Мой маленький прекрасный Гарри

       Гарольд, несмотря на все возвышенные речи, понимал, что взять с собой всех этих людей он не может — их психика просто не выдержит, если тело, конечно, не подведет раньше: климат, рельеф, просто куча преступников. Сколько могут в таком месте продержаться самые обычные смертные? День, два, может, чуть больше недели? Оставить их в Англии и стереть память о своем существовании, после чего сбежать, поджав хвост, словно самый обычный трус? Именно так и поступил Поттер, последний раз осматривая уже ставшую родной комнату: вот его любимое кресло, на котором так удобно можно было полежать и почитать в дождливый прохладный вечер, а вот кровать, мягкая, пахнущая какими-то целебными травами и черным чаем со вкусом чабреца, вот камин и ковер прямо перед ним — ах, сколько сказок было прочитано на этом самом ковре, сколько писем сожжено в огне камина, сколько неуслышанных посланий сказано. Прощаться со всем этим не хотелось. Уходить — тем более. Нужно было. Долг всегда следовало ставить превыше своих желаний. Поэтому, глубоко вдохнув и смахнув непрошенные слезы, Гарри все же принял протянутую Алароном руку. Это его долг.        В Аду было… странно. Вот они стоят перед самыми высокопоставленными демонами — министры, свита, предполагаемый гарем, только радости от обожания во всех этих лицах почему-то нет. Почему-то впервые от самого себя становится тошно, противно и мерзко: до мурашек, ползущих по коже, до кричащего внутреннего голоса, до комка в горле. Какая-то детская обида сейчас почти съедает парня, он же не хотел всего этого, власти этой не хотел вовсе — просто дайте ему кусочек нормальной жизни, пожалуйста, без всей этой магии и демонов. Через мгновение все ощущения пропали — секундная слабость, возможно, но точно не более того. Интересно, кто-нибудь там, наверху, заметит его пропажу? Быть может, это будет Драко, друг, единственный и неповторимый, или Седрик, молодой человек, странный, привороженный, а оттого отбитый на всю голову, или Джессика, коллега, влюбленная в него. Хоть кто-то, пожалуйста. Должен же найтись человек, который бы не забыл о его существовании, правда? Один же наверняка найдется, да? Поттер посмотрел правде в глаза — жестокой, невыносимо болезненной правде, — все эти люди были лишь жертвами его магического обаяния. Ни одного, кто бы полюбил его по своей воле. Осознание отразилось неожиданной болью где-то очень глубоко в душе, если она вообще могла быть у короля демонов.        «Дорогой дневник, — Гарольд усмехнулся, продолжая вести запись, — я даже думать не хочу о том, в какую все же задницу тихонько катиться моя привычная жизнь. Ад, пожалуй, самое омерзительное место, которое только могло существовать в этой огромной Вселенной. Здесь дико жарко, духота буквально сжигает мои легкие, кровь почти кипит в венах. Из-за этой жары запахи мною ощущаются словно острее, вокруг все просто провоняло потом, им несет от каждого существа здесь: от демонов, от духов, от высших и низших, да даже от меня самого смердит так, что никакая поисковая собака не нужна — даже больной сие благоухание за километры от моего тельца почувствует. Еще здесь жутко неудобная одежда, особенно для мужчин — этот постоянно открытый торс, ноги, спрятанные под шароварами и ужасно тяжелая корона из золота, почерневшего из-за пепла. Тут не бывает спокойно, почти все время кто-то с кем-то ругается, где-то дерутся, где-то поднимают восстания, бороться с которыми ни сил, ни возможностей нет. Политика в этом местечке, как признался Аларон, уже давно укатилась в минус, министры просто не могут повлиять на демонов выше по рангу. Хотя, честно признаться, я думаю, что они просто не хотят ничего с этим делать. Шайка идиотов, ей Богу.        Тут скучно, почти постоянно мне приходится сидеть на многочисленных лекциях, вникать в историю и строения этой страны. Оказалось, что Ад делится на несколько частей, которыми отдельно управляют князья, ежемесячно присылая во дворец отчет о своей деятельности и ежегодно приезжая на Большое собрание, чтобы обсудить все необходимые им на данный момент средства и привилегии. Еще больше корпеть нужно в многочисленные политические интриги, пытаться уловить их суть и научиться плести собственные. Однако, самое ужасное в моих глазах — это мои жалкие попытки собрать себе хоть какое-то подобие свиты. Доверять в этом месте никому не получается, не хочется даже. Вот взять того же Люцифера, добрый и милый паренек, на первый взгляд, а на деле — манипулятор и интриган высшей пробы, таких бы еще поискать. Или вот Том, больно сильно похожий на моего крестного, вернулся сюда довольный весь, что Дамблдор наконец-то соизволил умереть, а про свое наказание от предыдущего короля даже словом не обмолвился. Все раздражает. А это только первые пару месяцев здесь. Лучше бы я остался дома.»        «И снова здравствуй, мой дорогой дневник. Еще несколько недель минуло с тех пор, когда я в последний раз что-то в тебе писал. Учиться стало чуть интереснее, думаю, это связано с тем, что недавно мы все же перешли на практику. Теперь вместо скучных и занудных лекций я изучаю архивы и ищу в них ошибки и несостыковки, раскрывая старые, уже давно забытые интриги. Однако, самое прекрасное, лично для меня, в крайнем случае, — это возможность наконец-то потренировать собственные новые силы, необузданные и пугающие. Аларон говорит, что в скором времени я смогу контролировать их на все сто процентов, только бы научиться концентрироваться, в чем неплохо помогает медитация. Честно, она выходит из рук вон плохо: в этом месяце начались пожары, пепла стало еще больше, он забивает нос, оседает в легких и перекрывает доступ к кислороду. Этой проблемой занимается Люцифер, с которым мне даже удалось в некоторой степени сдружиться. Оказалось, мы с ним очень даже похожи, историями, мотивами и мечтами. Только амбиций у него куда больше. Везунчик.        Честно, я безумно сильно скучаю по своей обычной, земной жизни: по теплому молоку с медом перед сном, по нашим с Драконом ночным посиделкам, когда мы тихо воровали еду, а потом всю эту гадость съедали, при этом ярко улыбаясь и заливисто смеясь, по урокам зельеварения, на которых профессор так увлеченно рассказывал о различных ингредиентах, расхаживая по классу в этой своей черной мантии, струящейся по полу, по работе моделью, по фотосессиям и интервью, по своим фанатам, в конце концов. Столько всего осталось позади, столько времени были стерты из памяти людей в мгновение ока. Сколько красочных событий я пережил вместе с ними, сколько нерассказанных историй, сколько моментов, наполненных радостью и тихим счастьем. А теперь — это лишь блеклые и сухие воспоминания, вызывающие ноющую тоску. Они все были частью моей биографии. Самой живой частью.»        «Пожалуй, писать здесь уже стало моей самой странной привычкой за последнее время. Уже год я пытаюсь привыкнуть к этому месту. Честно, у меня вообще не получается этого сделать — да, я выучил имена всех этих министров, да, я вник в суть управления, да, я обуздал силу, заключенную в собственном тщедушном теле. Но привыкнуть не смог. Где-то я слышал, что через девяносто дней становится проще, что время лечит и помогает избавиться от боли. На самом деле, это самая наглая ложь, придуманная кем-то для собственного утешения. Возможно, болеть душа стала чуть меньше, я уже не плачу, стоит мне вспомнить свою старую жизнь, только заслуга ли это времени? Думаю, жестокая дворцовая жизнь просто научила меня лучше прятать свои эмоции. Но здесь я ведь могу быть собой, правда? Хотя бы здесь я могу быть не Наследным Принцем, прекрасным и холодным, а простым мальчишкой, тем самым Гарри, живущем в свое время в чулане? Могу ведь я быть слабым хоть иногда? Мне же это позволено, верно?        Еще через год меня ждет коронация, мне придется еще больше углубиться во всю эту ерунду, связанную с управлением государством. Политики в моей жизни много, даже слишком много для одного меня. Но доверять здесь никому почти нельзя — мелкие задания выполняются быстро и четко, а вот с объемными куда сложнее. Если мне хочется, чтобы все было хорошо — мне нужно делать это самому. Люцифер, правда, считает, что так поступают лишь дураки или великие, а пока ни тем, ни другим стать не сумел. Недавно я посмотрел на своих старых знакомых — они все уже стали такими взрослыми, Боже, познали все прелести любви и отношений, плотские утехи и взрослые забавы, некоторые даже успели обзавестись собственными семьями, у одной из которых дома уже слышны крики первенца. Мне бы тоже такого хотелось, такой вот обычной тихой жизни, может, где-нибудь в деревне, чтобы ни души на ближайшие несколько километров, а только тихое потрескивание дров и открытое ночное небо. Мечтам не свойственно постоянно сбываться. А мне… Мне следует меньше мечтать.»        «Завтра уже коронация. Хочется ли мне этого? Нет, Господи, конечно, нет. Аларон говорит, что я просто слишком сильно переживаю, накручиваю себя и придумываю о демонах невесть что. Люцифер поддакивает, просит меньше волноваться, никто же есть меня там не собирается. Только вот они так и не сумели понять меня. Я боюсь: боюсь ответственности, мелькающей на горизонте, боюсь войн и восстаний, из-за которых эта скверная земля будет орошена черной кровью, боюсь ангелов и собраний, с ними связанных боюсь постоянных интриг, тайн и загадок, боюсь подвести всех надеющихся на меня высших, боюсь подорвать доверие высших. Я просто всего этого боюсь. Боже, какой же я на самом деле трус», — Гарольд ставит точку и закрывает потрепанную книжку. Всего три записи, но сколько боли в них было спрятано, сколько мыслей изложено и переживаний излито. Этот дневник стал его самым верным спутником и другом. Поттер понимал, что с завтрашнего дня для него уже не будет пути обратно — туда, в детство, где маленьким мальчиком можно было бегать по зеленым лугам и заливисто смеяться. Завтра уже ничего не будет. И его хрупкого мирка, наверное, тоже.