Её лучшая подруга — Смерть

А я? На чьем я оснуюсь примере? Я не апостол Павел, не Эней, Я не достоин ни в малейшей мере. И если я сойду в страну теней, Боюсь, безумен буду я, не боле. Ты мудр; ты видишь это все ясней». Данте Алигьери. Божественная комедия. Ад.

      Она облокотилась о стену, прижалась к ней головой и наклонилась. Гаджил закурил, слушая, как торговка наркотиками опустошает содержимое желудка. Сигаретный дым приятно заполз в легкие и вышел через нос. Он любил курить: это успокаивало и проясняло ум. Его коллега Джонси говорил то же самое про кокаин, что от него эффект гораздо быстрее и лучше, но Гаджил постоянно отказывался, курил свои сигареты и наблюдал, как талантливый журналист медленно превращался в торчка с расширенными зрачками, такими, что своей чернотой заслоняли радужку светло-серых глаз.       Это было похоже на затмение.       У женщины перед ним были холодные сине-серые глаза, бледная кожа и иссиня черные волосы, густые, длиной чуть ниже лопаток. Её можно было назвать красивой, если бы не загноившиеся язвы на руках, которые она прятала под шалью, но для Гаджила она была слишком проста, никакой изюминки.       — Не угостишь девушку сигареткой? — спросила она, обернувшись и полностью прислонившись к стене. Для равновесия она согнула ногу в колене и уперлась ею в стену. Разрез на китайском платье из дешевого шёлка съехал, оголив бедро девушки, и если бы не разноцветные синяки и следы от уколов, Гаджил назвал бы это сексуальным.       Пока стоящая перед ним торговка смертью вызывала одно лишь отвращение.       Он протянул ей сигарету, поджег. Она сделала затяжку и шумно выпустила дым, зашипела и приложила пальцы с обломанными, выкрашенными кричаще-красным лаком ногтями к разбитой губе.       — Мне пришлось долго тебя ждать, Гаджил Редфокс. Мне говорили, что в «Магнолии» ты бываешь чаще, чем в редакции. — Она усмехнулась, Гаджил молчал. Он чувствовал себя охотником, выжидающим, когда жертва сама придет к нему в руки, когда девушка расскажет ему все сама, а журналистский опыт подсказывал, что это будет очень скоро. — А оказалась наоборот. — Она вытерла разбитую губу и сплюнула. — Ненавижу это место, — сказала она с презрением, — эта «маман» Кана и её девки, по сути, такие же разукрашенные шлюхи, как и те, что работают на Стене, только не на улице. Что скажешь? Молчишь… Не согласен. Ну и черт с тобой. Самое главное — у меня для тебя есть история.       — Я слушаю, — он потушил сигарету о стену.       — Прекрасная история. Наркотики, власть, деньги, секс. Из этого получится очень хорошая статья. — Она зачесала волосы назад, открыв журналисту следы от губ на длинной, почти белой шее.       — Если всё, как ты говоришь…       — Сейра.       — … Сейра, то я готов тебя выслушать.       — Тогда пойдем туда, где нас никто не услышит.       Они прошли по переулку и, петляя между узкими улицами Розовых огней, свернули на Пивоварку, срезали мимо сшитых мостиками улочек Каналов и подошли к самой окраине Топей. Сейра шла уверено, без страха, петляя, как заяц, будто за ней велась слежка, пока они не дошли до сгоревшего дотла старого дома. Внутри Редфокс чуть не провалился в огромную яму посреди комнаты. Его спасла рука Сейры и свет неполной луны, пробивавшийся сквозь почерневшую раму.       Хранившая молчание торговка села на чудом не сгоревшее и каким-то образом оказавшееся здесь кресло с бархатной обивкой и с ножками, вырезанными в виде львиных лап.       — Напряги свои уши, охотник за сенсациями, потому что то, что я тебе скажу сейчас, стоило жизни одному моему другу, и, возможно, это мой последний шанс спасти мою любимую… подругу.       Я приехала в Эдолас почти девять лет назад. Мне было пятнадцать, я мечтала стать актрисой. Банальная история всех девочек из провинций, типа Клевера или, о Боги, из Боско. Я мечтала выступать в театрах Софитов, сниматься в фильмах, выходить на красные ковровые дорожки в самых великолепных платьях, чтобы мои пальцы ломались от количества бриллиантовых перстней… А в итоге провалилась на первом прослушивании. Деньги кончились через три месяца, еще через два я работала везде, где только можно было устроиться пятнадцатилетней девчонке, через два года я уже стояла на панели в Каналах, изредка, совсем в голодные дни, выбираясь в Топи.       Но однажды мне повезло — подруга попросила меня подменить её, и я оказалась на Стене. Это был самый счастливый день в моей жизни. Я встретила Генри, а дальше как в том фильме, как он назывался… с Люси Сердоболией в главной роли, еще Хибики Лейтис играл миллионера… Ох, «Три тысячи долларов». Ну знаешь, миллионер снимает проститутку, и та становится его спутницей на неделю, а потом они влюбляются, расстаются, и он приходит к ней по пожарной лестнице и говорит о том, как он её любит. С Генри у меня было все то же самое, только наш роман продолжался почти год, он никогда не говорил, что любит меня, и пожарной лестницы тоже не было. Зато были роскошные платья, бриллианты, светские рауты, где мне нужно было молчать и пить шампанское. Вместо моей халупы — шикарные номера в отелях, вместо прогулки пешком и на метро — лимузины с личным водителем. Я жила как в раю почти пять лет и забыла, что такое Улица, но, как это бывает с глупыми девочками, я зажралась. Мне стало всего мало, и я стала искать другие удовольствия. Сначала легкие наркотики, потом тяжелее, а потом в одном из клубов я познакомилась с Кьёко. Она была старше меня, опытней… намного. Мы очень быстро сдружились и привязались друг к дружке, стали… больше, чем просто подругами... Однажды нас застал Генри. Меня, её и рассыпанный по столу кокаин. Он выгнал меня, но мне было плевать. Я была с Кьёко, и мне не было страшно.       Она занималась продажей наркотиков. Была очень успешной — входила в высшие круги, где сливки общества передавали ей большие деньги за «минуты кайфа». Теперь я была её спутницей и ученицей, я научилась всему: быть заметной только для избранных, уходить от внимательных взглядов полиции, передавать деньги. Ха! Однажды я продала наркотики на приёме самого Жерара Фернандеса прямо перед носом комиссара Драгнила, и меня никто не заметил!       Все было прекрасно: я уже плотно сидела на героине тогда, когда появилась «Божественная комедия». Не знаю, откуда взялась эта дрянь, но, попробовав её один раз, не можешь устоять. Я почти достигла «цветка» и хотела большего, умоляла Кьёко вколоть мне еще. Непередаваемые ощущения. Мы начали торговать ей, подсаживая только избранных, делая «Комедию» чисто элитарным товаром.       Но однажды к нам пришёл Франмалт, дилер. Они закрылись в кабинете Кьёки и очень долго и много кричали друг на друга. Он ушел и сказал: «Спрячь это так, чтобы никто не нашел, Кьёко, иначе мы все будем кормить рыб в Топях». Позже, когда моя… подруга спала, я проникла в её кабинет и нашла то, что оставил Франмалт. Это была папка с документами, а в ней — всё. Планы, распоряжения, лица, места, лаборатории, клиенты, документы, бухгалтерия и самое главное — рецепт «Божественной комедии». Когда я узнала, из чего варят эту дрянь, я больше никогда не притрагивалась к этому наркотику. Лучше героин, чем… чем это.       — Что в нём?       — Плацентарный лактоген. Гормон, производимый только плацентой плода во время беременности.       Гаджил присвистнул и почувствовал, как слегка подкашиваются его ноги.       — Сам по себе он не представляет особую ценность, но в сочетании с моноацетилморфином и другими синтетическими препаратами вызывает моментальное привыкание организма с абсолютно непредсказуемым эффектом. Также в папке досье всех участников разработки этого зелья, а также досье девочек, из которых они… они брали гормон, и его испытания.       — Девочек?       — Девочек. Им всем от тринадцати до двадцати, но это не самое страшное.       — Боги, что ещё?       — Заказ для оборудования, для массового производства, — сказала она, одернула подол китайского платья и достала с пристегнутой подвязки флягу. — Выпей. Это нелегко принять на трезвую голову.       Редфокс сделал два больших глотка вполне неплохого виски.       — Почему ты не несешь все это в полицию, а рассказываешь мне?       — Слишком опасно. После смерти комиссара Драгнила все сильно поменялось. Нынешний комиссар, Сим Кроуфорд, один из списка «спонсоров».       — Кто еще в этом списке?       — Не знаю. В документах сказано, что всего девять человек, но в тех, что есть у меня, раскрыта личность только двух — Кроуфорд и Годдо Серены. Если я знаю, кто первый, о втором мне ничего не известно.       — Хорошо, но почему именно я?       — Потому что тебя использовали. Ты совершил ошибку и не знаешь об этом. Да, звучит странно, но ты все поймешь, когда ознакомишься с документами. Ты должен все исправить.       Она замолчала и посмотрела в окно, нахмурилась, а потом быстро сказала шепотом:       — Я передам тебе документы завтра, вот по этому адресу, — она засунула руку под сидушку кресла и достала оттуда клочок бумаги, на котором аккуратным почерком был записан адрес «545, Западная линия Стены». — Встретимся там, я скажу, что делать дальше. Если со мной что-то случится, найди Кьёко. Она скажет следующий шаг, и, умоляю, не втягивай в это больше никого.       Редфокс вышел на пустынную улочку Топей, посмотрел на часы, на бледную яркую луну и отправился туда, на свет, к фонарям, надеясь, что он сможет поймать такси и не лишиться кошелька и пары зубов.