Nueve

Пальцы ощутили тёплый песок, закопались в него, пропустили между собой тонкими струями. На ощупь он был как сахар, но когда Рейта болезненно заморгал в попытках разлепить глаза, он увидел черноту вместо ожидаемого белого. Собственный кулак бессильно сжался рядом с лицом, охотник смотрел на него, как на что-то чужеродное. Снова загрёб чёрный песок, снова сжал руку, но оттолкнуться не получалось, тело будто одеревенело в одном положении. Охотник тяжело выдохнул, а затем с силой прикусил губу, и сжимал зубы, пока не почувствовал во рту привкус крови. Это отрезвило, позволяя включить поочерёдно мышцу за мышцей. Тогда он вскочил на ноги и едва не упал снова — небо и земля несколько раз менялись местами, а картинка перед глазами то вытягивалась, то сужалась, словно он смотрел на мир через выпуклое бутылочное стекло. В голове гудело, а левая нога отказывалась слушаться, подворачивалась и немела. Он старался не обращать на неё внимания — не до того, вокруг были следы побоища, мир трясся в воинственной пляске, надо было собрать его воедино и остановить колебания, превозмогая слабость. Направление он определил не сразу — увидел сквозь туман боли, наплывающей горячими волнами снизу, — в отдалении корявым фиолетовым пятном скрючился Арю. Перекошенный и дрожащий, он сидел спиной к охотнику. Была в очертаниях его фигуры какая-то странность, а какая, Рейта не понимал, он сам был оглушённым и злым, возвращался в реальность скачками. Охотник не сразу осознал, что цель, которую он себе наметил, сотрясалась от рыданий. Сначала Рейта услышал свой вой, шорох песка и хруст глиняных черепков под ногами. Лишь спустя несколько шагов понял, что больше не стоит на месте, а, пошатываясь, ковыляет к фералу и хрипит на ходу: — Тварь! Что ты наделал?! Куда ты нас завёл, предатель?! Звукам явно недоставало нормальной громкости, зато у них был ржавый привкус. Слух неспешно возвращался к норме, как и чёткость зрения. Дыма уже не было, но остаток полынного запаха витал над оазисом, гортань сжималась от остаточной горечи. Арю обернулся прежде, чем взбешённый мужчина успел его ударить, и когда тот успел подхватить с земли тяжёлый камень — было неясно. Но вот — резкая смена плана: лицо куницы оказалось белым, как мел, мало того — он действительно плакал, и Рейта тут же потерялся, выронил камень, забыв о мести. У себя на коленях ферал держал голову Манабу, изредка поворачивал её на бок, чтоб мальчишка не задохнулся. Он утирал ему рвоту то своей одеждой, то голыми руками. По видимости, их проводник тоже был оглушён и плохо соображал, что делает. Сирота был без сознания, его кожа приобрела синюшный оттенок, по телу прокатывались судороги, и в эти моменты напуганный Арю с силой удерживал его, обхватывал крепче, чтоб тот не навредил себе. — Давно он так? — просипел Рейта сдавленно и бегло осмотрелся уже более осмысленным взглядом — остальных не было видно. Ни живых, ни мёртвых… «Они в порядке, точно в порядке, трупов нет, значит… Ничего не значит». Чувство вины за собственную беспечность, воспоминания о предположительном каннибализме саламандр, лицо Руки перед глазами, смешливый, виляющий хвостом Казуки… Это навалилось сразу, однако мужчина приказал себе держаться, паника только усугубила бы их и без того плачевное положение. С детства Рейта привык к тому, что скорбеть и убиваться нужно лишь постфактум. На это, к сожалению, всегда находилось время, но потом, спустя недели, а может, и месяцы, тёмными тёплыми ночами в походах, когда он был наедине с собой. Тогда, глядя в тлеющие угли костра, охотник, бывало, представлял свою родную деревню, семью, мать, что не вспоминала о нём годами, отдав в обучение. А иногда перед глазами вставал призрак погибшего во время тренировок мальчишки, так и не попавшего в Клан, и упрекал в том, что Рейта был лучше его, но не настолько, чтобы помочь и вытащить парня с того света. Такое всегда накатывает спустя годы, недели или часы. Но пока не время. Ещё есть шанс. От него требовалось другое. Рейта тряхнул ферала за плечо и повторил свой вопрос ледяным тоном: — Как долго длятся его судороги? — Не знаю… Не знаю… — запричитал Арю и нервно зашмыгал носом. — Мне кажется, что вечность, не уверен… Я не помню… Бедный маленький Бука, ему досталось больше всех… Когда я очнулся, увидел, как вы лежите рядом, остальные исчезли, а Буку всего трясёт и цвета он нехорошего. Хотел дотащить до ключа с водой, не смог, вот мы тут на полпути и застряли… Страшно! Охотник хмуро кивнул, следы на песке подтверждали рассказ ферала, кроме того Арю выглядел таким раскаивающимся и взволнованным, что обвинять его язык не поворачивался, куница и сам с этим прекрасно справлялся. — Зачем я вас повёл? Но я не знал!! Я ведь не знал! Не хочу, чтоб у меня на руках умер ещё один ребенок! — Если не хочешь, так не веди себя как баба! Соберись! Сколько примерно было приступов? Пять, десять? Несколько десятков? Сосредоточься! Мне нужно определить время. Хотя бы приблизительно! — задавая вопросы, охотник уже хромал прочь от своих спутников, вертел головой и искал, искал… — Наверно, больше десяти, но… Немного больше, — всхлипнул блондин и, склонив голову к своему плечу, неловким движением вытер влагу со своей щеки. — Хорошо, лови, умой ему лицо и попробуй влить воду в рот, — Рейта подобрал и бросил Арю найденную флягу, продолжая осматривать место схватки. Их багаж был разворочен, но не разворован, значит где-то должен был валяться рюкзак с его походной аптечкой внутри. — Где ворон? Я не видел его во время схватки, — хмуро сказал Рейта, когда наконец обнаружил пропажу, подхватил сумку и потащил к Манабу. С неприятным удивлением отметил на песке влажный след там, где до этого шёл, перевел взгляд на ноющую ногу — «Чёрт. Так и есть!». Левая штанина ниже колена пропиталась кровью. Но заниматься собственной раной было некогда. — Я тоже не видел Кулоэ. Может, его ранили или… О нет, только не это! — в глазах Арю мелькнул неподдельный ужас. — Или он драпанул сразу, как почуял, что начинается заварушка. — Нет! Не может быть! — Всё может, кто мы ему? Кто мы тебе?! «Кто мы друг другу?!» — мысленно закончил он череду грустных восклицаний и снова подумал о драконе. — Но я же остался, — неуклюже возразил Арю. — А он почему-то нет. Рейта попытался присесть на корточки рядом со спутниками, тут же скривился от резкой боли. Пришлось шлепнуться на песок пятой точкой и только тогда начать доставать лекарства. — Не говори так! Кулоэ бы нас не бросил. Почему ты так плохо думаешь о других, Лапа? Кто-то тебя обидел, когда ты был маленьким? Или судишь по себе? — Вот только не надо копаться в моей охотничьей душонке. Говорю, что вижу. Птицы нет, ребят утащили, нас почему-то только траванули и бросили, видимо, мы не такие уж волшебные для этих уродов, не вкусные, что ли? Или взять с нас нечего? А ещё Манабу полумёртвый. Это для полноты картины. — Он не полумёртвый, — угрожающе запыхтел носом Арю, готовый снова разреветься. — Ну-ну, давай без соплей, ты чего-то на редкость чувствительный хорёк. Делом займись. На вот, прижми ему это к носу, когда следующая судорога закончится. Он протянул фералу небольшую тряпицу, смоченную в терпком пахучем травяном настое. Арю с охотой исполнил приказание, прижал. Сначала ничего не происходило, но вскоре мальчик громко закашлялся и широко распахнул глаза. Две встревоженные башки на фоне пустынного неба, обрамлённого каёмкой скал, — вот что встретило мальчишку на этом свете. Одна голова — безносая с левого бока, вторая — зарёванная с правого. Он скривился с отвращением, попробовал вскочить, но охотник его остановил и грозно отчитал: — Ну-ка лежать, лягушка-попрыгушка! Только очнулся и сразу в бой? Приходи в себя, дурень. Дротиком в тебя не попали, я закрыл. Но дыма ядовитого, похоже, прилично хлебанул. Чуть не умер на коленях нашего жалостливого зверька. Так что сейчас ты будешь тихим и послушным мальчиком. Надо полежать. — Воды хочешь? — заботливо спросил заметно расслабившийся Арю и протянул ему флягу. Манабу сначала резко мотнул головой, потом подумал и потянулся за питьём. Несколько жадных глотков вернули ему дар речи. — Воняет! — пожаловался он. — Ну ещё бы! Воняет, конечно, кто тут фонтаны извергал? Не мы же с предателем. — Я не предавал! Я ж с тобой сражался плечом к плечу, — надулся куница — Да помню, не обижайся. Это я шучу от нервов. Арю вздохнул: — Не понимаю, как саламандры про нас прознали. Может, это случайность? — Не случайность, — горячо возразил Манабу. — Они пришли за Руки. Он был их целью. Я видел, как на него напали, нас просто сдерживали, а потом заметили Казу и… Дьявол! Они же их сожрут обоих! Нам надо их спасать. Сирота снова попытался подняться и был безапелляционно остановлен. — Куда?! Лежать, кому говорят, прыткий ты наш. Надо понять, в каком направлении их уволокли, только потом действовать. Ты очухивайся потихоньку, Арю поможет, а я пойду на вылазку, почитаю следы… Взметнувшийся вверх песок не дал охотнику договорить. В нескольких шагах от троицы из чёрного смерча танцующих песчинок выросла такая же чёрная тощая фигура их доброго знакомого, будто вылепилась из песка. — Не надобно вылазок никаковских, — выпалил Кулоэ, обретший человеческий облик. — А я вам на кой-тады? Ворон глазаст, ворон сметлив и летуч! Проследил за супостатами ажно до самого входа в ихние закуты. Место заприметил и за вами в обратку. Так что не пужайтесь, ребзя. Проведу! — Это лучшая новость за сегодня, Пёрышко, ты — наш спаситель, — сверкнул в его сторону ослепительной улыбкой куница. Он перестал удерживать Манабу, хотя мальчик до сих пор лежал головой у него не коленках, и начал активно приглаживать обеими руками свои лохматые светлые волосы. — Кулоэ, вот молодец, мужик! А мы уж было подумали… — отозвался Рейта. — Ишь ты подишь ты подумали они, думалики поломатые. Знаю, порешали небось, что утёк я, да? Ан нет! Не из таковских буду, своих в горюшке не брошу, выручу. — Спасибо, Кулоэ. Ты — идеальный разведчик, — слабо кивнул Манабу и, несмотря на возражения друзей, осторожно поднялся. — Только умоюсь, и пойдём, нельзя медлить. Рей, что с твоей ногой? — Фигня! Я в норме. — Ну конечно. Перевязать надо. А то ты помрёшь по дороге, кровью истечёшь, толку от тебя тогда. — И мне надо бы умыться, — встревоженно дёрнулся Арю. — А то я сейчас немного… Короче, вовсе не розами благоухаю. — А хотел бы розами? И для кого это, интересно? — не удержался от намёка Рейта, а Манабу покачал головой: — Компания калек какая-то. И как мы наших вызволим в таком составе? Хотя теперь важнее не «как», а «как скоро». Давайте-ка шустрее, боюсь, у нас совсем нет ни минутки лишней. — Калечные, но сердечные, Асгердой отмеченные, небесами охраняемые, — гордо выпятив грудь вперёд, выдал ворон внезапный речитатив. Манабу не сдержался, несмотря на слабость и печаль, тихо рассмеялся. Арю скептически поцыкал языком на это народное творчество, но вслух его мысль выразил Рейта: — Что-то не особенно небеса нас охраняют. Ты это, завязывай с победоносными частушками, ворон. Собери лучше наши пожитки, упакуй всё, что уцелело. Вы двое, да-да, вы, вонючки, марш к ключу. А я, наверное, и правда, пока наложу повязку на ногу. — Туды-растуды… — смущённо почесал макушку Кулоэ, — я вить тоже могу, ну того, полекарствовать. Самому тебе не сподобно же! — Нет, спасибо! — как-то слишком быстро отказался охотник. — Помню я твоё дивное мастерство в разбивании палаток. До сих пор под впечатлением. Прости, но ногу я тебе не доверю. Лучше сам. — К тому же сбор экипировки и багажа — очень важное задание, — подбодрил приунывшего неуклюжего ферала Манабу. Они как могли быстро закончили с делами и двинулись прочь из зловещего оазиса, туда, куда, по словам Кулоэ, саламандры утащили их друзей. — Показывай дорогу, ворон, — сказал Рейта, когда узкие бойницы чёрных магнитных скал остались за спиной. — Вы с куницей в авангарде потопаете, как самые здоровые боевые единицы. Хорошо бы, конечно, пустить тебя птицей вперёд, но нас слишком мало, чтобы терять ещё одного воина, отправляя в разведчики. Мы же, калечные, то есть, как ты там говорил? Сердечные? В хвосте поплетёмся. Мне, как стрелку, так даже лучше будет. — Сподобнее, ага, — деловито согласился ворон и пристроился рядом с Арю, почти задевая его плечом во время ходьбы. — Целиться смогу. А Манабу… — Рейта задумчиво почесал голову. — А Манабу уже подобрал себе нож там, в оазисе, — заявил мальчик тоном, не терпящим возражений. — Надеюсь, смогу пустить его в ход так или иначе. Достало быть беспомощным, как девка какая-то. — От я б не сравнивал! — подал голос Кулоэ. — Эндаких корявеньких дев и в вороньих сёлах не водится, хоть они и страхолюдины, уродливы иной раз, хуже чёрту. Но ты, Манабу, по всему мужик! И пахнешь иначе, и плоско, где не надобно… — Даже не знаю, плакать или смеяться с твоих утешительных речей, Кулоэ. Но я не о том говорил. Мне просто надоело, что меня чуть что все прикрывают: то на спину к Казуки закидывают, то защищают, точно принцессу из сказки. Может, я в чём-то и особенный с этими моими Элементами, раз даже Асгерда решила, что мне помочь надо, и Руки за мной пошёл, да и вы все почему-то все со мной! Я понимаю, что мне важно уцелеть и пройти свой путь, хоть и не знаю точной причины, к тому же не верю в то, что вообще чего-то стою. Но всё это не значит, что я не в силах постоять за себя! — Покажи, что ты там подобрал? — вместо ответа спокойно поинтересовался Арю, и у Манабу немного полегчало на душе от такой молчаливой мужской солидарности. Он вытащил из-за пазухи кривой острый кинжал саламандр с чёрными узорами вдоль лезвия, поворачивая то так, то эдак, чтобы грозное и грубое оружие заблестело на солнце. — Ты только не слишком рьяно рвись в бой со своим ножичком, — упаднически протянул охотник и выругался про себя, понимая, что увещевания на сироту не подействуют, тот был зол, как чёрт, и жаждал мести. Передвигались по пустыне они с черепашьей скоростью. Рейта сжал зубы и хромал, игнорируя боль и проклиная свою раненую ногу почём свет. Манабу, не до конца отошедший от последствий отравления, неимоверно страдал от жары, ступал нетвёрдо, как в тумане, ежеминутно прикладывая к иссушенным губам флягу с водой. Только фералы шагали бодро, и потому им приходилось сдерживать темп из-за немощных спутников. Они то и дело переглядывались и посматривали назад с тревогой. Казалось, ворон и куница ведут молчаливую беседу одними только глазами об изначальной обречённости этой жалкой вылазки, словно заранее прощаясь друг с другом. Антрацитовый скрипучий край нескончаемо тянулся однообразными волнами-дюнами. Глаза никак не могли привыкнуть к палящей пустоте этих мест, временами создававших миражи на горизонте. То вдали вырастали манящие прохладой дубравы, то красивые, как со сказочных иллюстраций, города. Все они были призрачны, стоило сморгнуть — и слеза смывала упоминание об обнадёживающей грёзе. Обернувшись, Манабу убедился, что их недавнее скалистое пристанище, оказавшееся капканом, давно исчезло из виду. Это было единственным доказательством их перемещения в пространстве, в остальном создавалось пугающее впечатление, будто они топчутся на месте. Но были и хорошие новости: спустя какое-то время Рейта заметил, что его волшебный компас вернулся к жизни. — На северо-запад, да? — окрикнул он Кулоэ, сверяясь с подрагивающей, но уже довольно уверенной в себе стрелкой. — Тудась, — коротко откликнулся ворон, махнув рукой. — Долго ещё? — устало поинтересовался Манабу и с сожалением прикрепил пустую флягу к поясу. — Тютелька осталась. Вона каменюка приметная. Я оставил. Ещё чутка, братушки, топайте и не повредите ненароком свои культяпки! — Ты о чём? — настороженно переспросил Арю, сделал ещё два широких шага вперёд и исчез из виду. Только что был — и вдруг исчез. Песок поглотил его полностью, осталось лишь небольшое отверстие, которое медленно затягивалось — чёрные пылинки заполняли его с голодным урчанием. Ворон даже каркнул от расстройства: — Дык вот об энтом! Он сокрушённо присел на колени у почти незаметной впадинки, которая отмечала точку падения Арю. — Тихоходом давайте таперича, — Кулоэ поманил отставших ошарашенных друзей жестом. — Поспешайте, токмо осмотрясь, бережно. Покажу, куды нырять. Рейта и Манабу вскоре встали рядом с ним. Тогда Кулоэ приподнялся, сгруппировался и сиганул ногами вперёд в замаскированную нору. Его постигла та же участь, что и собрата-полузверя. Ферал провалился под землю. Следующим, не спрашивая ни совета, ни позволения, резко прыгнул Манабу, зажмурившись и зажав пальцами нос. — Дурак! Ты же его раздавишь или шею свернёшь, подождать надо было! — всплеснул руками Рейта. Он поступил разумнее: потерпел несколько минут, мысленно взмолился, чтоб два глупых брюнета успели отползти от входа, и шагнул за ними в неизвестность. Приземлившись быстрее, чем ожидал, на что-то условно мягкое, охотник сразу увидел своих компаньонов. Оба сидели у каменной стены пещеры, потирая ушибы. Манабу с озлобленным лицом, Кулоэ с блаженным, потому что возле него суетливо причитал Арю: — В лепёшку же могли расшибиться оба, ну зачем было так быстро друг за другом? — Ничего, живы же, — буркнул провинившийся Манабу, и не подумав попросить прощения. До этого он рухнул сверху прямо на не очухавшегося после падения ворона. Большой стог сухой травы, оставленный саламандрами для своих соплеменников, и так-то не сильно смягчал приземление с трехметровой высоты. Но сирота спикировал на острые кости лежавшего на спине Кулоэ. Оба от неожиданности закричали и тут же превратились в спутанный клубок, который, казалось, состоял из одних острых коленок, локтей и воя. Спас ситуацию Арю, вовремя схватив каждого за шкирку с гневным шипением: — Вы что вопите? Тут звуки так легко разносятся! Хотите и себя, и ребят погубить? И давайте-ка прочь с соломы! Сейчас сюда Лапа прилетит. Короткий пересказ из уст Арю передал Рейте это миниатюрное приключение. Охотник кивнул и поднялся с травяной подстилки. Сейчас его куда больше интересовало место, в котором они оказались, чем жалобы друзей на синяки и шишки. Округлый грот со сводчатым потолком постепенно сужался, превращаясь в каменный ход, что заканчивался поворотом-изгибом. Был ли он искусственно вырублен в скальной породе, или таким создала его матушка-природа, оставалось загадкой. Частично выступы в камне напоминали перила, частично — случайные наплывы, сотни тысяч лет назад вылепленные подземными водами, от которых теперь не осталось и следа. Самое удивительное — в пещере не было темно. Глазам не пришлось привыкать к гнетущему сумраку, тут отовсюду лилось тихое свечение, совершенно не похожее на то, что производит огонь. В нём не было тепла и движения, лишь мертвенно-серый тусклый и статичный холод. Прикоснувшись к стене пещеры ладонью и затем внимательно приглядевшись, Рейта обнаружил источник бледного света. В выступах породы, в каменных складках тончайшими чешуйками выделялась слюда. Будто в камень вросли миллионы мутных глаз или окошек. Охотник погладил одно из них, постучал ногтем по блестящей поверхности, ожидаемое движение не родилось внутри. В каждой капле слюды белёсыми завитками свернулись светящиеся черви. Нельзя было понять, живы они или мертвы, существа сохраняли покой и беспрерывно излучали мерцание. — Видали? Что за неприятные штуковины, сидят там в камнях, как в яйцах, — указал на свою находку Рейта. — Личинки, что ли? Мерзость какая-то жирная и противная, — сморщил нос Манабу. — Светятся… Похоже на тех светлячков в лесу, что мы к ногам в банках привязывали, но эти вовсе не милые. — Зато зажигать огонь не нужно, и дыма никакого не будет, — справедливо заметил куница, — иначе дым выдал бы нас. Подземелье не было гостеприимным: путаный лабиринт рождал внезапные проходы там, где их нельзя было заметить с первого взгляда, и тупики там, где мерещился очевидный выход. Поэтому тусклое сияние от стен помогало друзьям ориентироваться. Коридор за коридором они осматривали истинную страну саламандр, сокрытую от чужаков под слоями песка и камня. Там, наверху, царил зной, а внутренности Бисма были холодны. В пещерах гуляли сквозняки, приходящие из глубин, и приятелям казалось, что земля под ногами тяжело дышит. Поначалу путешественники несколько раз сворачивали не туда, обнаруживая несколько тупиковых ответвлений, похожих на то, в которое они упали. В каждом закутке было оборудовано место для приземления — устланный соломой пол. Видимо, так саламандры спускались под землю. А как они выбирались наружу, пока было неясно. — Надо идти туда, откуда тянет ветром, — наконец догадался охотник после очередного промаха. И дальше они уже не ошибались, уверенно выбирая нужную дорогу в путанице одинаковых длинных туннелей по путеводной нити сквозняков. У каждой развилки Рейта со знающим лицом сурово слюнявил палец, остальные изображали максимальное почтение к его охотничьим навыкам и ждали указующего дуновения, только тогда держали путь дальше. Камень не хранил следов, но они правильно определяли направление. Фералы в один голос уверяли, что оба чувствуют лёгкую тень запахов живых созданий, которые проходили здесь не так давно. К тому же в одном из коридоров Рейта нашёл окровавленный клок белой шерсти, прицепившийся к острому выступу. Думал было не показывать его Манабу, но мальчишка и сам заметил, отобрал клочок и спрятал в карман со словами: — Это значит, они живы! Казуки сопротивлялся, дёргался, вот и ударился об угол. Глупая неповоротливая псина! — зло говорил он, убеждая сам себя. Скрипнул зубами и рванул вперёд, хотя ранее они сохраняли прежнюю расстановку: Манабу и Рейта шли за спинами Арю и Кулоэ. Теперь парнишка растолкал фералов и почти бежал, по наитию отыскивая нужные повороты, точно забыл об усталости и логике. Именно сирота первым нашёл ту большую пещеру, где потолок становится всё выше и выше, а пол спускался ниже, под углом. Арка выхода была огромной, не такой, как другие, кривые каменные зазубрины сверху делали её похожей на пасть зверя. В эту зияющую пасть все спутники заглянули вслед за поторопившимся Манабу. Несомненно, сквозняки тянулись из этой долины, обширной и сияющей, точно горсть золота. Внизу располагалась деревня: хижины, частоколы, цветастые каменные идолы по периметру ограды, дрожащие факелы и огни костров. Здесь света слюдяных червей уже не хватало. Наверное, поэтому саламандры использовали настоящий огонь. Путники смотрели вниз, на то, как живёт чужой враждебный народ, издалека они казались вполне мирными, а их дома уютными. В долину саламандр вели четыре входные «пасти», от каждой вниз спускалась дорога-лестница, вырубленная прямо в скале, резкая и ничем не освещённая. — Плохо наше дело, мы будем как на ладони, когда попытаемся сойти, — расстроился Манабу. — Совсем нет! — тихо рассмеялся Арю. — Видишь, как у них там много огней? Было бы меньше, тогда нас бы заметили. А так… Ты когда-нибудь смотрел на звёздное небо из хорошо освещённого поселения? — Нет, конечно, я жил в горах, в монастыре, там по ночам темно, монахи рано спать заваливаются. — Ах, ну тогда там-то всегда видны звёзды. Но эти вот чудища внизу звёзд, то есть нас, не разглядят. Нам повезло, что они решили устроить какой-то праздник. — Теперь с их точки зрения нас не видно. Слишком светло в деревне, — согласился Рейта, но Кулоэ поспешил уточнить: — Токмо особливо не радуйтесь, поспешать надо. Ихний праздник может значить токмо одно, стол-то праздничный у изуверов будет богааатый! Манабу нервно замотал головой, словно хотел отбросить дурные мысли, и заторопился вниз по лестнице, остальные едва поспевали за его скоростью. У подножия лестницы Рейта приказным шёпотом велел им сгибаться пониже к земле, передвигаться быстро и бесшумно. — Да укроет нас ночь своими крылами! — твёрдо произнёс Кулоэ и легко похлопал каждого из спутников по плечу. Воронье заклинание-заговор почему-то показалось серьёзным и действенным, по крайней мере иронизировать над ним никому не хотелось. В молчании они выдвинулись к деревне. К одному из четырёх главных входов в поселение подобрались с опаской, тихо прокрались под сведёнными ладонями двух уродливых идолов, которые, видимо, служили тут воротами. Квадратные руки, мышцы и лица скульптур смотрелись настолько комичными, что Арю не сумел удержаться от пантомимы: проходя под божками, вытаращил глаза, втянул внутрь щёки и изобразил преувеличенно медленную и угловатую «каменную» походку. — Перестань, — шикнул на него с усмешкой Манабу, — не до того! — Был бы тут наш пёсик, он бы понял, — зашептал Арю, «раскаменев». — Не будьте такими трагичными, всё у нас получится! — Меня больше волнует, почему вход никто не охраняет, — вздохнул Рейта. — Может, считают, что их божества настолько суровы, что никого вторгаться не потянет? Исключительные уроды же! — Тутмо иное, они все из домов поуходили, да на окраинах никого нетути. Слухайте! — ворон поднял вверх палец, и они прислушались. Жизнь действительно кипела только в глубине села, откуда доносился бой барабанов, вторящие ему ритмичные песнопения и — что было ужаснее всего — явственный тошнотворный запах палёного мяса. Кулоэ вовремя успел обхватить руками поперек туловища взвившегося Манабу. — Тише-тише, — еле слышно увещевал Рейта. — Погоди психовать, так ты никого не спасёшь. Ну всё? Пришёл в себя? Так вот, перебежками давайте, от хижины к хижине, прячемся за оградами. Трое утвердительно кивнули. Так они и перебирались, от одного пустого дома к другому. Сложенные из камней и сухих чёрных ветвей хижины служили слабой защитой от посторонних и от воров, да и красть там было нечего. Скорее всего эти бедняцкие жилища просто укрывали спальные места здешних семей. Никакой защиты, никакой собственности, похоже, все они питались и хранили оружие в одном месте, в центре деревни, откуда сейчас доносилась все усиливающаяся дикая музыка. — Как ты говорил? Не залезешь в улей, не попробуешь мёда? — сдавленно спросил Арю у Рейты, когда они добрались до крайней хижины, ближайшей к площади, освящённой огромным костром. — Тогда я думал, что шучу о чём-то приятном, — грустно и едва слышно пояснил охотник, затем осторожно выглянул из-за веток. Трое спутников присоединились к нему, по возможности незаметно. Их глазам предстало ужасающее зрелище. Костёр был огромным, искры от него взвивались так высоко, что казалось, будто ещё немного — и языки пламени будут лизать далёкий потолок пещеры. Длинные тени-гиганты плясали вокруг огня, полуобнажённые женщины били в длинные, украшенные перьями барабаны, мужчины воинственно сотрясали копьями. На каждое острие оружия была надета мёртвая голова варана, судя по всему, свежеотрубленная, ведь во все стороны разлетались брызги тёмной крови, а обезглавленные туши животных возвышались грудой тут же. Некоторые тела до сих пор омерзительно подрагивали в ритм людскому танцу. Часть жителей не принимали участия в пляске, они были зрителями, без шлемов-саламандр. Впервые странники увидели, что это племя и правда человеческое, у них были грубые черты лица, точно их вырезали из камня, как ступени в скале, не для красоты, а по необходимости — чтобы крупные ноздри дышали, пустые глаза — следили за жертвой, а широкие рты с кривыми острыми зубами — жрали. Курчавые тёмные волосы были коротко обрезаны и у мужчин, и у женщин, чтоб не мешали носить маски. Зрители наблюдали за представлением у костра, пели, подходили к трупам варанов и, нажимая на них ногой или рассекая мечом, набирали в глиняные чаши кровь из ран и жадно пили её, как вино. В отдалении находилось самое высокое и нарядное здание в деревне: не бедняцкая хижина, а роскошный, по здешним меркам, шатёр, украшенный чучелами птиц, длинными бусами из мелких косточек и красных ягод, неизвестно откуда взявшимися в Бисме монетами, раковинами и кристаллами горного хрусталя. Пёстрое строение отличалось от прочих размером, а ещё тем, что перед входом стоял трон, на котором восседала сухая костлявая старуха в подобии венца из перьев и костей. Единственная среди саламандр — с длинными волосами. Седые космы покрывали сутулую спину и иссушенную грудь, а вместо брони старческие бёдра укрывала складчатая алая юбка до стоп. По обе стороны от трона «королевы» располагались два каменных настила. На одном лежал привязанный, обмотанный кожаными шнурами подрагивающий белый пёс, крылья его почернели от грязи и копоти, а на морде были жгуты, стягивающие пасть. Путешественники увидели это, когда он дёрнулся, в попытке ударить головой одного воина, поднёсшего к морде Казуки глиняную чашу и окатившего ха-ину кровью варана. На втором постаменте к подобию каменного креста ремнями был привязан Руки. Голова безжизненно болталась на груди, рубашка была разорвана в лоскуты. Казалось, дракон находился без сознания, но в момент, когда чашу с кровавым угощением поднесли и ему, Высший поднял лицо, зловеще улыбнулся и пригубил тёмную жидкость. Воин, что поил его, удовлетворённо кивнул, но через минуту он же, взбешённый, уже избивал пленника древком копья. Вместо того, чтоб отдать дань традициям саламандр, Руки плюнул кровью в лицо врага. — Твою же мать, — не выдержал Рейта, лук послушно вспорхнул ему в руки, пальцы легли на тетиву, но в этот момент сзади раздался зловещий лай и утробное рычание, а в спину ткнули остриём копья. — Патруль, ну конечно, — с горечью пробормотал охотник, роняя лук, поднимая руки вверх и оборачиваясь. Трое его друзей уже были схвачены воинами, причём мальчишку утянули в сторону, а фералов оттеснили чуть назад, набросив на каждого бурую зловонную сеть. По всей видимости, эта снасть предназначалась именно для таких, как куница и ворон, потому что те, как ни старались, больше не могли обратиться. Пятеро туземцев еле сдерживали на поводках огромных варанов. Вблизи эти животные походили на оживших каменных идолов у входа в деревню — корявые, с опущенными угловатыми мордами, серые и страшные. Каждый зверь в холке доставал своим хозяевам до пояса, чудовищным хвостом мог убить любого, а ударом лапы раздавить череп. Именно гигантские ящерицы гортанно лаяли, заставляя Кулоэ и Арю вжиматься в хлипкую стену хижины. С зубов у сторожевых варанов капала слюна, с подозрительным шипением впитываясь в камень. — Ой-ёй, что-то мне кажется, что эти славные собачки чуточку ядовитые, — перепуганно воскликнул Арю. И будто в подтверждение этих слов, один из туземцев ласково и ободряюще погладил своего монстра по жёсткой чешуйчатой спине, мол, да, ядовитые, и ещё какие, умницы. Манабу в это время сдерживал один рослый мужчина, сжимая паренька в охапку двумя руками поперек живота и лица. Юркий и злой мальчишка извивался в тисках, пока не освободил немного пространства и тогда с размаху вцепился зубами в чужую руку. Воин выругался на незнакомом рокочущем наречии, чуть ослабляя захват. А сирота вытянул шею и отчаянно заорал: — Вараны ведь вам служат! Вы что? Пьёте кровь своих питомцев?! Больные ублюдки!! Удар кулаком от ещё одного воина пришёлся Манабу в скулу. По касательной разбил нос, заставляя защитника прав животных замолчать и бессильно повиснуть в чужих руках тряпочкой.