Муки совести.

      Тауриель выглянула из-за угла и, убедившись, что никого нет, шмыгнула к себе в комнату, плотно затворив двери. Отдышаться ей не удалось, так как около двери в коридоре послышался шорох. Потом чуткое эльфийское ухо уловило полувздох-полустон.       Игра в прятки продолжалась уже почти два месяца. Едва вернувшись в Лихолесье, рыжая эльфийка заперлась в старой заброшенной комнате и, под предлогом обустройства жилья, не появлялась пару недель.       Таур выжидал. Он никак не мог забыть тяжесть ее тела на своей груди, судорожное всхлипывание и случайное прикосновение губ к его коже. О том, как она вскочила, выбежала из его шатра, закрыв лицо ладонями. «Что же ты делаешь со мной, Тауриель? Зачем прячешься? — мысленно взывал к девушке Король, — не обижу никогда, а любить буду так, как ты и знать не знаешь за все свои юные шестьсот лет! Не ведаешь, каковы настоящие поцелуи, как горячи могут быть ласки…»       Ход мыслей на этом переходил в реакцию тела и, чтобы как-то успокоиться, Таур мчался к ледяному подземному озеру, где подолгу стоял по пояс в воде.       За два бесконечных месяца они лишь раз столкнулись в темном коридоре.       Той ночью Тауриель не спалось. Покрутившись и окончательно запутавшись в простынях, эльфийка выбралась из постели с целью попить воды. Но, увы, графин оказался пуст. Нужно было идти к ближайшему источнику. Проскользнув за дверь, девушка неслышной тенью пошла по коридорам дворца. Вдруг ей почудился какой-то шорох позади. Оглянувшись и продолжая двигаться вперед, она вдруг в кого-то врезалась. Ничего толком не видя, она начала шарить по телу незнакомца. Тот был очень высок, одет в шелковую рубашку, и от него пахло сиренью… Стоп! В шелковую рубашку?! Шелк носил только один эльф в королевстве. И этим эльфом был король… Король?!!!       Это открытие заставило Тауриель забыть, как вдыхать воздух!       Вдруг рядом вспыхнул один огонек, около него еще один, потом разом зажглось целое облако… Светлячки! В неверном свете насекомых девушка увидела лицо короля. Глаза его полыхали каким-то странным пламенем. Таур повелевает и светлячками, как и всем живым в округе. Она была так захвачена этим волшебным зрелищем, что сразу и не поняла, что находится в объятиях мужчины. «Что он делает?!» — запоздало взбунтовалась гордость, после того, как девушка оказалась прижата к королевской груди, а мужские губы коснулись уголка ее рта.       Король, прикрыв веки, простонал от наслаждения. Она сонная, податливая, теплая… Держать ее маленькое тело в объятиях — такое наслаждение! Он провел языком по ее губам, словно попробовал ягодную помадку, и вдруг все поплыло. Сильнее прижав девушку к себе, он принялся покрывать лихорадочными, короткими поцелуями ее лицо, при этом из его горла вырывались вперемешку стоны и всхлипы.       Тауриель, застыв, как изваяние, не могла придти в себя от неожиданной вспышки страсти Таура. А потом, вдруг оттолкнув одним резким движением мужчину от себя, исчезла в темноте дворцовых коридоров. — «Да как он смеет?!» — кричали дуэтом раненая гордость и застарелая обида. — «Может и смеет! Он трижды спас тебе жизнь! Ты думаешь, он рисковал ради тебя, потому что ты сверхвоительница? Или ценный командир его стражи? Нет! Потому что он желает быть рядом именно с тобой», — отвечало чувство справедливости, а под ним, как под пуховым одеялом, спало другое чувство… Оно было новорожденным и еще не имело той силы над разумом, но уже вовсю подчинило себе сердце девушки.       Тауриель, вернувшись тогда в свою комнатушку, заперла дверь и, сидя в постели, с полными глазами слез, слушала, как с той стороны двери ей громко шептали: — Тауриель, прости меня… Я не притронусь к тебе. Давай просто поговорим…       Она тогда так и не ответила. Лишь теребила пальцами черное перо ворона, прикрепленное к кончику косички, заплетенной на левом виске.