! — крикнул Грегг, а Ангус лишь помахал рукой всем столпившимся возле вагона, и они растворились внутри. В окнах поезда было невозможно разглядеть что-либо из-за бликов.       «Что, уже?» — пронеслось в голове Мэй, когда поезд тронулся с места и застучал колёсами. Тихо, почти издевательски. Боровски и забыла, что из-за небольшого количества пассажиров поезда не останавливаются здесь надолго, а контролёры проверяют билеты лишь после посадки в вагоне.       Она не ожидала, что всё закончится так скоро. — Как жаль… что вы уехали, ребята, — тихо прошептала кошка, заканчивая свой шутливый диалог с Греггом.       Её слова бросились за поездом и растворились, так и не достигнув цели. Небо подхватило их и закопало в земле, спасая от блужданий по этому свету и пряча от холода и снега. — Мэй, ты плачешь? — ровным тоном спросила Беа.       Кошка смотрела на неё отстранённо.       Люди вокруг начали расходиться.       Маргарет отчётливо поняла, что Беатрис не поймёт её: отъезд друзей не был для неё крушением её микромира, построенного с самого детства, потерянного на пять лет и вернувшегося внезапно, перевернув этим всё вокруг и поселив надежду в сердце.       Ведь Беа не нуждалась в этом.       Её жизнь не замёрзла здесь, в этой точке. Не рассеилась в людях, хранивших память о другом времени, когда она ещё жила в полной мере, не растворилась на старых углах, где они играли в детстве и не осталась пылью на улицах старого города.       Бею не волновало, что без Грегга и Ангуса не получится сыграть ни одной песни из их группы. А если найти друзьям замену, то всё равно это будут другие песни. Бея не заметила бы разницы. Звучало бы ведь почти одинаково.       Беа не поймёт, ведь она не осталась в этом месте навсегда, сросшись с ним, хотя и прожила здесь всю свою жизнь. А у Мэй как-то получилось, хотя её не было пять лет.       Беатрис мечтает уехать, как многие из живущих здесь. И у неё это, наверное, получится. Но Мэй… она стала частью старого доброго Поссум Спрингса. С неё хватит.       Как жаль, что ничего не бывает здесь вечным, рассеиваясь в пыли времени.       Как хорошо, что этот город никогда не забудет проказы маленьких Грегга и Мэй, сыгранные ими песни, приключения в лесу и самые отважные, самые безумные поступки.       Как хорошо, что ели и леса никогда не забудут этот город, даже когда последний житель уедет отсюда, а старая Мэй потеряет свою память.       Как хорошо, что эти ели всегда будет помнить ветер, даже когда их срубят и построят из них жилища для людей с другой памятью и судьбами или разведут костёр и развеят по ветру, а он — Мэй верит, — обязательно отнесёт их сюда, чтобы они всё также молчаливо смотрели на город-призрак, бывший когда-то Поссум Спрингсом.       Как хорошо, что где-то, всё же, Мэй останется навсегда. — Мэй, ты в норме? — спрашивает Беа, стараясь вернуть её в реальность. — Да, прости. Можно я побуду здесь, хорошо? — Без проблем, чувак, — Беатрис медленным шагом отходит от кошки. — я подожду тебя в машине.       Кошка вздрагивает. — Нет, ты поняла неправильно. Можешь ехать домой, я доберусь сама…       Беа остановилась и подозрительно посмотрела на неё слегка скептически. — Зачем оплакивать Ангуса с Греггом, если они смогли вырваться из этой дыры? По-твоему, это плохо? — Не плохо, — отвечает Мэй. Это даже хорошо. Для них. Для любого, но не для неё. Может, это мерзко и эгоистично, но то, что все они были вместе, как нерушимый квартет, было последним спасением от пожирающих кошмаров. Теперь придётся справляться самой, в полном одиночестве и постоянном страхе.       Наедине с мыслями.       Наедине со страхами.       И ничего отвлекающего от себя и разрушения.       Мэй трёт глаза рукавом рубашки, медленно отходя подальше от рельс и вокзала и оставляя подругу где-то позади. Она не слышит, ушла Беа или всё также стоит и смотрит ей вслед, стараясь понять то, что она упускает в ней.       Вокруг деревья. Пляшут и переговариваются, играя с ветром в догонялки.       Ветер ловит каждый листочек, легонько трогая их ладонью и отрывая некоторые, роняя на землю с шумящей травой.       Мэй моргает, осознавая, что листья давно опали. Все. И снова видит лишь голые деревья и мелкие редкие снежинки, опускающиеся на мёрзлую землю.       Она ни с чем не спутает те листья и тот ветер. Это то самое место, где они — Беа, она и Грегг — потерялись в детстве, забежав в лес на поиски приключений. Конечно, не совсем в дестве. Мэй была тогда... в старшей школе, вроде? Но сейчас это время уже казалось детским, разграниченное поездкой в университет.       Мэй тогда плакала навзрыд и просилась домой, несмотря на то, что была уже не такой и маленькой. Да и вообще, в детстве она плакала много, доставляя родителям хлопоты, вдобавок попадая в разные передряги и выходя из них по счастливой случайности, и, опять же, в истерике.       Беа успокаивала её, как могла, стараясь казаться бесстрашной ради подруги, а Грегг, не унывая, носился среди деревьев в поисках хоть малейшего намёка на выход.       Их нашли только вечером, когда почти весь город подключился к поискам.       Мэй не знала, зачем вспоминает это.       Казалось, у неё не осталось ничего, кроме этих моментов.       Светлых и тёплых, несмотря на пережитый страх.       Это было то время, когда они были маленькими и наивными, все родные были живы и здоровы, а мир казался таким большим полем для игры. И это было… прекрасно.       Мэй дотронулась рукой до травинки, такое невероятно яркой и настоящей, только сейчас понимая, насколько замёрзли её руки.       Обледенелая ветка в её руках переломилась и упала на землю к остальным, таким же холодным и промёрзшим насквозь. Хрустящим в руках, как кости.       Забавное сравнение.       Мэй запрокинула голову к небу и медленно побрела к городу, понимая, что уже темнеет.       Она всегда вставала часа в четыре, но сейчас темнеть стало гораздо раньше, и день, казалось, длился всего час от силы.       Провести ночь в холодном лесу не слишком хотелось, и кошка заставила себя собраться по кусочкам и с новыми силами пойти домой.       А память о её лете и детстве не отдаст её в цепкие руки кошмаров о шахтах, одиночестве и смерти.       Она очень постарается.