Nueve

Время законных сновидений минуло быстрее, чем можно было бы выспаться. Прошло оно на удивление мирно. Уместиться в скромной палатке было непросто, однако возможно, и даже казавшийся брюзгой Руки не погнушался таким кровом на ночь. Места он занимал немного, как упал самым первым набок вплотную к одной из тряпичных стенок, отвернувшись от всех, так больше и не подавал признаков бодрствования. Манабу и Казуки традиционным полуоднородным комком устроились у другого края, а вот Рейте — серединке их общей свалки — повезло меньше всех: зажатый с обоих боков, он никак не мог расслабиться, несмотря на дичайшую усталость. Кроме того, оставленные камнями ссадины, как назло, бессовестно ныли и чесались без устали. Так охотник провертелся почти до самого утра, изредка впадая в беспокойное забытьё, и лишь ближе к рассвету его возня и бесконечные горестные вздохи нашли сочувствие с самой неожиданной стороны. — Как же ты задрал, Убийца, — просипел помятый, но уже достаточно злой Высший. Привстав, он бесцеремонно схватил чужую руку ладонью вверх, мельком осмотрел и, под изумлённым взглядом Рейты, сплюнул в неё. Охотник не заорал одним усилием воли, и оно же подсобило ему в том, чтобы сдержаться и не хлопнуть дракона по наглой физиономии его же плевком. — Ты ошалел? — горячо зашептал мужчина, всё ещё держа руку навесу. — Это ни капельки не смешно и не остроумно! Всё из-за тебя, и вообще… — Только не плачь, будь так добр, — язвительно перебил его Руки и поспешил вернуться в прежнее положение, спиной ко всем. — А теперь намажь все свои страшные-страшные увечья моим даром и угомонись хоть на час, пока не начало светать. Рейта с пару минут попялился куда-то в затылок наглой злобной гадины, по иронии прятавшейся за обликом ладного недоростка, и, превозмогая брезгливость, растёр влагу меж ладоней. Это, пожалуй, было самым диким, что с ним произошло за последние сутки, даже события минувшего вечера затмило. А самое странное — это сработало. Боль вскоре стихла, и ему удалось ненадолго провалиться в относительно глубокий сон, а когда пришло время подъёма — от ранок не осталось и следа. И зачем они, спрашивается, потратили всю их оставшуюся после ужина питьевую воду для промывки царапин? — Гадкие драконы, — раздражённо бубнил себе под нос охотник, пока сворачивал палатку. Один-одинёшенек, между прочим! Манабу сидел на стволе сваленного дерева чуть поодаль, рассматривая теперь уже два своих кулона, Казуки дожёвывал выделенный ему кусочек мяса подле мальчика, а один из представителей «гадких драконов» ходил туда-сюда по кромке котлована. И ни одна сволочь не думала помогать! — Они совершенно одинаковые, — задумчиво произнёс мальчик, — и всё равно я знаю, что мой — вот этот. Он показал ха-ину кусок металла, с виду и правда не отличавшийся от близнеца. Оба болтались в воздухе в руках Манабу. Казуки с жутким звуком разом проглотил свой скудный перекус и заинтересованно перевел взгляд с одного на другой. Только верёвочки, на которых кулоны носили дракон и мальчик, можно было счесть различием. — Но ты их не по верёвкам различаешь, да? — тут же предположил Небожитель. — И не по весу, и не на ощупь. Очень странное чувство. Я бы мог сказать — по теплу, но оно тоже не совсем верно передаёт смысл. Похожее было рядом с Руки, когда он только показался в обличье человека, меня прям жаром обдало. И ещё… — Манабу вдруг запнулся, посмотрел на собаку, вздохнул и решительно мотнул головой: — Нет, больше подобного не было. По какой-то причине он мысленно отмёл эпизод со светлячками, когда увидел в глазах Казуки, как в зеркальных тоннелях, себя и своё будущее. Нет… Их будущее, общее. Это тоже было из области необъяснимого и нового, но говорить об этом не хотелось. И пёс, увидев эту заминку, сам не понимая зачем, пришёл к нему на выручку, сел на задние лапы, положил передние мальчишке на колени и доверительно сообщил: — Думаю, это только начало. Ты научишься многому. Научишься различать оттенки того, что другие неспособны понять, а у тебя это в крови. Даже вот я, гость с Небес, не чувствую того, что чувствуешь ты! Круто же! — Да обалдеть, как круто! — Манабу ни с того ни с сего помрачнел и дёрнул одной и другой коленкой, стряхивая с них чужие мохнатые конечности. Родной талисман скользнул на грудь, а новоприобретённый в удобную поясную сумку, выданную ранее мальчику другом-охотником. «Не таскать же тебе груду железок через все девять кругов, эдак твоя тощая шейка переломится к финалу», — так он объяснил свой подарок. Всё-таки Рейта иногда умел быть заботливым, и Манабу понял, что знал это ещё в монастыре, но не ценил по достоинству. Сейчас же он одарил товарища редчайшей ослепительной улыбкой и даже «Спасибо!» соизволил сказать. Утренняя роса поблёскивала в лучах бодрящегося солнца. Туман рассеивался, и жизнь диких земель набирала обороты в стрекоте разнообразной живности. Путники собирались в дорогу, отложив плотный завтрак на потом, когда достигнут ближайшего водоёма, к которому их любезно согласился довести Высший. Нужда не только обзавестись питьём, но и обмыться прельщала всех. Разве что Руки также желал этого по отличной от всех причине: запахи бега накануне ранили его чувствительное обоняние. Правда, сообщил он это в лоб лишь одному из путешественников: «Ты воняешь, Убийца. Речка по тебе так и плачет». Памятуя вчерашние угрозы, охотник не мог не напрячься. «А по тебе плачет мой острый разделочный дружок». Не пересчитывать представителя драконьего племени, столь богатого мясом, шипами, рогами, жилами и прочим полезным, в деньги он едва ли был в силах. Такое расточительство! До конца жизни хватило бы, и больше никаких вылазок на охоту… Но это, конечно, было уже лукавством. Свой промысел мужчина любил, так или иначе, и не оставил бы даже если чудом разжился деньгами. Сборы нельзя было назвать беспроблемными. Начиная с того, что всё их барахлишко пришлось перебирать и перекладывать, выбрасывать сломанное, разбитое и уже бесполезное, плюс сбрасывать то, что в дальнейшем им больше просто не пригодится. Например, капканы, ведь по планам они должны были добраться до границы Драконьих Земель уже этим днём. И заканчивая категорическим отказом Руки принять на себя одну треть их поклажи. Однако практика показала, что блокировать крылья ха-ину неразумно, поэтому «ослик» был отправлен в отставку, и бремя транспортировки пожитков доставалось двуногим. Спустя полчаса нудных препирательств им всё же удалось уболтать Высшего влиться в команду не только на словах, но и в действиях. Тогда же, упиваясь маленькой победой, Рейта не сдержался и вернул зеркальную колкость своему главному оппоненту: — Допустим, да, я охочусь на тех противников, которые мне по силам, и тем образом, который даёт мне преимущество. Но то называется не трусость, а разумный подход, всё же я просто человек, — вещал он с умным видом, важно подбоченившись. — И, к слову, настоящий человек, в отличие от некоторых. А вот ты, господин Контраст Размеров, и этого бы не смог без своих драконьих штучек, свистов и прочего. Быть здоровенным Высшим тааак удобно, и судить других с высоты своего положения тоже. Так-то! — Искренне жалею, что даровал тебе час спокойного сна, Убийца. Это не повторится, не переживай. Никаких драконьих штучек. — Посмотрим, как долго ты протянешь в имитации обычного человечка. — Посмотрим, — холодно ответил Руки, на лице которого не дрогнул ни один мускул, но было видно — жажда убийства критически соблазнительна. — И я не Убийца, я — Охотник! — Тебе никогда не приходило в голову, скудоумное ты создание, что это как бы синонимы? Взаимозаменяемые понятия. Притихшие Казуки и Манабу с интересом наблюдали за обменом любезностями, отметив про себя сразу два момента. Во-первых, в речах охотника в отношении их нового друга-дракона пропал прежний намёк на почтительность, что хоть и плохонько, но изображался до того. А во-вторых, их враждебную атмосферу, электролизирующую воздух вокруг, каким-то чудным образом тянуло назвать гармонией. Наконец они выдвинулись в путь. Рейта попрощался с каждой оставленной в лесу охотничьей снастью, словно с родной матерью, поныл над каждым силком и ловушкой. Руки всё это время закатывал глаза к небу с такой силой, что видны были только белки. Казуки смеялся своим чихающим истеричным смехом, а Манабу сварливо препирался и торговался с охотником за любую мелочь: — Ну нафига тебе эта груда проволоки ржавой? И эти клещи? Тяжесть же несусветная! Я вообще не знаю, как наша собачонка всё это пёрла! — Ты что! Ты что! — почти со слезами на глазах стенал Рейта, прижимая к груди, как младенца, очередную устрашающую конструкцию с шипами и зубьями. — Эта плашка особенная! Её мне на заказ выковал одноглазый кузнец в Клане, знаешь, какой он хитрый на выдумки? Да такую нигде не достанешь! А эту драколовку мне на День Рождения парни подарили! Нееет! Отдай! И драколовка, вырванная цепкими и на диво сильными ручонками Манабу, улетала к другому краю котлована. — Или не ной, или всё на своём горбу тащи. — К чему вообще этот спектакль? — отдышавшись и отчихавшись, спросил пёс. — Ты ж всё равно нас только до границы Терры ведёшь. Вернёшься потом, потихоньку дотащишь своё добро обратно к любимой бабе в деревеньку. — Ну да… Конечно, так оно тут и долежит… — недовольно проворчал Рейта и всё же согласился оставить свои сокровища. — Орудия пыток, — сплюнул в землю Высший, сощурившись. — Надеюсь, от них ничего не останется, всё на винтики мои драконы разберут. Ещё вчера эта местность казалась исхоженной вдоль и поперёк. Однако Руки умудрился провести их совершенно иным путём: они двигались на север в поисках долгожданного озера, и ничто в пейзаже больше не выглядело для спутников однообразным и скучным. Мир сиял и искрился, как только что вымытый новехонький стеклянный кубок, и бесконечные луга были не бесконечны. Всего час ходу, и попутчики подошли к небольшому водоёму, зеркальную гладь которого нарушали только языки грациозных длинношеих дракончиков на противоположном берегу, лакавших прохладную воду. Заслышав путешественников, они синхронно выпрямились и дали дёру, перебирая крепкими, хоть и тонкими лапками. Руки чертыхнулся, сунул в рот два пальца и протяжно свистнул — стая замерла, как один. Они повернулись, поклонились и двинулись прочь, но уже неспешно, без всякого страха. — Нечего попусту пугать, — объяснил он. — Жаль, придётся им новое место водопоя искать. Пить там, где Убийца будет с себя грязь соскребать, ни один дракон ещё с месяц не будет. Пока дожди не исправят ситуацию и не обновят воду. — А купаться? — ехидно спросил Рейта, принимая вызов. — Чего? — не понял Высший. — Купаться-то они тут после меня будут? А вы, ваше Каменнейшество? Свои вопросы охотник сопроводил однозначными действиями: он решительно скинул сумки, рюкзак, а затем и одежду, вещь за вещью, ухмыляясь в вытянувшиеся лица и морду спутников. Эффектным завершением полного стриптиза стал быстрый разбег и прыжок топориком в прохладное озеро, поднявший облако брызг. Вернее, стриптиз был не совсем полным. — Пшш! — тихо позвал пса и мальчика дракон. — Кто-нибудь объяснит мне, почему он снял всё, кроме повязки? У него что, на носу срам больше, чем тот, что снизу? — Это был вопрос о размере или о степени уродства? — медленно уточнил Казуки. — Пффф… Тоже мне размер, — хладнокровно усмехнулся Манабу, вызвав заинтересованные взгляды Руки и ха-ину. Мальчик ничего не заметил, он приложил ладонь ко лбу и следил за рассекающим прибрежные воды охотником. Тот плыл на спине и периодически плевал в небо, изображая фонтанчик. — Надеюсь, он захлебнётся, — желчно произнёс Высший, и Рейта в ту же секунду закашлялся и пропал из виду, впрочем, вскоре опять возник на поверхности. — Ну, я тоже пойду, — серьёзно сказал Манабу, снял рюкзак, порылся в нём и достал какой-то свёрток. — Это что? — с плохо скрываемым интересом спросил Казуки. — Мыло, конечно, и полотенце. Лично я собирался вымыть голову. Уж не знаю, что Рейта понимает под гигиеническими процедурами, а я — за чистоту. Затем парень разделся до пояса, сбросил сапоги и, с наслаждением ступая по влажной земле, направился к кромке воды. Разочарованный Казуки ждал недолго: виляя хвостом, поскакал следом и через пять минут толкнул мальчишку в воду полностью. Тот заорал, начал отбиваться от резвящегося пса мокрым полотенцем, брызгаться, но через некоторое время они тоже плавали, как и Рейта. Вдоволь наплескавшись, хорошенько набив животы и набрав воды в дорогу, компания продолжила поход, следующей стратегически важной точкой которого был переход очередной границы — вентана, а там — прямиком в Терру. Хотя надежды оказаться в новом круге сегодня не было ни у кого, путь лежал неблизкий. — Тащи-тащи, — грозно приговаривал по дороге Манабу. — Ты жив только потому, что у меня сменные штаны есть! Казуки хоть и вздыхал периодически, наказание за озёрные шалости принимал покорно, а именно привязанную к шее палку с сушащимся на воздухе сиротским тряпьём. Тропинки плутали, светило подпекало, ноги и лапы энергично ступали вперёд. Руки, проигнорировав как общие водные развлечения, так и дружное поедание его сородичей, шёл молчаливо, даже отстранённо. И почему-то это магическим образом действовало на остальных. Разговор не клеился, каждый думал о своём, но в то же время об одном и том же: почему всё-таки Высший напросился пойти с ними? Это значило, что он оставляет свои земли без опеки, и одним богам известно, вернётся ли когда-нибудь всё на круги своя. Да и дракон не выглядел заядлым путешественником, скорее наоборот. Однако гадать можно было до бесконечности, а выяснить — в один вопрос. Его решился озвучить Казуки: — Не хочу показаться бестактным, но не могу не поинтересоваться: почему Вы решили присоединиться к нам? — От скуки, — без задней мысли, просто и прямо ответил Руки. — Такой ответ сгодится? Да и, в конце концов, принять участие в таком уникальном событии представляется всего раз в жизни даже для кого-то вроде меня. — Уникальном событии? — озадаченно переспросил Манабу, в который раз чувствуя себя болванчиком. Мальчик уже на полном серьёзе начинал злиться на глупую псину за все эти недомолвки. — Уникальном. Исключительном. Выдающемся. Экстраординарном. Мне продолжить или и так уже понятно? Ведь это… — Такое интересное путешествие! — торопливо перебил Казуки с идиотической собачьей улыбкой во всю пасть. — Вы, наверно, очень утомились столетиями сидеть на одном месте? — Не то чтобы утомился, я свою работу люблю… — удивлённо начал говорить Руки, — но ТАКОЕ ведь не каждый век случается… И пёс снова поспешно перебил дракона. Что было очень необычно, до того он общался с Высшим весьма почтительно. А тут почему-то грубо обрывал его речь. — Понимаю! Не каждый может позволить себе подобное, да в такой компании! Особенно если речь о громадном драконе или крошечн… ээ… компактном человеке. Поэтому событие вполне себе значимое и редкое! Да с такими выдающимися спутниками! Рейта весело заржал над словами о росте дракона, но подвоха не заметил. А вот Руки нахмурился и переглянулся с озадаченным Манабу. В глазах мальчика был немой вопрос: «Что хочет замять и замолчать Небожитель? Что-то страшное? Что-то подлое?» В любом случае ему было неприятно. Высший улучил момент, когда пёс немного забежал вперёд, приложил палец к своим губам и шепнул сироте: — Не беспокойся. Потом перекинемся парой фраз, когда будем наедине. Возможность предоставилась только ближе к ночи. Преодолев довольно большой участок пути, они добрались до светлого соснового бора, который их новый спутник назвал началом приграничного леса. — Он тянется длинной полосой вдоль окраины моих земель. Пересечём лес — и до вентаны будет рукой подать. Но сегодня мы туда уже не доберёмся. А жаль. — И почему это, интересно, жаль? — на свою беду поинтересовался Рейта. — От тебя избавиться не терпится. Вообще не понимаю, на кой ты с нами плетёшься? Давно бы свалил. Охотник обиженно возразил: — Вы бы без моих навыков пропали! — Да конечно, — сморщил нос Руки. — Проводник из меня получше, чем ты. Я эту землю знаю. — А навыков выживания у тебя много? Еду добыть сумеешь? Ночлег тот же обустроить? — широко размахивая руками, убеждал Рейта, и при этом выкручивал шею назад, в сторону Высшего. Удар пришёлся в щёку — мужчина на полном ходу врезался в дерево и громко охнул. — Нда, мастер выживания, — рассмеялся Манабу, но через миг открыл рот от изумления, когда охотник подскочил к Руки со своей ссадиной и приказным тоном потребовал: — Плюнь в меня! — Это что за акция самоуничижения? — чихнул Казуки. — И не подумаю. Корчись теперь от боли, — Руки категорично оттолкнул мужчину и пошёл дальше. — И вообще не припомню, чтоб мы с тобой, Убийца, на «ты» переходили. На большой полянке, усеянной ковром земляники, было решено устроить привал, не дожидаясь сумерек. Пока Рейта традиционно ставил палатку с чертыханиями и причитаниями: «Как же вы без меня дальше будете?», другие были заняты своими делами. Манабу собирал удивительно крупные красные с белым ягоды, а Казуки гонялся за бабочками. Дракон и вовсе куда-то пропал из видимости, буркнув что-то вроде: «Осмотрюсь!» Охотник отпустил под нос пару скабрезных шуток о том, что может делать в кустах дракон, на этом все о нём позабыли. Надо было ещё развести костёр и сообразить что-то на ужин. — Одной земляникой сыт не будешь, — расстроенно сокрушался Рейта, глядя на богатый «улов» мальчика. — Нет, ты, конечно, молодец. Но это на компот или в кашу. Мяса не так много осталось. Эх, я почти все капканы бросил, один только спрятал. Попозже поставлю. Как-то надо продумать этот момент со жратвой. Круга на два хватит, а может, и меньше, прямо не знаю, что с вами делать. — У нас один Казуки съедает больше всех нас вместе взятых, — кивнул сирота. — Я — волшебный! Мне надо! — отозвался пёс с другого края поляны. И тут из копны подсохших кустов вышел Руки. В миниатюрной руке Высшего красовался идеально круглый объект цвета топлёного молока, причём размером примерно с его же голову. Манабу удалось словить кинутый ему шар только благодаря тому, что он не отрываясь рассматривал его, и то мальчик опасно качнулся во время приёма внезапной передачки. — Что это? — озадаченно поинтересовался он, уже догадываясь об ответе. — Яйцо. Еда. Подарок. Ещё вопросы? — как ни в чём ни бывало откликнулся Руки. — Ээ… в смысле, драконье яйцо? Драконье яйцо — еда? — осторожно уточнил Манабу, рассматривая и поглаживая ладонями гладкий презент. — Что тебя смущает? У вас сумки ломятся от мяса, и это, на минуточку, совсем не коровки или свинки разделаны аккуратными лоскутками и разложены в бумажные кульки. А в этой скорлупе ещё не сформировавшийся зародыш, так что даже за убийство не считается. И самое важное, — мужчина выдержал короткую паузу, подогревая интригу, и продолжил громким шёпотом с нескрываемым злорадством: — Этих гадов и так уже наплодилось больше нужного. Алчные твари, скрывающие свои низменные желания за якобы благодеяниями. Камнями меня снабжают, видите ли, заботу проявляются, швыряют с неба снова и снова, засыпают и засыпают, пока я в спячке. Плюс один, минус один из их численности — неважно, потеря невелика. — То есть те камни, что мне на макушку со скалы… упс, я хотел сказать с телес твоих гранитных сыпались, не всегда на тебе были? — спросил Рейта, при этом роясь в рюкзаке в поисках сковородки. — Не всегда. Подношения от поклонников, понимаете ли… — А почему камни? — заинтересовался Казуки. — Видал я всякие подношения: фрукты там, невинных младенцев. Но не камни! — Не твоё дело, — неожиданно огрызнулся Высший, и в унисон возмущению дракона его живот протяжно заурчал. — Ой, а чем же мы Вас кормить будем? У нас только из драконов всё. И вот это! — Манабу, не выпуская из рук яйцо, указал им на миску с земляникой. Руки почему-то позеленел и выдавил: — Спасибо за заботу… Ваша щедрость не знает границ… Но угощение всё-таки взял. Поужинали невероятно аппетитным омлетом, вкус которого портило только гортанные причитания дракона. Поглощение каждой ягодки он сопровождал долгими тщательным осмотром, корчился, гримасничал, а когда наконец запихивал в рот и глотал, выдавал такой вопль неудовольствия, что путешественники неизменно вздрагивали. И всё-таки, несмотря на шоу с земляникой, атмосфера была очень уютная, костёр добродушно потрескивал, широко растущие сосны не закрывали небо, как лиственные деревья: можно было вволю любоваться искристой россыпью звёзд, что и делал мальчик, сложив ладони на сытый живот. Рейта нашарил в траве какую-то палку и бесцельно ворошил угольки. Казуки сквозь плывущий, рваный воздух над огнём пристально смотрел на Манабу, и отчего-то его белая добродушная морда выглядела виноватой. — А Высшие — это боги на земле? — хрипло произнёс вдруг сирота. — Нет, — хором ответили дракон и ха-ину. Пёс вежливо мотнул головой в сторону Руки, мол, продолжайте, уважаемый, уступаю вам честь рассказать от первого лица. Тот начал размеренно и нежно, укачивающим сладким ритмом, коим обычно рассказывают мифы и легенды: — Моё племя — непростое, гордое, своенравное. Племя Убийцы — вечноголодное, хитрое. А в жадности мы всегда могли поспорить друг с другом. То ли в наказание, то ли урока ради Небожители поселили драконов и людей рядом. — А может, прикололись просто, — хохотнул Рейта. За что получил удар колючим локтем от Манабу и шутливое шипение от Казуки: — Тссс! Не прерывай, интересно же теорию послушать! — Итак, мои соплеменники с незапамятных времён вынуждены жить рядом с вот такими вот долбодятлами. Как думаешь, долго бы они просуществовали безнадзорно? Даже в эту очевидную минуту Манабу не заметил, что дракон по сути обращался только к нему. Он ответил: — Да переубивали бы друг друга, наверно. — О да… И они убивали. И воевали. Пока Изначальным драконам не пришло в голову попросить Небожителей создать нас — Высших. — Погодите-погодите. Изначальные? Это кто? — мальчик вытянулся в струнку и весь превратился в слух. Казуки с плохо скрываемой тревогой поглядывал на его любопытное лицо. — Изначальные драконы. Они и создают миропорядок в Нуэве, противостоят хаосу, как раз их можно назвать божествами. Только реальными и даже смертными. Водный и Земной Изначальные. Один чёрный, другой золотой. Слыхал я совсем уж древние сказки, в которых есть ещё упоминание Подземельного красного и Небесного белого, но о них толком ничего не известно. Манабу кивал головой, загибая пальцы. — Значит было четыре крутейших дракона. Но они не справлялись с мелкими драчками своих родичей и людей. И позвали помощников — вас. — Вроде того. Впрочем, Изначальные и не должны были заниматься проблемами такого рода, слишком мелко для них. И тогда появились мы, отнюдь не боги на земле. Мы — потомки Небожителей, но не боги. Высшие — как местные царьки, полулюди-полудраконы с каплей небесной крови, чтобы не забывать о том, для чего мы нужны. Нас создали, чтобы каждый присматривал за отдельным участком Драконьих Земель. Будучи пригодными для дипломатических переговоров, мы добились прекращения бесконечных войн наших племён. Единичные взаимные нападения сейчас — ничто по сравнению с прошлым. Теперь мы охраняем своих от чужих, особо боевых драконов усмиряем, тем, кто поумней, даём советы, кого-то лечим одним своим существованием. А людей не пускаем туда, куда им не надо. Они просто не смогут прошмыгнуть к гнёздам уязвимых и законопослушных драконов. Сама земля их не пустит, если там есть свой Высший. — Стойте, как же Вы с нами уйдёте? Как же ваши земли тогда? Руки заметно загрустил, но потом со вздохом отбросил сомнения: — Не могу не пойти, нет у меня выбора. Это ещё больший долг, чем охрана моего участка. Да по сути продолжение этого долга, потому что… Казуки резко клацнул зубами, изображая громкий зевок: — Так, братцы, хватит сказок, пора на боковую. Спать, всем спать, вон наш безносый уже храпит. Рейта и правда клевал носом, вероятно, он проспал большую часть истории, притомившись за день. Руки решительно встал, расправил свой кафтан и провёл рукой над костром. Пламя мгновенно втянулось в угли, и вокруг воцарилась полумгла. Луна оказалась яркой, она заливала поляну ровным холодным сиянием. В этом свете сирота шкодливо ухмыльнулся, как будто задумал какую-то каверзу, но через миг его лицо стало самым невинным на свете, и обращено оно было к собаке. — Казу, помоги охотника в палатку впихнуть! Пока он не ляжет, мы же не сможем устроиться, — капризно проныл Манабу. Он яростно тёр кулаками глаза и зевал, и пёс с радостью бросился на подмогу. Прикусив рукав Рейты, он потащил мужчину внутрь, обустраиваться на общем ложе. И как только ха-ину скрылся из виду, мальчик сразу преобразился. Он подскочил к Руки почти вплотную, глаза в глаза, и зашептал: — Мне надоело, что он держит меня за младенца. Что-то не так, но что именно? Я не знаю, а Вы явно в курсе. — А раньше тебя ничего не смущало, Манабу? — спокойно, чуть приглушённо ответил Руки своим колюще-режуще-бархатистым голосом. Он явно ждал этой беседы, и продолжил: — Это путешествие, его причины и цель. На тебя свалился Небожитель, уволок в дальний путь, да ещё и заставил собирать некие Элементы, один из которых был у тебя с рождения, а все остальные — твои в скором будущем. Какое любопытное стечение обстоятельств, не так ли? — Раньше меня это не так тревожило. Просто некогда было думать. Мы всё спешим куда-то, а теперь я стал всерьёз опасаться, что меня ведут не туда, куда я хотел бы… — Сразу оговорюсь, что не собираюсь разжёвывать тебе то, что должен разжевать твой Посланник. Сделает он это сейчас или позже — дело хозяйское, отнимать его законное право быть первым не собираюсь, это было бы нечестно. Я даже в чём-то восхищаюсь твоей простотой, доверчивостью и авантюризмом. Или же дело не в решениях разума? Твоя кровь, твоё сердце, твоя судьба — зовущие проводники. А что в конечном счёте ты решаешь сам? Ты — Манабу — просто ребёнок. Дитя из храма. Кажется, это будет довольно грустная история. — Ответьте мне хотя бы на одно. Казу… Я ему доверяю. Ничего не могу с собой поделать. Он меня не предаст? — Никогда, — улыбнулся в темноте Руки. — Тогда я дождусь, пока он мне сам расскажет, — кивнул мальчишка и нырнул в палатку, где сразу же обнял удивлённого пса, уткнулся в него и закрыл глаза. — Зато грустные истории, наверное, самые лучшие на свете, — по-стариковски важно хмыкнул Руки и последним приоткрыл полог их тесного пристанища. *** Конечно, он собирался заснуть, как только ляжет. И ни лезущие в рот пёрышки, ни горячее собачье дыхание не помешало бы ему, если б не минувший разговор. Манабу и не заметил, как привык к присутствию Казуки в своей прежде размеренной, а теперь абсолютно ненормальной жизни. И в этом было много неправильного, он полностью полагался на незнакомое существо, чего прежде за ним не водилось. Манабу с детства был замкнут и недоверчив, а тут в считанные дни привязался к чужаку, который стал ему другом, а зачем и надолго ли — непонятно. Так мало того, Казуки ему ещё и беззастенчиво врал о чём-то важном. Не меньше часа терзаемый сомнениями мальчик пролежал ничком в жарких объятиях дрыхнущей без задних ног псины. Не меньше тысячи раз задавал себе вопрос за вопросом, и лишь поймав себя на совсем уж несусветном позорном желании глупо заплакать, решился встать, чтобы хватануть остывшего ночного воздуха и успокоиться. Выскользнуть из палатки бесшумно было для него плёвым делом, в монастыре он и не такое проворачивал. Лишь охотник на драконов всхрапнул протяжно и с причмокиванием, когда Манабу выходил, остальные даже не пошевелились. Он натянул сапоги, сидя у потухшего костра, встал и бездумно побрёл вдоль лесной опушки. Невидимая земляника ночью пахла ещё более одуряюще, чем вечером накануне. Иногда Манабу присаживался и на ощупь находил и съедал ягоду-другую. Процесс поглощения пищи всегда помогал ему думать. Кто-то, чтобы решить задачу, трёт виски пальцами, кто-то ищет ответ у мудрецов или в книгах. А Манабу с малолетства осеняло только когда он жевал. Пирожок с рисом выливался в объяснение сложной притчи, которое устроило бы настоятеля, миска с бобами позволяла заучить какую-нибудь бессмысленную молитву. Этот раз не был исключением. Во время ночной прогулки его осенило: по-настоящему смущал его только один момент. Казуки всегда начинал истерично заминать разговор, если тот касался конечной цели путешествия. Выходило, что Манабу по своей воле идёт куда-то в неизвестность, как немая овца на убой. А сам-то он кто на самом деле, чьей родословной частью является, откуда взялся? Как там сказал Высший — «дитя из храма»? Больше нет. Больше он не был в безопасном сонном месте, где за кражу еды ему грозило разве что старческое брюзжание и удар палкой, да и то едва ли, пацан бы легко ускользнул. А вот здесь, снаружи, воришкам принято отрубать руки. И сдавалось Манабу, что законы у людей и у драконов были схожими, а мир дальше, скорее всего, был ещё более жутким. Наверное, надо было начинать взрослеть и переставать наивно верить всяким встречным-поперечным. Доброта и сказки остались позади… Или впереди? Прежде чем он ударился затылком о какой-то корень, в голове у мальчишки успела вихрем пронестись сцена из прошлого: большой зал для будущих монашков, футоны рядами, и перед сном звучит монотонный голос одного из учителей, рассказывавший жуткое предание про желтоглазого плотоядного монстра. Он не живой и не мёртвый. Он не чувствует боли, и страшно силён. И вечно ходит ночами вокруг монастырских стен, голодный, тощий, ищет, кого бы сожрать, и сожрав одного мальчонку, точно не насытится, придёт за другими. Мораль басни была проста: дети должны спать, а не шастать снаружи. Так монахи пугали малолетних любителей приключений. То есть раньше Манабу думал, что их запугивают, потому что сбегал после отбоя не раз, и никаких ходячих мертвецов не встречал. Но теперь в землю его с недобрыми намерениями вжимало слетевшее с одной из сосен существо, явно голодное и желтоглазое. Красные ногти чудища полоснули по губам, прежде чем зажать рот Манабу. Мальчишка сглотнул кровь, и первоначальный испуг прошёл. Он отчего-то жутко обозлился. И не на напавшего монстра, а на Казуки, да и на Рейту с Высшим. Но в большей мере именно на Небожителя. «Тоже мне божественный защитник! Меня тут щас заточат за милую душу вместо закуски, а он там храпака даёт! Ууу, ненавижу!» — стоило только подумать об этом, как силы взялись будто ниоткуда. Сначала он вцепился атакующему зубами в ладонь, а когда тот взвыл, ударил его коленкой в то место, которое подтвердило предположение, что желтоглазый был мужчиной, а ещё — боль он явно чувствовал, что не могло не радовать. Они катались по земле, и то Манабу оказывался сверху и душил обидчика, то монстр отталкивал его и дубасил по рёбрам. В какой-то момент раздался резкий щелчок, вскрик. И из палатки выскочил сонный, но ликующий Рейта: — Еее! В мою ловушку кто-то попался! На завтрак у нас будет… — тут он замедлился и недоуменно продолжил: — Будет у нас на завтрак… какой-то ближайший родственник Манабу… Или кто это? Мальчики, что это вы тут делаете? И зажглись фонари, и Казуки с Руки подняли шум. Убийцу-неудачника отцепили от некрупной ловушки, рассчитанной скорее на белок и прочую мелочь, чем на озлобленных брюнетов с жёлтыми глазами. — Ты кто такой? — рявкнул на него Казуки, пока Рейта связывал запястья неизвестного прочной верёвкой. — По-моему, это я должен вести допрос! Это меня тут чуть не сожрали! — Манабу отвёл рукой прилипшие ко лбу пряди, грозно задрал подбородок, и повторил: — Кто ты такой, ублюдок?! Желтоглазый фыркнул, отвернул лицо. И тут неожиданно за него ответил Руки: — А я знаю, кто он. Это наша удача, Манабу вытащил нам счастливый билетик. — Или скорее билетик вытащил его, — не смог не схохмить Рейта. — И чуть не сожрал, между прочим, — покачал головой мальчишка. Руки терпеливо продолжил: — Некоторые считают, что вороны помогают путникам, а ещё есть поверье, что встретить ворона — добрый знак. Для нас это два в одном. Осмелюсь предположить, что юноша — ферал-ворон. Хочешь ты или нет, проведёшь нас в Терру. — Можешь хотя бы представиться? — настойчиво попросил Казуки. — Кулоэ меня кличут. Кулоэ, — нехотя ответил ворон, и вдруг с надеждой добавил, обращаясь к Рейте и Казуки, которых с чего-то принял за главных: — Слушайте, отдайте мне этого худосочного. Он же доходяга совсем. Облегчите ребёнку смерть: если не мы, так кто-то другой его съест. А я — добрый. Я — сразу камешком в темечко — и свобода! Неужто жалко? У вас вон потолще есть, малорослик этот. Его надолго хватит, упитанный такой. Если, конечно, вы любите боль и несварение, а вы любите, о солнцеподобный крылатый пёс, я вижу в вас страсть к мучениям. А бесклювый воин может ещё поспать: притворитесь, что ничего не видели, и совесть не будет мучить! Я вас куда угодно отведу. Мне нельзя в Терру без мяса возвращаться. Моя стая меня домой без добычи не пустит! Он выпалил всё это одним махом хриплым, грубым, похожим на карканье голосом, и задохнулся от быстроты. Четыре пары глаз смотрели на Кулоэ с ужасом, подёргивались и удивлённо моргали, пока наконец самый мудрый из спутников, Руки, не нашёл в себе силы сказать: — Такое я встречаю впервые… Это же надо было — оскорбить сразу всех без исключения… И меня. На моей же земле. Как ты жив-то ещё, птенчик?