Муки совести.

— Да не стой же ты столбом! — ругала себя рыжеволосая воительница, оглядывая поле боя.       Схватив кем-то оброненный эльфийский меч (не хотелось думать, что его хозяин мертв), Тауриель ринулась в гущу сражения. Ее тонкая фигурка со свободно развевающимися волосами напоминала рыжую молнию.       На миг уловив краем глаза медный отблеск, Трандуил уже не выпускал ее из виду. И именно он увидел, как на девушку сзади несется огромный орк с секирой вместо правой руки. Она же в эту секунду отражала натиск двух орков помельче. Оценив обстановку, король рванул наперерез секирорукому.       Он снова успел спасти девчонке жизнь. Но орочью стрелу пропустил — вошла, аккурат между пластинами доспеха под ключицу.       Вторую стрелу, предназначенную королю, в глаз принял на себя младший ворон…       Время замедлилось для Тауриель — громкий птичий крик, ставший родным за последние месяцы, блеск королевских доспехов — и вот эльфийский витязь падает на землю. А мгновение спустя ему, на прикрытую доспехом грудь, падает, пронзенный орочьей стрелой, эреборский ворон.       От злобы потемнело в глазах, из горла вырвался дикий звериный рык, и, не разбирая на отдельных особей, рыжеволосая эльфийка буквально начала нанизывать, как на вертел, орков. Кто из них был слишком большим, во мгновение ока был разделан на несколько частей…       Запах грязи и крови только усиливал ее боль и злость.        Когда врагов уже не осталось, она еще продолжала размахивать клинком, что-то злобно рыча.       Тауриель пришлось окатить водой из ближайшего ручья. Просто так к ней никто не рискнул приблизиться. Она была в состоянии, сравнимом с горячкой. Стояла мокрая и, растерявшись, глупо хлопала глазами, оглядываясь по сторонам.       Бой был окончен спустя четверть часа после его начала. Сто пятьдесят мертвых морготовых отродий были сброшены в кучу и сожжены. Дым и смрад были невыносимы. Из светлого отряда погибли четыре эльфа и два ворона: младший — защищая короля, а старший прикрыл собой от стрелы Двалина. Пятнадцать раненых, и лишь королю досталась стрела с моргульским ядом.       Трандуилу казалось, что если он позволит тьме поглотить себя, то все мучения, терзания и безответная любовь, которая, кроме горечи ничего не давала, останутся за гранью. Он хотел все забыть, и тьма обещала забвение. Но было же и хорошее, то, что забывать вовсе не хотелось. Первая любовь, рождение сына, да и первое счастливое осознание мира, детство, юность. И, пускай любовь к Тауриель последняя и безответная, все равно он счастлив был, когда понял, что снова может любить. — Он уходит! Яд нужно вывести из крови, иначе потеряем владыку.       Тауриель стояла с другой стороны королевского походного ложа и, зажав рот рукой, смотрела на неприкрытый магией лик Таура. Ужасающий ожог на левой стороне лица короля вызывал в эльфийке скорее жалость, чем отвращение. Подчиняясь неведомому доселе порыву, Тауриель, вдруг присела на край постели и протянула руки к зияющей ране под ключицей: — Что она собирается делать? — возмущенный шепот лекаря как разрезал воздух над раненым. — Благодать, данная мне, пусть перейдет к нему, пусть даст ему избавление, — в ответ на вопрос лекаря полилось заклинание из уст растрепанной Тауриель.       Вначале ничего не происходило. Но через некоторое время рана стала светлее, кожа вокруг начала приобретать свой естественный цвет. Присутствующие в королевском шатре эльфы, как завороженные, смотрели на руки девушки — от них исходил такой свет, что находящиеся здесь же гномы зажмурились. — Эру! Его лицо!!! — выдохнул придворный лекарь.       Взор присутствующих переместился на королевский лик. От увиденного эльфы и гномы, казалось, забыли, как дышать. Уродливый драконий ожог зарастал и затягивался прямо на глазах. Вместо оголенных костей черепа появлялись мышцы, подкожная клетчатка, кожа. Так как глаза владыки были закрыты, то, что происходило с левым глазом, никто не видел. Через несколько томительных минут от ожога осталось лишь пятно немного розовее, чем остальная кожа на лице. Вдруг Его Величество глубоко вздохнул и открыл глаза.       Никто не заметил, что эльфийка уже сидела молча и просто смотрела на короля. — Как Вы себя чувствуете, Ваше Величество? — голос Тауриель разлился, как патока, в окружающем тесном пространстве.       Впервые за двадцать с лишним лет она обратилась к Трандуилу с вопросом. И не просто с вопросом, а с вопросом, в котором звучит забота и участие.       Словно о чем-то догадавшись, первыми покинули шатер гномы. За ними цепочкой потянулись эльфы. — Скверно выглядите, капитан королевской стражи, — с полуусмешкой прошептал король. — Это поправимо, — в тон ему так же шепотом ответила Тауриель.       Его будто что-то толкнуло к ней; слегка приподнявшись на локтях, король выжидающе смотрел в глаза девушки, а она вдруг упала ему на грудь и громко, по-женски, расплакалась. Несмотря на трагические слезы Тауриель, у короля заиграла счастливая улыбка на губах.