Меч, латы и эшафот для Девы Мэри...

      Есть одна характерная деталь вот таких идеализированных персонажей. Мужских тоже, но женских особенно. Их подавляющее большинство, слово «все» было бы, конечно, непростительной наглостью… сражаются за некую «свободу», они — повстанцы. Потом может выясниться, что Люк Скайуокер — сын Дарта Вейдера, т.е. два мира — темный и светлый близки друг другу, вплетены друг в друга, но позитивный идеал будет ассоциироваться с бунтом, а негативный — с иерархией.       Бунт ассоциируется со свободой, а иерархия с подавлением всего и вся.       Бунт — добро, иерархия — зло.       И герой — это Робин из Локсли, убийца, бандит и насильник, а безымянный шериф из Ноттингема — антигерой. Герой — пират, антигерой — офицер британского флота или испанский береговой страж. Исключения настолько редки, что, можно сказать, они только подтверждают правило.       Вот, кто-то может возразить, Шерлок Холмс — он же ловит преступников. Наверное, викторианская Англия как-то располагает к тому, что публика сочувствует настоящему джентльмену, лояльному и добропорядочному, а не разбойнику из Шервудского леса. Впрочем, с Холмсом тоже не всё просто, потому что он, если разобраться, самый настоящий бунтарь. Иерархию в обществе викторианской Англии представляет собой инспектор Лестрейд — полнейшее ничтожество рядом с одиночкой Шерлоком, неспособный расследовать элементарное дело. Если же перед нами настоящий честный комиссар полиции Каттани, как-будто представитель иерархии, то оказывается, что и он бунтарь — потому что реальная власть принадлежит мафиозному спруту, а Каттани — этакий Юрий Деточкин, пытающийся обворовать вора… Так что вполне уместна будет формула — «каждой эпохе свой бунт».       Способ примирить героизацию бунтаря или бунтарки с реальностью, в которой поддержание порядка является насущным запросом общества, изобретён, прямо скажем, не вчера. Лопе де Вега в «Фуэнте Овехуна» изображает картину бессмысленного и беспощадного испанского бунта, поднятого крестьянкой Лауренсией против командора рыцарского ордена Калатрава. Командор был убит. Но крестьян помиловал король Фернандо, поскольку жертва бунтовщиков сам оказался изменником, не только мечтавшим отдать испанский трон королю Португалии, но и предпринимавшим для того более чем конкретные действия. Опубликована пьеса, кстати, была в 1619 году, когда Португалия была уже 39 лет лишена независимости и считалась владением мадридских Габсбургов, так что в глазах испанской публики, которая определённо сопереживала крестьянам, этот нечестивый гранд выглядел предателем 80-го уровня, заслужившим свою печальную для дворянина участь — смерть от рук простонародья.       Иными словами, надо показать, что наличная иерархия — самозваная, неправильная, подложная, подменная и т.п. Как говорил по этому поводу кто-то из латиноамериканских классиков — «стратифицированный хаос не является порядком»… «Царь ненастоящий» — и этим всё сказано. Бунт Робина из Локсли оправдывается тем, что он якобы борется за короля Ричарда против его не по чину берущего братца Джона. Пиратство Питера Блада — тем, что Яков II Стюарт, английский король, именем которого этот вполне джентльменистый господин был приговорен к ссылке на Барбадос, конченая мразь. Как только английский престол занимает Вильгельм Оранский, вчерашний пират не только получает амнистию, но и становится губернатором…       И получается, что бунтовщицей становится даже монархическая легитимистка Жанна д’Арк, которая не за какого-то там революционного вождя сражается, а за вполне законного короля Франции. Микширование её роялизма настолько успешно, что народным вождём едва ли не подпольно-партизанского движения её готовы считать едва ли не все подряд. Потому что умирать за короля это как-то не comme il faut… Вот и надо объяснить, что, как минимум: а) в XV в. «за короля» значило примерно то же самое, как «за свободу»; б) король этот сам был чем-то вроде изгнанника — Арагорна (когда он ещё нищебродствовал), потому его поддерживать было не грех; в) что она была ещё попутно «против церковной иерархии».       Впрочем, эти манёвры были нужны вчера. Сегодня ими не брезгуют пренебрегать. В литературно-кинематографическом мейнстриме место Мэри (да и Марти) на баррикадах, как бы её там ни звали — Шарлотта Корде, Жанна д’Арк, принцесса Лейя Органо, Ипатия Александрийская или Сойка-Пересмешница…