love stuck

Чимин стеснительный и ужасно закомплексованный. Он не любит привлекать к себе внимание, почти никогда не смотрит в глаза людям, а ещё читает много и постоянно витает в облаках. Ему все равно, что некоторые считают его странным. А Юнги нравится. Юнги курит и незаметно любуется со стороны, пока его друзья говорят о вчерашней тусовке и дешёвом бухле, от которого уже откровенно тошнит. Вам же наверняка не захочется слушать о моих бесконечных кошмарах, да? Но ещё Юнги как-то не по себе. Страшно от тупого интереса, который в очередной раз жрёт изнутри и застилает мутной пеленой всё вокруг себя с каждым днём больше и больше. У него нервозность сидит уже где-то в горле, готовясь выйти одним потоком отборных матов и ненависти ко всему миру, но Юнги терпеть умеет и поэтому продолжает запивать мешающий ком горьким кофе с коньяком. Начинает отнекиваться от вечеринок и выкуривает сигареты раза в два быстрее. Кажется, кто-то говорил мне остановиться. Всё идёт наперекосяк, когда Хосок перестаёт докапываться, а Чонгук знакомится с Чимином. Весь такой активный и энергичный, который заставляет Пака раскрыться и показать себя настрящего. Тот, кто согревает и поддерживает, заставляя чувствовать себя уверенней. Намджун говорит, что они хорошо смотрятся вместе, а те лишь прикалываются. Пошёл нахуй, Чон Чонгук. Мин беспричинно рявкает на всех подряд, и даже Намджун не осмеливается поставить на место, потому что «ну перебесится и перестанет». Хосок раздражённо цокает, пиная мусорный бак и показывая фак, когда уходит домой. А Чонгук времени не теряет, постоянно в кафешки водит и ещё шутки свои глупые шутит, что Юнги аж врезать хочется, лишь бы поскорее стереть эту тупую кроличью улыбку. И, кажется, ненадолго стирает. Чимин немного напуган и совсем много не понимает. Бегает вокруг Чона с ваткой, пытаясь не упасть в обморок от вида крови, и нервно закусывает пухлые губки. Юнги Чимина чуть-чуть жалко. Они встречаются, говорит Хосок и добавляет, мол, не знал что-ли? Нет, блять, не знал. Мину хочется кричать громко-громко; разрушить остатки всего того, что осталось. Руки дрожат от злости, так и норовя сломать что-нибудь или кого-нибудь. Но сломают здесь только меня. Чимин смущённо хихикает, пока Чонгук приобнимает низкого парнишку к себе за талию и что-то шепчет тому на ухо, смотря исподлобья на Юнги. А тому вдруг первый раз засмеяться хочется, ведь синяк ещё долго заживать будет. Пошли вы все. Ночью он выливает в себя несколько бутылок чего-то определенно покрепче пива и проливает наружу все ядовитые слёзы, которые хранил в себе слишком долго. Часовые монологи сорванным голосом впитались в старые стены, и обои уже сползают от своей беспомощности. Пол, словно старая бабка, скрипит в комнатах так же, как и прокуренная душа, от которой почти ничего не осталось. Юнги думает, что все кончилось, не успев начаться. К пяти утра Мин чувствует бесконечную усталось и охрипшее горло. Глаза опухли, и, кажется, он больше никогда не будет плакать, потому что эффект ему совершенно не нравится. Виски адски пульсируют, из-за чего парень хмурится и усиленно трёт грубыми пальцами переносицу. Боль, конечно, не уходит, но как-то спокойнее всё равно становится. В тишине кухни слышна надоедливая мелодия мобильника, но Юнги явно не планирует отвечать на звонки, развалившись на холодном полу и уставившись на застывшие часы. Не сегодня (и не завтра, скорее всего). Но уже совсем скоро он побежит в ближайший магазин, где давно знакомая продавщина одарит его жалостливым взглядом, за парой пачек сигарет и снова засядет в своей студии за записью треков о неразделённой любви, чувстве опустошённости и прочих соплях, которые нынче в моде. Ведь Юнги привык. Юнги так нравится.