Nueve

— Без паники, рыбы мои! — торжественно воскликнул русалочий божок и правитель Лориэна в одном лице. — Вы, кажется, уже имели честь познакомиться с нашей флорой… — И с фауной, — с недоброй усмешкой добавил Арю, указывая на феечку Питти, по-хозяйски рассевшуюся на плече у лучезарно улыбающегося наивного Кулоэ. — Ну да, ну да, — с пониманием подмигнул ему Аой. — Не судите малышек строго, им нравится всё необычное, а ваш приятель-ворон, как ни крути, необычный субъект. Но я всё-таки о растениях. Хочу вам напомнить тот момент, как вы, уважаемые, рухнули в травушку-муравушку и прохрючили в ней всего ничего. Но благодаря чудесным свойствам цветочка-недотроги выспались, как будто неделю отдыхали. — Смотрю вам всё доносят, ничего не упускают, — с лёгким осуждением покачал головой Высший. — Кто как, где и с кем спит, ага, — издевательски чихнул Казуки. — Люблю стукачей и лазутчиков, и не стесняюсь в этом признаться! Они такие миленькие и полезненькие! — широко оскалился Аой. — Ой, полно вам нос воротить, были бы на месте моего измотанного величества, тоже бы доносчиков завели. Оно, знаете ли, удобно в хозяйстве и просто необходимо, когда государство такое распрекрасное, как у нас. С одной стороны не по дням, а по часам разрастающаяся Катедра, с другой — супер-пупер опасные Пустоши. А все мои подданные, как вы могли убедиться, это кучка добреньких, безобидненьких лапушек разной степени сказочности-тире-бесполезности. — Но ты не об этом хотел рассказать, да? — подсказал Уруха, нетерпеливо притопывая правой ногой. — Вы простите нашего болтливого монарха, он соскучился по беседам с иностранцами, хотя и местные ему не особенно-то поклоны бьют, но с каким-никаким почтением относятся. А ему, видите ли, дружеского панибратства не хватает. — Есть такое, я задыхаюсь без равноправия, вот так, знаете, чтоб бухнуть без церемоний, угу, — вздохнул Аой. — С чего я начал-то? А! Вы должны были заметить, что лес наш волшебный… — Да ладно, — нервно хохотнул Манабу, поглядывая по сторонам на гномов, русалок, эльфов и прочее нетривиальное население Лориэна, с интересом прислушивающееся к их светской беседе. — Сложно было не заметить. — Это хорошо, что заметили. Отношения со временем у нас тоже свои, магические. При соблюдении определённых условий, которые я перечислять не буду, ибо объяснять что-то в магии — скука смертная, — правитель скорчил сонную физиономию и с трудом подавил зевок. — Короче! Со временем можно договориться, по-свойски, по-братски. Допустим, как вы сделали, наступив на «недоторогу», но только в более глобальном масштабе. — То есть, мы можем здесь остаться подольше? — Манабу восхищённо распахнул глаза и чуть на месте не запрыгал от радости. Покидать Лориэн ему не хотелось с того самого момента, как они вступили в его границы, здесь было слишком много всего увлекательного, такого, что он и вообразить не мог. А оно тут жило, дышало, пряталось за каждым кустом, и мальчику не терпелось как следует осмотреться. — Насколько подольше? — полюбопытствовал Казуки. Он разделял радость Манабу и сразу стал мысленно строить планы на скачки-пробежки по местным наливным лугам, купание в полноводной реке и поедание страшных на вид, но пикантных на вкус стрекоз. — А вот это вы поймёте, когда получите мой подарок, — Аой оценил взглядом всех странников и задержал взгляд на Рейте. — Кто тут у вас за снаряжение отвечает? — За растерянное в пути снаряжение. Капканы, мои капканы, — грустно проговорил охотник. — Ты! — воскликнул Аой. — Да-да, ты, братишка, тот, что надёжный, заботливый и добрый, хоть и безносый… Тоже, что ли, в пути посеял? — Да есть у меня нос, чёрт! Что за тупые шуточки! И тут достают! — ругнулся охотник, с неодобрением косясь на эксцентричного правителя. — Тебе и вручу подарочек, безносик. Вот этот! Он стал ощупывать бока своего роскошного чёрного одеяния, даже по заднице себя звонко похлопал со словами: — Да где же ты, драная железяка?! Куда спряталась? — Вестимо дарёных благ мы так и не узрим, не понадкусываем, — хмыкнул Кулоэ, а фея на его плече подобострастно подхихикнула, заставляя Арю поморщиться от отвращения. — Ааа, знаю, где! Драконолов её заныкал, — Аой хитро прищурился, подступил к Рейте поближе, заставляя его ещё сильнее занервничать, втянуть шею и отклониться назад. — Ничего я не прятал! Вы чего? Эй-эй, не надо меня трогать! Уруха со вздохом уронил лицо в ладонь, пробормотав что-то вроде: «Ну вот опять он за своё, идиотина!» — Уверен? Не в том, что мне тебя трогать не надо, хо-хо-хо. Хотя ты вполне себе ничего, мужчина в самом соку, но, увы и ах, спешу тебя расстроить, я занят другим бездонным источником сока! Рыжеволосый остроухий «источник» чуть покраснел и издал комичный звук, напоминающий кряканье, совсем не соответствующий его царственной осанке и величественному облику. — Спрошу иначе. В том, что не прятал, уверен? А это тогда что? — и Аой коронным движением вытащил из-за уха Рейты карманные часы на тонкой цепочке, продемонстрировал публике, поклонился. — Тадам! Кулоэ бесхитростно ахнул и захлопал в ладоши, остальные смущённо переглянулись, будто стесняясь произнести в слух: «Что за фигня?» Только Рейта выговорился за всех: — Что за балаган? Их там не было! Вы чего тут такое устраиваете? — Конечно, не было, я же ого-го какой чародей, чародеище! Сотворил их с помощью ма-ги-и! — пропел король русалок и выставил вперёд на ладони узорный металлический прибор — круглый и простой, без крышечки. — Не обращайте внимания. Он просто недавно получил из Катедры книгу с фокусами, специально заказывал подданным за награду, пара лесных духов ему добыла. Он всё выучил, и всех уже тут достал представлениями. Теперь на вас практикуется, — со стоном пояснил Уруха. — Не порти мне сценический эффект, — надулся Аой. — Так феерично получилось, а ты… Ну, в общем, хватай, охотничек, и изучай. Он подбросил часы, Рейте пришлось поймать их в воздухе, чтобы сверкающая безделушка не разбилась. При ближайшем рассмотрении она оказалась не такой уж блестящей. Стекло было мутным, а матовый металл донышка потускнел от бесчисленных прикосновений чужих пальцев. — Так себе презент, похожие латунные и медные часики у нас в Храме на каждом углу продают, у меня тоже были, но потерялись вместе с рюкзаком. Я и не вытаскивал их почти никогда, самое малое, о чём я жалею, — сдержанно прокомментировал Рейта, поворачивая подаренные часы то так, то эдак, и пытаясь понять, в чём тут загвоздка. — А ты всмотрись повнимательнее, о недальновидный странник, может, увидишь что-то, кроме скромной наружности, — подсказал Аой интригующим тоном цыганки-гадалки. — Да, вещица древняя, не особенно красивая, — поддержал его Уруха. — Зато очень ценная, берите её и будьте уверены — она вам пригодится. Руки с интересом взглянул на циферблат часов, лежащих в ладони охотника, остальные путешественники тоже сгрудились рядом, окружив Рейту. Однако первым догадался дракон, который более других смыслил в магии и был сообразительнее Небожителя: — Всё понятно. Тут много стрелок — шесть, а не три. Больше, чем нужно. Одни стоят и выглядят прозрачными. Другие идут, как положено, вот эти — красные. Думаю, красные показывают волшебное время, а прозрачные — настоящее. — И они не стоят, — хитро усмехнувшись, сообщил им Аой. — Они идут, только делают это медленно-медленно. Для того, чтобы вы, мои рыбоньки, успели насладиться Лориэном. А то что за «галопом по чащобам»? Побудете у нас, расслабитесь. — У вас так всегда? Время замедленное? — уточнил Манабу с интересом. — Хорошее замечание, наш дорогой юный гость, но зачем тебе это знать? Не твоя забота. А твоя — отдохнуть по-человечески, кто знает, когда ещё удастся, и удастся ли вообще. — Ну ты умеешь обнадёжить и подбодрить, сердобольный наш. Однако что правда, то правда. Вы должны набраться сил, чтобы завершить то, что задумано, — ласково сказал Уруха и протянул мальчику невесть откуда взявшийся рожок с морозным кушаньем, которое творила из воздуха девушка-призрак. — Бери от нашего леса всё, Манабу, не стесняйся. — Откуда? То есть… Как вы догадались? — смущённо пробубнил сирота, принимая лакомство. — Что ты, я не догадывался, — невинно захлопал ресницами рыжеволосый. — Просто сам его обожаю. Ужасно вкусный десерт, так бы ел и ел! — А будешь не есть, а пить и пить! — воинственно возгласил правитель. — Всё, дети и животные, идёмте-ка раскатаем бочоночек-другой. У вас теперь времени навалом, пару суток точно. — Пару? — изумились все хором, даже Уруха удивлённо поднял брови. — О воно как приятственно у вас заведено! Чин чинарём постольничаем, — одобрительно кивнул Кулоэ. — Токмо бы лишку не хлебнуть, чтоб не накирдыриться. — Накирдыриться не возбраняется, а также набузоваться и наклюкаться, кому что больше нравится. Всё уже готово, симпапулечки? — обратился Аой к свите своих русалок, и те радостно защебетали: — Давно уж всё накрыто, Ваша Сырость! — Столы сколочены, расставлены, скатерти лучшие постелены… — Горячее стынет, Повелитель! Сладкое давно испеклось! — Пойдёмте! Пойдёмте! Их провели от пристани в другую часть Лассэтелумэ. Манабу по дороге слопал почти весь рожок, но, опомнившись, отдал последнюю часть Казуки, тот проглотил вафлю в один присест и счастливо облизнулся, глядя на мальчика как на самое лучшее существо в мире. — Это просто сладость, ничего особенного, — смутился сирота. — Ещё какая сладость, — протянул полубог с таким каверзным видом, будто говорил вовсе не о мороженом. Они не знали, что за этой сценой с повышенным вниманием наблюдают их новые знакомые. Одна пара глаз, тёмных русалочьих, шаловливо улыбнулась другой, более светлой с золотыми пятнышками внутри. Оба мужчины смотрели на мальчика и на его пса с одним только им понятным выражением. Путешественники не увидели, как был заключён молчаливый таинственный уговор, они любовались Лассэтелумэ. Переулки, мостики, фонари, развешанные на тонких нитях между деревьями таким образом, что мерещилось, будто полупрозрачные шары сами собой парят в воздухе. На одной из самых широких улиц-аллей были поставлены длинные праздничные столы и деревянные лавки вдоль них, местные жители частично уже расселись, другие только подходили, причём целыми семьями. Они весело болтали, кланялись гостям, приветствовали на своих наречиях. Оценив всю степень гостеприимства хозяев, путники поняли, что слово «пир» не было преувеличением: столы просто ломились от разнообразных яств и приятно запотевших графинов. Кругленькие супницы даже на вид излучали тепло, большие блюда с зеленью, незнакомыми овощами и фруктами источали приятный свежий аромат, где-то стояли тонко нарезанные сыр и мясо, где-то зажаристые шашлычки в окружении маленьких соусников, в плетёных корзинах лежал свежеиспечённый хлеб, румяные лаваши и булочки. Было много рыбных блюд — печёное, жареное, солёное. Яркий запах специй и пряных трав просто сбивал с ног, лишь в этот миг странники поняли, как давно они не ели. — Умираю с голоду. Так, мне куда? — спросил Казуки, виляя хвостом, и увидел, что ему приготовлено отдельное почётное место — красная бархатная подушка возле лавки, чтоб он смог сесть рядом с Манабу. — Надо же, всё у вас продумано! — одобрил мальчик и плюхнулся на скамейку по правую руку от кованого железного трона правителя, затейливым образом украшенного трезубцами. — Гномы подарили, — усаживаясь на это металлическое чудовище, пояснил Аой в ответ на вопрошающий взгляд Руки. — Знаю, стрёмное кресло. А ещё от него зад болит адски. Но не обижать же их, они старались, делали… Плюс один — на трезубцы можно пустые бутылки надевать, ну или яблочки насаживать, чтоб закуска под рукой была. — Очень практично, — сказал Высший, хотел сесть подальше, но русалочий повелитель указал ему на место прямо рядом с ним. — А вообще, понимаю, да. Меня мои драконы камнями забрасывали в качестве даров. Еле выбрался из-под этой груды. Они соображают, что творят? — Мои подданные — точно нет. Но это не спасает от чрезмерного почтения. Вот видишь, не у одного меня такие проблемы, — обратился Аой к Урухе, тот только что устроился тоже во главе стола, но на простом деревянном стуле. — А ты говоришь, я их балую. Ну как не баловать, если они стараются? Да, родные мои дурашки? Правитель налил себе из ближайшего графина прозрачную жидкость, которая, судя по жгучему запаху, явно не была водой, поднял бокал, прокашлялся и громко произнёс: — Дорогие друзья! Старые и новые! Как хорошо, что мы можем посидеть все вместе. В наши суровые времена это, знаете ли, роскошь и редкость, чтоб вот так пожевать, поболтать по-простому, по-нашему, по-лориэнски. — Роскошь, ага, — шепнула остроносая юная дриада-соседка Арю, который сел с левой стороны стола вместе с Кулоэ. — Каждую неделю собираемся в выходные, а иногда и по средам, потому что наш повелитель считает, что среда — это почти пятница, только менее забавная. Реже просто некуда. — Но сегодня — особенный день! — будто услышав её, весело продолжил свой тост Аой. — Повод придумывать не надо, как я обычно делаю. Мы принимаем важных гостей и по этой причине принимаем на грудь. Вздрогнем же, ребята! — Сегодня он на удивление лаконичен, — похвалила его птицеголовая гарпия, сидевшая недалеко от приглашённых, и опустила клюв в большую миску с замоченным в вине пшеном. Больше торжественных тостов не было, застолье потекло само собой, хаотично и пышно. Поначалу Руки пытался узнать, каков церемониальный порядок у Лориэнского пира, чем вызвал короткий смешок Аоя: — Какой порядок, уважаемый дракон? Всё просто: видишь, что мы подносим ко рту бокалы, значит пришло время и тебе что-то сказать, или присоединиться к нам. — Нет никакого порядка, — доверительно сообщил им Уруха. — Только неразбериха, и в этом всё удовольствие. Присоединяться к распитию Руки пришлось удивительно часто, Рейта даже стал подозревать, что именно с этой целью Высшего и усадили поближе к царственной особе. Аой всё время подливал Руки то одного пойла, то другого, да с такой хитрюще-доброжелательной миной, что отказаться не было никакой возможности. — Попробуй вот этот мёд! Крепкий? Да ты что, совсем не крепкий, даже компот у моей матушки был крепче. Шестьдесят градусов? Фигня! О, вон принесли малиново-фиалковую наливочку, может, она зайдёт. Да ты что, господин дракон! Сладко? И совсем не сладко, ну, может, только капельку, а ты икоркой заешь. Ну-ка дайте мне хреновухи срочно! Нам тут сладко! Значит пора что-то мужицкое дегустнуть, ну капельку — за мир во всём мире, ты ж не можешь не выпить за мир! Наши добрые пожелания создают реальность! Чокнемся за мир, он и наступит! Пока Руки отдувался за всех в алкогольном марафоне с правителем, остальные налегали на закуски. Так вкусно они никогда не обедали — приготовленная тут еда действительно была сказочной. Она так и просилась в рот и таяла на языке. В какой-то момент, в который друзья уже с трудом себя осознавали, произошла смена блюд, принесли огромную запечённую рыбину с хрустящей корочкой, под ягодами и сыром. Все взяли себе по кусочку, начали есть, а разгулявшийся сверх меры Аой плотоядно облизнулся, наколол ломтик на вилку и громогласно возрадовался: — О, наконец-то хвосты русалок! Мои любимые! Путешественники вытаращили глаза. Манабу и Руки хором сплюнули кушанье в тарелку, Рейта и Казуки с трудом проглотили, Арю с подозрением потыкал еду в своей тарелке ножом, и только пьяненький Кулоэ показал «класс» и положил себе ещё один кусок приличного размера. — Боже, не пугайтесь, он шутит, — рассмеялся Уруха. — Это осётр, тут в реке выловили. Никаких жареных русалок! Не переживайте. — Дык я бы и русалкой не побрезговал, оченно затейно сварганили, слюнки текут! — похвалил местную кухню ворон. Дальнейшее все запомнили расплывчато, как сквозь сон. Манабу с интересом попробовал наливку из кувшинок, горячая волна приятно согрела ему горло, он хотел выпить ещё, но ха-ину запретил, отодвинул бокал к себе лапой и всё вылакал. В итоге мальчику было разрешено пить только слабое домашнее вино, пёс на редкость строго за ним приглядывал. Кулоэ болтал с маленькой кокеткой Питти, заставляя куницу зеленеть от злости, в итоге Арю почти не притронулся к угощениям, лишь следил за вороном обиженным взглядом. Рейта наелся и напился вдоволь, смеялся над шутками хозяев, но больше всего был рад тому, что сидит рядом с Высшим и может поддерживать его, изрядно пострадавшего от хлебосольства Аоя. Вроде бы кто-то пел, кто-то играл на музыкальных инструментах, но, возможно, им это казалось, просто сам город звучал как музыка: листва в вышине звенела серебряными струнами, тёплый ветерок создавал партию духовых, когда забирался в отверстия в коре деревьев, вода в реке тихо шелестела успокаивающую песенку. Позже, как по волшебству, на столах появились свечи, сладости и фрукты, парящие фонари в ветвях зажглись. А потом Уруха что-то шепнул Аою на ухо, тот кивнул, усмехнулся и щёлкнул пальцами. Русалки из его свиты принесли друзьям маленькие белые чашечки с чёрным ароматным напитком. Руки, который уже не мог и двух слов связать и задрёмывал на плече у Рейты, тут же очнулся и посмотрел на новую жидкость с опаской. — Это не пьянит, наоборот, сейчас немного приободритесь, — сказал Уруха. — Да, рыбы мои, пейте и пойдём, у меня на вас планы. Ночь ко двору, а мы со двора, так у вас говорят, Кулоэ? — Не, у нас иначе гуторят: в вечер гуляшки, в ночь гуляшки, останешься без рубашки, — деловито икнув, произнёс ворон. — Нет-нет, одежду тут снимают только по собственному желанию. А я предлагаю вам другое: сорвать покровы! — загадочно сощурившись, сказал Аой. — Короче, айда развлекаться. — Идём к Лунной Заводи, — пояснил Уруха. — Чигось срывать? Покровы? Нет, я не согласен! Не хочу нагишом купатья, — нетрезво пробормотал Кулоэ и уцепился за Арю, чтоб сидеть ровно. Бодрящий магический напиток помог ему только отчасти, зато остальные после него постепенно пришли в себя, даже Руки протрезвел до такой степени, что смог идти самостоятельно. — Питти, ты остаёшься здесь, — спокойно, но жёстко произнёс Аой. — Это зрелище не для твоих глаз. Только для наших гостей. Феечка было хотела поспорить, но ворон неожиданно без всякой тактичности поддержал правителя: — Завтрева свидимся, маленькая барышня, я с харзой пойду, а малюткам пора на боковую. Всем на миг померещилось, как в воздухе что-то кротко и печально зазвенело, будто разбилось одно крохотное стеклянное блюдце или сердечко. Питти вспорхнула ввысь и скрылась в сумеречном лесу. Единственным, кто ни капли не пожалел её в ту минуту, был Арю, он впервые за вечер широко улыбнулся. В путь они отправились в новом составе: их неразлучная шестёрка и Аой с Урухой. Вот только что вроде бы были в центре города, и вдруг оказались в лесной чаще, нежно пронизанной светом луны, но на этот раз никто не удивился. Тропинки здесь вели себя так, как хотели местные царьки, это путники уже поняли. Дорога длилась и длилась, пока Аой рассказывал им эльфийскую легенду о Заводи, к которой они направлялись. — Жили-были в стародавние времена две прекрасные девы, две сестры: одна сребровласая Исил, другая золотовласка — Арэ. — Почти Арю, — брякнул Кулоэ, теснее прижимаясь к кунице. — Да, похоже, — рассеянно согласился Уруха, вгляделся в темноту и сорвал ярко-синий цветок. — По-эльфийски это значит Солнечный Свет, а Исил — Луна. — Солнышко моё, — улыбнулся ворон. — Так и есть, — метнув в Арю пронзительный взгляд, продолжил Аой. — Так вот: сестрицы ладили, жили душа в душу, пока не встретили одного юношу по имени Ломэ. — Что значит Ночь, — перевёл Уруха и наклонился за ещё одним цветком. — А дальше? Что было дальше? — с жадностью поторопил Манабу. — Ну, как водится, влюбились девочки и рассорились. Каждая считала его своим суженым, а он был то ли слишком воспитанным, то ли, наоборот, беспардонным бабником: ни одной предпочтения не отдавал, ухаживал за обеими одинаково. — Срамота экая, — возмутился Кулоэ, — обе разом-то! — Кажется, я догадываюсь, что добром это не кончилось, ревность — нехорошее чувство, — негромко сказал Арю, покусывая губу. — И ты прав, мой синеокий друг, — заявил Аой с серьёзной миной. — Ревность. Сребровласая Исил хотела, чтоб Ломэ выбрал её, и заручилась помощью чёрной ведуньи. Совершили они приворот, запал мальчик на лунную деву: присушили — не отсушишь, даже замуж позвал. Плакала Арэ, плакала, наплакал целую реку, ту, что течёт через наш город и называется Анарчиэ. — Солнечная Скорбь, — добавил Уруха. К тому времени он уже собрал целый букет из лесных цветов, росших вдоль тропинки, всучил его Арю и начал выбирать оттуда по бутону и ловко сплетать их между собой с тихим почти беззвучным шёпотом. — Короче наревела ревнивая Арэ целую реку, никак не успокаивалась, могла бы весь край горем своим затопить. Русалкам в радость, а вот остальным существам — верная смерть, — рассказывал Аой дальше, зловеще похохотав в этом месте для убедительности. — Тогда на грани гибели наш лес вдруг обрёл дар речи. И сказал он сотнями голосов плачущей солнечной деве: «Не губи меня, Арэ, остановись! Если высушишь ты свои горькие слёзы, открою я тебе страшную тайну твоей сестры Исил». Ну тут эта истеричка сразу угомонилась, а природа ей и накляузничала на Исил, конечно, жить-то хотелось. — Ой-ой, ужасти какие, — в притворном испуге запричитал Казуки. — Чую своим пушистым хвостом, кому-то не поздоровилось. — Ну а как же? Чёрная злоба сдавила сердце Арэ, выжгла его, обратила в пепел, и она без всякой жалости утопила сестру в реке собственных слёз. Прямо в подвенечном платье утопила, символичненько. У Исил же свадьба намечалась. — Какая весёлая история. А у эльфов бывают позитивные легенды? — нахмурился Рейта. Руки всю дорогу молчал и как-то подозрительно поглядывал на шепчущего неведомые заговоры Уруху, занятого венком, но тут дракон заговорил: — Очень мило. Я так понимаю, вы ведёте нас к месту убийства? — Агась, — жизнерадостно подтвердил правитель. — Туда, где Исилочку топнули. Но вы не дослушали. Как по мне, эта легенда очень даже позитивная. Тело Исил превратилось в лунный свет и растворилось в воде, там, где по сей день находится Лунная Заводь. Место это у нас считается священным, купаться там запрещено, потому как у воды особое свойство. Она показывает истинный облик любого существа и предмета. Когда Арэ по глупости притащила туда несостоявшегося женишка сестры на свидание, он увидел её отражение — убийцу с выжженным сердцем, всё понял и послал ревнивую бабёнку на фигушку. — Её казнили? — вздрогнув, спросил куница и приобнял одной рукой Кулоэ за плечи. — Да зачем? Сама себя наказала, предательство и злодейство, оно же не отпускает того, кто его совершил. Сошла с ума Арэ, с горя отправилась в Пустошь и стала там собирать таких же живых мертвецов без души и души без тел, но это уже совсем другая история. Может, из-за близости к Пустоши у нас тут в казни и не верят, человек сам себя должен осудить, чтоб справедливость восторжествовала. А пока он сам не допетлил, нет никакого смысла лишать его жизни, гармония не наступит, баланса не будет, — нравоучительно завершил рассказ Аой. — И я это считаю весьма позитивным выводом. — Кошмар, — ужаснулся Манабу. — Почему же? — пожал плечами Уруха. — Не вижу ничего плохого. Природа не знает добра и зла, только баланс и дисбаланс. В данном случае всё вышло по справедливости. Да и будем честны, всегда так и выходит. Только не все до этого момента доживают, чтоб убедиться. — Сколь верёвочку не вить, а концу быть, — мудро подытожил Кулоэ. — Это всё, конечно, здорово, философия там, гармония. Но нам туда зачем? — хмуро поинтересовался Арю. — К вашей Лунной Заводи? — Ну как же! Это же прикольно! Развлечение! Разве не весело увидеть, что из себя представляешь на самом деле? Вот, к примеру, ты, Кулоэ, птица или человек? Ты это знаешь? — Не ведаю, нет. Добро! И правда, занятно, хто ж я по совести? — оживился ворон. — Затейная штукенция, ведовская, пошли ужо скорее! — Да вот мы собственно и на месте, — усмехнулся Аой, отвёл серебристый занавес из ивовой листвы, и они увидели её — Лунную Заводь. Быстротечная река остановила здесь свой бег, округлое озерцо, с трёх сторон окружённое пологими берегами, было гладким, как зеркало. И оно сияло изнутри ярче звёзд на небе. — Твои друзья? — тихо спросил улыбающийся Казуки у Манабу. — Светлячки в воде, что ли? Только синие, а не зелёные. — Нет, это водоросли, — объяснил Аой. — Такие только здесь живут, разве не магия? Заводь на самом деле казалась зачарованной, она горела синим жидким пламенем, и в воздухе над водой был разлит сладкий травяной запах, как от какого-то свежесваренного колдовского зелья. Он пьянил и завораживал вместе с мягким мерцанием ярких водяных огней, у странников перехватило дыхание от того, как темнота и свет соединялись в этом заветном уголке леса в единое пульсирующее целое. — Тут, наверное, всё — магия. Я вам даже завидую. Удобно, — с восхищением заметил охотник. — Дорога, например, длилась ровно столько, сколько сказочка сказывалась. У вас тут не только со временем особые отношения, как я погляжу. С пространством тоже. — А ещё я за это время успел доплести венок для Манабу, — хитро улыбнулся Уруха и продемонстрировал завершённую работу. Васильки, горечавка, багульник и вереск образовали пышную душистую корону, синий цвет в ней плавно перетекал в сиреневый, фиолетовый и ярко-розовый. При взгляде на это диво мерещилось, что оно тоже было частью Заводи, словно отколовшийся от общей картины осколок, а не головной убор, сплетённый из обычных растений. — Почему это он для меня? — скривился мальчик. — Вы чего из меня бабу сделать хотите? Не буду я это надевать — цветочки, листики. Только бантов не хватает для эффектности. У нас такое деревенские девки носят во время народных гуляний. — Ну точно не такое, — возразил Рейта. — Этот в сто раз краше. — Жаль, тебе пошло бы, Бу, — разочарованно вздохнул Казуки. — И банты тоже. — Издеваешься, что ли?! — мальчик свирепо засопел носом. — Ни за что! — Погодите. Это ведь не простое украшение, — подал голос Руки. — Венок-то заговорённый… — Естественно, заговорённый. Чтоб кошмары не снились, — быстро подхватил Аой. — У Заводи противопоказание есть. Для юных дев и молодых людей. Ты ж не хочешь, чтоб тебе ночью призрак убиенной Исил явился и начал требовать крови? Манабу испуганно мотнул головой. — Тогда надевай скорее, не сопротивляйся! — приказным тоном потребовал Уруха, вручая пареньку роскошный лесной венок. — Нет, вы представляете, я старался, подбирал элементы, по оттенкам раскладывал, а он ещё недоволен! Манабу, поморщившись, неловко нацепил сооружение из цветов и трав себе на голову. — Ну-ка не хмурься, — покачал головой Уруха. — Ты, между прочим, невозможно хорош в этом венке. Правда, Казуки? — Дааа, — заскулил небесный пёс и глупо закивал, как болванчик, в знак согласия. — Обалдеть, как тебе идёт! Аой и Уруха синхронно улыбнулись и в четыре руки толкнули мальчика в спину. — Ну же, вперёд, иди любоваться. Сам насчёт венка убедишься, что выглядишь ты вовсе не глупо, — шепнул ему в правое ухо русалочий бог. — Ручаюсь, тебе понравится то, что ты там увидишь, — произнёс Уруха слева. Манабу выскочил вперёд от толчка в спину, подскочил к самой кромке воды, и тут же отступил назад. Неведомый страх отшвырнул его от Заводи. В мыслях путались клочки только что услышанной эльфийской легенды. Он боялся не призрака Исил, ему вдруг стало страшно увидеть в пророческом зеркале себя другим — злым и некрасивым, а, может, даже бездушным. Не внешнее уродство, а уродство внутреннее, о котором он никогда прежде не задумывался, сейчас показалось ему ужаснее любого проклятия. — Это не развлечение, — попятившись, сказал сирота, — а приговор какой-то. Не хочу я ничего знать… — Но ты даже не попытался! — всплеснул руками Уруха. — Дык боязно мальцу, испужался, мне тож не по себе сделалося, — поддержал мальчика Кулоэ. — Не судите его строго, любезные господари! — Нечего тут бояться. Аой, покажи им! Правитель Лориэна подошёл к краю Заводи, плюхнулся пятой точкой на траву и, опираясь сзади на локти, насмешливо выставил вперёд ноги над переливающимся водным зеркалом. Путешественники вытянули шеи с любопытством, Манабу даже на цыпочки встал, чтоб разглядеть отражение: роскошный блестящий чёрный рыбий хвост, в котором каждая чешуйка была изящно и крепко подогнана к соседней. — Я следующий! — неожиданно рванул к реке расхрабрившийся Кулоэ. Аой со смешком уступил ему место, ворон приблизился к Заводи и замер, озадаченно потирая макушку. — Это значит только одно: ферал, ты с собой в полнейшей гармонии. Ни одна часть твоего естества не враждует с другой, вам хорошо вместе, — дал разгадку увиденному Уруха. Кулоэ замедленно склонил голову вперёд, повернул её то туда, то сюда. То же сделали его человеческое отражение в воде и ворон, сидевший на плече, видимый только в жидкой синеве залива. Арю, стоявший чуть поодаль, проговорил: — Ты и то, и другое, Кулоэ, душа твоя и птичья, и человеческая. Это так красиво! — Иди сюды к затону, поглядим на тебя, харза, — радостно позвал его ворон. — Нет, сначала пусть Руки подойдёт, — с бледной улыбкой отказался ферал. — Со мной-то всё понятно, а вот господин дракон после того, что в Бисме с ним сотворили, наверняка хочет кое-что для себя прояснить. Так что уступаю свою очередь. Ему важнее. — Да уж, — сдержанно проронил Руки. Собрался с духом и на нетвёрдых ногах подошёл, сменяя ворона у блестящей глади воды. Открывшаяся ему истина была ожившим потаённым страхом Высшего. Именно этого он опасался. Из реки на Руки печально и обречённо смотрел он сам, в человеческом облике, в котором уже не было ничего от величественного дракона, ни малейшего намёка. Все вокруг сохраняли молчание, понимая, какое горе испытывает Высший. Спустя минуту Рейта решился. Шагнул к нему, замер сзади, положил руку на плечо и посмотрел вниз. — Люди — это не так уж плохо, не унывай. Зато… мы отлично смотрится рядом, не как мышь с горой. Внешность охотника в воде не изменилась, они оба посмотрели в зеркало ещё немного и тихо отошли. Манабу тоже не удивился своему отражению, вопреки опасениям, душа его там выглядела так же, как в жизни — обычный тощий мальчишка из Храма, только в нелепом, съехавшем набок венке. — Наврали вы все. Ни хрена мне это не идёт, чучело, — сквозь зубы процедил он, глядя на своё бледное худое лицо в обрамлении сочных прекрасных цветов, из-за которых его глаза казались больше и чернее. — Глупости, ну разве не видишь, какой ты красивый? — возразил ха-ину и устроился рядом с Манабу на берегу. Мальчик посмотрел в воду и резко сел на корточки, потому что ноги его не удержали. Зажмурился до боли в глазах, снова распахнул ресницы, опять закрыл и открыл — и так несколько раз. — Какого… Казуки… — сдавленно вымолвил он. — Ты хотел сказать, какого хрена? — вежливо поправил его полубог и несмело тронул воду лапой. — Ну да, это я настоящий. Нежная рябь прокатилась по водному зеркалу, не испортив отражение, просто сделав его на миг чуть более размытым, но вскоре улеглась, снова оставляя Манабу один на один с красотой, которую мальчик не ожидал увидеть. Здесь, под звёздами, рядом с ним сидела большая белая псина с привычно глупой мордой, большое белое крыло надёжно укрывало Манабу со спины. А там, в зыбкой, светящейся неестественной синевой, воде, его обнимал широкоплечий, стройный молодой мужчина в чёрно-белом причудливом одеянии, которое крепко обхватывало его грудь и талию, открывало загорелые руки чуть выше локтя, и Манабу видел каждую напрягшуюся вену, каждый мускул. Заплетённые в тонкие косы волосы водного Казуки были собраны в высокий хвост на макушке. Сейчас, когда он склонился к Манабу, их кончики должны были щекотать ему шею, но он ощущал лишь мягкий мех. Открытое доброе лицо улыбалось мальчику из залива, губы, украшенные серёжками, сами собой растягивались в стороны от того, как сирота смотрел на отражение. А ещё, когда их взгляды столкнулись, в смеющихся глазах Казуки зажглись горячие фейерверки. Радужки засветились изнутри и стали менять цвет — из синего в зелёный, затем в карий, теплее, ещё теплее. Будто бы что-то пытались передать своим светом мальчику в цветочном венке. Быстро, сбивчиво, захлёбываясь радостью, которую невозможно было скрывать, ведь сердце могло лопнуть — до того много в нём было прибывающей и прибывающей, как наводнение, небесной нежности. Манабу заворожённо потянулся рукой к отражению Казуки, тронул кончиками пальцев тёплую воду, вздохнул и обиженно поджал губы: — Нечестно, — прошептал он. — Нельзя таким быть. Перевёл взгляд на крылатого пса, здесь, в реальности, встал, отвернулся и, ссутулившись, побрёл прочь по лесной тропинке, которой они сюда пришли. Казуки весёлым галопом ринулся следом. В противоположность Манабу, посланник небес сейчас не испытывал ни боли, ни удивления, только головокружительную лёгкость. Ведь только что на долю секунды он успел поймать в ночных глазах Манабу такие же яркие живые фейерверки. Прежде их там не было. Руки с Рейтой, Кулоэ, Уруха и Аой последовали за мальчиком и псом. Арю последним подошёл к Лунной Заводи, с равнодушным лицом поглядел на поверхность водной глади с минуту и направился за друзьями, исчезнувшими в чаще. То, что ферал увидел, ничуть его не удивило.