Nueve

С высоты драконьего полёта травяное море внизу не выглядело безграничным. Если Смоляная перчинка в стае маленьких братцев и сестриц взмывала к облакам, она видела своими крохотными выпученными глазёнками десятки рамок и рубежей, что делили зелёную безмятежность на части. Разрезая прогретый солнцем воздух, чернокрылая проныра падала и снова поднималась. Она видела пятна и других цветов: бурые овалы болот, охровые полосы подсыхающего устья реки, сиреневые квадраты цветущих вересковых пустошей и тонкую сетку ручьёв-ниточек, что поили здешние сочные луга. На горизонте вдали возвышалась гряда серых скал. Конечно, не такая величественная и огромная, как те горы, в которых раньше жил Манабу, но для малютки перчинки и она казалась гигантской. Каждый представитель драконьего племени знал: в этой безопасной, связанной с вентаной, области нет лучшего места для развлечения, чем ущелье Сива. Туда на досуге направлялись все от мала до велика, чтобы встретить родных, похвастаться новостями, послушать байки о двуногих светлокожих чудовищах, мясо у которых гладкое и сладкое, как нежный орех шакнат из южных земель, а нрав злой и хитрый. Кто-то прибывал из других районов, чтоб отведать новые вкусные продукты, кто-то стремился за наживой. Если повезёт, в Сива можно было обменять найденные самоцветы или самородки на другие камушки или осколки металла. Драконы по природе своей любили всё то блестящее, что рождает земля, и страсть к накопительству, обмену и коллекционированию была у любого в крови с момента вылупления из яйца. Выше всего в их роду ценились особые сокровища: обточенные, огранённые, выплавленные и искусно вырезанные теми самыми двуногими, которых боги обделили умом и силой, лишили полезной брони и чешуи, но одарили неподвластным драконам умением — обучаться ремёслам. Они-то, мудрейшие и величайшие, обрабатывать ничего не умели, только собирать, накапливать, прятать да охранять. Это вызывало зависть и набивало цену людским кольцам, монеткам, ложкам, серьгам и гребням, выделанным из драгоценных металлов, ровно как и камням, вставленным в оправу, превратившимся в броши и кулоны. Цены задирались неподъёмные, драконы могли спорить об одной сделке неделями, собирая вокруг толпы зрителей и болельщиков. Торг тоже был в удовольствие, а за хорошую человеческую драгоценность и лапу свою не жалко было отдать. Но предпочтительнее всё же чужую. Этой слабостью и пользовались самые коварные и догадливые охотники, подобные Рейте. Они выменивали у алчных драконов сведения об их сородичах, но сделать это было не так-то просто: нужно было обладать немалым терпением и даром дипломата, пониманием обычаев и традиций древнего противника. Всё же это был риск, редкий, но не неслыханный. Даже маленькие перчинки встречали на Драконьем Рынке настоящих двуногих, и это всегда было потрясающее событие, которое потом обсуждали и обсасывали месяцами. Ещё бы — такая занимательная еда посещала их владения, порой умудрявшаяся не только выжить, но и произвести выгодный для обеих сторон обмен. Но то были исключительные ситуации. Повседневность рынка заключалась в купле-продаже, некоторые везунчики торговали диковинами, и ещё более удачливые и богатые драконы могли позволить себе приобрести подобное. Ну, а стайки смоляных братцев и сестриц, увы, были бедны и летали туда просто поглазеть на чудеса. Как в тот день, ничем не примечательный, тёплый и пропитанный весёлым луговым ветром, когда они мчались через равнину, пока не стали снижаться, приближаясь к горам, и увидели трёх путников-чужаков, бредущих к ущелью. — Ух, развелось же вас здесь! — Рейта недовольно отмахнулся от роя любопытных и надоедливых чёрных перчинок, вдруг спикировавших на путников с неба. — Странное дело, вроде не сезон для спаривания, чего разлетались? Мы уже на подходе, вон там — ущелье Сива, как называют его драконы, рынок. Нам туда. Две скептически настроенные макушки — одна чёрная и лохматая, другая белая и ушастая — вскинулись в указанном направлении и синхронно закачались в знак неодобрения. — То есть мы просто так возьмём и радостно потопаем в стан врага? Ни плана, ни защиты? Я, конечно, наслушался твоих рассказов о победах до тошноты, но что-то мне эта идея не нравится. Не верю, что мы сможем завалить толпу драконов на их территории, — сдвинув брови к переносице, процедил Манабу. Пёс охотно поддержал эту мысль: — Выглядит как ловушка, Рей. Там суженный проход между горами, дальше он наверняка расширяется, но путь отступления, похоже, только один, если не считать неба. Это, мягко скажем, опасно. Я согласен с мальчонкой, мы не сумеем втроём одолеть гвардию чудищ разной весовой категории. Даже если допустить, что часть из них настроена миролюбиво, для других мы — ходячие шашлычки. Ты только представь, Рейта, что такие вот аппетитные кусочки мяса, поджаренные, с дымком, с луковыми кольцами и подпеченными с бочков грибками, возьмут и заявятся к тебе в гости. Придут прямо под нос. Ты что, не сожрёшь их? — Так, псу я больше анисовку не наливаю, он представляет себе шашлычки с ножками. Допился собакен, — хохотнул охотник. — Ох, что-то жрать охота, — простонал Казуки, и живот его заскулил в унисон. Тем временем они подошли на достаточное расстояние, чтоб отчётливо видеть вход, в который периодически влетали, вбегали или чинно входили разные драконы: поменьше, побольше, рогатые, крылатые, поодиночке и семьями. Путники стояли чуть поодаль на зелёном холме и сосредоточенно изучали опасное место. Их видели спешащие мимо драконы, но пока никто враждебности не проявлял, просто косились, сворачивали в их сторону блестящие яркой чешуёй головы, но никто не приближался, не рычал и огнём не пыхал. — А кто вам сказал, что мы будем с ними сражаться? План у меня есть, причём неоднократно опробованный. К тому же на Драконьем Рынке свои законы — законы торговли. Не то чтобы это совсем уж прям нейтральная территория, но на ней убивать кого-то не принято. Даже людей, хотя мы там редкость, те же зверушки из Терры заходят почаще, тоже за покупками — существует то, что можно приобрести только здесь. Бизнес есть бизнес, порой приходится пересекаться самым разным существам, — хмыкнул Рейта и сделал нечто удивительное: снял повязку с носа. Манабу, ни разу не видевший его без неё, ахнул: — Ого! Вот это да! — Ничего себе, — подхватил ха-ину. Оба, будто впервые, воззрились на своего проводника, а тот торопливо спрятал повязку в карман, скинул со спины рюкзак, подошёл к Казуки и стал отвязывать с его спины сумки. Лицо у Рейты было простое и открытое, из тех, что сразу безоглядно вызывают симпатию, мимика очень мягкая, живая, кожа под повязкой ожидаемо была много бледнее и нежнее той, что всегда оставалась открытой и подвергалась постоянным атакам ветра и солнца, оттого казалось, что на мужчине всё ещё надета светлая маска. — Ну, что такое? — не выдержал драконолов. — Чего уставились, глаза намозолите! — Он у тебя есть! — хором сказали оба спутника. — Кто? — Нос! Я думал, отрезан, ну или изуродован, или ещё что, — пояснил Манабу. — Ты ж даже спишь, кажется, в этой повязке. — А я считал, у тебя клеймо на роже, или ожог какой ритуальный. Мало ли, что за жуткие обычаи заставляют ваш Клан носить маски, — наигранно зловещим голосом проговорил пёс. — Вы, человечки, иногда такого удумаете. Вот было, например, в стародавние времена поверье, что богов нужно раз в год задабривать жертвой, чтоб поселению хорошо жилось. Привязывали к столбу самую красивую девственницу и сжигали. Не идиоты ли? Какая нам польза от этих тёток? Ясное дело, что с годами с девственницами становилось всё хуже, тем более симпатичными, стали кого попало жечь. Старушек, толстушек, кошек, собачек. — Мерзость какая-то! — сморщил нос Манабу. — Что-то ты насчёт девственниц не так переживал, как насчёт собак, — хихикнул Казуки и продолжил: — А теперь представьте, знаете что? Представьте — запах! Причём многократно усиленный вашими молитвами. Пытка какая-то — эти дары копчёные. Навскидку лет триста приучали народ просто хлеб с вином и фруктами оставлять на алтарях, если уж так хочется, а до того воняло адски. Вот я и подумал, Рейта, а вдруг вы какой-нибудь ритуал посвящения проходите, и потом хана — без повязки никуда. Любопытно было, только спросить стеснялся, чтоб не задеть твои нежные чувства. Вдруг это травма? — Чушь какая, эта традиция не связана с членовредительством. Есть одна легенда. Манабу, я что, тебе не рассказывал никогда? — Наверное, не мог выкроить время. Ты был слишком увлечён историями о своих друзьях с именами Бицепсы и Трицепсы, а ещё подробными занудными пересказами каждой своей охоты, когда уж там увлекательнейшие старинные легенды рассказывать, — фыркнул сирота. — Значится так, — затянул Рейта, продолжая манипуляции с багажом, который вскоре полностью оказался на земле. — Жил да был Первый Охотник, и сразился он с Изначальным Драконом. Долго они бились, и зверюга ему половину лица выжег своим пламенем. Мужик наш таки победил, но толку с той победы было мало — больше добывать мясо не мог, потому что утратил нюх. А чутьё в нашем деле важнее всего, важнее силы и даже ловкости. И завещал Первый Охотник своим детям не быть такими кретинами, как он, в открытый бой не лезть и носы свои беречь пуще глаза своего. Потому как даже слепцы охотятся лучше тех, кто зверя не чует. Такая вот сказочка. — Поучительно, — заметил Казуки и с философским видом почесал бок задней лапой, — особенно про не высовываться. В свете последних событий, мораль мне нравится. Ты что с поклажей делать-то собираешься? Оружие нам достать хочешь? Мне не надо, а Манабу я бы лук не доверил, он ещё не туда шмальнёт, и в наших и без того небогатых и несплочённых рядах может наметиться пара проплешин. — Нет, я не дам Манабу лук… — Слава богам… — Я вообще никому не выдам оружия, да и сам сниму всё, — Рейта действительно отстегнул колчан, ремень с ножами и лук, и всё это богатство полетело к сумкам. — Эй, ты, бравый охотничек, что творишь? Собираешься идти в ущелье безоружным? Глупость какая! И оставить все наши сумки планируешь? — Драконы не украдут, — важно подняв к небу палец, заявил Манабу, гордый тем, что тоже может поведать что-то занимательное и хоть когда-нибудь блеснуть своими скудными познаниями перед друзьями. — Насколько я помню из монастырских книг, драконы народ честный, гордый, более порядочных рас в Нуэве не найти. — Ну да, конечно, — синхронно ответили скептически ухмыляющиеся Рейта и ха-ину. — А что не так? — Кто вот, интересно, все эти книжоночки пишет? Фантастика чистой воды. Твои добропорядочные драконы — те ещё воришки. Они ведь без ума от человеческих ценностей, будь то деньги или украшения, эти монстры теряют рассудок, а вместе с ним и последнюю совесть, если она, конечно, у них есть вообще, — заявил Небожитель. — Что же делать? Зачем тогда наши вещи оставлять? Там, конечно, красть особенно нечего, но ведь они могут попытаться порыться в шмотках, если бросим их тут. — А ты сечёшь, пацан! Вот тебе задачка вроде детской загадки про волка, козла и кочан капусты, только про нас, драконов и наши пожитки. С оружием идти нельзя — всё ж в чужой монастырь да к врагам рода человеческого собираемся, тут нужно подкрепить наши миролюбивые намерения внешне. К тому же топать надо налегке, потому что обратно, возможно, побежим. И при всём этом бросать сумки нельзя — разворуют. Что посоветуешь предпринять, умник? Манабу задумчиво пожевал губу и сказал: — Оставим Казуки сторожить. От меня толку мало, какой из меня охранник, — почему-то мальчишка не захотел признаваться вслух, что отвергает свою кандидатуру по другой причине: ему до жути хотелось попасть внутрь и хоть одним глазком увидеть то, что другим людям недоступно — удивительный Драконий Рынок. — Нельзя, блохастый нужен нам в ущелье. Как я иначе торговаться буду, если живого Небожителя драконам не предъявлю — это же ходячий белый флаг. Так мы хоть немного цену собьём, да и дело пойдёт быстрее, не хочу на рынке месяц сидеть. Тот, кто ни разу не торговался с драконами, не представляет себе, что такое долбанная вечность. — Тогда не знаю, что делать, — Манабу тяжело вздохнул. — Не грусти, мужик, у доброго доктора Рея есть подходящий рецепт на этот случай. Смотри и восхищайся! Он не спеша собрал все сумки и рюкзаки, сложил горкой в небольшом углублении в земле, и под удивлёнными взглядами Казуки и Манабу опрыскал всю поклажу красной жидкостью из прозрачной склянки, предварительно выуженной из одного тюка. — Что это? — Драконья кровь, конечно. Они её ой как не любят, на дух не переносят, не подойдут теперь к вещам и на милю, будут корчиться от брезгливости. Так что можем спокойно оставлять тут наше добро. — Может, нам и самим этой кровью намазаться, чтоб они и нас обходили стороной и не съели там? — осенило Манабу. — Ну и бред ты придумал, братишка. Идти к ним в пасть в их же кровище? Съесть нас драконы под таким соусом, конечно, не съедят, но казнят сто пудов! О, чуть не забыл, и сапоги снимай. Кожа ведь драконья, спалят тебе ноги вместе с обувью по самую шею. Парнишка послушно стащил сапоги и метнул один за другим в кучу их вещей. — Жалко оставлять, — вздохнул Манабу, как-то незаметно для себя сроднившийся с непривычной обувью, и уныло пошевелил пальцами вновь босых ног. — Надо — значит надо. Я же сказал — улыбаемся пошире, демонстрируем дружелюбие, миролюбие и всё любие, на которое мы способны в компании клыкастых ящериц. Ах да, слово «ящерица» тоже не употребляем. Оно у них ругательное и нетолерантное. — А ещё — змей! И гад ползучий, — добавил Казуки. — И земляным червяком никого не дразнить! Всё поняли? Пёс и мальчик утвердительно кивнули, тогда Рейта ополоснул руки водой из фляги, чтоб смыть запах крови, достал и протянул Манабу самодельный флаг из палки и белой тряпицы. — Не уверен, что это обязательно, но я всегда с ним хожу. На всякий случай. — Будто бы этот символ имеет большое значение для голодных драконов! — мальчик повертел флаг в руках с сомнением. — Не факт, что имеет, но один конец у палки заострён, если что, может пригодиться, — пояснил Рейта. — Значит так… Выдвигаемся, моя дорогая команда ходячих шашлычков, — усмехнулся он. — Если сделаем всё правильно, нас и когтем не тронут. А вот наш сегодняшний пропуск в ущелье Сива, — и охотник подкинул вверх и ловко поймал крупную золотую монету до того, как её успели облепить налетевшие невесть откуда Смоляные перчинки. — Кыш, кыш, проклятые. Вот говорил же — с ними глаз да глаз нужен. Лёгким щелчком охотник отбил атаку одного особенно наглого дракончика, тот шлёпнулся на землю, как тяжёлый майский жук, и запищал что-то ругательное вслед удаляющимся странникам. Первым в этом шествии маршировал пушистый Небожитель, старательно поднимал и опускал каждую лапу, как породистый конь на скачках. То есть Казуки пытался мысленно внушить себе, что именно так он и выглядит. В действительности пёс всё время сбивался с ритма и начинал скакать вприпрыжку. Узрев это крылатое чудище, даже видавшие многое на своём веку драконы, спешившие на рынок, изумлённо и недоверчиво щурились, переговаривались между собой: — Ты чувствуешь запах неба? — Да, язви меня в перепонки! Только псиной ещё несёт! — Смотрите! Смотрите! Настоящий божок, молоденький! — Давненько не захаживало к нам таких гостей, надо же! Так они обсуждали Казуки, а потом внимание переключалось на сутулого тощего мальчонку, шедшего вторым за ха-ину, и ящеры по непонятной причине резко замолкали. Манабу опасливо крался за Казуки, втягивая голову в плечи, как черепаха в панцирь. Поникший белый флаг в его руках напоминал ветошь, страхи тихонько шевелились и перешёптывались в голове, но то был не настоящий ужас, а что-то похожее на детскую игру. На сладкие секунды, когда он заглядывал в бездну горного водопада подле монастыря и бросал вниз камушки. Бездной на сей раз был не обрыв, а этот холоднокровный народец, толпившийся у входа в ущелье, чтоб поглазеть на Манабу и его спутников. Он знал, что их присутствие раздражает драконов, но почему-то не боялся, всё происходящее скорее настораживало и забавляло, чем пугало. Янтарные, ониксовые, опаловые взоры чудовищ пристально исследовали мальчика, будто потрошили, но, к счастью, язвительных комментариев в его сторону никто не отпускал. Замыкал цепочку чудиков непривычно носатый Рейта, вот его-то драконы честили всяко, как хотели, причём в основном на своём грубоватом грохочущем наречии. Тогда в ход шло ярко поблёскивающее золотое солнце — монетка. Охотник подбрасывал её, играл, перекидывал из одной руки в другую, как заправский фокусник. Благодаря этому отвлекающему маневру Манабу окончательно убедился в драконьей алчности: ноздри страшилищ раздувались от восторга, вертикальные зрачки заворожённо следили за жёлтым солнечным зайчиком в пальцах Рейты. Потому путешественники шли беспрепятственно мимо местных зевак, которые, как оказалось, мало отличались от людских деревенских олухов: так же были падки на зрелища и на золото. Вскоре приоткрытые серые челюсти скал пропустили отряд внутрь. К тому моменту за троицей тянулся уже порядочный хвост из сопровождающих. Держались они чуть поодаль, но всё же не отставали, ползли по земле, летели за спиной, скакали, прыгали, трещали, шипели и свистели каждый о своём. Стоило глянуть за плечо и возникало ощущение, что участвуешь в торжественном параде со зверинцем. До слуха доносились и непонятные слова, и некоторые вполне себе человеческие фразы, но Манабу предпочёл бы их вовсе не разбирать. Реплики вроде «Вкусняшки» и «Сраные людские выродки» ему не очень-то нравились. Он и представить себе не мог, что Драконий Рынок такой огромный. Внутри ущелье Сива было гигантским и глубоким, как колодец желаний, оно дробило на эхо и многократно множило и без того шумный говор драконов. Высокие вогнутые склоны делали местность похожей на чашу, на дне которой разместилась рыночная площадь, пёстрая, состоящая сплошь из смешения разных ароматов и цветов. Манабу запрокинул голову вверх и увидел над собой абсолютно синий круг неба. Оттуда, плавно кружась, как листья с деревьев, спускались прибывающие на рынок драконы. Но затем появилось другое движение: стремительно приближаясь, вниз чёрными камнями рухнули большие птицы, ударились о землю в нескольких шагах от мальчика, мужчины и пса, и обратились людьми в бархатных одеяниях и головных уборах из перьев. Скуластые, высокие, похожие друг на друга, они оглядывались по сторонам с опаской и, судя по всему, очень торопились. — Хах, я же говорил, и фералы пожаловали из следующего круга, что за Драконьими Землями, — пояснил Рейта. — Смотри, Манабу, вот они — обитатели Терры. — Ого, парни, — приветствовал их Казуки, виляя хвостом, — везёт вам! Башкой об землю и всё — никаких перьев, ну и блох тоже. Оборотни покосились на ха-ину с испугом и, почирикав между собой по-птичьи, быстро засеменили куда-то прочь. Протискивались между драконами, кланялись им, извинялись и бежали дальше. — Боятся до дрожи, а за покупками всё равно припёрлись, — ехидно заметил Небожитель. — Да, в общем-то, как и мы. Советую последовать их мудрому примеру, пока нас не слопали. Сейчас всё идёт хорошо, но кто знает, что на уме у наших фанатов, — большим пальцем через плечо указал охотник на следующих за ними любопытных драконов. — Они что, и фералов едят? — ужаснулся Манабу. — Здесь все всех едят, все всех ненавидят, но торговле это не мешает. Обычное дело, так устроен мир, — Казуки печально вздохнул и добавил: — Завидую я этим оборотням, они могут быть и зверями, и людьми. Манабу тихо, незаметно для себя, кивнул в знак согласия. Они больше не встречали таких перевёртышей. Зато драконы были повсюду: покупали, продавали, болтали друг с другом, это был их дом, в котором люди и полубог стали нежеланными, но всё-таки гостями. Докуда хватало глаз тянулись стихийные ряды своеобразных прилавков. Никаких палаток или ларьков — их заменяли камни, обломки горной породы, поверх которых менялы выкладывали своё добро. Тут были и корешки, и зелень, и плоды самых странных форм и цветов, самородки, жемчужины, мрамор и кости. В одном месте Манабу остановился с открытым ртом, и Рейта, не рассчитав, толкнул его сзади в спину. — Ты чего застрял, двигай давай скорее, — охотник вежливо улыбнулся идущей навстречу тощей длинношеей драконихе, чей пол угадывался только по высокочастотным выкрикам в сторону вереницы мелких дракончиков, шумно круживших вокруг неё. — Госпожа, проходите, — он поклонился, пропустив семейство, и зашипел в сторону Манабу: — Ну же, пойдём, пойдём! Нам нужно к пещере Мераха двигать, эта барахолка ничем не поможет в нашем случае. А Мерах информацией торгует. Казуки, убежавший было далеко вперёд, вернулся и проследил взгляд онемевшего Манабу на один из прилавков. Там на застывающих багряных подтёках, ярко окрасивших плоский серый камень, лежала внушительная горка оторванных человеческих ушей и истекала кровью. За импровизированным прилавком грузно возлежал трёхцветный ящер с пухлым пузом и улыбкой сытого удава. Торговец, довольный впечатлением, произведённым на двуногих, оскалил четыре ряда мелких треугольных зубов и, угрожающе похлопав маленькими для такой туши крыльями, выдохнул в сторону Манабу шуточку: — Прицениться не желаете, молодой человек? Свеженькие, хрустящие, только вчера бегали, в смысле не сами, а на хозяевах. Вкусные! Отдам по дешёвке: десять штук за вот эту вашу курицу белую с собачьей мордой. Никогда таких не ел. — Не для тебя эта роза расцвела, барыга, — кокетливо клацнул зубами Казуки и ткнулся влажным носом в опущенную ладонь Манабу. — Пойдём быстрее, нашёл на что любоваться! Мальчик, неловко путаясь в ногах, послушался. Он брёл прочь, спотыкался, и всё косился назад напряжённым взглядом на витрину с ушами, а дракон улыбался и орал: — Подумайте, юноша! Два уха бесплатно накину. И глазок наковыряю кулёчек! Отдай куру! — Если съешь Небожителя, будешь проклят, дубина! Твои драконьи орешки ссохнутся до размера мышиных, а может, вообще отвалятся! — весело отозвался Казуки, радуясь перепуганному взгляду дракона позади. — Ишь борзые какие пошли, никакого страха. Давно боги их молниями не лупили, потопами не пугали. — А ты давай без угроз, — из-под ног яростно прорычал проползающий через ряд длинный зелёный тупорылый ящер с короткими лапами. — Мы тут по закону живём. И вам советуем. Как бы сами богов не прогневили, мясо ходячее. Последнюю фразу с удовольствием повторило эхо из десятков голосов позади. Заинтересованная толпа зевак росла, они оживлённо обсуждали чужаков, как женщины на базаре делятся сплетнями и советами по хозяйству. Манабу ужасно хотелось пнуть злобную зелёную тварь в бок, но он сдержался — пожалел свою босую ногу, и заставил себя думать об успехе операции. Брюзга уполз в другой ряд. А сирота шёл за ха-ину, уныло по инерции размахивал флагом и сам себя убеждал, что они не найдут этого драконьего босса, о котором говорил Казуки, а вместе с ним и второй Элемент не добудут, если станут отвлекаться на задирающих их чёртовых «крокодилов». Вход в пещеру маячил впереди, но тут случилось непредвиденное: в одном из рядов Манабу к собственному изумлению разглядел двух женщин и одного сухонького старичка, преспокойно игравших в кости посреди Драконьего Рынка. — Фералы? — спросил он негромко, обернувшись к Рейте. — Но те вроде волновались не хуже нас, торопливо по рынку бежали. — Нет, что ты, — рассмеялся охотник, — какие фералы! Приглядись! Манабу посмотрел на игроков внимательнее. Справа от «стола»-валуна продавали подозрительного вида мясо, слева дремал в наползшем от скалы теньке гигантский дракон, кажется, тот самый, которого мальчик видел на горизонте ещё до перехода через вентану. В узком пространстве между похрапывающим чешуйчатым боком и торговцем мясными деликатесами разгоралась азартная баталия. Пышнотелая дева помоложе сражалась со стариком, она отчаянно трясла в руках серебряный стаканчик с кубиками внутри. Магические пассы белых пальцев завораживали не меньше, чем её жизнерадостно подпрыгивающий исполинский бюст. Вторая женщина, та, что в возрасте, стояла за спиной деда и подбадривала его выкриками: — Ничего, старый, не боись! Отобьёмся! Врёшь, не возьмёшь, сучка бескрылая! — Ой, разоралась-то! Засунь свой раздвоенный язык в зад своему тупому муженьку, и то пользы больше будет, — громыхала басом вторая. — Ты что, думаешь, сможешь меня отвлечь, Хитам? Хренушки! Молодая залихватски подула на сложенные ладони, коварно ухмыльнулась и бросила кости. Они прокатились по камню и остановились прямо перед длинным носом склонившего голову вперёд старика. Его костлявая спина затряслась от злости. Выпало шесть и шесть, мужчина зарычал: — Драная ты пиявка! Покажи рукава, точно мухлюешь как-то, а как — не понял ещё. Но я тебя шельма, гадюкина дочь, насквозь вижу! Говорили все трое странно, с необычным акцентом и тембром: слишком гортанно и низко. Одежда тоже выглядела непривычно, будто иноземная. Женщины были в цветастых шароварах из воздушной полупрозрачной ткани, их груди стискивали короткие декольтированные безрукавки, на запястьях и щиколотках звенели дорогие тяжёлые монисто. Мужчина был одет в подобие халата, тоже очень пёстрого. А на ногах у всех троих красовались яркие, расшитые золотом туфли с закрученными кверху носами. Ещё сирота разглядел чёрные полосы, будто нарисованные сажей, у кого-то на лбу, у кого-то на щеках. «Может, они из Королевства?» — подумалось Манабу. Он повернулся к Рейте, показывая на них пальцем: — Если не фералы, то кто? Люди? Ты не говорил, что тут будут другие люди! Они такие спокойные, будто всю жизнь тут провели. И ни у кого нет белого флага! На кой-тогда я это драное позорище таскаю? — он с брезгливостью покосился на древко, что сжимал в руках. За Рейту ответил старик, выпрямившись во весь недюжинный рост, он прогрохотал: — Ты чего там ляпнул, щенок человеческий? Какие мы тебе люди? Манабу понял свою ошибку мгновенно: пожилой мужчина перешёл на драконий язык, из-под его халата выскользнул длинный зелёный хвост с когтем на конце. С острия закапал яд, на коже лица проступил рисунок чешуи. То же самое случилось с лицами женщин, они будто сеткой покрылись, а цветные выступы, которые мальчик раньше принял за радужные заколки в их волосах, при ближайшем рассмотрении оказались у одной заострёнными ушами, у другой — ороговевшими треугольными пластинками. — Ты осторожнее в выражениях, пацан, — пыхнула пожилая огнём в направлении спутников, но никого не задела. — Связался с дурной компанией, так свой ум включай, он у тебя поострее ихнего будет. — Эй-эй, бабушка! — примирительно затявкал Казуки, перебивая её. — Давайте не будем говорить лишнего, не надо ссориться! Нам с драконами делить нечего, мы просто идём своей дорогой. — К Мераху мы, — хмуро отозвался сзади Рейта, — ничего противозаконного, только торговля, — он продемонстрировал игрокам в кости монету, и те, успокоившись, снова присели на свои места, чешуя растаяла, кожа снова стала выглядеть смуглой, но гладкой, как человеческая. — Зачастил ты к нам, Рейта, — буркнул под нос старец, собрал кости в стаканчик и начал трясти. — Берегись, как бы наше гостеприимство не исчерпалось в очередной визит. — Валите уже скорее, — поддакнула пышногрудая, — пока мы вас с Небожителем не слопали. — А чего нас-то? — возмутился охотник, проталкиваясь дальше через ряд торговцев и покупателей к пещере. — Казуки, чего это нашего Манабу никто жрать не хочет? Дискриминация какая-то по весовому признаку. — Да ты посмотри на него! Чего там есть? Кости одни! Не мясо, а скелетик рыбный для драконов. А мы с тобой, дружище, мужики аппетитные, в самом соку, — рассмеялся ха-ину. — Сам кости, — почему-то обиделся Манабу. Не то, что ему хотелось бы вызывать слюноотделение у драконов, но шутка Казуки его задела. А когда пёс повернул на него свою морду, мальчик понял, что тот улыбается ему особенной улыбкой, такой, из-за которой полубога хотелось треснуть, да посильнее. — Это что, были драконы? — спросил он, надувшись, у Рейты, старательно игнорируя Казуки. — Да, — пожал плечами охотник. — Реликты просто. Таких, как они, чертовски мало. Это отпрыски Высших драконов. Видел у дедуси хвост, а у баб гребни и уши? Они же не могут совсем человеческий облик принять, смекаешь? У всех что-то да выдаёт ящера во внешности. А вот Высшие, насколько я слышал, могут полностью обратиться человеком так, что и отличить нельзя будет, никто не заподозрит в них змея. — Первый раз о подобном слышу. — Ну так это уникальный случай, они вымерли почти, — поддержал тему Казуки. — Высшие, говорят, почти не размножаются, у них там проблемы какие-то с любовью. Слишком мудрёные брачные обычаи всё испортили. Да и сложно с супругой отношения поддерживать, если тёща у тебя змеюка. Манабу демонстративно отвернулся от пса и продолжил говорить только с охотником: — А ты, помнится, удивлялся у вентаны, считал, что они не могут писать. Про когти и клыки что-то там вещал. А вон у них пальцы вполне себе ничего. — Пальцы-то ничего, а вот мозги набекрень. Ну, не думал я, что они отведенное на превращение время на выдумывание азбуки и каллиграфию тратили. Ты этих вот троих видел? Они же явно наукам не обучены, им бы пить да в кости резаться. Вот на что они магию свою спускают. К тому же псина наш прав: таких вот кровосмесительных полувысших мало. Большинство вон, видишь же, драконы драконами бегают, — и для наглядности Рейта поймал и поднял вверх с земли одного круглого и жёлтого, как дыня, дракончика, протянул Манабу. — Разве же такие могут руны на камнях высекать? Ты только посмотри на него! Дичь дичью! Манабу остановился, прислонил белый флаг к плечу и обнял тяжёлую шарообразную живость и посмотрел на неё. Дынный малыш доверчиво заглянул в глаза Манабу, замер, когда тот его погладил, и принялся перебирать лапками в воздухе, пока мальчик не поставил его обратно на дорожку. — А по-моему, они очень умные, — довольно сообщил парнишка, догоняя спутников. — Ну, конечно, — скептически отозвался Казуки, уже стоявший у пещеры Мераха. — Уж поумнее собак! — на этом пикировка закончилась, и они зашли внутрь. В пещере было темно и тихо, лишь капающая с потолка вода разбавляла мёртвую тишину. Но сумрак там не был мёртвым. Это Манабу почуял в первую же секунду, как ступил в прохладную черноту. И в ответ на его ожидания во мгле загорелись четыре огромных красных ока, и все четыре принадлежали одному существу. Они одновременно моргнули, широко раскрылись и уставились на гостей. — Я Мерах. Чем могу быть вам полезен, дорогие клиенты? И чем, что гораздо важнее, вы будете полезны мне? — раскатисто прорычало существо, характерная певучесть гласных и грохотание согласных прокатились по пещере, вызывая мурашки у бывшего монастырского обитателя. Но на Рейту устрашение не подействовало, он сухо кашлянул и заметил: — Кончай придуриваться, Красный, не первый раз замужем, новичков пугай. — А, Рееей, вот задница, — разочарованно проныл дракон. — Зажигайте, мальчики! Что-то щёлкнуло и в крохотной пещерке стало светло. Два небольших ярко-розовых дракончика в углах напряжённо надували щёки и сияли, подобно светлячкам в лесу, но они вырабатывали свет всем телом, а не только брюшком, даже чешуйки мерцали. — И как это я твоё дерьмо ещё от вентаны не учуял? — произнёс крупный краснокожий четырёхглазый дракон, восседавший на подобии трона, которым ему служила гора костей, сваленных в глубине пещеры напротив входа. — И тебе доброго дня, старый шельма. Информация нужна кой-какая. — Оплату уточни. Пока я не натравил на тебя моих мальчиков. — Вот этих? — со смешком спросил Манабу, указав пальцем на маленькие живые светильники. Они обиженно надулись ещё больше, как два пузыря, и угрожающе зашипели. — Да, этих, ты что? Не зли их! — резко окликнул его Рейта. Казуки прикусил мальчика за штанину и оттащил чуть назад, тот зашлёпал босыми пятками задом наперед. Ха-ину сплюнул ткань с возгласом: — Один раз слюной в тебя попадут — и всё, прости-прощай, Манабу. — Яд, что ли? — Хуже! Это же Купи-донтусы, — мрачно объяснил охотник, — не слышал? Лучшие охранники, если надо кого-то остановить, не убивая. Афродизиаком плюются, причём сильнейшим, ты и не представляешь, до какого размера всё может там… эхм… разнести. Попадут — опозоришься, не убежать, не скрыться. Двигаться толком не сможешь, только как гусь, и ещё эти, — он показал на заглядывающие в проём пещеры заинтересованные морды драконов, — ржать будут так, что всё ущелье трястись станет от хохота. Ха-ину задорно чихнул, а Манабу залился краской, с размаху залепил себе рот обеими ладонями и затрясся от хохота так, что окружающим, включая драконов, стало боязно, не порвёт ли его на части. — Успокойте вашего припадочного, он меня нервирует, а меня вообще-то редко кто нервирует, с ним что-то не так, — торговец информацией терял последнее терпение. — Извиняйте, уважаемый Мерах, наш проводник просто с таким трогательным знанием дела это всё рассказывает, — вступился за мальчика пёс. — Мне тоже почему-то кажется, что он знает, о чём идёт речь не понаслышке, — хрюкнул Манабу в зажатые ладони. — Рейта, ты часом не попадался этим охранникам? — А ты у нас сегодня отвечаешь за идиотские вопросы? — огрызнулся охотник. — Мы сюда зачем вообще пришли, унижать меня? Мерах сдержанно улыбнулся, поёрзал, и из кучи плотно утрамбованных костей выскочил один череп, похожий на олений, и прокатился со стуком по каменному полу пещеры. — Это у вас тактика такая? Продавца отвлекать? Но меня не собьёшь. К делу. Что ты мне предложишь сегодня, мерзавец, и какие данные тебе нужны? — дракон явно закипал, но сдерживался, предвкушая новое сокровище, которое сможет добавить к своему и так уже сказочному благосостоянию. — Вот это, — Рейта показал на миг и тут же спрятал монету в карман, все четыре глаза Мераха сладко зажмурилась, но тон опытного торгаша не выдал внутренней дрожи вожделения, он говорил презрительно, хлестко сплёвывая слова в лицо своего покупателя: — Что-то вы людишки совсем обеднели, с такими жалкими подачками ко мне, великому, в логово соваться. Нет, я, конечно, знал, что дела твои плохи, охотник, но это уже переходит все мыслимые и немыслимые границы. Ладно, за один золотой могу тебе сказать, где гнездовье Северных шнырьков в этом году разбито. Но это только из жалости к тебе, убогому. — Эээ, нет, если хочешь моими руками вредителей убирать из своих садов, тогда приплачивать придётся, — хмыкнул Рейта. — Мне нужно другое. Скажи, где в вашей области Высший обитает, и монета твоя. Купи-донтусы от возмущения зашипели и засветились пунцовым огнём. — Ты в своём уме? Нищеброд, да к тому же наглец! — возвысил голос Мерах. — Мерзкое отродье, это же сакральные знания! Святые! Их позволено доверять только нашему племени, избранным из рода, самым чистым сердцем, и богам! И потом… это стоит дороже, — чуть тише добавил хитрый ящер, — намного дороже. Двадцать. Ну, может, десять монет. — Разбежался! Это ты-то чистый сердцем? Да в твоём сердце и крысы помойные жить побрезгуют, скунсы носы позатыкают и в другое место убегут! И вообще… Никто тебя за язык не тянул, — Рейта подозвал Казуки: — Псс, иди сюда, пёсик, твой выход. — Исповедуйся, сын мой, четвероногому богу твоему, — задорно начал Казуки и расправил пушистые крылья. — Грешки свои грязненькие оставь при себе, содомия среди вашего чешуйчатого братства нас не интересует, нам всего-то надо знать, где живёт ваша важная шишка! — Видел я тебя уже, пёс, наслышан о тебе. Как только вы вентану прошли, мне доложили, да и запах я чую нездешний. Но глаза — всего лишь глупое искривлённое зеркало мира. У каждого под своим углом настроено. Его легко обмануть. Да и нос подвести может, хотя охотники в это не верят, но мы-то знаем, как их провести. Вдруг ты не бог вовсе, а цирковое чудище в костюме, почём мне знать? — холодно ответил дракон со своего костяного трона. — Может, ты шавка с привязанными крыльями. Разве это достойный аргумент для делового дракона? Так мы не сторгуемся! Гони, Рейта, двадцатку и уходи по старой схеме. — Я могу доказать тебе, что я Небожитель, о недоверчивый Мерах, сын Руби и Мрака. — Чем? — усмехнулся древний ящер. — Тем, что расскажешь мне мою родословную? Удивил тоже. Ее тут каждый драконёныш знает. Невелико чудо, я персона знаменитая. Или, может, ты умеешь жонглировать коленными чашечками? У меня тут их целый склад, попробуй! Или вынешь монетку из моего старого уха? Всё это дешевые балаганные фокусы для простофиль, давай что поинтереснее, если хочешь приличную скидку. — Нет, о мудрейший Мерах, я не буду показывать тебе трюки, это не для твоего утончённого вкуса. Я просто возьму да скажу сейчас вслух в присутствии твоих охранников и прочих свидетелей, которые за нами подглядывают, точную сумму, что лежит в твоей сокровищнице. Скажу обо всём, включая золото и самородки, и даже отрезы ткани, сплетённой из драгоценных нитей, посчитаю. Это я не про кладовую, что расположена за этим зальчиком, в потайной нише за твоей мощной спиной. Я толкую про настоящую сокровищницу, которая находится в жерле потухшего вулкана, расположенного в… — Молчи, молчи, проклятый, — перебил его дракон и испуганно замахал на собаку когтистыми лапами. — В смысле… благословенный ха-ину. Любопытные уши везде, недобрые глаза повсюду. Это конфиденциальная информация! Хорошо. Сделке быть. Только никогда и никому не открывай мой секрет. — И не собирался, зачем терять такие связи? Кто знает, может, через сотню-другую лет я снова буду в ваших краях, захочу что-то купить и забегу на огонёк к старине Мераху. То есть на огоньки, — вежливо поправился Казуки, и Купи-донтусы благодарно подмигнул светом, который снова стал нежно розовым вместо пунцового. — Уговор! Давай карту, и два золотых, охотник. — Один, — упрямо стоял на своём Рейта. — Ты меня знаешь, я на ваши уловки не ведусь. — Три! Ты издеваешься, за такую тайну-то? Да меня свои с потрохами сожрут за то, что Высшего продал за бесценок! — Никто тебя жрать не станет, потроха твои с гнильцой, скупердяй! Один! И тут неожиданно снова вмешался ха-ину. Он не стал говорить вслух, вскарабкался в два прыжка на гору из костей и быстро зашептал так, что услышал лишь Мерах и один из его «светильников-охранников»: — Ты же понимаешь, змеиная ты морда, кто перед тобой? Ты продаёшь знания веками, ты старый, как пещера, в которой мы торчим, не можешь не понимать! Красный дракон нехотя кивнул, но отвечать не стал. — Так что ж ты кочевряжишься? Мы не требуем привилегий, подношений и прочего. Нет, мы играем по правилам. Так что будь добр, соглашайся на монету! Мы не можем тут неделю торговаться, — и отскочил. Продавец устало вздохнул, поскрёб когтями светлое пузо и сказал: — Добро, одна монета. Давай карту, Рейта. Вы меня просто без ножа режете. Но пусть будет так. Только играем по правилам, как пёс обещал. — Да помню я, помню, — нетерпеливо согласился Рейта и протянул ему карту, одновременно подкидывая в воздух монетку. Она закрутилась под потолком, невероятно медленно, как показалось Манабу, будто и монетку, и весь этот окрашенный розовым светом грот заколдовали, разбили в нём заговорённую склянку, тормозящую время. И пока маленькое золотое солнце описывало дугу, Мерах заносил свой отточенный острый коготь. Опустил, протыкая карту в нужном месте, и монета шлёпнулась в протянутую лапу. После этого действие волшебства кончилось, всё завертелось с невероятной скоростью. — Баста! Уматываем! Казуки, я землёй! Вы — небом! — истошно заорал охотник, выхватил из рук Манабу белый флаг, перевернул остриём вперёд и бросился к выходу с ним наперевес. — Ограбили! Они меня ограбили, хватайте негодяев, — картинно страдая, поскуливал Мерах, не двигаясь с места. Купи-донтусы хором взвыли и замигали, но плеваться в них почему-то не стали. Манабу сам не понял, как так вышло, что вот только что он нёсся за Рейтой со всех ног, прокладывая себе путь локтями и коленками, один раз даже укусил какого-то дракона по пути, и во рту остался вкус жжёного кожаного ремня, а спустя мгновение оказался в воздухе, как та золотая монетка. Пальцы отчаянно цеплялись за белую шерсть на загривке Казуки, глаза были зажмурены. Но недолго. Он распахнул их и увидел, что оказался в той самой идеальной, ничем не запятнанной свистящей синеве. От ветра у него горели уши, а от раскинувшейся вокруг красоты слезились глаза. Они с Казуки всё поднимались и поднимались. Взгляд вниз — туда, где осталось ущелье Сива, отсюда смотревшееся, и правда, как чашка — не больше, не меньше. Манабу даже подумал, что может протянуть руку и взять ущелье в ладонь, как пиалу, такой живой была иллюзия. Осмелев, он поудобнее устроился на спине Казуки, сжал его тёплые бока коленями, и тот добродушно хмыкнул в ответ на движение, начиная снижаться. — Ну вот, а говорил, что не покатаешь, — победно усмехнулся мальчик. — Это была необходимость, и не надейся на повторную прогулку. Эксклюзивный аттракцион, благодари старину Мераха. — Куда мы сейчас? — К сумкам, скоро туда и Рейта доберётся, но ему, бедному, куда сложнее, чем нам. — Погоди, а драконы? — А что драконы? — Ну они же гнались за нами! — Разве? — рассмеялся Казуки. — Ты что, не понял? Это представление! Я так понимаю, Рейта его всякий раз с Мерахом по договорённости обыгрывает, это и называется у них «по старой схеме». Дракон продаёт, охотник покупает, но для видимости и сохранения репутации они изображают, что один нагрел другого. И все якобы верят и весело бегают друг за другом. — Идиотизм какой-то постановочный. — Традиции, Манабу, это называется традиции. На них в этом мире всё держится, как зад Мераха на тех сложенных в кучу костях. — А ты в самом деле сосчитал все его сокровища? И много там было? Ты это в его мыслях прочитал? Только драконьи мысли видишь? — мальчик незаметно прильнул щекой к шее ха-ину, как ему казалось, чтоб лучше слышать. Где-то внутри горячо билось сердце полубога и отчего-то стук его был быстрым, как у маленького крольчонка, а не как у храброго небесного пса. — Ничьи толком не вижу. И, конечно, неправда. Я блефовал. Мог бы я настолько точно читать мысли, посмотрел бы на этого старого гнуса и всё бы понял, где нам Высшего искать, а может, и ещё что-то полезное выяснил бы. Только я не могу так. Но если кто-то думает о чём-то постоянно, ежесекундно, он будто носит этот образ в своих глазах. И мысли читать не надо. Этот скупердяй зациклен на своей сокровищнице, головой он всегда там. Вот и считался чёткий образ. Не в цифрах, конечно, но при желании я могу найти, где она находится. Хочешь разбогатеть, Манабу? — Не-а, зачем мне эти ткани да камни? — просто ответил парнишка. — К тому же, я думаю, после разговора с тобой он стопудово всё перепрячет в другое место. — И то верно. Этот — перепрячет, — согласился Казуки. Они спускались, и зелёное море с небольшим пятном из их сумок, политых кровью дракона, всё приближалось. Сначала оно было размером с крупинку риса, потом с коготь дракона, а вскоре приняло настоящую форму. Сверху на их багаже, раскинув руки и ноги, лежал мокрый запыхавшийся Рейта, уже нацепивший свою повязку, он смотрел в небеса и тяжело дышал. — Ну-с, привет, ребятки. Вот это была пробежка. Загонят меня в гроб эта профессия и Мерах чёртов! Но карта-то, карта у меня! — он вытащил её из-за пазухи и торжествующе помахал свитком в воздухе. — Только монету мне жаль. Чисто теоретически могли бы и бесплатно его раскрутить. — Ничего, что-то мне подсказывает, Рейта, что ты вернёшь своё, ещё и с процентами, — успокоил охотника ха-ину. Лапы пса мягко спружинили, когда они с мальчиком приземлились на травяном ковре холма. «Как жаль, — подумал Манабу, а потом улыбнулся сам себе. — Но это был точно не последний раз!»