Дом
2 мая 2017 г. в 04:27
Нужно успокоиться.
Сосредоточиться, иначе расщепит.
Грейвз делает вдох, затем медленный выдох и аппарирует к дому. Знакомая темно-синяя дверь, молоток в виде головы вампуса, в окне - свет.
Он аккуратно опускает барьер защитных и входит.
— Перси, ты? — слышит он голос и приваливается спиной к двери. Облегчение охватывает его - иррациональное, но оттого еще более сильное.
— Иду, — отвечает он и проходит на кухню как был, не снимая пальто.
Тина стоит спиной к нему и колдует над ужином. В маленькой кастрюльке лениво кипит овощное рагу, в духовке подходит мясной пирог, мимо его лица пролетают солонка и перечница. Уютно и по-домашнему пахнет выпечкой.
Будто и не было сегодняшнего дня - ни серых улиц, ни хмурого неба, ни последнего тяжелого вызова. Только их дом, только её высокий тонкий силуэт и изящные движения рук, только тепло и покой, которыми она окружила его.
— Тина, — привалившись к косяку, зовет он.
Она оборачивается, звякает солонка, разлетаясь об пол. Спокойствие слетает с неё мгновенно, губы сжимаются в линию, встревоженный взгляд цепко обегает его с ног до головы.
— Кровь твоя? — быстро спрашивает Тина.
— Да.
— Садись, — неуловимое движение палочки, и она аккуратно помогает Персивалю опуститься на подскочивший стул.
Еще взмах - и рукав пальто расходится по шву, позволяя добраться до раненного плеча. Та же участь постигает и рубашку, Тина не церемонится - срезает до воротника и её, и жилетку.
— Режущее, — отмечает сухо, призывая заживляющую мазь. Пока она аккуратно водит палочкой над раной, применяя очищающее, Персиваль смотрит в её лицо.
Тина выглядит старше своего возраста, между бровей уже залегла морщинка, губы поджаты. В коротко стриженных волосах мелькают серебряные нити, и он чувствует, будто это его вина.
Увиденное сегодня не идет у него из головы, и Персиваль впервые нарушает их негласный запрет - никогда не говорить о работе дома.
— Я сегодня видел девушку, — начинает он, игнорируя брошенный Тиной предупреждающий взгляд. — Пальто серое, стрижка - помнишь, как ты раньше носила? Я на секунду решил, что это ты.
Картина тут же всплывает у него в памяти. Персиваль хмурится, пытаясь отогнать её, но ничего не выходит.
Серое пальто, темный асфальт и черное пятно крови вокруг головы - как провал.
— И что с ней? — нехотя спрашивает Тина. Она не хочет об этом говорить, но чувствует, что ему это нужно.
— Убита. Ради палочки, полагаю, — морщится Персиваль. — Паренька мы уже взяли, отбивался как крыса. Думаю, он из гриндевальдовых, ну или мнит себя таковым.
— Идейный, — выплевывает Тина и хмурится.
Они оба знают, что учение Геллерта упало на благодатную почву - везде, но особенно здесь, в Америке.
Беспорядки носили хаотичный порядок, организованности пока не было, или же она была очень бестолковой, но даже фанатичные одиночки доставляли много проблем. Волна преступлений захлестнула город, последние пару лет отличаясь какой-то показной, демонстративной жестокостью. Словно волчата, которые обзавелись молочными клыками и теперь скалят их, сверкая глазами из темноты.
Впрочем, Грейвзу они всегда представлялись шакалами.
— Райли расколет, — бросает он и пытается собраться с мыслями. — Да я и не про него хотел, та девушка... На её месте могла бы...
— Я могу за себя постоять! — вспыхивает Тина, сердито пытаясь открыть баночку с мазью. Он бережно отстраняет её ладонь и поворачивает тугую крышку. Бездумно крутит её в руке, потом кладет на стол.
— Я знаю, — мягко говорит Персиваль и тут же вздрагивает от болезненного прикосновения к ране. Холод охватывает плечо, затем сменяется зудящим жаром. Но он быстро уходит, унося с собой боль. — Я лишь хотел сказать... Может, нам подумать над переездом? Туда, где будет спокойнее?
— Например, к моей сестре? — лицо Тины непроницаемо, и он не может понять, одобряет ли она эту идею.
— Например, — осторожно отвечает он.
Она отворачивается, доставая бинты, и какое-то время молчит. Грейвз не знает, думает ли она над предложением всерьез или хочет обернуться и проклясть его. Сегодня он нарушил почти все те немногие правила, что они установили в самом начале их отношений.
— Это невозможно, ты же знаешь. — Наконец глухо отвечает она. Возвращается и умело накладывает повязку, не глядя ему в глаза. — Мы оба не такие, мы не сможем...
Персиваль знает, что она права.
Они всегда были погружены в свою работу, жили ей. Дело, прежде всего - оно, потом остальное. Оба не отказались от этих приоритетов и тогда, когда между ними вспыхнул неожиданный роман. И чем хуже становилась ситуация, тем яснее Грейвз понимал - они не смогут просто оставить все и сбежать. Люди покидали отдел, осталась лишь кучка молодых стажеров, которых привлекала романтика боевой магии, да самые преданные службе. Он и Тина входили в число последних.
Оба будто вели войну, и оставить её - значит дезертировать. Бросить гражданских, подвести коллег, предать то, ради чего они когда-то вступили в ряды авроров. Предать правосудие.
Они не могли.
— Прости, я знаю, что не должен был предлагать это, — вздыхает Гревз, успокаивающе поглаживая её ладонь. — Просто... Та девушка, это выбило меня из колеи... Я стольких видел до неё, но проняло только сейчас.
Он горько усмехается, качая головой.
— Должно быть, я эгоист, раз до меня только сейчас дошло, как ценно то, что есть у нас...
Звякает таймер духовки - пирог готов - но Тина не обращает внимания. Она ласково смотрит на Персиваля, рассеянно перебирая его волосы.
— Это, наверное, шок, — задумчиво тянет она, и оба улыбаются. — Давай ужинать.
Прикосновения исчезают, разговор окончен.
Их снова окружает стена молчания, защищая хрупкий покой и уют. Внешний мир угрожающе нависает над ними, словно низкое выцветшее небо над Нью-Йорком, но его это не тревожит - пока у него есть Тина, это не имеет значения.
И хотя эта стена истончается, а тьма снаружи сгущается с каждым днем - он спокоен. Вероятно, рано или поздно два этих мира столкнутся, но Персиваль будет готов.
Он знает, что больше не позволит чужой злой воле отобрать все, что у него есть. Он знает, что будет сражаться так яростно, как никогда прежде, и одержит победу, ведь будет биться не один.
Теперь, когда ему есть кого защищать.