Nueve

J-rock, the GazettE, SCREW, MORRIGAN (кроссовер)
Слэш
NC-17
Заморожен
34
автор
G1090mary соавтор
Размер:
217 страниц, 22 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
34 Нравится 201 Отзывы 7 В сборник Скачать

Бисм - 1

Настройки текста

Саундтрек главы: Мы с тобой одной крови, Мы с тобой одной породы, Нам не привыкать к боли, Если имя ей — свобода, Где же ты, мой брат, где же ты, мой друг, Где же ты, моя любовь? Предрассветное утро Пахнет и весной и волей, Сны мои в тигровых шкурах В маковом гуляют поле — Где же ты, мой брат, где же ты, мой друг, Где же ты, моя любовь? Бьются колодцы лиловыми звездами, Мир опрокинут в небесное дно, Ночи свиваются в теплые гнезда, и Звери — они идут над землей, Звери — они идут за тобой, О-ой, Рано ли, поздно ли, стой! Но мы же крови одной. У луны на мягких лапах Золотые колокольцы, В облаках полосатых За клубком бежит солнце — Кто же ты, мой брат, кто же ты, мой друг, Кто же ты, моя любовь? Стой! Но мы же крови одной. Встретимся ли мы снова Там, за поворотом круга? Мы с тобой одной крови, Отражения друг друга, Где же ты, мой брат, кто же ты, мой друг, Где же ты, моя любовь? На двоих одно сердце, Девять королевских судеб — И бесшумные звери, И бесстрашные люди, Кто же ты, мой брат, где же ты, мой друг, Кто же ты, моя любовь! © Мельница — Одной крови

Вечное Небо снова призвало Высших на совет в Зал Конклава. Сводчатый потолок в мраморных прожилках всё так же медленно перетекал из складки в складку, менялся, оставаясь по сути неизменным. Уходящие в туманную даль анфилады полнились горячими запахами нескончаемого лета. Пророческое Зеркало монотонно журчало песню во славу гармонии, однако внимание Конклава на сей раз было приковано не к нему. Один из Носящих Маски скользящим горизонтальным движением руки разрезал пространство и со скрупулёзной точностью воссоздал перед ними иллюзию карты Нуэве, а вернее той области, в которой находились интересующие богов герои. Полупрозрачный кисейный морок являл собой небольшой отрезок суши на границе между Террой и Бисмом. Он тихо подплывал неплотным облаком к каждому из Круга. Некоторые Высшие разворачивали эту проекцию, чтоб удобнее было разглядывать палатку и двигающиеся рядом с ней фигурки — каждая была размером с фишку для игры в нарды. Другие брезгливо отталкивали иллюзорный островок, передавая его своему соседу. А некоторые, напротив, выказывали интерес: всматривались, осторожно прикасались к живым бесплотным созданиям на карте. Вот мальчик, вот ха-ину, тут дракон, чуть дальше крошечные охотник и ворон. Призраки жили своей жизнью, мельтешили и о чём-то беззвучно переговаривались. По крайней мере треть Советников внутренне порадовалась тому, что карта не передавала звуки, и они были избавлены от необходимости слушать глупые пересуды фигурок. — Мудрейшие, мы точно уверены, что не стоит вмешиваться? Меня смущает вероятный риск, — спросил один из Старейшин у окружающих. Раздался протяжный стон — этот вопрос так или иначе обдумывали все присутствующие. Один из них решился подтвердить общую тяжёлую мысль: — Риск, и правда, есть. Решение вызывает определённые сомнения. Ведь он несёт потенциальную опасность для всей священной экспедиции! — Это и без гадательных камней понятно. Но и они подтвердили исходящую от этого участника угрозу, — согласился первый. — Ещё не поздно сделать вот так, — произнесший это Небожитель подтолкнул пальцем несколько миниатюрных деревьев на карте. Падая, они друг за другом повалились на призрачную лужайку рядом с подвижными «фишками». — Осторожнее с фантомом! Он может управлять событиями, если вы всерьёз этого хотите, — забеспокоился Мастер Иллюзии. — А мы хотим, очень хотим, — поддакнул кто-то из собравшихся. — Всё в порядке, — успокоил Мастера Хранитель Зеркала. — Я проверил, с ними всё хорошо. Наш брат контролирует свои помыслы, он пока не изменил грядущее, лишь провёл для нас наглядную демонстрацию. Мы легко и непринуждённо можем решить назревающую проблему, предотвратив цепь трагических событий. — Явные проблемы не всегда несут с собой только разрушение. Порой они дают шанс на самое правильное разрешение неразрешимой ситуации. Мне кажется, надо оставить всё как есть. Пока они неплохо справлялись. Что, безусловно, изумляет и при этом является неоспоримой истиной. — Соглашусь с вами, хотя наблюдать за этим походом больно. — Действительно, без слёз не взглянешь. Самая неудачная команда из всех возможных! — То смеяться, то плакать хочется, — удивительно прозаично выразился ещё один из степенных безликих. Его смущение передалось и другим: глаза в прорезях масок блестели растерянно. Высшие приняли решение, но всё же неуверенно переглядывались, словно неопытные мальчишки, а не видавшие многое на своем веку мудрецы. Каждому члену Конклава было непросто в эти дни — подобного несуразного приключения они не могли припомнить за всю историю Нуэве. А ведь у Небожителей была совершенная память. *** Над головами шумело зелёное море листвы, испещрённое золотистыми бликами. Ровный уверенный голос Рейты смешивался с этим плеском, как ветер в ветвях, становясь естественной частью леса. — Во-первых, я должен вдолбить тебе в голову главное правило охоты, ворон. Уважай свою добычу, цени её, она может оказаться умнее тебя и в сто крат проворнее. Кулоэ семенил вслед за умиротворённым мужчиной и, хоть тот и не видел реакции ученика, сам для себя серьёзно кивал на каждое слово Рейты, стараясь таким образом поглубже и понадёжнее запрятать крупицы философии звероловов себе в голову. — И только если ты будешь предполагать, что дичь умна, сумеешь поразить свою цель. С этим пунктом у тебя не должно возникнуть проблем, Кулоэ, ведь ты сам наполовину животное. А вот люди часто засыпаются в самом начале обучения. Когда нас, мальчишек, натаскивали, не все смогли попасть в Клан по одной простой причине — верили, что их мозги устроены лучше, чем мозги зверя. Один из учеников поплатился за это жизнью: медведь задрал, раздавил его хребет, как сухую веточку. Другие же потерялись в лесу, их нашли позже, оголодавших и отощавших. Они уже не были такими самоуверенными, но испытание всё-таки не прошли, подались в служки, а кто-то и к родителям вернулся. Те, кого приняли семьи, конечно, после такого-то позора. — Ишь ты, небось толпы мальцов сгубили эдаким учением! И не сторожились ни капли, чтоб сберечь! — сипло прокаркал ворон с осуждением. — Токмо я не кумекаю, господин, как энто вышло-то? Вы ж драконолов, а обучались, значицца, на простом зверье? Они встали с Рейтой задолго до зари, собрались в путь, состряпали спящим товарищам немудрёный завтрак и, оставив кашу в котелке над тлеющими углями, отправились в лес, изучать премудрости охотничьего дела. Рейта перед началом урока передал фералу свой арбалет со строгим наказом не тратить стрел зря. Задание казалось несложным — выследить и убить любое животное. — Поначалу да, как заведено, новичков в Клане на зверях натаскивали. Потом уже лучших из нас тренировали на границе Драконьих Земель. Там отсеялась ещё часть учеников. А дальше были вылазки за драконами. Повязку на нос из моей группы получили лишь трое, включая меня. — А за что она достаётся-то? Вестимо, задачка не из лёгких должна быть за энтакую особливую памятку-то! — Тут ты прав, дружище! Повязку вручают за добытую в одиночку, без подмоги и без наставника, голову дракона любого вида, но он должен быть больше тебя в три раза. Повезло мне, что я был тогда мелким, и мне засчитали башку бурого иглоплюя. Ох и пришлось же с ним повозиться! Но я всё же загнал эту адскую сволочь в ловушку. Четыре дня ушло! Но тебе до этого уровня ещё далеко, пока размер добычи не важен. К тому же одного я тебя не оставлю, не бойся, мои ножи при мне, если что — подстрахую. — Дык я и не трушу, — храбрился Кулоэ. — Я ж тутошний, мне не впервой по кущам лазить. Ежели чаво — стрельну прямёхонько в лоб зверюге. — Меньше болтай, больше слушай, смельчак! — усмехнулся Рейта. — Вот тебе второй урок. Надо слушать лес, нюхать и впитывать любые шорохи и запахи. Так они побродили молча ещё около получаса, пропитываясь тёплым дыханием деревьев и шёпотом трав под ногами, вникая в сложный ритм мелодии жизни этих мест. Уши привыкли в кажущейся тиши, они уже улавливали все детали, кожа реагировала на малейшее дуновение ветерка. Из дичи им встретились только шустрые белки да бурундуки, в которых ферал даже не пытался целиться — чересчур малы были и быстро передвигались. Рейта одобрительно подмигнул подопечному: ворон не переоценивал себя и не разбрасывался на пустые выстрелы. А вот за упущенного зайца сердобольный Кулоэ получил крепкую затрещину от учителя. Зверёк, как нарочно, сидел на видном месте, грелся на пеньке — гаси-не хочу. Ферал и не захотел. Поднял было арбалет, да руки задрожали. Он вспомнил вчерашних милых кроленей и разжалобился, не стал стрелять. Вместо этого намеренно шуганул ушастого криком: — Что ж ты такой мешкотный, не сиди! Айда-ко отсюдова, сердечный! Улепётывай! Что напуганный заяц и не преминул сделать, убравшись от ловчих подобру-поздорову. — Ну не дурень ли! — журил охотник ученика. — Сейчас бы уже в лагерь потопали. Была бы у нас на обед зайчатина. А на случай холода — перчатки из меха кому-нибудь из наших. Высший вот наверняка мерзля мерзлёй, нельзя нашей ящерке студиться. Заяц-то какой здоровый был, жаль, что упустили. Вот и третий урок: из пойманного надо извлечь всю пользу! Позже покажу, как растянуть и просушить шкуру, она ведь тоже ценность. И это правило исходит из первого. Уважение к добыче — не только ценить её хитрость и скорость. Настоящий охотник не растрачивает ресурсы попусту! Величайшее мастерство — это когда всё идёт в дело: и кожа, и кости, и зубы, и мясо, и кровь с требухой. Из неё, кстати, дивные колбасы выходят, пальчики оближешь! — Ой, чтой-то мне дурно от мыслей о требухе и зайчатках, — поморщился Кулоэ, вкладывая все силы своего вороньего духа в то, чтоб не опозориться и не пустить слезу перед своим наставником. — Борись! У тебя ж есть цель! Нет ничего, что не смог бы сделать целеустремлённый человек. Ну… или не человек, а кто-то вроде тебя. Кулоэ горько вздохнул и побрёл дальше с поникшей головой. Но шагов через сто приободрился. Земля в этом уголке леса, как специально, была мягкой, почти чистой — ни опавшей листвы, ни мха, ни кустов. Потому так явно на ней отпечатались свежие следы маленьких пятипалых когтистых лап, ведущие куда-то вперёд сквозь заросли. Вывод напрашивался сам собой: совсем недавно тут точно пробегал небольшой хищный зверёк. «То ли хорь, то ли соболь», — хотел было сказать ферал, но увидев грозные глаза Рейты, смолчал, охотнику даже не пришлось прикладывать палец к губам. Они сделали несколько шагов и застыли у естественной преграды — лещина росла здесь густо, сочная, зелёная, усеянная гроздьями тяжёлых круглых орешков. Следы терялись в её корнях, уходили дальше. Рейта одной рукой придерживал Кулоэ за рукав, чтоб тот пока не двигался с места, а другой медленно отвёл ветви орешника, вставшего у них на пути. Глубокие отметины хищных лапок ненадолго исчезли на участке, покрытом мхом, и снова отпечатались дальше, пересекая открытый пятачок земли между двумя деревьями. Ферал внимательно пригляделся. В кроне дерева напротив мелькнуло белое пятно, раздался резкий птичий вскрик, шум борьбы, затем последовал хруст ломаемых мелких косточек. «Как сухую ветку переломил», — вспомнилась отчего-то Кулоэ часть рассказа Рейты о его детстве. Пернатого собрата, попавшего в лапы соболя-хорька, было немного жаль, и это придало ворону смелости: он сжал ручку арбалета и, не дыша, продолжил следить за белоснежным пушистым убийцей в ветвях. Частично гибкое тело скрывала зелень, видно было плохо, всё затихло, но лишь на время. Вскоре с дерева, за которым наблюдали охотник и ворон, посыпались серые перья. Их предполагаемая добыча сцапала свою добычу и убила её, а Кулоэ до сих пор медлил. Какая-то неуловимая, но назойливая догадка не давала ему покоя, и он всё никак не мог придать ей осознанную форму, когда Рейта осторожно коснулся его плеча и сердито кивнул в сторону белой мишени. Она в это время, судя по звукам, приступила к заслуженному завтраку. Кулоэ вздохнул и, как он понял чуть позже, это его и выдало, потому что оружие он поднял как учили — бесшумно, не задев не единой ветки. Зажмурил один глаз, прицеливаясь, и успел увидеть, как нечто стремительное, не зверь, а молниеносно перемещающийся в пространстве призрак — так ему показалось — перетёк с дерева вниз и тут же бросился прямо на него. Перехода почти не было видно: секунду назад маленькое стало большим, ростом с человека, но не человек. Щепки, обрывки листьев в стороны, арбалет был утерян почти сразу, нечто тяжёлое придавило ворона сверху, не давая вздохнуть, зашипело, прошлось когтями по глазам, заливая их красным и солёным. Двое превратились в живой клубок, места для нормальной драки катастрофически не хватало, то под ребро, то в голову вонзались сучья и какие-то твёрдые острые палки, ворон щурился, облизывал губы, глотал свою кровь и вслепую молотил то воздух, то что-то мягкое и тёплое, сжимал, отпускал, задыхался. Наконец Кулоэ отбросило и ударило спиной об ствол, он сполз по вертикальной поверхности к корням. Голова гулко стукнулась об узловатые твердые суставы деревьев и теперь болезненно звенела, тело обмякло, и он уже совсем неловко защищался варёными медленными взмахами рук и ног от того, кто расплющил его, уверенно подмял под себя, чудо, что не убил до сих пор. — Ну и долго ты будешь разлёживаться, пока он тебя колотит? Загорать, что ли, пришли? — осуждающе поцокал языком Рейта. Раздался свист. Чуть выше головы Кулоэ в ствол вонзился нож, и охотник с холодной уверенностью пояснил для их общего врага: — Предупредительный! Тронешь моего друга ещё раз — метну снова, у меня осталось пять ножей. И, прошу, не сомневайся в моей меткости. Атака тут же прекратилась, некто замер. Тогда Кулоэ осмелился разжать веки. Сквозь липкую тёмную завесу из склеенных кровью ресниц он рассмотрел лишь чужую белобрысую макушку. Напавшее существо, оседлав его бёдра, как раз в этот миг склонилось к шее ворона. Кулоэ ощутил на коже острые клыки, пахнущие свежей птичьей кровью. Они слегка примяли кожу, твёрдые и тёплые треугольники зубов прочертили на ней тончайшие дорожки. Затем противник выпрямился, облизнулся, и сердце Кулоэ болезненно сжалось — такой нежной, добрейшей улыбки он в жизни не видел. Портили её только красные разводы, идущие от красивых губ вниз по горлу к кадыку, а ещё — крохотное серое пёрышко, которое этот сильный ферал — а он несомненно был фералом — вдруг закашлявшись сплюнул на лицо поверженного брюнета. — Ладно, как скажете! Второго я не заметил. Так что проиграл-проиграл! Сдаюсь! — рассмеялся оборотень мелодичным баритональным смехом. Но с Кулоэ не слез, а только довольно хмыкнул, бесстыдно глядя ему прямо в глаза, и чуть поёрзал, принимая более удобное положение. Охотник, наблюдавший за ним на отдалении, замахнулся кинжалом для очередного броска и прикрикнул на улыбчивого наглеца: — Эй, не двигаться! Может, прекратишь издеваться и встанешь? С поднятыми руками! — Что вы такое говорите? — искренне удивился юноша. — Кто тут издевается? Я запутался просто! Не двигаться или поднять руки? Встать? Или ни с места? Столько вариантов! Слишком сложно для бедной непонятливой куницы! Молодой человек пожал плечами и вдруг, проследив взгляд Кулоэ на своё горло, смутился и постарался торопливо вытереть кровь кулаками, неловко, как это делают дети, перепачкавшиеся украденным вареньем, сопровождая свои нелепые движения виноватыми причитаниями: — Ой, блин! Вот ведь, неудача! Надо же так извозиться! Неудобно как! Замерший было Кулоэ захлопнул разинутый рот, невольно усмехнулся и повторил чужие движения: тоже утёрся, но только рукавом, как мог, убрал с лица кровь из рассеченной брови и успокаивающим тоном произнёс: — Дык я тож чумазый, в таком разе — вся морда перепачкана. Чего уж тут… — Надо в ручье умыться, здесь рядом. Ну и рожи у нас, ворон! — Отож! Две кикиморды самолучшие! И они глупо рассмеялись уже хором, будто только что не катались по земле, царапая и кусая друг друга. Странную звериную идиллию прервал показной кашель Рейты: — Народ, вы про меня не забыли? Возможно, у фералов так принято — навалять друг другу, а потом миловаться, но для нас, людей, это…. — А я ведь хорошо тебе навалял, да? Ррраааз — и с левой, вырубил, а потом с правой и царапаться, а потом взял и заломал! Круто же вышло? — обрадованно спросил блондин у ворона. Тот опомнился и покачал головой: — Круто! Да дюже борзый ты что-то, паря! Лады! Сойдёмся на том, что и ты, и я посрамились. Ничья, стало быть. А теперича подымайся! — Ничья так ничья! Хорошо, Пёрышко, как скажешь, милый! — мягко произнёс незнакомый ферал, ещё раз улыбнулся и, деликатно оттолкнувшись от груди Кулоэ раскрытыми ладонями, поднялся, тут же вытягивая руки вверх. Затем он изящно отступил назад. Если бы Кулоэ пятился так же, как он, спиной вперёд, не глядя, широко расставив ноги, над лежащим под ним телом, то наверняка споткнулся бы, навернулся и чертыхнулся бы не один раз. А этот легко и грациозно отпрыгнул назад к охотнику, выпрямился, расправляя свои широкие плечи. Высокий и стройный юноша отличался особым сортом привлекательности: он был настолько очарователен, что это казалось неправильным для мужчины. Не многие женщины-вороны могли бы похвастаться подобной статью и миловидностью, а уж воронов такого типа Кулоэ точно не встречал, ни в их стае, ни за её пределами. Если бы нужно было описать куницу одним словом, то первое, что пришло бы в голову любому, — «светлый». Не альбинос, потому что ресницы над пронзительной синевой его глаз были черны, как ночь, но светлый или солнечный, потому что он излучал сияние. «Ясный экий, ясно глядит, да к сердцу припадает», — вот что вертелось на языке у перепуганного ворона, когда он смотрел на куницу. Тот, не опуская поднятых рук, подмигнул Кулоэ и плавно повернулся лицом к драконолову. — Давайте добром разойдёмся, братцы? Пёрышко не против ведь! Говорит, ничья у нас. Я бы ни за что не напал на вас, друзья, если бы вы не напали на меня, — пояснил куница и изобразил поклон одной лишь головой. — Ну, что будем делать с этим зверем, Кулоэ? Отпустим с миром и дальше пойдём? Или как? Охотились ведь, обидно… А ты как думаешь? В таком виде он что-то у меня аппетита не вызывает. «А у меня как раз наоборот», — со стыдом признался себе Кулоэ. Всё это время он, не отрываясь, смотрел на пятую точку повернувшегося к нему спиной врага. Хорошо, что ни Рейта, ни куница не заметили. Ворон смущённо закашлялся, не зная, что ответить, но противник его опередил, обратившись к охотнику: — А ты на самом деле вовсе не грозный, Лапа, как мне поначалу показалось. Сама доброта! Конечно же, отпустить! Давайте, разойдёмся по-тихому, полюбовно, — вкрадчиво предложил блондинистый ферал. Рейта пропустил всю дипломатию мимо ушей и недовольно крякнул: — Что? Что сказал? Как ты меня назвал? Какая такая «лапа»? — Самая настоящая. Не сердись! Ведь ты не серьёзно! Сразу видно, что ты — человек сердечный. Ради друзей и справедливости на всё готов. А сейчас справедливость требует тихонько опустить вниз милый ножичек милого Лапы и разойтись без ненужного кровопролития. — Всамделе, господин Рейта. На кой-нам энтот белый харза? — поддержал ферала Кулоэ. Он, кряхтя, встал с земли, потёр ушибленную спину и продолжил: — Не трожьте его, я ж сам слабину дал. Отпустим с миром, без взыску, и всё тут. Пущай идет своей дорогой, а мы своей! Наши-то, небось, ужо боки-то поотлежали, попотчевали себя, да в путь собрались, ждут! В Бисме поохотимся. Рейта зашипел на Кулоэ, мол, молчи, не болтай лишнего, а тот с непониманием простодушно хлопал ресницами. Незнакомый оборотень завертелся на месте — то на охотника жалобно взглянет, то на его ученика. Он опустил руки и, пытливо всматриваясь в лица Рейты и Кулоэ, переспросил: — Бисм? Вы что, правда туда идёте, братишки? — Может и туда, а может и мимо, — уклончиво попытался улизнуть от ответа охотник, но Кулоэ рад был поболтать с куницей, потому с поспешностью затараторил: — Зазнамо в Бисм! В лютый край стремимся, да, супротив супостатов попрём, вот такие мы, бесстрашная ватага! Порешили и пойдём! Пусть Бисм энтот и полон, как надысь великая Асгерда говаривала, всяких душегубцев и разбойников. Но мы любую тварь одолеем! Впятером-то: я, Рейта, Высший… Тут охотник на драконов бросил нож на землю, подскочил к своему болтливому ученику и зажал тому рот: — Заткнись уже, подобру-поздорову! Кулоэ, ну ты и простофиля! Молчи, кому говорят! Ворон с расширенными от удивления глазами промычал в ладонь наставнику что-то вроде «Молчу-молчу!», и Рейта отдёрнул руку. — Асгерда, значит? — осторожно переспросил куница. — Так вам ещё и сама Владычица покровительствует? Чудные встречи приключаются на лесных тропах! Не поверите, друзья! Я тоже иду в Бисм, вернее, цель моя находится намного дальше, но ведь в Королевство иначе не попасть, только через все круги, что лежат до него. Так, может, совместим усилия? Возьмите меня в вашу «бесстрашную ватагу». Я вам пригожусь! — и он просяще сложил ладони, обращаясь в основном к насторожившемуся Рейте, точно знал, что Кулоэ долго уговаривать не придётся. У ворона в ту же секунду так громко забилось сердце, что он боялся не услышать ответ охотника. — Нет, не нравится мне эта идея, — задумчиво протянул Рейта. — Ты парень быстрый и сильный, в отряде такой не помешает, но больно уж подозрительный, не верю я таким добрякам… — Мягко стелешь, жёстко спать, — набравшись духу, извиняющимся тоном пояснил кунице Кулоэ. — Кто ты да откудова, то нам не ведомо. Токмо дурни первому встречному-поперечному к себе допуск дают. А ты, паря, сдаётся мне, к энтим поперечным-то и относишься. Какая нам с того выгода, брать тебя? Никакой, окромя опасности! — И даже если ты — честный малый, так ещё один голодный рот мне кормить неохота, -деловито согласился с соратником Рейта. — Я и сам прокормлю кого угодно, Лапа! — хитро блеснул своими небесно-голубыми глазами молодой ферал. — И спасибо, Пёрышко, за дельный вопрос, я его ждал. Чем сгожусь? Да я — идеальный провожатый! Хотя бы потому, что бывал в Бисме и дальше. Поэтому знаю обычаи этих краёв, знаю, как в Бисме избежать ловушек саламандр… — Не «Лапа»! А господин Рейта! Эй! И если ты такой умный, то зачем тебе мы? — засомневался охотник. — Одному ловушки обходить проще, по себе знаю. К тому же у тебя маскировка природная есть: прошмыгнул зверушкой мимо врагов — и был таков. А большая компания — это большая обуза. Нет, не убедил. Мотивов у тебя нет никаких, а значит есть другой какой-нибудь злой умысел. — Взаправду чтоль есть? Ты энто что, недоброе супротив нас удумал, харза? — расстроенно покачал головой Кулоэ. — Я — зло?! — с праведным возмущением воскликнул куница и покрутится на месте. — Да вы только посмотрите на меня! Я — самый белый и пушистый ферал на свете. Никого не трогаю, никого не обижаю. — Да видели мы, как ты куропатку не тронул, не обидел. И Кулоэ вон чуть не убил, — возразил Рейта. — Так не убил же! А мог бы вполне! Но сердце-то у меня доброе, я мухи не обижу! За кого вы меня принимаете, братцы? Да такого душечку в целом свете не сыскать. И чуть не забыл — я не харза, — проворчал он в сторону ворона, — а куница, белая куница, это разные вещи. — У нас всех ваших харза кличут, — с деланным равнодушием хмыкнул Кулоэ. — А величать-то тебя как, куница? Прозванье-то какое-то есть? — Конечно, есть! Арю, — улыбнулся ферал и отвесил им уже полный поясной поклон. — А что касается мотивов, о которых меня Лапа спросил… — Слушай, перестань уже… — поджал губу Рейта. — Меня так даже мать родная перед товарищами не срамила. — А зря! Матушки на то и матушки, чтоб своих малышей всячески тетешкать, перед товарищами или нет. Эх, ребята, чую, недодали вам в детстве ласки, вот потому-то вы такие хмурые и подозрительные. А я — не такой! Что на сердце, то и говорю. Не могу никак удержаться, с языка прозвища срываются… — Ты, любезный, не вихляйся, не плутай, язык-то попридержи! И растолкуй нам с господином Рейтой, с какой-такой радости взялся харза искать себе спутников по лесочкам-кусточкам и ложкам-овражкам? — Всё просто! Мне нужна защита, я пробовал в одиночку прорваться через круг Бисм, но ничего не вышло, еле ноги оттуда унёс. У тамошнего народа не забалуешь, и неважно, ферал ты или просто зверь. Но фералов они ненавидят больше людей, вообще всех, кто облик меняет, почитают дьяволами. — А драконов? — Что? Среди ваших есть драконы? — поразился Арю. — Как так… Они ж дальше своих земель не забираются! — Не обычный дракон — Высший в человеческом обличье… — обеспокоенно уточнил Рейта. — Божечки! Ему туда нельзя! Ни в коем случае! — испуганно замотал головой куница. — Нет! Ребята, я не шучу, это ж не просто риск, а почти смертельная опасность! — Почему? Ах, чёрт, какая разница! Нет смысла спрашивать! Моим словам он точно не поверит… Значит так, решено: ты, куница, идёшь с нами в лагерь и обстоятельно рассказываешь всё, что знаешь про этот проклятый Бисм. А особенно про драконов! После мы посовещаемся и подумаем, брать тебя или распрощаться. — Или брать… — вставил своё мнение разволновавшийся Кулоэ. — Или распрощаться! — с нажимом повторил Рейта, устрашающе вращая глазами. — Помни про мои ножи и твёрдую руку. — И мягкое сердце! — напомнил Арю со смехом. — Вот и чудненько. Показывайте скорее, куда идти. Хотя можете и не показывать вовсе, я по вашим следам направление вижу. — Умеешь читать следы? — удивился охотник. — Ещё как! И зверя ловить могу, и рыбу, а ещё готовить! Макароны люблю. Знаете, такие полосочки из теста? У меня в деревне варят. Ладно, угощу как-нибудь! А! Чуть не забыл — ещё умею шалаши строить и палатку разбивать… Тут лицо Рейты преобразилось: брови взлетели вверх, глаза увлажнились от благодарности. Он всё ещё не верил, что боги действительно услышали его мольбы, но загорелся надеждой. Странный встречный-поперечный с этой минуты резко начал ему нравиться. Но чтоб не показывать чужаку свою симпатию и заинтересованность, Рейта сделал умное, как ему казалось, лицо и заявил: — Ну если умеешь читать следы, так читай, веди нас обратно, Арю. Испытаем тебя, а то, может, ты и в этом врёшь! *** Первым из оставшейся в лагере троицы проснулся Небожитель. Его разбудили не сладкие птичьи трели, не начавшее припекать солнышко, а неповторимый запах сваренной в котелке каши с лесными травами, и не менее аппетитный аромат из оставленной рядом с костром посудины. Та была бережно замотана тряпьём, чтобы кушанье не остыло. Пёс сразу сунул к ней свой любопытный нос и чуть не перевернул всё кулинарное сооружение. К счастью, на помощь вовремя подоспел Руки, выбравшийся из палатки вслед за полубогом. Дракон придержал котелок, поставил его на место, поправил размотавшуюся тряпицу и недовольно поморщился: — Понятно… Драконье мясо пожарил. Как специально, чтоб надо мной поглумиться. Чёртов Убийца в своём репертуаре. Казуки суетливо носился кругами подле приготовленных для них блюд, безудержно вилял даже не хвостом, а всей попой сразу и радостно орал: — А это не для тебя, требовательный ты наш, не переживай. Тебе — камушки! Вон сколько щебня у вентаны — жуй-не хочу. И это прекрасно! Нам больше достанется. И вообще Рейта правильно делает! Подрастающее поколение нужно хорошо кормить. Ну, и меня заодно! — Подрастающее? — сонно повторил Манабу, выныривая из палатки с закрытыми глазами. — Ай! Точно! Подросло же! Надо проверить подарок Асгерды. Он мигом пробудился, встряхнулся и босиком побежал к месту, куда вчера девочка-кролень посадила зерно. Там уже вырос и раскрылся роскошный золотистый подсолнух ростом почти с Руки. На чёрной серединке цветка, словно на распахнутой ладони, лежало два предмета. Мальчик с любопытством подхватил оба и рассмеялся: — Здорово! Кажется, наш Рейта зря сокрушался, а Асгерда видит будущее точнее, чем я думал. Казуки непонимающе склонил голову на бок, а Руки переспросил: — Что там выросло? И при чём тут Убийца? Манабу по очереди показал приятелям дары лесной волшебницы, посаженные накануне Белянкой. Первым оказался новёхонький серебряный компас с искусной гравировкой на крышке — там был тонкий силуэт оленя и надпись: «Охотник! Отдавай, не жалея сердца, следуй за звёздами и будешь вознаграждён в конце пути». — Хорошо, если сбудется, — с необычной для него теплотой улыбнулся Руки, так, что щёки округлились, а глаза сузились в тонкие смешливые полоски. Второй вещицей, рождённой в солнечном цветке, была небольшая деревянная коробочка, круглая и вся покрытая узорными письменами. — Интересно, — заметил Казуки, — здесь часть на эльфийском, а часть на… — Драконьем, — подхватил изумлённый Руки. — Впервые вижу такое на деревянной поверхности, к тому же на столь маленькой. У нас только по камню пишут. И правда любопытно, кто же этот необычный адресат, к которому нас послала Асгерда? — Имя Уруха повторяется несколько раз на обоих наречиях. Вот встретим и увидим, что это за фрукт, который умудрился Защитницу в себя влюбить, — заключил ха-ину. — Красивый, наверно, мужчина, — протянул Манабу с завистью, и Казуки непроизвольно зарычал. — Чего ты шумишь, псина непоседливая? — Да ничего… Так просто… — стушевался Казуки и поспешно сменил тему. — Забавно, что точно такие же почтовые шкатулки в ходу у нас на Небесах, по традиции на них нет ни замка, ни застёжки, они открываются только в руках получателя. Это сильная светлая магия, Хранительница и такое умеет, надо же! — И всё же она слишком добра к некоторым не заслуживающим поощрения особям, — проговорил Высший. — Спор есть спор, Убийца сам виноват, что проиграл компас. — Ну, видимо, Асгерда посчитала, что Рейта заслужил вознаграждение, — возразил Манабу, любуясь бликами на корпусе серебряной вещицы. Солнечный свет придавал объём рисунку, оживляя оленя на крышке. Казалось, лесной зверь поворачивается и смотрит прямо на того, кто держит в руках подарок волшебницы. — Кто тут сказал два прекрасных слова: «Рейта» и «вознаграждение»? Это лучшее в мире сочетание! Мы созданы друг для друга! Я и деньги! — послышался из зарослей орешника бодрый голос охотника. — Вспомнишь чудовище — и вот оно, тут как тут. Да при чём тут деньги! — недовольно пробубнил Руки, но продолжать заготовленную ворчливую тираду не стал, потому что сначала на опушку вышел вовсе не Рейта, а незнакомый молодой человек в скромном тёмно-синем одеянии, смущающе добродушный на вид. Он шёл к ним навстречу, широко раскинув руки и ослепительно улыбаясь, с явным намерением заключить в объятья каждого, кто попадётся ему на пути. Троица приятелей недоуменно переглянулась и попятилась назад от костра. Лишь хвост Казуки, вопреки подозрениям, гостеприимно задёргался с неприличной частотой. Пёс обернулся и шикнул на него, чтоб хвост не своевольничал. — Доброе утро, братишки! — громко выкрикнул Арю, продолжая угрожающе надвигаться на них. В это время из-за спины ферала выглянули Рейта и Кулоэ. Причём последний шёл не с пустыми руками, он нёс за лапы связку из трёх жирных, задушенных по дороге куницей, куропаток. — Это что такое вы, дурни, в лесу подхватили? — неожиданно высоким тоном взвизгнул Манабу, пытаясь вывернуться из крепкого захвата самоназваного блондинистого «братишки». Мальчик первым пал жертвой невменяемого дружелюбия чужака. Арю обнял его и похлопал по костлявой спине с обеспокоенностью опытной няньки. Отстранился и встревоженно заявил: — Это почему у вас Бука такой худенький? Чем вы его кормите, злыдни? Эх вы, вроде взрослые, а ребятёнка запустили! Не успел парнишка огрызнуться, как ферал благодушно бросил: — Рыбой нужно! Ему её явно не хватает! Ну ничего, наловлю и откормлю! Дальше, игнорируя замершего в раздумьях Манабу, который в данный момент, и правда, с радостью поел бы рыбки, куница переключил своё внимание на Руки. — А вот, как я понимаю, многоуважаемый Высший. Чёрные полосы на шее говорят о самом досточтимом происхождении. Я бы сказал, они изъясняют его яснее, чем любое начерченное в книжке родовое древо. Только простите меня за бестактность, но эту красоту необходимо спрятать. Конечно, если вы все действительно направляетесь в Бисм, как заметили ваши товарищи. — Почему это так необходимо? А товарищи наши не в меру болтливы, как я погляжу, — нахмурился Руки, отступая ещё на два шага назад и пресекая любые попытки тактильного общения. Куница намёк понял, остановился и, беззлобно улыбнувшись, ответил: — У нас в деревне говорят, что яйца курицу не учат, а в данном случае простой ферал в моем лице — не указ для мудрого Высшего, но в Бисме дракону угрожает опасность больше, чем кому-либо ещё из вашей милой компании. — Впервые слышу, — напряжённо ответил Руки. — У меня нет таких сведений об этом круге. — А вот у Арю есть, — вмешался Рейта и запоздало объяснил: — Этого ферала зовут Арю, мы встретили его на охоте, он утверждает, что был в Бисме не один раз и может стать проводником, если мы обеспечим ему охрану. Я правильно понял, да? — Совершенно верно, Лапа! Я — простой ферал, направляюсь в Королевство по одному важному семейному делу. И я мог бы быть вам полезным. — И вовсе не простой! Что за тайность! Оборачивается харза в сто раз быстрее меня, и в бою хорош, и следопытом и охотником могёт быть, — похвалил куницу потупивший взгляд Кулоэ. — Рады за него безмерно! Но, может, хватит уже чёрт-те кого в пути подбирать? Если так дальше пойдёт, к концу мы армию целую наберём! — как можно более грозно гавкнул Казуки. — Армию я не прокормлю, — всплеснул руками Рейта. — О том и речь, — продолжал ругаться небожитель. — Хватит уже! Ну ладно ворон — он безобидный, а это кто? — Собаченька! Говорящая! Прелесть-то какая! — перебил Казуки Арю с умилением и бросился гладить вертящегося вокруг ха-ину. Путешественники изумлённо вертели головами, наблюдая удивительную гонку: куница с весёлым улюлюканьем носился за псом по всей полянке и на бегу отрывисто продолжал уговаривать друзей. Голос задыхающегося Арю тоже скакал вместе с ним и доносился то слева, то справа. — Я на что хотите сгожусь! Не бросайте только! Ох! Чуть не упал! Милые, возьмите! Ну очень надо! Позарез! Ух ты! Крылышки! У собаки крылышки! Ой! Кто тут такой кусака? Кто этот славный злюка! Тяпнул! Так вот я могу всё! Но особенно полезен в плане информации! Например, про драконьи отметины могу пояснить, вы ведь не знаете, что вас ждёт. Ай-ай! Напугал, не рычи! Там обитают дикие племена, воинственные и недобрые. У них любое чудо, что не на службе у их вождей, жестоко карается. Врачевать и гадать могут только местные старухи-повитухи, а менять облик у саламандр и вовсе запрещено. Всех мимопроходящих странников в Бисме пытают на предмет колдунства и съедают, если что-то не понравится, или, наоборот, понравится. К примеру, Высшего дракона сожрут ради того, чтоб поглотить его силу. Потому драконьи отметины обязательно надо скрыть на случай, если мы саламандрам попадёмся. Но мы постараемся не попасться, я проведу вас тихими тропами, а одиночные разведчики местных племён, быть может, не рискнут атаковать большой отряд, если заметят. — Мне это не нравится, — Руки резко оборвал торопливую речь куницы, — похоже на хитрую ловушку, приправленную лестью. А вдруг ты нас не уберечь хочешь, а заманить? Мы не знаем, кто ты. Откуда пришёл, зачем так рвёшься в Бисм и как оттуда сбежал, если там так страшно? — Господин Руки вещать изволит, что ты ласкобай, куница, а не дельный говорун, надоть тебе по полочкам всё, по сусекам разпихать, а не так-то жиденько размазывать, — с серьёзной физиономией пояснил Кулоэ, отчего Манабу и Рейта покатились со смеху. — Вот спасибо, Кулоэ, за перевод, да я сам справлюсь, — сдержанно отозвался дракон. — Как жо! Справитесь! Исчо с месяц талдычеть будете, один одно, другой инакое. Оба вы всё не то городите. Подозрительно, конечно, Арю ни с того ни с сего с собой брать. Воно и без ваших, простите, умнохитростных теорий ясно, что подозрительно. Но вы и харзу-то послушайте, не ухом — нутром. Надо ему дозарезу, помогите, нуждается вить, бедолага! Подзащитный по-особенному сверкнул синим взором в сторону Кулоэ, улыбнулся, прыгнул, и в итоге повалил-таки удиравшего от него ха-ину в траву. Манабу недовольно скрестил руки на груди, наблюдая за этой вознёй, на его лице было написано, что он мучительно хочет запретить Арю играть с его псом, и сдерживается только для того, чтоб не выглядеть капризным «ребятёнком». — Я слушал твоего Арю, Кулоэ, слушал его внимательно, — терпеливо процедил Руки. — Но ведь не всякий так быстро раскрывается, как ты. Тебе мы в подобной ситуации очень скоро доверились, оттого, что ты не такой, как он. Ты парень простодушный и… — Тупизень, короче говоря. Благодарствую, господин дракон, за похвалу! — Не обижайся, Пёрышко! Он не со зла. Так все думают, я привык. Раз куница, так лукавый, с рождения наслушался. Хорошо, хоть не лисом уродился, — светловолосый ферал говорил спокойно, размеренно, а сам тем временем гладил обессилевшего от беготни и чрезмерного внимания пса. — Тут не только в натуре твоей дело, куница. Кулоэ нам, конечно, на голову свалился, но, когда мы его узнали, поняли, что по сути он никому и ничем не угрожал. — А я, значит, грозная зверюга? Узнайте и меня получше! — Арю демонстративно зарычал, да так потешно, что его обнять и расцеловать захотелось, а не остерегаться. Но на Руки его обаяние, вероятно, не действовало, он не отступал: — Вдруг у тебя договор с местными племенами? Раз уж они так ценят чужое волшебство, что присваивают его этим диким образом. Ты им — сердца ферала, дракона и Небожителя в придачу, а они тебе награду. Может, золото, а может, безопасный проход через Бисм? Кто знает? Возможно, в твоей лжи есть крупица правды, возможно, наоборот — во вранье скрыта истина? — Ох, так ты у нас, оказывается, Небожитель, псинка? А ты не только дракон, но ещё и мудрец, каких поискать! А Бука кто, эльф или суккуб какой? Тоже не прост, как я погляжу. С ума сойти, ну и компашка у вас! — отозвался Арю, почёсывая за ухом пойманного в тиски и совершенно одуревшего от напора ласки Казуки. — Я понимаю ваше недоверие. Всё ты правильно говоришь, Кроха. Руки громко подавился воздухом и в эту минуту медленно и густо краснел от возмущения. А Арю не моргнув глазом продолжал: — Только мне нет никакой выгоды обманывать вас, я ведь сам ферал и меня там тоже чуть не слопали в прошлый раз. В этот не помилуют. Саламандрам чужды понятия чести. Договоров они ни с кем не заключают, обещания для них ничего не значат, торговлю они с чужаками не ведут, в Бисме лишь сила имеет значение. Если бы твоя теория, Кроха, была правдой, то я был бы очень глупой куницей, потому что, продав вас, оказался бы во власти этих злобных дикарей. Выходит, себя тоже обрёк бы на погибель. Я — не глуп, и хочу выжить, потому обещаю, что буду служить вам и защищать каждого, пока не достигну той точки, где пути наши разойдутся. И в качестве залога расскажу вам свою историю. Зачем я иду в Королевство и почему так нуждаюсь в вашей помощи, братцы-хватцы, мудрецы и волшебнички. Это очень личная история, абы с кем таким не делятся. Выслушаете её, тогда решайте, брать ли меня дальше с собой. — Или всё же не брать, — заметил Рейта, чтобы поддержать недовольного Руки. — Или брать! — снова подсказал Кулоэ. — Выслушаем, ладно уж! С одним только условием, — заявил с трудом очухавшийся Казуки. Он до того разомлел, что изо всех сил щурился, далеко высовывал язык и едва говорил. — Какое условие? — грозно спросил Манабу, сочиняя в уме план похищения собаки из лап липучего ферала. — Не могу я так! — ответил Казуки. — Давайте сначала пожуём. Смею напомнить всем, что мы ещё не завтракали! — Дак мы тоже, — поддакнул Кулоэ. — Вестимо, на пустое брюхо ничей сказ не переваришь, а где кормят вдосталь, там и беседа добрым соколом летит, солнушком разгорается. Эдак неторопко мы и до обеда дотянем с разговорами. Давайте трапезничать! — Да, тянуть не стоит! Время не ждёт, — облизнулся в предвкушении Казуки, и его брюхо издало радостный трубный клич. — Кстати, да, у нас тут есть только один сытый — куница уже изволил с аппетитом сожрать одну птичку с утра, — не мог не поддеть ферала Рейта. Арю выпустил из объятий пса и замахал руками на охотника: — Что ты, что ты, Лапа! Не сожрал! Только понадкусывал! Но аппетит, увы, безнадёжно испортил. Так что на угощение не претендую, просто посижу с вами за компанию, если не возражаете. Аромат божественный, кто готовил? Рейта, чью стряпню впервые за поход кто-то похвалил, гордо ткнул себя в грудь пальцем. — Ну, мы уговаривать не будем, здесь и так почти есть нечего, — возрадовался Казуки. — Да начнём же пиршество! И пиршество началось: на расстеленном подобии скатерти, любовно вышитой, судя по всему, брошенной Рейтиной подругой, разложили добрые ломти хлеба из деревни кошек, орехи, собранные в лесу, наспех разрезанные охотничьим ножом и цельные сладкие луковицы и яблоки, расставили лёгкие миски-долблёнки для основного блюда. В одну тарелку охотник ссыпал тщательно вымытые ключевой водой мелкие камни, и подставил кушанье дракону. Остальным пришлось по-братски разделить завтрак, всем досталось поровну, только Казуки затребовал себе добавки, а затем с разрешения Манабу жадно облизал даже остывший котелок. Мальчик, ревностно отгородивший ха-ину от любвеобильного Арю, по-хозяйски шлёпнул собаку по сытому боку и отчитал: — Обжора, ну как в тебя влезает? Ты того и гляди лопнешь! Вредно столько жрать, Казу! — Всё полезно, что в рот полезло, — фыркнул, продолжая облизываться, совершенно счастливый пёс. — И потом, у меня много энергии уходит на поддержание этой формы. Наверное… Ну, я так думаю… Иначе чего я голодный такой… Нееет! Я ведь такими темпами не разжирею? Только не говори мне, что я поправился? Рейта, я поправился? — взвился полубог от внезапной догадки. — Обязательно разжиреешь! — хмыкнул сирота. — Конечно, поправился, — подтвердил с насмешкой охотник. — Руки, Кулоэ, они издеваются! Скажите мне правду-у-у! Руки с Кулоэ переглянулись и, не сговариваясь, оценивающе промычали нечто неразборчивое. Дракон задумчиво тёр свой подбородок, ворон теребил пальцами нижнюю губу, пока Небожитель с волнением ждал приговора, затем они выпалили разом: — Ой, как же ты располнел, Казу! — Дюже разнесло-то тебя! — А щёки-то, щёки! — Как тя лапы-то носют, сердешный! И не подгибаются?! Арю, подперев щёки руками, умилялся этому затянувшемуся издевательству, а потом дождался паузы и сказал: — Какие же вы дружные, ребятки! Любо-дорого глядеть! Только после этого возгласа путешественники вспомнили о том, что им нужно оставить беззаботные потехи и двигаться дальше. А для начала — что-то решать с новеньким. Почему-то было понятно, что рассказ предстоит выслушать не из лёгких. Было в пушистом добром парне-кунице что-то такое надломленное, что чувствовалось и без слов. Его «нутро», как сказал Кулоэ, ощущалось настоящим и больным. И далеко не безоблачным. Теперь им предстояло это узнать. — Давай, Арю. Чем скорее, тем лучше, — резко выговорил помрачневший Манабу. — Рассказывай уже свою обещанную историю. Что за непреодолимое стремление влечёт в Королевство одинокого ферала? — Бука ты и есть Бука, — улыбнулся ему Арю и встал, собрал грязные миски у всей компании, чем заработал восторженно-одобрительный взгляд Рейты. Таких взглядов в копилке куницы уже набралось предостаточно, у него был дар — нравиться всем. И даже Руки, хоть и не проникся к нему доверием, ничего не мог поделать с природной симпатией к кунице. — Говори уже делом, коль обещал, харза, доколе томить бушь, — подал голос заинтересованный Кулоэ. — Ну что ж… — Арю уселся на траву, скрестив ноги, похлопал себя по карманам. Достал изящную тонкую трубочку и стал набивать её табаком. Ловкие пальцы отточенными движениями отправляли внутрь сухие ароматные листочки, пахнущие черносливом и осенью, и отряд притих в нетерпении. — Раз обещал, так начну. Вы простите меня за то, что тяну… Всё ж мы совсем незнакомы, хотя мне кажется, будто я знаю некоторых из вас уже много лет. В жизни ведь как, вечные скачки: хватает и плохого, и хорошего. Да только я привык, что доброго всё же больше. Наверное, мне везло до поры и до времени. А потом всё везение взяло, да и закончилось, — куница вздохнул и, опустив взор, не спеша раскурил трубку. Жестом предложил окружающим разделить её с ним, согласился только Кулоэ, остальные вежливо отказались. Крепкий дым тянулся вверх лентами, время будто остановилось, и было только позднее утро и чарующий голос погрустневшего куницы, который избегал теперь глядеть в глаза путникам, смотрел в угли давно потухшего костра и рассказывал: — Матушка умерла, когда мы с сестрой были довольно взрослые, потому и это можно было считать везением — она не мучилась, не болела, просто раз заснула и не проснулась. Такое бывает, в Терре это почитают удачей. — Хорошая смерть, светлая, — покивал головой ворон. — Именно так… Отца у нас с Рутой не было, но такие семьи у куниц не редкость, так что и в этом мы не чувствовали себя обделёнными. Мы жили на границе Лунного Угла, может, знаете такую область в Терре? Красиво там… — мечтательно протянул Арю, затягиваясь. — Проезжали, да, сонное место, — сказал Казуки. Все слушали очень сдержанно, привычные шутки и поддёвки иссякли, больно уж просто и трогательно куница говорил про свою семью. — Это там, где только альбиносы селятся? — поинтересовался Манабу. — Верно, Бука. Но мы — просто белые, а не альбиносы, так что деревня исстари на границе стоит. Мех бел, но глаза черны, ресницы и брови тоже не безцветные. Так у всех наших… Когда матушки не стало, я — старший, стал главой семьи, сестрица-то у меня была на семь лет младше… Была, да… Пропитание, дом, всё на мне было, вот и недоглядел. Хотя это не оправдание, конечно. Нет мне оправдания… Я, точно сейчас, помню, как увидел её, маленькую, в жару, в обмороке, так свет у меня в глазах и потух. В тот же день, понимаете, всё опостылело. С тех пор моя Рута на ножки не вставала. Даже вспоминать тошно… Как кормил её насильно, капая через тростинку в рот, точно котёнку-доходяге, как не спал, обкладывал листьями, что, по словам наших врачевателей, боль снимают… Не буду рассказывать. Дурные то были дни. Много всякого передумал-перестрадал, да ещё больше бы сделал, лишь бы сестру вылечить, но не знал, как. Верите, я бы что угодно отдал… Добрые времена закончились, наступили тёмные и смутные. И, как говорят, темнота темноту притягивает — пришёл в ту пору в наши края странный человек, нехороший. Сразу к старосте деревенскому заявился, попросил народ собрать. Сухой такой, сам чернющий, амулетами увешан, в сумках склянки какие-то гремят, под шляпой глаз не видать, одну черноту на щеках потёками углядеть можно. А ещё — жуткую улыбку. Кривая она у него была такая, знаете, как у скелетов… Одно слово — колдун. «Я, — говорит, — из Королевства. Я там у Его Величества — главный лекарь. Нет ли у вас в селе болезных каких, припадочных или, что ещё лучше, умирающих?». Ну как вы думаете, что дальше было? — Нет! — перепуганно выдохнул Манабу. — Только не говори, что ты сестру ему дал лечить? — То-то и оно, что дал. Сейчас ни дня не проходит, чтоб не пожалел. Думаю — а вдруг она бы поправилась, она ведь сильная у меня была, солнце, а не девчонка! А не поправилась бы, так умерла бы мирно… А не так… — Как? — одними губами беззвучно произнёс Манабу и судорожно обнял шею Казуки. Рейта сидел нахмуренный, побледневший Руки нервно теребил полу своего кафтана, а Кулоэ взволнованно сопел носом. — Попросил меня колдун вынести мою обморочную Руту на перекрёсток, а там заранее поставил большой котёл. В котёл три дня и три ночи собирал он звериную кровь, деревенские ради сестрёнки старались, охотились, приносили ему кто оленя, кто утку… Когда наполнился котёл кровью, опустили в него мою младшенькую… Она, знаете, с месяц без памяти лежала, а тут и минуты не прошло, как начала кричать и трястись, да так дико, словно дикий зверь. Уж не знаю, что он кроме крови в тот чан добавил, какие травы, какие порошки, но не прошло и пяти минут, как сестра открыла глаза, потом рот — и из них хлынуло чёрное. Колдун сказал, что это нормально, что болезнь из неё выходит, а как выйдет — Рута выздоровеет, очнётся, на ноги встанет и всё будет, как было. Не очнулась… — Неужто она мертвяком всех в вашей деревне заела? — высказал предположение побледневший Кулоэ. — Дурак совсем! — ни с того ни с сего ни на шутку рассердился мягкий и покладистый Арю. — Живых мертвяков не бывает. — А у нас дедусь говаривал, что бывают, — упрямился Кулоэ. — Глупости говаривал. Не бывает. Сказки это! А я правду говорю. Колдун меня обманул, посмеялся только, да что-то жуткое над сестрицей сотворил. Чернота из неё к ночи вылилась, да только она не ожила, сидела кукла куклой несколько дней, молчала, глаз не смыкала. А потом в той же позе, сидя, умерла. Как заснула. Обмякла вся. Точно была, да кончилась. — Странно это всё… — спустя минуту молчания подытожил Руки. — Во-первых, сам ритуал необычный. Что-то он мне напоминает, а что — понять не могу, будто каких-то деталей в нём не хватает. Во-вторых, я так понимаю, ты, Арю, в Королевство идёшь колдуну своему мстить? — Так и есть, — хмуро согласился куница. — Я… Хочу… Его… Уничтожить! — тут лицо ферала исказила такая дикая гримаса боли, что всем пятерым стало страшно: юноша весь посерел, скривился, но через миг нахлынувшая волна светлого покоя смыла этот призрак страдания. Арю выдохнул и спокойно кивнул: — Правильно говоришь, Кроха. Месть. Вот моя цель. — Я тебе, конечно, сочувствую, это страшно — терять близких таким жутким образом. Но никак не пойму, зачем мстить? Сестра и так была больна, могла погибнуть без чужого вмешательства. И кому ты собрался мстить? Ты же не знаешь имени этого колдуна. Он мог солгать тебе, что он из Королевства… — с сомнением высказался Руки. — Бессердечный ты всё-таки, Каменнейшество! Оставайся с нами, куница! Это моё мнение. Чем можем, поможем! — Рейта утёр скупую охотничью слезу и неловко подбадривающе похлопал Арю по плечу. Тот с благодарностью ответил: — Спасибо, Лапа! И ещё одно уточнение. Говорю же, я не глуп. Я знаю имя — его зовут Бё. А мстить хочу, потому что забыть не могу тот миг, когда опустил Руту в котёл. В душе я тогда понимал, что допустил страшную ошибку, что меня обманули, но всё равно надеялся. — Понятное дело, я бы тоже надеялся, — согласился Манабу, которого рассказ куницы тоже задел за живое. У него родных не было, потому история о потере самого близкого существа ранила в нём что-то чуткое. То, от чего щиплет веки и хочется убежать в дебри так далеко, как только можно, и кричать там, пока не охрипнешь. — Я поддерживаю Рейту, — коротко сказал мальчик, проглотивший комок в горле, — берём Арю с собой. Небожитель не заставил себя долго ждать: — И я бы надеялся до последнего. И тоже всё перепробовал бы. Колдунов и кого угодно… Хотя, конечно, мне стыдно такое говорить, Небожители ведь не болеют. Но я тоже за куницу. Ты — хороший, Арю, хоть мстить и глупо, но любовь всё оправдывает. Я б этому Бё тоже шею свернул с удовольствием. Если представится шанс — поучаствую, — торжественно заявил Казуки. — Понятно. Как можно было предсказать заранее, я оказался в меньшинстве, — ровно произнёс Руки. — Что ж, вы приняли решение. Но я тоже имею право на своё мнение. Что-то тут нечисто, что-то не сходится. Так что имей в виду, хоть я не могу противиться воле своих друзей, я буду за тобой присматривать, Арю. — Друзей! Все слышали! — возопил Казуки. — Высший сказал «друзей»! Советую всем записать его высказывание. Он всех нас считает друзьями! — Собаку вычёркиваю, — мягко улыбнулся Руки. — А меня, значит, нет? — вкрадчиво спросил Рейта. — А тебя… Тебя, Убийца, я считаю… — на лице дракона отразилось смятение, но договорить ему всё равно не дали. Казуки продолжил орать: — У меня один вопрос к нашему новому спутнику! Я вот вообще не врубаюсь в один момент во всей этой ситуации! — В какой? — напрягся было Арю. — Вопрос не только к тебе! Все вы, черти полосатые! Объясните мне, убогому, Арю тут каждому, что ли, дал кличку? — искренне изумился Казуки. — Да, — сдержанно кивнул Рейта. — Я — Лапа. — Ага. Я — Бука, — равнодушно бросил Манабу. — Я — Кроха, — проворчал Руки. — Но это не считается. Неправильно ведь! Это он меня просто драконом не видел. — Ты всегда будешь самым милым Крохой, даже в форме дракона, — пропел расслабившийся Арю, для полноты картины жонглируя парой луковиц перед тем, как убрать их к охотнику в мешок. — Погодьте! Про моё прозвание не запамятуйте! Я — Пёрышко, — просиял Кулоэ. — Боги, у меня сейчас завтрак наружу полезет, — охнул Казуки. — Держите меня, я не хочу отдавать миру назад эту прелестную кашу! Она была такой вкусной, Рейта, то есть Лапа… — Ты просто завидуешь, у тебя-то клички нет, — рассмеялся охотник. — Да мне плевать! Не нужна мне кунья кличка! Мне и без неё прекрасно живётся, — неуверенно пробормотал Небожитель. — Стойте! Вы что? Все с этим смирились? Почему? — Мне Арю куропаток наловил, охотничьи навыки продемонстрировал. И что самое важное — обещал помогать с палаткой. Ради этого пусть хоть лысой обезьяной зовёт, мне всё равно, — пожал плечами Рейта. — О, я запомню насчёт обезьяны, — с охотой подхватил Руки. — А мне куница рыбы наловит. Так ведь, куница? — пояснил Манабу. — Торжественно клянусь, Бука! — Это же натуральный подкуп! Вы, оказывается, оба жуть какие продажные! А что ещё ты согласен сделать за рыбу, Манабу? — в голосе псины звучал неподдельный интерес, но сирота предпочёл отвернуться и заняться сборами. Он отошёл к палатке, притащил один из рюкзаков и стал туда упаковывать оставшиеся припасы. — А ты, дракон, что? Тебе же куница не нравится? Почему молчишь? — Не нравится. Но про драконьи полосы на шее, думаю, Арю дело говорит, мои метки на коже надо спрятать. Рейта, найдёшь для меня в своём скарбе что-то вроде шейного платка? — Конечно, — подтвердил драконолов и тут же отправился на поиски. — Отправимся в Бисм, там и поглядим, прав ли Арю. А пока я потерплю это жуткое прозвище из благодарности. Но могу передумать! — А меня, меня он не убил! Правда? — зарделся Кулоэ. — Истинная правда, — согласился Арю, хитро улыбаясь. — А ещё тебе просто очень идёт быть Пёрышком! — Не убил… Тоже мне мотивация принимать эти сопли сахарные. Но… Почему именно у меня нет прозвища? Не то чтобы я его хочу… Но как-то неприятно! Да что со мной не так? — допытывался Казуки. — Ну, я не знаю, почему… Зверушками так сложно давать имена, — изображая сосредоточенное раздумье, наморщил лоб Арю. — Это ведь такая ответственность! Может, Бобик? Или Тузик? Казуки оскорблённо завыл, а его товарищи долго не могли унять смех, дохохотались до того, что животы разболелись. С горем пополам, периодически подхихикивая, поклажу разложили по рюкзакам и сумкам. Теперь идти было чуть легче, потому что Арю без возражений взял часть груза на себя. Вот уже вшестером они встали у чёрного смоляного ручья почти на пороге грозной вентаны, набираясь решимости войти в новую неизвестность под названием Бисм. — Рррааавняйсь! — неожиданно выпалил Казуки, чтобы подбодрить отряд. — Лапа, Пёрышко, Кроха, Бука и ещё двое выдвигаются в путь! — Какое ужасное начало, — с мрачной серьёзностью констатировал Руки.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.