Грехи

«Быть героем дерьмового ужастика — это совсем не весело, — обреченно говорит себе Чонгук, оборачиваясь на бегу. Он видит мрачную тень, наблюдающую за ним, преследующую его, тянущую к нему то, что должно бы быть руками, не будь силуэт таким размытым. — Черт» Чонгук убегает от нее, плутает по темным переулкам и скрывается в подворотнях, но тень не отстает, с каждым его шагом лишь становится ближе. Дышать все тяжелее, сердце колотится как сумасшедшее и останавливается на секунду, когда, по всем законам жанра, перед носом оказывается стена, и бежать больше некуда. Чонгук складывается пополам, упирается дрожащими руками в колени и силится восстановить дыхание, повторяет шепотом как мантру: «Уходи, уходи, уходи», — и боится обернуться. За спиной слышатся тихие шаги — тень вполне материальна. Чонгук чувствует ее рядом, ее тяжелый, оценивающий взгляд, ее наглую усмешку. Резкий толчок — Чонгука впечатывает в стену. Он разбивает лоб, по лицу стекает струйка горячей крови, но куда больше его пугает то, что место, где к нему прикоснулась тень, словно обожгло раскаленным железом. «Уходи, уходи, уходи» Рывком тень разворачивает Чонгука. Она уже более четкая, не расплывается, но все еще темная, Чонгук не может разглядеть ничего, кроме черного плаща. «Уходи, уходи, уходи» Чонгук знает, что его ждет. Бледная ладонь тени останавливается на его груди, слева, точно над сердцем. «Уходи, уходи, ухо…» Тело пронзает резкая боль, тысяча ножей в чонгуковой грудной клетке, и в последний момент, сквозь пелену в глазах, Чонгук видит, как восторженно блестят под капюшоном темные глаза… …Чонгук просыпается от своего же крика. Его колотит, он почти не чувствует себя, но трясущимися руками все же тянется к груди. Целая. Чонгук выдыхает облегченно, понимая, что все это — был лишь страшный сон. Он бездумно смотрит в потолок, пока не приходит в себя окончательно. Проверяет телефон, видит десятки сообщений, в основном — «Чувак, ты правда трупак видел?!», — и тут же выключает его ко всем чертям. Надо оживать. Чонгук поднимается с кровати, задумчиво смотрит на влажную от пота постель, снимает ее и отправляется в ванную. По пути замечает пузырек с прописанными таблетками и тут же выкидывает его в мусорку. «Нихрена не помогает» Оживать у Чонгука не особо получается, вся его решительность пропадает еще в душе, где он вздрагивает от каждого шороха и с тревогой смотрит на дверь. Он включает свет во всем доме и задергивает шторы: люди на улице пугают его, даже если они идут по другой стороне улицы. Чонгук проводит так двое суток, почти не ест — в холодильнике толком нет еды, выходить на улицу страшно, да и заказывать еду тоже: в голове Чонгука доставщик непременно убивает его, вырывая сердце, — и совсем не спит, боясь снова увидеть тень. Чонгуку кажется, что он начинает сходить с ума. И с этим нужно что-то делать. Он включает телефон, игнорирует все новые сообщения и пропущенные звонки и набирает Хосока. — Чонгук! Я уже успел заволноваться, все ли с тобой в порядке. Как раз еду к тебе проверять, прятать ножи, все дела. — Я жив и примерно здоров, так что можно сказать, что в порядке. И не надо меня проверять. Лучше напои меня, если ты свободен. — Не уверен, что тебе стоит пить, мелкий. — Стоит. Иначе я совсем свихнусь. А если ты меня не поддержишь, то еще и сопьюсь, — Чонгук слышит, как Хосок недовольно сопит в трубку, а после обреченно вздыхает. — Ладно, убедил. Я сейчас приеду и вместе пойдем в бар, запивать твои страдания. — Сам доберусь. Встретимся там. Чонгук сбрасывает звонок до того, как Хосок успевает возразить.

***

До бара — три остановки на автобусе или двадцать минут пешком. Чонгук выбирает второй вариант, чтобы по пути захватить себе кофе и хоть что-то перекусить. За стойкой, как всегда, пухлогубый бариста с дежурной улыбкой — Чонгуку кажется, что сегодня он смотрит на него пронзительнее, чем обычно. Смахивает на паранойю. — Кофе покрепче и побольше, — заказывает Чонгук, обшаривая взглядом витрину с выпечкой в поисках чего-нибудь, что не вызывало бы желания заблевать начищенный пол кафе, — и шоколадный маффин. — Двойной двойной эспрессо подойдет? — вздернув бровь, спрашивает бариста, и Чонгук кивает ему в ответ — все равно в кофе он не разбирается. — Выглядите уставшим. Завал в университете? — Бессонница и что-то вроде панических атак. — Лечите бессонницу кофе? Странный выбор, — Чонгук пожимает плечами и расплачивается за заказ, греет руки о горячий стакан, пока парень за стойкой считает мелочь. Вместе с чеком он протягивает Чонгуку салфетку с выведенным на ней аккуратным почерком «Сокджин» и телефонным номером, и Гук удивленно смотрит на баристу. — Если вдруг почувствуешь, что хочешь о чем-то рассказать, но никто не поймет, или не поверит — звони. Чонгук щурит глаза с подозрением, отметает мысли о том, что парень за стойкой читает его, видит его насквозь, знает обо всех его страхах. Несомненно, паранойя, и все это — лишь совпадение. — Вы типа психолог или чего? — Не совсем, но психолога лучше меня тебе здесь не найти, — «Сокджин» мягко улыбается и подмигивает. «Это совсем не странно, — убеждает себя Чонгук, разворачиваясь от стойки. — Может, он так подкатывает?..» Чонгук видит свое отражение в витрине кафе и думает, что, пожалуй, он выглядит именно так, как выглядят люди, которым нужна помощь: бледное лицо, взлохмаченные волосы и синяки под глазами в половину лица. В этом же отражении он ловит пристальный взгляд баристы.

***

Чонгук успевает пожалеть о том, что решил пойти один и пешком. В автобусе тепло и светло, на улице же успело стемнеть, на небе висят грозные тучи, и порывы ветра пробираются под толстовку. Проходя мимо местной шпаны, Чонгук натягивает капюшон и надеется, что выглядит достаточно устрашающе. Пронесло. Компания уходит, не заметив его, и Чонгук сворачивает в переулок, от которого до бара уже практически рукой подать. Во сне был почти такой же переулок. Чонгук шумно сглатывает, выключает музыку и прячет в карман наушники — так проще услышать приближающуюся опасность, — но спокойнее не становится. Ему мерещатся шорохи, кажется, что кто-то следит за ним из темноты. Где-то рядом вдруг начинают лаять собаки, Чонгук вздрагивает от неожиданности, и сквозь шум слышит лишь одно слово, не то тихое, не то громкое, не то звучащее точно в его голове. «Чонгук» Волосы встают дыбом, и Чонгук быстро разворачивается, но за спиной — никого, только проезжает машина вдалеке, в конце переулка. Чонгук глубоко вдыхает ровно пять раз, успокаивается немного и вновь идет в сторону бара, не отрывая взгляда от дороги за спиной. И тут же впечатывается во что-то. Чонгук отшатывается так резко, что с головы слетает капюшон, и понимает, что впечатался он не во что-то, а в кого-то. — Эй! Смотри куда идешь! — вскрикивает этот кто-то, жмурясь и потирая ушибленное плечо, и Чонгук узнает доктора из поликлиники. Парень открывает глаза и таращится на него удивленно. — А, я тебя помню! Чон Чонгук, двадцать лет, студент, аллергии на лекарства нет, — но это неважно, на мне ведь сейчас нет ни бейджика, ни халата, так что я не доктор. Чонгук точно помнит, что в переулке не было никого. Он не слышал ничьих шагов. Не мог же этот доктор просто взять и появиться?.. — Как ты тут оказался? — парень смотрит на Чонгука непонимающе. — Я был здесь один. До того, как обернулся посмотреть… — Я всегда здесь стоял. Доктор смотрит пронзительно, словно прямо в душу, а Чонгук не может оторвать от него взгляда. Открытый лоб, темные карие глаза, не спрятанные за очками, широкий нос с едва заметным следом на переносице. Пухлые, розово-красные губы, покрытые тонкой коркой, словно обветренные. Весь мир вокруг Чонгука вдруг схлопывается до этих губ напротив, он внимательно изучает изгибы и пересчитывает трещинки. Какое-то наваждение. «Интересно, а как на вкус?..» — А ты пялишься, — низкий глубокий голос звучит словно откуда-то издалека, из параллельной вселенной. Мир расширяется обратно до темного переулка, Чонгук замечает ухмылку на чужих губах и смущенно потирает запылавшие щеки. — Ничего я не пялюсь, — бурчит он, отводя взгляд. — Значит, это ты меня окликнул? — Окликнул?.. — Только что. Крикнул мое имя. Это был ты? Доктор Ким удивленно вскидывает брови и заглядывает за плечо Чонгука, тот повторяет за ним. Переулок все так же пуст. — Здесь нет никого, кроме меня и тебя, но, если ты еще не забыл, я вот только что понял, что это ты, и никак не мог тебя окликнуть. У тебя начались галлюцинации? — Чонгук хмурится в ответ. Он уверен, что слышал. — Знаешь, я, помнится, советовал тебе отдыхать, а не шляться ночами по городу, не хочешь послушать доктора? У меня типа степень, все дела, мне виднее. — Ты не особо похож на доктора. — Эй, у меня есть бейджик, на нем написано «доктор»! Даже диплом где-то завалялся! Правда, я не помню, где… Может, в шкафу в спальне?.. Да вроде вчера только прибирался… Доктор еще бормочет что-то себе под нос, а Чонгук вновь слышит свое имя, на этот раз — совсем тихо, вновь оборачивается и вновь не видит никого в темноте и тусклом свете фонарей. — Пожалуй, мне и правда стоит отдохнуть, — говорит Чонгук, устало жмурясь и потирая лоб. — Могу проводить тебя до остановки. Защитить от опасности, и все тому подобное. Пошли. Они идут в сторону дороги, и Чонгук внимательно смотрит на доктора. Он ростом с самого Гука, но бледный, худой и щуплый — Чонгук на его фоне кажется громилой, и он усмехается. — Ты? Защитить? — Я сильнее, чем выгляжу. А еще я старше, и у меня больше опыта по раскидыванию врагов, — доктор демонстрирует какое-то движение, больше похожее на удар анимешного героя, чем на реальный элемент боевых искусств. — И вообще, что за фамильярность? Я не разрешал тебе обращаться ко мне на «ты»! — И как же я должен к тебе обращаться? — На «Вы», разумеется! Я намного старше тебя, — доктор тычет пальцем Чонгуку в лоб, и тот раздраженно смахивает его руку. — И сколько же тебе лет? Двадцать два? — Тридцать пять, вообще-то. — Пиздишь! — вырывается у Чонгука, и он резко останавливается. — Показал бы паспорт, да дома его забыл. — Да ты выглядишь чуть ли не младше меня! Говори честно! Доктор Ким смотрит на него пристально, а после наигранно тяжело вздыхает. — Хорошо, ты раскрыл меня. Доктор медленно подходит к Чонгуку, встает вплотную, едва не вжимаясь в него, и мир опять сужается до пухлых розовых губ в мелкую трещинку. — На самом деле мне семнадцать. Горячее дыхание оседает на щеках, обжигает кожу. Кровь приливает не только к лицу, но еще и туда, куда не стоило бы. Чонгук нервно сглатывает и пытается отстраниться от доктора, но тот не пускает, крепко хватает за талию и прижимает к себе. — Мне уже почти сотню лет семнадцать. Доктор проводит кончиком языка по сухим губам — Чонгук невольно повторяет за ним. Темные глаза блестят, Чонгук не может от них оторваться, даже на секунду забывает о попытках отодвинуть хотя бы бедра в надежде, что его стоящий член не будет замечен. Доктор чуть наклоняется и шепчет точно в ухо Чонгука: — Я вампир. И ты — мой личный сорт героина. И начинает ржать, громко, заливисто, сгибаясь пополам и чуть не похрюкивая вдобавок. Чонгук тут же отталкивает его от себя, смущенно натягивает толстовку пониже, пытаясь прикрыть оттопыренные джинсы, сует руки в карманы и быстро уходит прочь, бормоча под нос тихое «Придурок». — Видел бы ты свое лицо! — продолжает хохотать доктор, и вскрикивает, заметив пропажу Чонгука. — Эй, постой, я же тебя провожаю! Одному в такое время ходить опасно, иногда люди от этого, знаешь ли, умирают. Чонгук застывает на месте и медленно переводит взгляд на уже успевшего догнать его доктора. По спине пробегает холодок, от страха выступает пот, и футболка прилипает к телу. Это намек, или опять паранойя?.. — Я знаю, что ты нашел труп. Все знают. Если что — сегодня, чур, моя очередь. Доктор непринужденно закидывает руку на плечо Чонгука и, как ни в чем не бывало, тянет его в сторону остановки. Чонгук пытается унять дрожь и успокоиться: и правда ведь, пока он сидел дома, наверняка весть о мертвяке на остановке успела разлететься по городу. Ничего удивительного. Но почему-то все равно жутко. — Кстати, к вопросу о том, что тебя кто-то там окрикнул, окликнул или что-то подобное. Тебе в детстве не говорили, что нельзя в темноте оборачиваться, даже если слышишь, как кто-то зовет тебя? Чонгук непонимающе пялится на доктора, но тот задумчиво смотрит куда-то в темноту, и приходится напрягать память. Когда-то давным-давно, в глубоком детстве, Чонгук гостил в деревне у бабушки. Он толком не помнит ее лица — она умерла, когда Гук был еще совсем ребенком, — но помнит, что она любила рассказывать сказки. Страшные сказки. Не те, в которых Золушки теряют туфельки и находят после этого свою любовь, а принцы побеждают драконов ради прекрасных принцесс. В ее сказках — все темное, мрачное, скрюченные ветви иссохших деревьев и разверзшиеся глубокие пещеры. В ее сказках — демоны с когтями и копытами и волки-оборотни с шерстью, воняющей мертвечиной. В ее сказках неосторожным путникам разгрызали острыми клыками горло, а храбрых капитанов кораблей утаскивали на дно морские змии. И в одной из этих историй герой обернулся, услышав в темноте в лесу свое имя. Бабушка рассказывала красочно и живо, так, что страшные картинки вставали прямо перед глазами. Но Чонгук тогда не боялся, лишь восхищенно распахивал рот и жадно ловил каждое ее слово. Так почему же боится сейчас? — Это все — сказки для малолеток, — фыркает Чонгук, стараясь скрыть дрожащий голос, и отворачивается, чтоб доктор не заметил паники в глазах. — Сказки на пустом месте не рождаются. Обернешься, и вдруг — хоп! — у тебя сердце вырвали, или еще чего. Кстати, никогда не задумывался, какой орган у человека вкуснее всего? Чонгук застывает и ошарашенно смотрит на доктора Кима. Чонгук никогда не задумывался. Ни один нормальный человек, наверное, никогда не задумывался. Доктор кажется ненормальным, безумцем, непонятно как оказавшимся на свободе. Он появляется из ниоткуда в темноте, он ведет себя странно, он пугает Гука случайными шутками и фразами, и, черт, он интересуется, какая часть человека вкуснее. Но Чонгука рядом с ним — плавит, мозги растекаются в лужу, а в голове молотом стучит громкое «Хочу!», стоит только поймать взгляд темных карих глаз. Так что кто из них ненормальный — большой вопрос. Чонгук — готов, не уверен, правда, к чему: то ли хочет накричать на доктора Кима и разбить ему что-нибудь, то ли — разныться и заплакать от непонимания того, что происходит. Но подъезжает автобус, и доктор бесцеремонно вталкивает Гука внутрь. Чонгук разворачивается в дверях, смотрит тяжело и спрашивает, как-то слегка жалобно: — Ты точно доктор?.. — Сто процентов! — отвечает доктор, подняв большие пальцы вверх. — Если что, меня Тэхен зовут. Так и быть, можешь обращаться ко мне на «ты». Двери закрываются, автобус трогается, а доктор Ким Тэхен машет вслед и широко улыбается. Чонгук думает, что у него очень странная кривая улыбка. И, может ему, конечно, показалось, но клыки длиннее, чем у обычных людей.