***
С каждой минутой, с каждым настойчивым стуком маятника настенных часов нарастала тревога. Навязчивая тишина обволакивала, давила на барабанные перепонки и заползала под кожу стылыми языками, грозя добраться до сердца. Казалось, отпусти страх, и он изувечит цепкими ледяными пальцами мотор, дающий жизнь, — остановит его навсегда. Майкрофт поймал себя на мысли, что вот уже с четверть часа невидящим взглядом уставился в рапорт спецслужб об убийстве во Флориде одного из светских лордов. Буквы растекались, качая строки, и натягивали на себя туманный, почти непрозрачный плед рассеянной отрешённости. Холмс с раздражением закинул документ в кожаную папку и, громко захлопнув, резким движением ладони сердито толкнул её на край стола. Пред внутренним взором всплывала абстрактная, ничего не значащая картинка: цветоносы вереска покачивались на слабом ветру и колыхали пустошь за оградой родового поместья Холмсов в Уэльсе. Розовые облака, случайно упавшие на землю. Приятная, умиротворяющая благодать. Мозг «правительства Британии» начал сдаваться от усталости, и нарастала тупая головная боль. В глаза словно насыпали мелкий песок, и они слезились от синдрома хронического недосыпания. Сегодня Майкрофт впервые дошёл до своего личного предела наглости, когда отказался от ланча с премьер-министром, сославшись на расстройство желудка. Он даже ни на секунду не задумался о последствиях — ему было наплевать. Всё его существо вибрировало от волнения и тревоги за жизнь младшего брата. Третьи сутки. Шерлок исчез трое суток назад. Растаял в расщелине между домами, едва выскочив из такси, зная наверняка, что тот глухой район не слишком обременен видеонаблюдением. Скорее всего, он в очередной раз тайком взломал пароль и скачал файл с метками всех установленных камер в Лондоне с его ноутбука. Да, Майкрофт знал о недостатках в работе спецслужб и о существовании «слепых» районов на карте города. Теперь их знал и Шерлок, тщательно проработав новые маршруты исчезновения белым днём среди узких кишечников грязных улиц, крыш слепленных между собой домов и чёрных ходов. Итак, он пропал. Последняя размолвка в гараже не давала никаких иллюзий. Майкрофт был уверен, что Шерлок постарается наиболее изощрённо наказать своего брата за вольномыслие. Вероятно, Майкрофта ждала «семейная» революция, в которой очередной раз «верхи не могут, а низы не хотят». Алый Дракон должен поставить противника на место любой ценой! От этой уверенности щемило под рёбрами и становилось трудно дышать. Вся жизнь братьев, год за годом, походила на противостояние, на священный бой «крестоносцев» за несуществующий священный Грааль, олицетворяющий превосходство. Порой Майкрофта это уматывало до предела, и хотелось исчезнуть. Спрятаться на неприступном острове на краю света и отключить телефон. Но лишь возникала слабая дымка воспоминаний о надменном бирюзовом взгляде, спутанных кудрявых волосах, рассыпавшихся на подушке, и нервных длинных пальцах, взрывающих воздух, как мозг одним махом сливался в реальность, чтобы поскорее увидеть всё это наяву. Все нити, которыми умело правил Майкрофт, были натянуты до предела: младшего Холмса искали лучшие спецы, но пока безрезультатно. Несомненно, еще слишком малый срок, чтобы бить настоящую тревогу, и бывали случаи, когда от Шерлока не было вестей неделями. Но Майкрофт всегда точно знал места его очередного убежища. Теперь ситуация осложнялась плотным сидением на игле маленького братца, и Майкрофта начинало мутить от тревоги, что с тем могло случиться самое страшное. Устройство селекторной связи мигнуло зеленым огоньком, и из динамика раздался грудной голос молоденькой, недавно принятой на службу, смышлёной секретарши: — Сэр, телефонный звонок из Скотланд–Ярда. Инспектор Грегори Лестрейд настаивает на беседе с вами. Утверждает, что у него важное сообщение личного характера. Сердце рвануло к горлу, бухнуло там, застряло на миг и упало вниз с такой скоростью, что яйца онемели и превратились в камень. Он почти услышал в своем воображении слова, которые, возможно, сейчас ему придется выслушать в реальности: «Сэр, сегодня ночью обнаружено тело молодого человека. Есть предположение, что это тело вашего брата. Мне очень жаль, сэр, но мы зависим от формальностей: надеюсь, вы сможете провести опознание?» Майкрофт осторожно нажал на кнопку селектора и ответил хрипло и бесцветно: — Антея, соедини меня через личный номер. — Одну минуту, сэр… Если это случится, пусть хотя бы временно смерть Шерлока останется в тайне. Ему нужно переболеть свое горе самому и не отвечать на жалобные взгляды подчинённых натянутой благодарно-измученной улыбкой. Нужно переболеть… Он взял мобильник и принял входящий звонок: — Майкрофт Холмс. С кем имею честь? Голос, который он услышал в ответ, был приятным и низким. От него исходила уверенность, а успокаивающие нотки в тембре разбавляли тревогу и сопереживание. Майкрофт отчетливо понял с первой секунды: всё в порядке, его малыш, его непокорный Дракон в надёжных руках. Этот голос из динамика мобильного не может лгать или принести страшную весть. — Инспектор Скотланд-Ярда, Грегори Лестрейд, сэр. Прошу прощения за настойчивость, но я уверен — моя информация вас заинтересует. Речь идет о вашем… — Где он? — Сейчас с ним все в порядке, он в госпитале Святого Варфоломея. Небольшое сотрясение и подозрение на незначительную передозировку. Пара часов под капельницей, и, вероятно, его можно будет забрать. Но мне нужно взять у него показания по интересующему нас делу. — Мы можем встретиться? — Майкрофту вдруг отчаянно захотелось увидеть этого инспектора с низким, весьма сексуальным голосом. Посмотреть в лицо ангела, принесшего благую весть. — Почту за честь, мистер Холмс. Через час, в Бартсе. — До встречи. Майкрофт закончил вызов, встал с кресла и подошёл к окну. Он не доверял высшим силам, ему была чужда сама идея церкви и поклонения чему-то эфемерному. Но именно в ту минуту, когда в душе волнами разливалось упоительное огненное ликование, он долго смотрел в голубое бескрайнее небо. Пристально вглядывался в ленивые облака, желая заглянуть дальше, увидеть за ними нечто, скрытое от людского взгляда. К глазам подступали слёзы и смывали все страхи прочь, очищали и наращивали несокрушимую энергию внутри. Майкрофт вдруг, спонтанно, словно таился от самого себя, сложил руки в молитвенном жесте и тихо прошептал в небесную синеву: «Благодарю тебя, Господи…» Смущение охватило настолько, что лицо обдала жаркая волна стыда. Окинув суетливым взглядом кабинет, он снова убедился в своем одиночестве: какое счастье, что никто не увидел его по-детски наивный порыв. Кто бы знал, с какой периодичностью тревога сменяется покоем? Какими синкопами рвутся вверх добрые вести и как камнем вниз падают дурные? Падают на самое дно преисподней и тянут за собой, выдирая тебя с корнями из плодородной привычной почвы под ногами. Один телефонный звонок способен сделать из атеиста верующего в Бога. А второй? Второй запросто откроет перекошенный лик дьявола и дохнёт на тебя адовым пламенем. Зазвонил мобильный, и Майкрофт раздражённо бросил взгляд на экран: номер не определился. Впервые за много лет Майкрофт озадаченно рассматривал трезвонящий телефон и не торопился ответить. Словно интуитивно оттягивал момент, который сломает его размеренную привычную жизнь. Звонящий абонент был настойчив, и его наглость переходила все дозволенные границы. Наконец, Майкрофт принял вызов, вложив в интонацию всё свое пренебрежение: — Слушаю. Он не стал представляться, догадываясь, что звонивший знает, с кем имеет дело. Номера Майкрофта Холмса не было ни в одном списке мобильных операторов. Личный номер телефона «самого правительства» Британии знало с десяток самых проверенных людей. Наглецу пришлось сильно постараться, чтобы раскопать секретные цифры. Повисла напряженная тишина, и, когда Майкрофт уже хотел дать отбой, глумливый смешок влился в его ухо и заставил его пылать: — Скучал по мне? Ты скучал по мне, Ма-а-айкрофт Хо-о-олмс? Я сделал тебе короле-е-евский подарок! Малютка-братец жив и скоро упадёт в твои объятия. Ты мой должник, Майкрофт Холмс… Я бы повторил каникулы в Париже, но… увы. Дела. Не скуча-а-ай… Целую нежно… Майкрофт не понимал до конца весь ужас произошедшего, но мир вокруг качнулся, и в воздухе повис смог из гнилья и злобы.***
Шерлок с трудом разлепил ресницы: пространство вокруг плавало в красном мареве, размытом дымом марихуаны до белесой хмари. Мерно покачивалось абсолютно всё: стены, расписанные вручную причудливыми арабесками, тяжёлый балдахин цвета венозной крови над головой и тусклые огни псевдо-старинных светильников. Казалось, он случайно попал в одну из сказок «Тысячи и одной ночи» и очутился в самом сердце гарема. По крайней мере, интерьер вполне соответствовал будуару восточного падишаха. Шерлок сделал усилие и повернул голову на звук музыки: в клубах дыма, расслаивающегося в свете неярких огней, плавно изгибалась в танце чья-то наложница, позвякивая монистами и браслетами из сотен дешевых блестяшек. Все органы внутри качнулись в такт движениям танцовщицы и, приняв навязанный темп, начали вибрировать в унисон со звуками ребаба. Подкатила тошнота, и Шерлок с трудом уселся на краю огромного королевского ложа. Он буквально собирал себя по кускам, нанизывал каждый на подрагивающую основу, словно ребенок, собирающий пирамидку, не понимая, сколько прошло времени с того момента, как он пустил по вене последнюю дозу в этом роскошном элитном притоне для избранных. Совсем недавно он помог вернуть знакомому банкиру украденный антиквариат, и с ним щедро расплатились за услугу. Шерлок мог позволить себе прокутить заработанное, чем он и занялся, едва покинул чёртов подземный гараж брата. Мозг подрагивал липким желе, но вдруг возникло зыбкое желание прогуляться по злачному местечку и раздобыть ещё что-нибудь для продолжения «банкета». От дорожки кокаина он бы сейчас не отказался. На ватных ногах, слегка покачиваясь, он пересёк танцпол с извивающимися у шестов стриптизершами и очутился в длинном полутёмном коридоре со множеством дверей. Неторопливо двигаясь вперед, он ощущал, как всё его существо раскачивалось, теряло основу. Пол под ногами кренился и, зыбко поколебавшись, возвращался на исходную. От дежурного красного освещения и от остатков морфина в венах нарастал неутолимый голод, и кровь летела к паху, оставляя в голове пустоту вперемешку с нарастающим гулом. Злобная алчная тварь, спавшая до этой минуты, потягивалась спросонья и пробовала свои силы, ошпаривая острыми когтями стенки брюшины. Никогда за всю свою жизнь Шерлок не испытывал такой дьявольской жажды секса. Даже мысль о том, что можно трахнуть первую попавшуюся шлюху, вызывала тошноту. Фантазия на тему дроча в сортире смердела тухлятиной — он даже чувствовал эту вонь, покрываясь холодным потом. Мозг снова работал, как машина: искал выход, искал жертву. Скорее Шерлок бы трахнул кучу мяса, что угодно, не слишком обременённое жизнью, только бы не посметь выплеснуть огненную лаву, которая рвалась наружу, в разумное существо. Поворот. Снова поворот. Лестница вниз. По счастливой случайности, он никого не встретил на своем пути. Шерлок даже не мог предположить, чем бы закончилось это столкновение с человеком в полутёмном коридоре. С каждым шагом всё сложнее было двигаться вперед. Член отяжелел и пульсировал, заставляя тело мелко дрожать от ноющей, тянущей боли. Шерлок остановился на минуту, привалился спиной к стене, сгреб каменный пах в кулак и простонал, затыкая рот ладонью, от неудержимого, запредельного желания. Немного перевёл дух, а потом рванул по лестнице вниз, ломая себя и разбивая в осколки. Снова длинный коридор и лишь в конце пара дверей. Он толкнулся в одну — закрыта. Ошалело обернувшись, он заметил табличку на второй: на золотом фоне пестрая курица обнимала черное яйцо. Шерлок сморщился от новой порции боли в тугом, налитом кровью члене. Сдавил его изо всех сил, безуспешно пытаясь облегчить страдания. Толкнувшись в ворота форта, который «охраняла» довольная курица, он взвыл от досады. Тоже заперто. Внезапно ему показалось, что курица на табличке расплылась в ехидной усмешке и замахала крыльями, прогоняя незваного гостя. Того и гляди, бросит свое сокровище-яйцо, сорвётся с металлической основы и заклюёт до смерти, хлопая крыльями. Бой с курицей совсем не входил в его планы. Он хотел трахаться так, что сводило челюсти и зубы были готовы крошиться, как мокрый мел. По сути, Шерлок уже был готов насадить на себя и это пернатое адское создание, тем более, что оно начинало расти прямо на его глазах. Шерлок пошарил в кармане пальто и нашел отмычку. Он часто ей пользовался, когда любопытство выламывало психику и ожидание походило на смерть. Замок послушно щёлкнул, ручка податливо повернулась: Шерлок скользнул внутрь и прикрыл за собой дверь. В каком веке перебравший с «дурью» интерьерщик придумал это сочетание деревянных панелей, открашенных в цвет еловой хвои, и насыщенно красного текстиля? Он был гением, создав стиль, пинком отправляющий в логово разврата и грязных денег. Кабинет, в который попал Шерлок, оказался берлогой хозяина «Яйца и Курицы» — самого тайного и самого дорогого притона в Лондоне. Огромный стол, затянутый на манер бильярдного зеленым сукном, стоял у дальней стены, сплошняком увешанной фотографиями ярких размалеванных шлюх всех полов и возрастов. Включённая настольная лампа с винтажным абажуром придавала помещению вкрадчивый и таинственный уют. Огромный кожаный диван, а напротив него кальянный массивный стол на резных ножках в виде сатиров с эрегированными членами: последние штрихи законченной пафосной роскоши и вычурности дорогого борделя. Ноги утопали в пушистом ковре на полу, когда Шерлок неторопливо подошел к столу в надежде найти на нём городской телефон. Он понятия не имел, куда делся его мобильный, а в ту минуту ему было необходимо услышать голос брата, наверняка беспокойный и натянутый. На столе был раскидан ворох бумаг, счетов, порно-журналов. Шерлок с любопытством окинул взглядом беспорядок и заметил яркие флаеры с приглашением на увлекательное путешествие в Львиное сафари и на остров Key West, в Майами. Эти цветные глянцевые листки выглядели по меньшей мере странно среди бардака на столе хозяина притона, и Шерлок решил разглядеть их поближе. Он потянулся к краю, и новый приступ головокружения заставил его впечататься раскрытыми ладонями в стол, чтобы удержать равновесие. Бумаги сдвинулись, и неосторожно сброшенный пухлый конверт упал вниз, вывалив содержимое на пол. Шерлок заметил фото и поспешил поднять находку. Через мгновение он уже брезгливо морщился, перебирая фотоотчет об омерзительном свидании известного ему Эдварда Хадсона, хозяина «Яйца и Курицы», и двух белокурых, кудрявых мальчиков лет двенадцати, не больше. Белокожие, почти прозрачные от худобы близнецы, удовлетворяли похоть жирного ублюдка, устало прикрывая глаза. Тот голод внутри Шерлока, который слегка сбавил обороты, вернулся. Теперь, мешаясь со злостью и негодованием, алчная жажда всадить свой член в нечто тугое и горячее саднила в паху, заставляла неметь бедра и отдавалась в заднице с каждым ударом сердца. Вдруг послышался звук ключа, пытающегося повернуться в личинке замка. Шерлок неслышно спрятался за портьерой и замер, едва дыша. Через щёлку он увидел, как Эдвард Хадсон вошёл в свой кабинет, и на его лице застыла печать озадаченности. Вероятно, он старательно вспоминал, почему не закрыл кабинет, когда уходил. Хадсон запер дверь изнутри на защёлку и, осторожно подойдя к столу, уставился на конверт с фотографиями, брошенный Шерлоком второпях на самое видное место. Мимика на его одутловатом лице менялась очень быстро: удивление превратилось в испуг, а потом в выпученных от ужаса глазах застыла настоящая ярость. Шерлок наблюдал за этой сменой масок, как в замедленной видеосъемке. Он видел крупные капли пота, градом катившиеся со лба хозяина притона и оставляющие на дряблых щеках блестящие следы. Слышал хриплое дыхание человека, напуганного до усрачки. С каждым мгновением то, что терзало его в последние пару четвертей часа, с новой силой стало рваться наружу. Кусок мяса! Тот вожделенный ошметок, не обремененный ни моралью, ни стыдом, ни, на взгляд Шерлока, самой жизнью. Так бесстыдно трахать малолеток, насиловать их нещадно, рвать изнутри — сомнительное удовольствие. Ну, раз мистер Хадсон так падок на сладкие узкие попки детей, пусть побудет разок на их месте. Шерлок вышел из своего тайника и раскатисто рыкнул, наполнив комнату густым низким рёвом: — На колени, грязный педофил! Глаза в пол! Нечего пялиться! В пол, я сказал, никчёмная тварь! Ползи ко мне! Воздух со свистом покинул легкие Хадсона. Он беззвучно раскрывал и закрывал рот, ошарашенно вращая выпученными от страха и удивления глазами. Его толстые пальцы, похожие на баварские колбаски, нервно теребили пуговицы вязаного кардигана. Наконец, он прочистил пересохшее горло и сипло выдавил в ответ дрожащим голосом: — Шерлок! М-м-мистер Холмс, что в-в-вы с-себе позволяете? — Сюда едет полиция, и только в моей власти сдать тебя властям за твои похождения с малолетними или … — Я сделаю всё, что угодно, мистер Холмс. Эдвард Хадсон послушно опустился на пол, уставился в него, почти не мигая, и сложил раскрытые ладони на коленях.***
Вторник, полдень — не лучшее время для кутежа в «Яйце и Курице». Но у Джеймса Мориарти было неотложное дело в этом притоне, и Себастьян Моран тащился посреди огромной пробки через весь центр мегаполиса за рулем тонированного Гелендвагена. В салоне внедорожника негромко играла музыка: сегодня Джеймс слушал старые записи Queen. Временами он негромко подпевал и задумчиво копался в телефоне, просматривая новостную ленту. Изредка он поднимал голову и стонал в потолок, показывая, как ему надоело убивать время в бесконечных автомобильных заторах. В ответ Моран улыбался и, глядя в зеркало заднего вида, говорил практически одно и тоже: — Можешь отправиться туда на метро. Будет значительно быстрее. — Безусловно, если я построю для себя пару веток подземки, — огрызался Джеймс, выдавая так же одну и ту же фразу в ответ, не утруждая себя сменить интонацию Кованые ворота замыкали высокий забор, ограждающий частные владения в конце улицы. Трое вооруженных охранников грозно двинулись навстречу подъехавшему авто, и Мориарти передал Себастьяну увесистую серебряную монету с изображением курицы, обнимающей яйцо: пропуск в закрытое заведение для избранных. Ворота медленно открылись, и Гелендваген, проехавшись по тенистому парку, въехал на мощёную клинкером площадку перед небольшим особняком в викторианском стиле. Моран вышел из машины, огляделся по сторонам и не заметив никакой угрозы для Мориарти, открыл дверь. Джеймс бодро выскочил из салона, как чёртик из табакерки и жадно втянул носом воздух: — Давненько я тут не был, Себ! Чувствуешь, как пахнет похотью и развратом? Потные тела, визгливые оргазмы, марево дурмана. Ад пуст, как сказал Шекспир, — все черти здесь… — Дыши, Великий князь! Наслаждайся! Ты же только утром покинул застенки Фелтема*… — Я уже давно вышел из возраста Фелтема, к твоему сведению! Хотя, вероятно, ты хотел мне польстить и сказать, что я хорошо сохранился для своих лет? Можешь быть спокоен — не твоими молитвами! Генетика, Себби! Ирландским беспризорникам этого не понять… Мориарти жеманно достал сигарету из пачки и манерно склонился над зажигалкой, предложенной Мораном. — Ты такой засранец, Великий князь. Тебе никто не говорил подобного? — Моран тихо рассмеялся, глядя на озадаченное лицо Джима и его округлившиеся от удивления глаза, а потом добавил, кивая в сторону особняка за спиной. — Вот таким засранцам в помойке, как этот притон, самое место. — Ты скучный, Моран! Одноклеточный и убогий! Здесь кипит жизнь, люди занимаются приятными вещами и платят за это деньги. За смерть тоже платят деньги, и скажу тебе по секрету: смерть — куда сексуальнее всех людских вожделений. Он развернулся на каблуках, щелчком пальцев отбросил сигарету в розовые кусты и, не дожидаясь ответа Морана, быстрым шагом направился к входной двери. Любезный дежурный администратор с нездоровым румянцем на впалых щеках суетливо расплылся в текущей кленовым сиропом улыбке и зачастил, моргая короткими белесыми ресницами: — Я рад приветствовать вас в нашем заведении. Осмелюсь предложить вам… — А теперь ты немедленно закроешь рот и будешь отвечать только кивком головы. Джим почти пропел эту фразу, зловеще растягивая губы и обнажая острые зубы. Администратор отступил к стене холла, украшенного мавританской мозаикой, и вытянулся, влипнув в нее спиной, послушно кивая. — Хозяин у себя? Я могу встретиться прямо сейчас с мистером Эдвардом Хадсоном? Администратор энергично задвигал головой вверх-вниз. — Он в своём кабинете внизу? — уже более мягко продолжил Мориарти и приторно улыбнулся, обращаясь к Морану певуче и интимно. — Милый, у Эдди прекрасный кабинет! Уютная норка маленького бурундучка. Тебе понравится… Вероятно, таким образом Джеймс хотел произвести впечатление на администратора и доказать свою осведомленность. Каждый завсегдатай клуба знал, что у Эдварда Хадсона два кабинета: на втором этаже для приема посетителей и решения всех текущих проблем и второй, в цокольном этаже, для самого близкого круга. Наконец, администратор растаял: расположение и уверенность в том, что внезапно появившиеся в дверях клуба господа действительно близко знакомы с мистером Хадсоном, отполировали и две банкноты по пятьдесят фунтов. Глупая улыбка плавала по его лицу, которое еще покрывали алые пятна, но он осмелился и почти шёпотом спросил, подобострастно щерясь с видом заговорщика: — Вероятно, не стоит докладывать о вашем визите, сэр? — Вероятно, стоит забыть о нашем визите… — Мориарти ответил почти в тон и блеснул белозубой улыбкой, оставив во взгляде стынь. — Нас не нужно провожать, я знаю дорогу. Он стремительно пересёк холл, обогнул парадную лестницу с правой стороны и уверенно направился через небольшой зал с большими витражными окнами мимо распахнутых дверей пустующего ресторана. Моран неотступно следовал за ним, теряясь в догадках. «Сколько же ещё я не знаю о том времени, пока Джимми был один? Всего год моего отсутствия, а отголоски неизвестного прошлого будут, вероятно, частенько возникать красными сигнальными огнями. Какого черта он тут делал? Малыш всю жизнь не сильно жаловал посторонних и выбирал затворничество. Какие дела его связывали с этим мерзким местечком, похожим на кусок собачьего дерьма в блестящей обертке?» Вскоре они очутились в крытой галерее, связывающей воедино разрозненные постройки поместья. Не пройдя и половины пути по прямой, Джеймс свернул направо и толкнул одну из неприметных, задекорированных дверей в стене. За ней оказалась лестница, ведущая вниз, в цокольный этаж. Дежурное красное освещение раздражало, и от него клонило в сон. Моран тряхнул головой, словно хотел сбросить наваждение. Пара пролетов, и вот они уже шагают по очередному длинному коридору до самого конца. Наконец, Джим остановился у одной из дверей и прислушался, прежде чем постучать. Моран наблюдал, как по лицу Мориарти пробежала тень удивления и озадаченности. Он театрально вскинул брови, широко открыл рот, сложив губы аккуратной буквой «о» и медленно прикрыл его ладонью. Обычно в кадрах немого кино так выглядели свидетели пикантной сцены, и похожая мимика была легко узнаваема. — Что там происходит? Давай я открою. Моран попробовал потеснить Мориарти от двери, но тот прошипел в ответ: — Заткнись! Похоже, нас ждёт увлекательное шоу! Просто Карнеги-Холл в подвале этой помойки. Сможешь открыть замок? Моран пошарил в кармане, нашёл небольшой металлический крючок, явно служивший отмычкой, и повертел ей перед носом Мориарти: — Всё свое ношу с собой. Мало ли, куда твой зад занесёт в недобрый час? — Оставь мой зад в покое, это очень ценная вещь, чтобы упоминать о ней всуе. Открой вот эту дверь. — Он кивком головы указал дверь напротив. Через минуту они оказались в комнате отдыха, вероятно, самого Эдварда Хадсона. Уютный будуар в восточном стиле с огромной кроватью под балдахином, диванной зоной с камином и массажным столом у стены. Яркие восточные ковры ручной работы на полу, небольшие удобные пуфы для ног, пара баров в виде огромных старинных глобусов. Пока Моран осматривался с любопытством, Джеймс метнулся к массажному столу, взобрался на него и снял висящую на стене репродукцию картины Мане «Мальчик, дующий мыльные пузыри», которая, как оказалось, закрывала отверстия: в них можно было видеть происходящее в соседнем кабинете. Причем, подсматривать можно было вдвоем. Похоже, хозяин «Яйца и Курицы» был тем ещё прохвостом и не гнушался шантажом вкупе с другими грязными делами. — Иди сюда, Сэб! Приготовься, нас ждёт роскошное шоу! Закрой дверь изнутри, — зашипел Мориарти, и Моран увидел его огромные глаза, которые лучились детским восторгом. При этом он тихо хихикал и потирал ладони от нетерпения. Себастьян быстро исполнил приказ и так же залез на массажный стол. Они были похожи на двух подростков, которые подсматривают за девчонками в школьной раздевалке. Только зрелище было совсем не детское. Оно ужасало, и Моран поначалу с трудом сдерживал рвоту. Посреди роскошного кабинета, боком к ним, стоял на четвереньках совершенно голый лысый мужик. Его огромный живот, похожий на перекаченный баскетбольный мяч, почти касался пола. Волосатая, обвисшая задница дрожала, как заливное, от каждого движения. Он что-то бормотал, не смея поднять голову со складками на затылке. Еле слышное «Да, папочка…» заглушил новый окрик высокого подтянутого парня, нависавшего над ним: «Ну что, чертова скотина, отсосёшь у папочки?» Вид молодого человека был пугающим: он казался огромным монстром на фоне жалкого толстяка на полу. Светлые глаза блестели злобой, и было видно, как пляшут желваки от стиснутых до боли зубов. Красивое надменное лицо с острыми скулами выглядело очень бледным от выступившего болезненными всполохами румянца. Еще миг — его пухлые, резко очерченные губы растянула гадкая усмешка, и Моран заметил у него в руке полотенце для рук или нечто подобное. Сиплое сопение толстяка накрыл быстрый шелест, и мокрая тряпка смачно влипла в его покрытую густой шерстью спину. «Шевели задницей!» — новый окрик и гадкий смешок кудрявого парня. Взвизгнув, как истеричная сука, Хадсон, а это был именно он, подался вперед и уткнулся в пах мучителя, чмокая губами. Моран и Мориарти видели, как дрожали короткие пальцы, когда он расстёгивал идеально сидящие на бедрах незнакомца классические брюки, как сыпались на трясущуюся задницу удар за ударом, и кожа становилась алой. Наконец, он справился с застёжкой, стянул их вниз вместе с бельем и опустил свой пылающий зад на пятки. Красивый ровный член незнакомца чуть подрагивал в нескольких дюймах от пунцового потного лица. Кудрявый парень держал паузу, доводя трясущегося от нетерпения толстяка до предела. Моран боялся дышать. Его точно парализовало от этого зрелища. В нем боролись два чувства: бежать к чертовой матери или досмотреть до конца мерзкий до блевоты спектакль. Он посмотрел на Джима и увидел на его лице застывшую лисью улыбку. Похоже, происходящее его заворожило, и он боялся пропустить даже мельчайшие детали. Широко раскрытыми глазами он, почти не мигая, всматривался в происходящее в соседнем кабинете, увлеченно облизывая губы. Казалось, еще немного и он заурчит от удовольствия, как сытая тварь. Моран, конечно, остался… Остался и смотрел, как какой-то парень гладит толстяка членом по лицу, слегка постукивает по потному лбу и водит по влажным от слюны губам. Как отвратительный мужик тянется навстречу, высовывает язык в надежде коснуться такой вожделенной плоти и чуть поскуливает от нетерпения. Кудрявый мучитель не спешил. Словно его внутренний метроном подстраивался под него, а не наоборот. Наконец, он протянул: «Вылижи его хорошенько… Тебе нужно постара-а-аться, иначе папочка тебя нака-а-жет… ». Длинный розовый язык облизывал ствол от кончика до мошонки и возвращался обратно снизу вверх. Через минуту новый окрик: «За щёку! Рот открой, ленивая шлюха!» Держась за оттопыренное ухо, парень рулил процессом по своему желанию, не давал свободы. Временами, он резко притягивал лысую голову, надавливая на затылок ладонью, и мужик закатывал глаза, давясь немаленьким членом. При этом он старательно кряхтел и чмокал, заслуживая похвалу. Незнакомец подавался бедрами вперед и увлеченно наблюдал за процессом, склонив голову к плечу. На лице цвела презрительная усмешка. Наконец, он небрежно оттолкнул толстяка ладонью в потный лоб, а потом, также за ухо, потянул за собой, заставляя ползти к столу, колыхаясь, как просроченный мусс. Пока тот послушно укладывался пузом на зеленом сукне письменного стола, парень зубами вскрыл пакет с презервативом и сплюнул фольгированную ленту на пол. — Малютка Эдди любит папочку? — он плевал на ладонь и размазывал слюну по члену, — Папочка так любит маленьких мальчиков и их тугие задницы… Малютка Эдди так загорел, он провел каникулы в Майами? В ответ было еле слышное: — Да… папочка… Не особо печалясь об ощущениях своего визави, раздвинув мерзейшие, покрытые черными волосами ягодицы, «папочка» примерился и вошёл одним махом на всю длину. Толстяк охнул и что-то промычал, заелозив ногами по полу. В ответ парень смачно приложился ладонью к волосатой жопе и чуть двинул бедрами назад, чтобы снова вставить по самые яйца. Он долбил толстяка жестко и безжалостно. Тот лишь повизгивал, вцепившись зубами в кулак, и временами закатывал глаза. Наконец, мучитель позволил: «Дрочи, ублюдок…». Коротенькие пальцы вцепились в свой небольшой член с синеватой головкой, и мужик начал уверенно подмахивать… Через пару минут он, рыча и взвывая, кончил, пачкая цветной шёлковый ковер брызгами спермы.***
Они смотрели друг на друга так, словно увиделись впервые. Казалось, каждому из них приснился один и тот же кошмар: липкий, зловонный, из которого они с трудом выпутались, и теперь, после болезненного пробуждения, старательно пытались его забыть. Охватившее оцепенение тормозило работу сердца и затрудняло дыхание, а мозг коматозно отказывался реагировать, продолжая по привычке искажать пространство. Наконец, Джеймс, словно опомнившись и ощутив себя в приятной и успокаивающей реальности, спрыгнул на пол и метнулся к высокому комоду в другом конце комнаты. Моран внимательно следил за его действиями, до конца не понимая, что происходит. Внезапно в памяти всплыла фраза Мориарти, сказанная внизу, в холле, когда они встретились с администратором. Со всем произошедшим никак не вязалась источающая вселенскую любовь улыбка и бархатный взгляд Джеймса на фоне: «Милый, у Эдди такой уютный кабинет, как норка бурундучка.». Воспоминание заставило его фыркнуть от смеха: — А бурундучка неслабо выебли у себя же в норе! Видимо, у кого-то он увел лучший орешек… Тем временем Джим уверенно откинул переднюю стенку верхнего ящика, нажав на кнопки скрытого механизма. За ней оказалась дверца небольшого сейфа. — Знаешь, Моран, постоянство и привычка — губительны для эволюции. Никогда не нужно стоять на месте. Быть в движении вперед — вот истинное превосходство! Не удивлюсь, если этот идиот, Хадсон, даже не удосужился сменить код со дня нашей последней встречи. Он с усилием ткнул указательным пальцем в несколько цифр, раздался тихий щелчок, и дверь выдвинулась вперед. Моран подошёл ближе и увидел содержимое: внутри лежали коробки с инъекциями, пистолет и несколько пачек купюр, перевязанных бечевкой. — Что происходит, малыш? — Что происходит? — передразнил его Джеймс, ломая язык и подражая интонации нездорового ребенка. — Красная кнопка! Красная кнопка! Уровень тревоги номер один! Мы отправляемся! Все по вагонам! Чух-чу-у-ух! Чух-Чу-у-ух! Его глаза блестели, на щеках выступил нездоровый румянец, а тембр голоса менялся от фальцета до сиплого неясного шёпота. Джеймс нёс откровенный бред, а Себастьян понимал: в его голове что-то произошло, и именно сейчас тот, другой, живущий внутри, разламывает Джеймса, корчит ему оболочку, изменяя сознание. На его глазах происходили роды, когда раздвигаются тазовые кости, пропуская через узкую щель крупную голову младенца. Другое существо: стремительное, нервное, с исказившимся от злобы лицом, не успевало переварить свои собственные мысли. Сыпало разрозненными фразами, запиналось, сжимало виски побелевшими пальцами и начинало снова, очередную порцию больных обрывков несвязанных предложений. — Бассейн. Нужно забрать эти чертовы кроссовки. Карл, я уничтожу тебя! Уничтожу! Но не здесь. Школа — слишком … Ты — сам кусок дерьма! Ненавижу тебя! Мамочка, это Уильям… Это Уильям и Джеймс… Я вижу тебя второй раз в жизни, и второй раз… ты кого-то трахаешь на моих глазах! Породистый кобель! Красивый… — Джимми, успокойся… я с тобой. Всё в порядке. Он попытался обнять его, но тот вывернулся и выплюнул ему в лицо: — Мы на пороге большой игры, Моран. Самой интересной и захватывающей! Пристегни ремни, пресвятой Себастьян! Во взгляде снова появилась ясность, видимо, сущность отступила, и Джеймс сумел в очередной раз совладать со своим демоном. Он смотрел в глаза Морана так, что, казалось, его душу вынимают и препарируют под светом ламп в тысячи свечей, а она корчится, скукоживается и вот-вот исчезнет, превратившись в пыль. — Слушай меня внимательно: всё нужно сделать максимально быстро. Не теряй ни минуты. — Мориарти достал из сейфа коробку без надписей и этикеток, открыл её и вынул пару шприцов с желтоватым содержимым из плотно забитого ряда. — Сначала этого кудрявого парня нужно отделать. Не сильно, чтобы у него не осталось иллюзий о пребывании в сказке, где направо и налево подставляют задницы почти приличные граждане столицы. Потом вырубишь его этим дерьмом. Через полчаса я должен знать его имя. Уверен, что оно меня сильно удивит. Когда всё будет готово, мы оттащим его в подвал. Дождись, когда он покинет кабинет дядюшки Эдди, и тогда действуй. Твой клиент не должен меня видеть ни при каких обстоятельствах. Второй шприц для Хадсона: пусть отдохнёт до приезда полиции… — Полиция? — Моран отпрянул от удивления. — Зачем? Как же твой новый актив? Не думаю, что после вмешательства властей ты сможешь отжать себе притон. Джеймс загадочно улыбнулся и похлопал его по плечу: — Зачем мне притон, Себби, когда я могу отжать себе всё правительство?***
Через пару часов неопрятно одетый чумазый мальчуган зашёл в телефонную будку, стоящую рядом с оживленной городской улицей, набрал номер для экстренного вызова спецслужб и простуженным голосом произнес: «В клуб „Яйцо и Курица“ заложены бомбы. Ищите внизу, где есть подвалы» В его кармане приятно хрустела пара новеньких пятидесятифунтовых купюр, полученных от смешливого рыжеволосого господина с пронзительными синими глазами. Отследить звонившего Скотланд-Ярду не удалось. На указанное место выехала оперативная группа во главе с Грегори Лестрейдом.***
— Так ты хочешь узнать его имя? Моран с тревогой посматривал в зеркало заднего вида на напряженное лицо Мориарти. Его взгляд неподвижно застыл так, что дома и деревья за окном движущегося внедорожника проплывали во влажной темной радужке. На миг Морану показалось: ещё немного и по подбородку Джима тонкой струйкой потечет слюна, как у отбитого паралитика. Его малыш, его Джимми, был сейчас так рядом и так бесконечно далеко. В своем мире, наедине со своим вторым «я» решал лишь им двоим понятный и недоступный никому во всем мире ребус. На самом деле, Себастьян и не надеялся услышать его голос, но, вопреки ожиданиям, Джим ответил, осторожно подбирая слова, сохраняя интригу: — Оставим это на сладенькое, Себби. Ты даже не представляешь, насколько упоительна будет для меня твоя новость, просто вишенка на куске самого вкусного в мире десерта. Дома… Ты скажешь мне это дома за бокалом Dom Pérignon. А пока давай помолчим, у нас впереди столько всего замечательного. Целый мир, Себастьян Моран. У нас впереди … целый мир… Джеймс устало откинулся к подголовнику и сложил руки на груди. Закрыв глаза, он услышал в голове бессмертную сценическую кантату Кармина Бурана Карла Оффа. Её пафосный хор «О! Фортуна» словно подхватил все его существо и на огромных мощных крыльях устремил ввысь, за облака, в ледяное и звездное запределье. Конечно, он вспомнил тот бирюзовый взгляд и печать злобы на холеном красивом лице. Он вспомнил его в самую первую секунду, лишь только увидел. Вспомнил, и от безудержной радости захотелось визжать и рычать, кататься по полу и грызть кулаки, пытаясь справиться с нервным зудом, охватившим все тело. Он нестерпимо хотел вновь услышать его имя. Впитать кожей, попробовать на вкус, почувствовать его запах. Да! Вселенная ленива, чтобы… О! Фортуна! Она даёт ему невероятный шанс. Все нити, все пути, все измерения сходятся в одной точке, и она начинает пульсировать, грозя взорваться, как перекаченный земной шар.***
Джеймс стоял на открытой террасе своего пентхауса, привалившись бедром к перилам, и курил, вглядываясь в горизонт. Ему казалось, что город поменял цвет и стал отдавать неяркой золотистостью в лучах заходящего солнца, отправив движок серого оттенка в воображаемой таблице настроек на минимум. От внутреннего спокойствия и ощущения чего-то грядущего — долгожданного и увлекательного, по телу пробегала нервная дрожь, и пальцы, сжимавшие сигарету слегка подрагивали. Джеймс предвкушал самый зрелищный спектакль в жизни, где ему уготована главная роль коварного и гениального злодея. Уж он, безусловно, справится с задачей! А как же иначе, если он будет Создателем этого грандиозного шоу Главное, не торопиться и написать умопомрачительный, головокружительный сценарий, даже если придётся потратить на его создание несколько лет. Зато как он проработает всех персонажей, как выстроит диалоги, добавит мелких деталей в сюжетную линию. Расставит все акценты и подчеркнёт интонации: его актерам останется только сыграть. Жаль, что им не придется бисировать… Джеймс втягивал воздух ноздрями и улавливал в теплом городском воздухе пока робкий, но такой знакомый запах театрального закулисья. Там, далеко внизу, спешили его будущие зрители и покорные участники шоу: кому как повезёт. Некоторые из них, возможно, доживали свои лучшие дни. Но так устроен мир, который лениво полагается на естественный отбор. Краем глаза Джеймс заметил Морана, пришедшего на террасу. Он повернулся и протянул свой опустевший бокал. Себастьян безмолвно наполнил его снова и замер, ожидая дальнейших указаний. — Итак, Себастьян. Я готов услышать его имя. Внезапный порыв ветра подхватил слова Мориарти и понёс над Темзой, догоняя последних вечерних птиц. — Уильям Шерлок Скотт Холмс. Ты мне можешь объяснить, какого черта происходит? Мориарти улыбнулся и отвернулся к реке, отрицательно качая головой. Он молчал, рассуждая про себя: «Милый Себби, тебе трудно понять, но я уверен, что столкнулся со своим отражением лицом к лицу. Два Уильяма слишком много для одного крошечного города, такого, как Лондон. Два Уильяма слишком много для самих двух Уильямов. Возможно, придет время, и я расскажу тебе о нём, обо мне настоящем, а не том, которого я хочу, чтобы ты видел. Еще не время, любовь моя. Еще не время…» Он залпом выпил ледяное шампанское, покинул террасу, сославшись на усталость, и поднялся в свой кабинет на третьем этаже, под самой крышей. Его встретила кондиционированная прохлада и стильный минимализм. На подсознательном уровне Джеймс отринул все, что связывало его с воспоминаниями об отце. Ненавидел дорогие безделушки, винтажные статуэтки и золотые завитушки того барочного стиля, который царил в королевских покоях Лучано. Джеймс словно не мог надышаться вдоволь после старинных стен Sleepy Oaks. Его кошмары были связаны с поместьем: длинные коридоры и старинные картины с чужими, давно покрытыми пылью времён пугающими ликами. Сейчас в кабинете Мориарти, огромном, светлом из-за панорамного остекления, был простор. Его окружало лишь то, что действительно настраивало на рабочий лад: строгий письменный стол с кожаным креслом, пара диванов с журнальным столом и невероятных размеров плазменная панель на стене. Джеймс был свободен от мелочей и беспорядка. Задумчиво покружив по кабинету, он остановился у стола и решительно выдвинул верхний ящик. Среди бумаг для записей и письменных принадлежностей лежал неприметный конверт с сим-картами «на-один-звонок» для мобильного. Неторопливо, явно наслаждаясь происходящим, он вставил одну в «дежурный» телефон из того же ящика стола. С минуту Мориарти смотрел на экран, ожидая включения, а потом набрал номер, уже пару лет хранящийся в памяти, как самый ценный код, открывающий дверь в страну чудес. С замиранием сердца он ждал ответа на длинные гудки, ощущая себя Алисой, летящей в кроличью нору. Наконец, на том конце телефонной линии щёлкнуло, и он услышал хрипловатое, высокомерное и ледяное: «Слушаю…» Занавес вздёрнулся вверх, и яркие софиты полыхнули, разорвав темноту сцены под архаичный и завораживающий хор «О! Фортуна». Зал ахнул в восхищении, когда он, Мориарти, голодный и забитый сирота в прошлом, раскинув руки, замер посреди сцены, ослеплённый восторгом истеричной толпы. Не снизойти ли до пары воздушных поцелуев в людское море? Нет, рановато, пожалуй. Пусть падают в обморок, сублимируют, тащатся от его превосходства. Он ослепителен! Он — король Солнце! Он — Великий и ужасный из страны Оз!. Он… «Скучал по мне?..»