Он - Дракон

      Майкрофт спустился на первый этаж и осторожно открыл дверь в комнату Шерлока. Хозяина богемной опочивальни не было видно, но из-за двери в ванную доносились звуки бурной перепалки двух голосов: густого, басовитого и натянутого, шипящего, почти истеричного.       Отец и Шерлок вновь сражались за жезл всевластия в воображаемой вселенной — на сегодняшний день она втиснулась в размеры ванной комнаты.       Майкрофт подошел к двери и прислушался:       — Зачем ты сделал это?! Я же сказал, что добавлю пену сам!       Шерлок плевался словами, и Майкрофт представил, как его брата потряхивает от злости, словно озябшую левретку. Перед внутренним взором вырисовались черты лица, искажённые негодованием, гневно сведённые к переносице брови и брезгливо сморщенный нос. Он знал наверняка, что Шерлок сейчас активно жестикулировал, точно помогал руками вталкивать своё возмущение в разум отца.       — Я хотел с запахом розмарина, а что получил? Лаванду?! Ты издеваешься надо мной? Я ненавижу аромат лаванды, меня от него мутит! Неужели так сложно выслушать и исполнить мою просьбу без учета собственного, никому не нужного мнения? Я же не прошу разрешения прогуляться с голым задом по Букингемскому дворцу?       Словесная диарея набирала мощь.       Иногда казалось, что дай братцу волю — он утопит в своём пафосе и желчи всю планету. Но, как ни крути, в его перфомансах всегда присутствовало незримое очарование молодости, инфантилизма и юношеской бескомпромиссности. В Шерлоке бушевала взрывная и разрушительная энергия, сравнимая со вспышками на солнце.       Она губила и … притягивала в тот же миг.       Отчего-то хотелось заворожённо слушать его бесконечные умозаключения и тирады, которые неслись бурлящим потоком из капризно изогнутых пухлых губ. Видеть возбужденный влажный блеск невероятной красоты глаз, менявших цвет в зависимости от настроения. Наблюдать за взлетающими и танцующими в воздухе тонкими пальцами, рисовавшими волнующие картины и творившими особый, видимый только Шерлоком, идеальный мир.       Безоговорочное превосходство.       Оно приковывало внимание сразу и принуждало чувствовать себя, по меньшей мере, неловко рядом с сублимированной из обрывков никчемной для многих информации истиной. Излюбленным актом пафосных выступлений было вывести собеседника из привычной гармонии и равновесия. В идеале, вишенкой на торте, было одной фразой заставить его уверовать в собственную никчемность, как в истину в последней инстанции. Ослепить сиянием слоистого коктейля из блестящего ума, несокрушимой логики и многогранного остроугольного цинизма. Оглушить, обездвижить и оставить после своего триумфального ухода шлейф таинственности, загадочности и психоделической истерии.       Отец был на удивление спокоен, выслушивая гневный спич младшего сына по столь пустяковому поводу:       — Шерлок, милый, не нужно так волноваться. Я сейчас солью воду и наполню ванну заново.       Майкрофт засмеялся, прикрыв рот ладонью. Вступать в перебранку дорогих родственников он не спешил и продолжал вслушиваться в ссору через закрытую дверь.       — Ты предлагаешь мне ждать своей ванны еще целую вечность?! Спасибо, но я, пожалуй, откажусь!       — Для тебя любое ожидание — вечность! Шерлок, ты мне можешь ответить, чего ты хочешь в действительности именно сейчас? Скандалить или погреться в теплой воде? Выбирай, иначе мне придется пойти на крайние меры и лишить тебя всего разом.       — Каким образом? — Шерлок не сдержал высокомерный тон, больное горло дало о себе знать, сорвавшись на сиплый, довольно мерзкий визг. — Закроешь меня в ванной комнате одного и лишишь наследства?       — Нет! Я перекрою воду во всем доме и отправлюсь играть в шахматы с твоим братом.       Перспектива вечера за черно-белой баталией была заманчивой, но слишком иллюзорной. Майкрофт, наконец, решил вмешаться и прийти на помощь отцу, отчаянно сдающему свои позиции и готовому пойти на откровенный террор: превратить старый дом в безводное нагромождение диких камней.       Когда он открыл дверь и вошёл, на мгновение повисла напряжённая тишина. Во взгляде отца читалось предвкушение близкого вознесения в райские кущи из адового пекла: за порогом ванной комнаты воображаемая свобода распахивала ему свои объятия. В холодных глазах Шерлока Майкрофт не увидел ничего, кроме вполне ожидаемого равнодушия и надменности.       — Итак…?       Майкрофт сложил руки на груди, надеясь услышать фонтанирующее с двух сторон негодование.       Но этого не случилось.       — Оу, Майкрофт, дорогой, ты очень кстати! Твой брат совершенно невыносим. Пожалуй, я пойду приму сердечные капли. Надеюсь, ты не против сменить меня?       Отец, не дожидаясь ответа, не по годам проворно просочился в полуприкрытую дверь и напоследок бросил через плечо:       — Спокойной ночи, Уильям!       Болезненный инфант, слегка подзабывавший о своем недуге, взвыл от негодования:       — Шер-лок! Меня зовут Шер-лок! Можно хоть это запомнить?       В ответ раздался довольный смех отца — в финале перепалки он все же достал капризного засранца и проехался по больному месту на скрипучем дилижансе.       За старшим Холмсом закрылась дверь, и снова стало тихо.       Шерлок прерывисто вздохнул, открыл рот, явно намереваясь что-то сказать, но передумал и сомкнул губы. Нахмурившись, он влип сердитым взглядом в брата: примеривался к новой жертве. Нужно было его переключить, и Майкрофт миролюбиво спросил, как бы невзначай:       — Почему тебе не нравится имя Уильям? Тебя нарекли в честь Шекспира — весьма достойно, на мой взгляд.       — Кого-то здесь интересует твоё мнение? — Шерлок картинно заозирался по сторонам и даже заглянул под ванну. — Мне очень жаль, но я не вижу страждущих!       Он высоко вскинул брови в деланном удивлении и пожал плечами.       «Н-да… Зря я это спросил. Теряю навык выстраивания отношений с неуправляемой субстанцией. Для начала нужно было задобрить и дать лакомство.»       — Послушай, Шерлок…       — Вот именно! Шер-лок! Слава Богу, мои родители дали мне возможность выбрать из нелепого букета имён самое разумное! Тебе, кстати, повезло меньше. К счастью для меня, их фантазия расцвела гораздо позднее, чем ты родился. Смирись… Майк-ро-офт… Звучит чудовищно! Как ты выживал до сих пор?       Младший брат подошел вплотную, встав напротив. Он был немного ниже и вздёргивал подбородок, стараясь придать своему уничтожающему взгляду ещё большую пронзительность и глубину.       Глаза в глаза.       Враждебный нахальный вызов против воплощения покоя и умиротворения.       Майкрофт с трудом справился с порывом сделать шаг назад. Он улыбался только уголками губ, едва сдерживая негодование, и прекрасно понимал, как выглядит со стороны эта злящая оппонента глумливая полуулыбка.       Он оттачивал её годами, проводя часы перед зеркалом и придирчиво вглядываясь в свое отражение. Улыбка, которую он так заботливо лелеял и взращивал, должна была выводить из себя неугодного собеседника, доставать наружу самое низменное, скрытое. Он пользовался своим тайным оружием крайне редко, но всегда достигал цели. Позже, когда он уже служил Короне, многие компромиссы на благо страны были достигнуты благодаря лишь одной, гадкой и не обещающей ничего хорошего, улыбке.       Сейчас Майкрофт исполнял убийственный эквилибр на нервах и выдержке, а вера в свое превосходство таяла, как выпавший снег под льющей с небес водой. Он чувствовал кожей взволнованное дыхание брата, видел, как тот возбуждённо втягивает ноздрями воздух в надежде вынюхать его скомкавшуюся внутри злость и обиду.       Зверь, идущий по следу.       Дракон, учуявший жертву.       Звук струи воды, взбивающей пену, стал устрашающим. Майкрофт не дал тишине разрастись и оплести корнями старые стены.       Тишина — удел покоя и смирения.       Совсем не его случай.       Он продолжал улыбаться и излучать эпическое хладнокровие. Смерив Шерлока невозмутимым, мефистофельским взглядом и чуть откашлявшись, прочищая горло, он ответил на вызов:       — Знаешь, мой маленький братец, я тоже не вижу тут ни одной персоны, желающей знать твоё мнение. К тому же у меня огромное уважение к своим родителям, чтобы обсуждать их решения. Если бы ты обладал хоть долей благородства и стремился быть джентльменом, то попридержал бы язык. На мой взгляд, ты слишком разговорчив и похож на склочную торговку рыбой: дурно пахнущую и грязно визжащую посреди рыбьих потрохов. Если тебя утешит, то возьму на себя смелость добавить — не имя красит человека. Будучи трижды Генрихом, можно иметь славу жестокого палача, уничтожающего десятками тысяч свой народ.       Шерлок слушал брата и озадаченно теребил нижнюю губу. Майкрофту было интересно, как он выйдет из проигрышного положения — свою вину брат не признает никогда.       «Поставить Шерлока на место — о-хо-хо! Давненько не случалось такого счастья! Кто знает, возможно, удача сегодня на моей стороне, и сгустившиеся от ожидания сегодняшней ночи тучи пройдут стороной?»       Наконец, Шерлок устал безмолвствовать: не оставить за собой последнее слово — сродни Армагеддону. Он отступил назад, брезгливо сморщился и ответил со всей небрежностью, на которую был способен:       — Прекрасная речь, Майкрофт! Надеюсь, твое будущее кресло в Парламенте уже затягивают новым велюром. Можешь заказать себе парик и учись нюхать табак.* Ты не против, если я не буду устраивать овацию в твою честь? Видишь ли, нет сил после болезни.       Майкрофт усмехнулся и покачал головой.       «Потрясающий засранец! Только бы не расплакался от обиды.»       Шерлок повернулся спиной и начал стягивать с себя пижаму. Сначала верх, не расстегивая пуговиц, через голову. Обернувшись через плечо и бросив на Майкрофта быстрый влажный взгляд из-под пушистых ресниц, он медленно снял пижамные брюки.       Майкрофт внимательно наблюдал за процессом, поражаясь собственной выдержке — словно не было немного ранее всех фантазий и желаний, связанных с братом. Словно не он истязал себя в душевой, фонтанируя оргазмом от накативших видений. Он почти поверил, что наваждение отступило и ничего возбуждающего в худом и до нелепости нескладном подростке с длинными ступнями и узкими ладонями — нет.       Смешная иллюзия.       Шерлок словно услышал его мысли. Замер, приобняв себя за плечи, и чуть обернулся к нему. Хрупкий Божок, мраморная статуэтка: эфемерная и полупрозрачная. Бесстыдно и невинно дающая возможность трогать взглядом своё совершенство. Всем своим обликом вынуждающая память Майкрофта впечатывать в мозг впадинки и изгибы своего тела. Кожа Шерлока сияла в приглушённом электрическом свете, и Майкрофт понимал, что даже в кромешной темноте он найдет каждую родинку своими губами, повинуясь едва заметному взмаху ресниц. Не задумываясь, повторит языком все линии такого идеального, такого желанного тела.       Опустошение…       Его измочалила, вывернула наизнанку жажда. До дрожи, до стона хотелось прикоснуться, поверить в реальность видения. Пробежать кончиками пальцев по выступающим позвонкам, очертить профиль лица, скользнуть по яркому контуру чуть приоткрытых губ. А потом собрать в горсть непослушные волосы, оттянуть назад и обнажить шею. Увидеть, как бьется испуганная жилка во впадинке между ключицами, и успокоить её, прильнув губами. Вычерчивать влажные дорожки языком, кодируя неведомыми знаками свои тайные желания. Изводить своего невинного мучителя долго и трепетно, вслушиваясь в хриплые мольбы.       Майкрофт стыдливо отвёл в сторону взгляд.       Шерлок, улыбнувшись краешком губ, переступил борт ванны и опустился в пенную воду. Безукоризненные, изящные движения. Никаких лишних всплесков и звуков, словно природа обнимала свое возлюбленное создание. Майкрофт сгорал от зависти к мерцающей пене, наблюдая, как она ласкает попавшее в её плен хрупкое совершенство: нежно, трепетно, убаюкивающе.       Шерлок вытянулся на дне, откинул голову и прикрыл глаза. В новом приступе вязкой тишины было слышно лишь его немного возбуждённое дыхание.       Чугунная, огромных размеров ванна на ножках — львиных лапах посреди комнаты выглядела помпезно. Как продолжение викторианского интерьера в лучших традициях старой Британии. Плитка цвета коньяка и редкие декоры с изображениями лилий Людовика. Нарочитая помпезность и королевский шик. Спальная комната и ванная, примыкающая к ней, долгие годы принадлежали бабушке Эдит. Её страсть к роскошной вычурности отразилась и в интерьере. Братья обожали проводить время среди огромного количества винтажных безделушек и красивых, ярких старинных книг. Бабушка рассказывала волшебные сказки, продолжая вязать бесконечные шарфы, и поскрипывала креслом-качалкой. Шерлок играл с цветными клубками, как милый котёнок, а бабушка Эдит ласково ворчала, ругая его за спутанную пряжу.       Пожалуй, для Майкрофта это были самые приятные воспоминания о детстве. В них младший брат запомнился забавным шалуном и почти не доставлял хлопот.       После смерти бабушки Шерлок перебрался в её апартаменты. Он быстро обосновался в стенах цвета бордо с примесью коньячных оттенков и, пользуясь возможностью, частенько гулял в саду ночами. Благо комната имела свой личный выход на террасу. Возможно, время, проведённое в диковинных интерьерах, наложило отпечаток на пристрастия: в одежде он выбирал шик и бренд, а жить предпочитал в комфорте с претензией на роскошь. Его притягивали вековые здания и предметы старины. Но при всей своей тяге к воссозданию хаоса в любом месте, он очень быстро обрастал ненужным хламом. Вокруг Шерлока всегда царил беспорядок, нагромождение прошлогодней прессы, склянок для химических экспериментов и многодневной немытой посуды.       — Майкрофт, мне нужно тебе что-то сказать. Очень важное.       Голос Шерлока был расслаблен, словно прокрался из спокойного сна, полного блаженной неги. Майкрофт сидел на полу, привалившись спиной к теплому чугунному боку ванны. В голове не было ни одной мало-мальски ясной мысли. Он словно слился с Шерлоком и отмокал в невидимом пенном и теплом сиропе.       — В последний раз, когда я слышал от тебя эти слова, мне пришлось принимать участие в организации похорон препарированной тобой лягушки. Церемония погребения состоялась в полночь, чтобы не нарушить случайно покой Мамули.       Шерлок тихонько фыркнул и рассмеялся:       — Но теперь ты не можешь упрекнуть меня, что я не доверяю тебе самое сокровенное.       Внезапно Майкрофт почувствовал теплые капли воды, упавшие за воротник. Он вздрогнул от неожиданности, и в тот же миг жесткие длинные пальцы зарылись в волосы на его макушке. Хотелось прижаться к удивительной, ошарашивающей своей нежданной нежностью, ласке. Но побоявшись спугнуть волшебное чудо, Майкрофт замер, почти перестав дышать.       — Обещай мне честно ответить на вопрос. — Шерлок накрутил на палец прядь волос брата и несильно потянул. Майкрофт послушно откинул голову к бортику ванны.       «Черт, я отвечу на все твои вопросы, только не убирай руку.»       — Сожалею, но разбрасывать пустые обещания не в моем характере.       Пальцы Шерлока скользнули ниже и едва ощутимо мазнули чувствительную кожу за ухом. Майкрофту показалось, что воздух стал видимым и густым. Он рвано вздохнул и опустил голову на грудь, прикрыв глаза. Неосознанно подставил шею для прикосновений, не смея смутить Шерлока выпрашивающим взглядом.       — Майкрофт, меня можно… полюбить? — у него вышло хрипло, словно сами слова противились явиться миру.       — Ты любим, Шерлок. Тебя любит семья, ты особенный. Как тебя можно не любить?       Майкрофт понимал, что брат ждёт совсем другого ответа, но позволить себе пойти у него на поводу и раскрыть сразу все карты не мог.       — Особенный… — глухо повторил Шерлок. — Как трюмо восемнадцатого века, которым так гордится Мамуля? Или сорт роз, привезенный из Голландии дядей Руди? Или я особенный, как Джим Роджерс? Тот, что едва научился читать в пятом классе и до сих пор мочится в штаны…       В его словах было столько горечи и боли, что к горлу подкатила дурнота. Майкрофт встал на колени и завис над Шерлоком. Когда тот распахнул глаза, он увидел бесконечное страдание в самой глубине вмиг потерявших прозрачность глаз: темный омут печали и неуверенности в себе. Он не смог сдержаться и провёл тыльной стороной ладони по высокому лбу Шерлока, убрал влажные, прилипшие пряди и разгладил пальцами глубокие складки между бровей. Младший брат затаил дыхание и подался вперед к ласкающей руке. Его губы приоткрылись, дыхание участилось и зрачки стали тёмными тоннелями в неизбежность. Майкрофт набрался смелости и сделал то, о чем так долго мечтал: обвел большим пальцем контур подрагивающих губ и огладил острую скулу, нежно касаясь ладонью шеи, покрытой капельками воды. Шерлок едва слышно простонал и прикрыл глаза:       — Не смей меня жалеть.       — Не смею…       — Ты сможешь … меня любить?       — Я люблю.       Голос Майкрофта дрогнул — он увидел дрожащие слёзы в глазах брата. Его взгляд вымаливал прикосновение, готов был на всё, чтобы вновь почувствовать своей кожей чужое, успокаивающее тепло. Так хотелось забраться к нему в воду, зацеловать и зализать до судорог послушное тело и почувствовать на губах его терпкий солоноватый вкус. Детский, нетронутый, невинный…       — Майкрофт, у тебя был кто-нибудь? — почти равнодушно, почти невесомо, но на щеках полыхал румянец. Шерлок был смущён, как никогда. Каждое слово он выдавливал из себя, словно отмечая каплей крови каждую ступень на эшафот.       «Неужели он ревнует? Не может быть.»       — Это ничего не значит, милый, — поспешил уверить Майкрофт. Вышло слишком театрально и наигранно.       — А я?       Шерлок влип в пол расфокусированным взглядом и подтянул колени к груди. Тишина звенела настолько пронзительно, что до одури захотелось закрыть уши ладонями. Майкрофту казалось, что последнее и лишённое всякой надежды «А я?» эхом отлетает от стен и возвращается снова и снова, взрывая мозг. Как грузовой Боинг, заходящий на посадку, заставляющий время зависать вокруг своего китообразного тела и вибрировать пространство, мозг работал на грани эвентуальности и выдавал вспышками одну дерзкую непристойность за другой.       «Господи, дай мне сил! Мой мальчик, мой Шерлок, мой маленький брат… Знал бы ты, как пусты твои надуманные печали, как ты прекрасен, как … я хочу любить тебя»       Мысли в голове походили на осеннюю листву, подхваченную вихрем восточного ветра. Не за что зацепиться, летишь в пустоту безмолвия и неизвестности. Нужно было ответить сейчас же, ведь Шерлок ненавидит ожидание. Ответить на детское, похожее на вымученный стон «А я?» так, чтобы развеять в подступающем мраке всю его безнадёжность.       Майкрофт коснулся подбородка Шерлока и, приподняв ему голову, заставил посмотреть себе в глаза. Темная лазурь во взгляде брата — незнакомая, больная.       Ни привычной насмешки, ни знакомого, высокомерного превосходства.       Майкрофт склонился и коснулся губами уголка его рта:       — Тебя у меня не было, — он улыбнулся и покачал головой. — Я так думал до этой минуты.       — Я у тебя…буду? Я хочу у тебя быть, — последнее слово шепотом, одними губами. Пухлыми, красивыми, желанными.       Майкрофт поцеловал его в висок и спустился ниже, трогая словами горячую, влажную шею:       — Я хочу, чтобы ты был всегда.