Он - Дракон

      Пришло время, и Майкрофт покинул старый дом, чтобы стать блестящим учеником лучшего университета страны. Он всегда желал власти, мечтал управлять людьми. Зная, что не блещет красотой и привлекательностью, научился делать ставки на ум, знания и чувство юмора с весомой долей цинизма. Он был безусловным лидером среди студентов: всегда собранный, целеустремленный, тактичный. Ему не было нужды повышать голос, благодаря способности обосновывать свою правоту тоном, не терпящим возражений. Его авторитет был заслужен отличной учебой и снисхождением к ребятам, просящим помощи. Он излучал обаяние и шарм, сродни магии. Девчонки открыто флиртовали с ним и приглашали на свидания. Но Майкрофт выбирал тихие вечера в библиотеке и бесконечную работу над собой. Диета, тренажерный зал, иностранные языки, изучение трудов великих философов и политиков — все давалось легко… кроме дружбы.       Его уважали, ценили, но сторонились. Майкрофта не слишком это заботило: видимо, его судьба — быть в стороне от шумных студенческих компаний. Иногда казалось, что окружающие понимали, какой путь ему уготовлен. Видели его жажду к власти, и это отталкивало.       По сути, ему никто не был нужен. У него был Шерлок. Брат, с которым он вел тихую непримиримую войну, упиваясь своим тайным мазохизмом.       Сначала Майкрофт ждал, когда младший Холмс пополнит ряды студентов. А потом наблюдал со стороны свою собственную историю недавнего пребывания в стенах университета, но теперь уже наслаждаясь заносчивостью и высокомерием Шерлока. Если Майкрофта ребята уважительно терпели, то Шерлока они открыто ненавидели. Зависть к его гениальности и быстроте ума, злоба на желчные высказывания и вечные придирки выплескивались в постоянные скандалы и драки. Ни одной недели не проходило спокойно: в каждой Шерлок попадал на страницы университетской хроники и в кабинет к ректору. Майкрофт же покорно сопровождал его на приватную беседу, обещал повлиять на хамоватого задиру и натянуто улыбался.       Гениальному будущему биохимику, строчившему научные труды на первом курсе, все сходило с рук. Преподаватели факультета слагали о его брате легенды и прочили тому блестящую карьеру выдающегося ученого. Майкрофт деликатно выслушивал очередные дифирамбы в честь заносчивой задницы, именуемой Шерлоком, а сам всем сердцем стремился скорее оказаться дома, в квартире, которую они снимали вместе, и с трепетом ждал особенных вечеров…       Крайне редких, но их стоило ждать.       Вечера и ночи, воспоминания о которых заставляли дрожать всё внутри, а по всему телу, как мелкая туманная пыль, выступала испарина. Казалось, закрой глаза, и, не прикасаясь к себе, только от оживающих картинок перед внутренним взором будешь содрогаться в оргазме, выстанывая в темноту пересохшими вмиг губами: «Шер-ло-ок…»       Вечера и ночи…       Они были похожи на ливень в пропитанной зноем Долине Царей тысячелетнего Египта. Когда сам воздух, искажающий горизонт в призрачных миражах, становится тугим и туманным. Когда чувствуешь сладость в каждом вздохе и умираешь от желания скинуть одежду. Обнажиться и замереть неподвижно под дарящими благодать дождевыми каплями. Верить, что если невольно стал свидетелем чуда из чудес, значит, достоин большего — исполнения самого заветного желания. Даже если оно лежало за гранью морали и каралось вечным блужданием по горючим пескам седьмого круга, подставляя спину под огненный дождь*.       Крайне редко, как подачку голодной псине, Шерлок все же давал понять своему старшему брату, что нуждается в нем. Ценит его присутствие в своей суматошной жизни. Знает о существовании надежного причала, куда можно попасть в самый страшный шторм. Проскользнуть над всеми коварными рифами, точно тебя несет неведомая, незримая сила и утлой лодчонкой отдать швартовы в спокойной гавани. Залечить там раны, напитаться новыми силами и вновь вздернуть исцеленный заботой парус на окрепшей мачте. Оттолкнуться от теплого, согретого любовью настила, высоко задрать форштевень и резать дальше волну жизни, оставляя брызги неудач за кормой.       Когда это случилось впервые? Когда Майкрофт окончательно признал поражение и дал клятву покорности и подчинения властному Дракону?       Не во всеуслышание, нет.       Он мысленно исполнил древний ритуал, преклонив колени и подставив обнаженную шею под когтистую лапу и спину — под огненные крылья. Принял чувство, разрушающее все его естество, совершил смертный грех.       Майкрофт знал точно, что именно будет вспоминать в свои последние минуты жизни. Не блестяще сплетенные политические интриги, не спасенные тысячи жизней, не награды и заслуги перед обожаемой им страной. Он будет вспоминать одну-единственную ночь много лет назад…       Шерлоку едва исполнилось семнадцать, Майкрофт был на семь лет старше.       Тревожный ночной звонок порвал тишину лондонской съемной квартиры, и Майкрофт спросонья едва не выронил трубку телефона, услышав взволнованный голос Мамули: — Майкрофт, милый, ты должен приехать. Шерлоку очень плохо. Все начиналось с обычной простуды, но теперь страшный лакунарный тонзиллит. У него жар и лихорадка. — Майкрофт услышал, как дрогнул голос матери, и она всхлипнула, глотая слезы. — Он мечется, у него страшные боли в горле. Майк, мне кажется… мы его теряем… — Мамочка, успокойся, все будет хорошо. Он сильный мальчик и обязательно поправится.       Майкрофт что-то говорил ещё: глупое и банальное. Все слова оказываются пустыми, когда накатывает дурнота от жалости и сострадания. Он сжимал кулаки так, что ногти впивались в ладони. Пытался болью физической заглушить болезненную тревогу, что нарастала внутри. Майкрофт метался по квартире, небрежно кидая первые попавшиеся вещи из шкафа в дорожную сумку. Старался гнать самые страшные мысли, а перед внутренним взором упрямо маячило видение: Шерлок с рассыпанными черными полукольцами волос на белоснежной подушке, его плавающий безумный взгляд и пересохшие от жара губы.       Та дорога домой была самой длинной дорогой в жизни.       Он до сих пор помнил, как открыл тяжелую входную дверь в родительский дом, и на него дохнуло запахом лекарств, антисептика и сердечных капель. Бросив сумку у порога и неслышно скользнув по длинному коридору, Майкрофт остановился у двери спальной брата. С минуту затаивал дыхание, чтобы успокоить рвавшееся наружу сердце, и осторожно повернул ручку.       Ему всегда нравилась эта обитель отшельника. Густо-бордовые обои с черными вензелями, грубая тяжелая мебель, массивная кровать с опорами для балдахина. Слишком вычурно для подростка, но под стать молодому инфанту. Золочёные безделушки на полках, фигурки драконов и модели пиратских фрегатов. Разбросанная повсюду одежда, сваленные в стопки книги, листы из нотных тетрадей.       Гений властвовал над хаосом!       Шерлок ненавидел порядок всем сердцем. Терялся в нем, как в древних катакомбах. В его понятии порядок должен был быть в мыслях, в собственных чертогах разума, в его личных архивах. Но никак не вокруг его особенной персоны. За ним всегда следовал шлейф конфетных оберток, крошек от печенья и ореховых скорлупок. Но при этом его одежда всегда была безупречна. Он был невероятно элегантен, подтянут, излучал свежесть и чистоту.       В то мартовское утро Шерлок был жалок. Болезнь высасывала из него жизнь, выдаивала по капле разум и силы. Он хрипло и тяжело дышал. Спутанные волосы прилипли ко лбу, а то, что было когда-то крупными завитками, прямыми слипшимися от пота прядями разметалось по подушке. Черты лица юноши заострились, и без того выступающие скулы были туго обтянуты почти прозрачной кожей с огненным румянцем во всю щёку. Жар был настолько сильным, что взгляд Шерлока, пронизанный пустотой, невидяще плавал под полуприкрытыми веками. Тяжелая инфекция сделала Шерлока настолько худеньким и хрупким, что, казалось, даже легчайшее пуховое одеяло было для него гранитной плитой. Майкрофт подошел ближе к кровати и обнял поднявшуюся ему навстречу с кресла маму. Прижимал к себе, шептал что-то ободряющее, а сам не сводил полного горечи и тревоги взгляда с фарфорового лица младшего брата, едва различимого среди подушек. — Мамочка, тебе нужно отдохнуть. Я побуду с ним, не волнуйся.       Она рассказывала о курсе лечения, о том, что якобы всё худшее позади. Что, со слов лечащего врача, вчерашняя ночь была самая ужасная. Что Шерлок обязательно пойдет на поправку, и он очень сильный. Её слова вливались в поток беззвучных слез, казалось, им не будет конца.       Майкрофт не слышал и половины сказанного. Он проводил её к двери, скинул пиджак и присел на кровать, привалившись к изголовью. Всматривался до рези в глазах в сведённые к переносице брови брата, в запекшуюся от жара корочку на губах, в легкий пушок на подбородке. Ему хотелось коснуться губами горячего виска, убрать с высокого лба прилипшие пряди и разгладить эту впечатанную намертво нахмуренную морщинку. Увидеть изумрудную непокорность в глазах, заметить мелькнувшую в них привычную насмешку. Шерлок был такой родной сейчас, такой близкий, что его хриплое дыхание обжигало Майкрофту лицо. Ему было совершенно наплевать на возможность подхватить тяжелую болезнь. Он даже на секунду не подумал о страшной инфекции, что сковала лихорадкой и нестерпимой болью горло младшего брата. Его пугало совсем другое…       Его маленький Дракон вдруг стал ручным, тихим и покорным.       Этот факт сводил с ума.       Этот факт был сродни Армагеддону.       По позвоночнику Майкрофта катились капли холодного пота, а на висках выступила испарина: бросало в жар и сразу обдавало холодом, точно его тело забирало себе малую толику болезни Шерлока. Но это лишь накатывали приступы страха. Пальцы вдруг стали ледяными, и подступила дурнота. Майкрофт тщетно пытался согреть ладони дыханием и прикладывал их к пылающей коже на шее. Мозг работал на пределе возможностей, выдавая яркими вспышками почерпнутые из ниоткуда обрывки знаний по лечебной практике. Жар… Обтереть больного слабым раствором столового уксуса или водкой. Полоскание горла антисептиком … Антибиотики… Срочно посмотреть назначения доктора, позвонить знакомому терапевту в Лондон — уточнить план лечения.       Успокоиться.       Даже на сотую долю секунды он боялся представить смерть младшего брата. Представить, что никогда не услышит его глубокий, ставший совсем недавно таким бархатным, голос. Не увидит упрямый, настойчивый блеск ярких, изменчивых, как море, глаз. Представить, что никто и никогда не будет с ним спорить так азартно и до хрипоты, отстаивая свою правоту. И, самое главное и самое эгоистичное — Майкрофту некого будет так любить. Без Шерлока его жизнь странным образом теряла смысл. Их вечное соперничество и междоусобная война — вот что питало годами и заставляло двигаться вперед, в надежде доказать свое превосходство.       Глубокий вдох и задержка дыхания: Майкрофт медленно досчитал до десяти — его самочувствие стало немногим лучше. Он сделал еще один вдох и прошептал, как заклинание: «Все будет хорошо, маленький братец. Ты самый сильный Дракон, ты справишься.»       Шерлок глухо простонал и что-то пробормотал, несвязное и больное. Майкрофт взял с прикроватной тумбы бокал с водой, смочил в нем ватный тампон и провел по пересохшим, растрескавшимся губам брата. Шерлок вздрогнул всем телом, зашипел сквозь зубы, точно вода обожгла кожу, и попытался проглотить попавшие в рот капли. Заплывшее от болезни горло дало о себе знать, и он снова застонал от боли.       Майкрофт подхватил его под спину, притянул к себе одной рукой и наскоро взбил подушки, привалив их к высокому изголовью. Осторожно подтянул брата, почти невесомого, выше. Устроил удобно, подоткнув одеяло. Теперь Шерлок не лежал, а почти сидел среди подушек. Дыхание стало более чистым, ушла хрипота. Майкрофт медленно провел ладонью по мокрому от крупных капель пота лбу, убрал волосы наверх, обхватил лицо и большими пальцами осторожно огладил выступающие острые скулы. Темные ресницы Шерлока чуть подрагивали длинными тенями, как крылья спящей бабочки. Пунцовые больные губы втягивали воздух и выпускали его с болезненным, едва слышным сипом. Майкрофт слегка приподнял голову Шерлока, потрогал под нижней челюстью увеличенные лимфоузлы и прошептал в никуда: «Дерьмово, но не смертельно! Главное, сбить жар»       Он был собран, спокоен и точно знал, что делать дальше.       Несколько минут ушло на консультацию с лондонским терапевтом. Еще пять минут на приготовление уксусного раствора.       Цель была одна — все сделать быстро.       Он вернулся в спальную Шерлока, склонился над его кроватью и осторожно откинул одеяло. Жалость безудержной лавиной накрыла так, что ноги ослабли в коленях и задрожали руки. Всё вокруг стало замыленным и нечётким от подступивших слез. Майкрофт стиснул зубы и жадно втянул воздух ртом, заставляя себя не поддаваться слабости. Тревожно вслушиваясь в тихий протяжный стон больного, он начал поспешно расстёгивать пуговицы пижамы. Совсем детская, смешная, с нелепыми звездочками и улыбающимися гномами — она висела бесформенным мешком на худеньком подростковом теле. Шерлок выглядел настолько ужасно, что Майкрофт закусил губу до боли, прогоняя никчемную жалость. Хотелось взять его на руки, прижать к себе и качать, как младенца. Убаюкивать, нашептывая слова колыбельной в висок, касаться губами голубоватой, пульсирующей венки и забирать в себя всю его боль и страдание.       Быстрыми и точными движениями Майкрофт смачивал губку в теплой уксусной воде, обтирал пышущую жаром кожу Шерлока, скользил по выступающим, таким трогательным позвонкам, по впалому животу, выпирающим острым ключицам. От неожиданной влаги бледная кожа покрывалась острыми «мурашками», а тоненькие, едва заметные волоски вставали дыбом. Внезапно накатило желание зализать эту «гусиную кожу», сделать ее по-прежнему гладкой и шелковистой. Покрывать легкими невесомыми поцелуями, трогать губами ключицы и кончиком языка неспешно вылизывать впадинку между ними, ощущая едва заметное биение жилки. Одна мысль об открытой покорной шее вызывала глубокую гортанную сушь и заставляла кровь тугими толчками нестись вниз, оседая тяжестью в паху.       Майкрофт зажмурился на миг, тряхнул головой, прогоняя странное наваждение, и наскоро вытер Шерлока фланелевым полотенцем. Младший брат казался безжизненной тряпичной куклой.       Торопливо застегнув пуговицы верха пижамы, Майкрофт накрыл Шерлока одеялом. Уставившись в одну точку на полу, он обдумывал план дальнейших действий, задумчиво теребя подбородок, а внутри тихонько ворочался крохотный червячок стыда. От воспоминаний о такой манящей, трогательной и беззащитной коже накрывало удушливой волной. Дыхание сбивалось, а мысли никак не могли обрести направление — нарастало смятение. Он не мог понять, как опустился до такого разрушающего, выносящего разум, безумия.       Едва уловимое движение Шерлока среди подушек стало спасением. Майрофт опустился на колени и, опершись локтями на кровать, медленно провел тыльной стороной ладони по щеке и подбородку брата. Шерлок повернул голову в его сторону и немного приоткрыл глаза, красные и полные дрожащих слёз. Его расфокусированный взгляд постепенно становился осмысленным и внимательным. Он всматривался в лицо Майкрофта, точно узнавал его, вспоминая знакомые черты. Слезы постепенно уходили прочь, оставляя в аквамариновой радужке отблеск алого, мартовского солнца в морозное, ветреное утро. Уголок губ едва заметно дрогнул, и проступило жалкое подобие улыбки. Сердце Майкрофта глухо толкнулось в ребра от радости — Шерлок приходил в себя. — Как ты, малыш? — Сквозь хрипоту в голосе Майкрофта сквозила ничем не прикрытая нежность и умиление. Ему так захотелось, чтобы брат обнял его, обрадовался ему, хоть крохотным жестом дал понять, как скучал последние две недели, что старший не приезжал домой.       Его Дракон с алыми распухшими и растрескавшимися от болезни губами блеснул бирюзой из-под опущенных ресниц и едва слышно прошептал, с трудом протискивая слова через отёкшее горло: — Ты … должен… меня… согреть.       Пару минут он, сдвинув брови на переносице, всматривался в глаза Майкрофта, словно хотел убедиться: его слова дошли до адресата и никаких возражений не последует. Убедившись, что услышан и понят, он, не разрывая взгляда, медленно откинул край одеяла.       Майкрофт не раздумывал ни секунды. Ключевым было слово «должен». «Должен заботиться», «Должен уберечь от беды»…       Во всех тех, очень важных «должен» никогда не было самого главного: они сотрясали воздух никчемными порывами по спасению планеты от озоновой дыры и были холодной пустотой по сравнению с таким малым и таким интимным «должен согреть». Майкрофт почти чувствовал себя древним человеком, добывшим случайно огонь и из последних сил старающимся его уберечь от кружащей за стенами пещеры вьюги.       С невероятной скоростью он расстегивал пуговицы на сорочке из тончайшего сатина, путался в рукавах, стягивал с себя брюки и носки. Неожиданно для самого себя, педанта и аккуратиста, он разбрасывал одежду на полу, стремясь скорее заключить брата в объятия и согреть своим теплом. Наконец, он осторожно забрался под одеяло и, затаив дыхание, покорно ждал, когда Шерлок, как хрупкий вьюнок, обовьет его собой: влипнет болезненным жаром в кожу, обнимет невесомой рукой и уткнется носом в шею. Немного постанывая от ломоты в теле, тот устроился на плече Майкрофта и, едва заметно, случайно, коснулся сухими губами нежной кожи за ухом. Майкрофта в один миг обдало мурашками, он теснее прижал брата к себе и стал медленно поглаживать узенькую, подрагивающую от остатков озноба, спину. Шерлок не высказывал недовольства, и Майкрофт осмелел. Ему хотелось накрыть ладонями всего Шерлока, впитать его болезнь, облегчить его страдания. Он гладил его плечи, перебирал спутанные влажные волосы, легонько трогал губами соленый от пота лоб. Прошло немного времени, и он услышал, как выровнялось сиплое дыхание, прошел озноб, что трепал его тело — жар начал спадать. Шерлок почти забрался на Майкрофта, опутал его своими длиннющими ногами и руками. Оставалось смиренно ждать, когда он устроится поудобнее, и расслабленно засопит.       Майкрофту не верилось до конца, что на его груди уютно дремлет самое совершенное и самое надменное сокровище на земле. Что можно вот так запросто, соблюдая некую долю осторожности, гладить его спину, зарываться пальцами в спутанные волосы и нашептывать слова бабушкиной колыбельной. И, совсем осмелев, провести ладонями по его бедрам, закончив путь на упругих ягодицах, обтянутых смешными пижамными звездочками. Майкрофт тихо плавился от счастья, лаская невесомыми прикосновениями уснувшего брата и вспоминая все известные ему тибетские техники, чтобы усилием воли и мысли избавиться от мучительной до головокружения эрекции. Он словно балансировал на краю пропасти, понимая, как далеко зашёл. Одно неловкое движение во сне, и Шерлок может почувствовать, как напряжен его член. Даже грохот своего сердца, которое беспорядочно толкалось в ребра и пропускало удары, можно было объяснить. Но каменный, изнывающий от постыдного вожделения член, пропитавший влагой бельё… Это было сродни самоубийству. Пережить изумленные распахнутые глаза Шерлока всего в паре дюймов от своих он никогда не сможет: проще улететь на Марс, чем избавиться от братских насмешек, что будут сопровождать его весь остаток жизни. Стоило лишь подумать об этой пугающей перспективе, как тяжесть в паху стала не так ощутима, и дышать стало значительно легче.       Майкрофт смотрел в потолок широко раскрытыми глазами и вспоминал слова молитвы. Ему до слёз хотелось отблагодарить Господа за маленькое чудо: Шерлока отпустила лихорадка, а его самого Создатель почти отвел от греховных мыслей. Он не сильно веровал в высшие силы, но сейчас твердил про себя сокровенное «Отче наш… Сущий на небесах…»