Силуэт на фоне Солнца

Многие жаждут познать мир вокруг них. Кто-то ищет знания ради знания, кто-то — ради власти. Но все они рано или поздно обращают свой взор на запретные знания и, раз ты держишь эту книгу в своих руках, позволь поприветствовать тебя, юный искатель. Надеюсь, даже через века, уже будучи забытым, я смогу научить тебя тому, что знал. Я решился написать эту книгу потому, что в мое время для жаждущего истины был лишь один путь — пробовать и ошибаться, ошибаться и пробовать заново. Не думаю, что нужно объяснять, что это частенько оканчивалось смертью как искателя, так и десятка-другого окружающих. Но хуже всего было не это. Хуже всего было то, что многие неофиты сворачивали с пути, польстившись либо на суровые и пламенные речи церковников, запрещающих все подряд, либо на сладкий шепот истинно темных магов, не чуравшихся использовать даже своих собратьев в корыстных и далеко не всегда безобидных целях. Знай же, мой ученик, что путь к правде прям, как луч света, и лежит он лишь сквозь собственный опыт. Я же постараюсь направить тебя и предостеречь на этом пути. Первая тема, за которую сразу хватаются многие неофиты, да и сам я когда-то, есть магия крови. Вот уж про что придумали небылиц больше, чем про постельную жизнь Папы. Церковники, не щадя глоток, распеваются, что, мол, это искусство служит исключительно для призыва демонов и самого диавола в мир, а глупцы, что по ошибке именуют себя магами, путаясь в собственных софизмах, как цыганка в юбках, приписывают ей свойства, кои могут наблюдаться разве что у самого Господа. Истина же, как всегда и бывает, пошла и непритязательна, лишена какой-то мистической составляющей. Впрочем, романтики по натуре могут не боятся что-то для себя потерять, ибо те чудеса, что может совершать умелый маг крови, поражают гораздо больше, чем умозрительные красоты самообмана. Мы, маги, используем кровь, свою либо чужую, для двух исключительно целей — идентификации и как источник силы. Однако я сразу же предостерегаю тебя, искатель, от того, чтобы немедленно идти сечь себе жилы — это не просто опасно, это опасно смертельно! Объединение тела человека и его души — а именно магия крови и стала доказательством существования сей сущности — инкапсулирует в себе громадное количество энергии, а собственно кровь является, так сказать, промежуточной сущностью. Лиши человека крови, и он умрет, разорвется связь между душой и телом. В этом смысле нет разницы между тем, как убивать подопытного. Однако подобное варварство, на наше счастье, не является обязательным. Для того, чтобы получить достаточно силы для большинства манипуляций, достаточно от нескольких десятков капель до, скажем, пинты крови, что вовсе не является смертельным, хотя и сопровождается некоторыми неприятными эффектами, как-то: бледность, сонливость или тремор. И здесь мы подходим к основной беде мага крови: мы совершенно не привычны к объемам силы, даруемым связью души и тела, поэтому использование, особенно первое, этого искусства пьянит гораздо сильнее алкоголя, и человек частенько теряет контроль и расходует всю жизненную силу подопытного. Именно поэтому рекомендуется первые несколько занятий проводить не на себе, под присмотром опытного мага и колдомедика.

Выписка из книги «За гранью обыденного» Йована из Кинлоха

*** С Лестрейндж все вышло наилучшим образом — то ли группа поддержки собралась что надо, то ли я был так убедителен, но вопросов не возникло. Этой веселой гоп-компанией мы и прибыли к не слишком счастливому от сего факта Малфою. Он меня вообще последнее время расстраивает, но это дело может подождать; а вот то, что подождать не может — так это Дамблдор, чье дыхание, фигурально говоря, я уже ощущаю затылком. Дав дезориентированным Пожирателям поесть, наглотаться восстанавливающих зелий и шоколада и вообще столько-то прийти в себя, я загрузил их работой — Белла была отправлена в кладовки Малфой-манора собирать реквизит и ингредиенты, Августу я сбагрил расчеты круга Вишневского, а Антонин пошел прогуляться по магловским кварталам, найти два десятка людей, о которых никто плакать не будет. Я же принялся обсчитывать Печать и размышлять над тем, что за пьесу мы сыграем для одного актера. Забавно, но мои верные приняли меня практически без вопросов, только Руквуд было спросил, как же так. И он получил ответ. Нет, не правду, но нечто довольно близкое. Что я люблю в работе с профессионалами, так это то, что им не нужно объяснять, что да как, поэтому все получается быстро. Уже к вечеру третьего дня, как я покинул Хогвартс, все было готово — маленький складик на окраине Лондона, ничем, казалось бы, не примечательный. Кроме, разумеется, содержимого, а именно маленького пыточного стола и громадной, на все помещение, сложнейшей фигуры на полу. Фигуры, которую мы заботливо вырисовали и покрыли слоем пыли, чтобы его предназначение не было очевидным. Разумеется, сама по себе она была бесполезна, однако далеко не каждый способен удержать в голове столь объемную карту магических путей. Ну и еще этот склад был скрыт так, как только придумал Руквуд — все должно выглядеть по-серьезному. Помещение было разделено нами же и возведенной стеной так, чтобы пыточный стол стоял, казалось бы, в конце помещения. С другой же стороны поместилось второе помещение, соединение с первым только через чердак. Ну и в качестве вишенки на торте — я, прикованный к столу в полуметре от фокуса Печати, с телом, изрезанным так, чтобы вызвать максимальную видимость жестокости и пыток. Я даже убедил Долохова поставить мне фингал. Эх, чего не сделаешь для искусства. Ну, а пока я отлеживался, у меня было время подумать о вечном. *** К тому моменту, как от Антонина пришло сообщение о готовности, я пролежал, «истекая» кровью, уже два дня. А учитывая перфекционизм Лестрейндж, я выглядел так, будто меня пропустили сквозь стеклянную бурю. Чувствовал я себя тоже, прямо скажем, не очень. Беллатриса, до этого читавшая мне «Историю Основателей», рьяно кивнула, оставила свой нож у меня возле руки и рванулась на исходную позицию — по лестнице, которую тут же втянула, через чердак, за стену, где ее уже ждал материал, подобранный Долоховым. Я же разделил сознание, выставляя наружу испуганного и измученного ребенка. Альбус ворвался, как всегда, в сиянии и полном параде, под звуки битвы за спиной. Интересно, кого старик взял с собой? — Гарри! — охнул он, не забывая размахивать палочкой в сигнальных заклинаниях. Что же, шутка была в том, что это помещение замкнуто, и ничего он своим Ревелио не обнаружит. Два легких движения, и цепи спали с моих рук, позволяя Дамблдору поднять меня, словно тряпичную куклу. Наши глаза встретились, и я чуть не упустил контроль над разумом, когда архимаг беспардонно ворвался ко мне в сознание. Уже через мгновение, длившееся часы, пытка, в этот раз настоящая, прекратилась. — Уже все, мой мальчик, — шептал директор, помогая мне подняться. — Ты в безопасности… — Стена… — через силу прохрипел я, качнувшись так, чтобы старик оказался ровно в фокусе. — За… стеной… — Мой мальчик, идем, — попытался проигнорировать меня Альбус. Что же, не хочет — поможем. С этой мыслью я будто бы случайно махнул левой рукой, снося возведенную конструкцию. В правой у меня был зажат простой нож, что оставила Беллатриса рядом с моей рукой. Дамблдор начал было поднимать палочку, но Белла была готова. Я не видел, но четко представлял себе, как удар ритуального клинка множится двадцатикратно, отнимая двадцать человеческих жизней за раз. Сама по себе Лестрейндж бы не успела, и я это знал. «Но нет ничего, с чем не справится слаженная работа», — мог думать я, если было бы время, ударяя ножом по палочке Альбуса. Можно было бы попробовать ударить в руку, но я был почти уверен, что это ничего не даст. Благодаря мне безумная колдунья смогла привести Печать в движение, скручивая архимага в бараний рог и ломая, судя по отсветам, чуть ли не десяток разнообразнейших щитов. А я был-таки прав. Настал мой черед. Архимаг упал на одно колено, слегка дымясь и с ужасом глядя на меня. О да, сколько же я этого ждал! Положив правую руку со сжатым в ней клинком магу на плечо и собрав магию в левый кулак, я что было сил ударил того в грудь, туда, где должно быть сердце. По моим задумкам, я должен был пробить Дамблдора насквозь, но старик снова смог меня удивить, каким-то невероятным образом заимев щит от моей магии. Нет, тьма, нет! Я не мог упустить такой шанс! Но у меня, в отличие от святош из Ордена сраного Феникса, всегда были запасные пути. Нож, что был в моей правой руке, резанул по левой, позволяя мне воспользоваться столь любимой в последнее время магией крови. Пнув старика под колено, я снова собрал силы в удар и, наконец, преуспел, сломав его мистический щит. Мощь вместе с жизненной силой просто лилась из меня, сжигая корчащегося в агонии архимага изнутри. Однако не у одного меня были запасные пути. Из воздуха огненной вспышкой вырвался не к добру помянутый феникс, бросаясь на меня. Мне ничего не оставалось, кроме как, отпустив нож, сложить пальцы в солнечный щит. Бессмертная птица, не смея пересечь магическую преграду, была вынуждена смотреть, как от ее хозяина остается лишь обугленный труп, упавший к моим ногам. — Альбус Дамблдор мертв! Мертв от моей, лорда Волан-де-Морта, руки! — сияя безумной улыбкой, я обратил солнечный щит, превращая его в клетку для огненной птицы. На секунду задумавшись, я сжал ее в точку, не оставляя от порождения магии даже пепла. Это был мой триумф. Казалось, явись сейчас сюда даже сам господин Зеркало, его придется дня два выковыривать из-под асфальта. Усталость навалилась неожиданно, в тот самый момент, как начал спадать адреналин. Но еще оставались пособники Альбуса снаружи. Я поплелся к выходу. — Дамблдор мертв, — сказал я достаточно громко, чтобы все четверо сражающихся, а их было именно столько, услышали. Из прихвостней белобородого запнулся только один, но этого хватило моим молодцам — Руквуд воспользовался заминкой оппонента и убил его, тут же навалившись на второго. Мало кто бы выстоял против Долохова и Руквуда одновременно, но перед ними был не кто иной, как Шизоглаз Грюм собственной калечной персоной. Я трансгрессировал ему за спину и просто пнул по протезу ноги. Пошатнувшись и растерявшись, Грюм подписал себе приговор. — Кто мечом жил, от меча и погибнет, — заметил, тяжело дыша, Долохов, на всякий случай прикладывая труп Аластора еще одной Авадой. Я тоже не удержался и пнул тело аврора, так, для порядка. Хотелось просто упасть где-то рядышком и заснуть, но дела, дела… — Антонин, кто второй? — Северус, — отрапортовал он, снимая с трупа капюшон. — Еще один предатель, — отметил я, сплюнув на землю. — Переодень его в Пожирательскую форму, выпусти из его палочки пару Авад. И еще вызови Люциуса, для него есть… дело. Руквуд, проверь, как там Лестрейндж. Пока мои распоряжения выполнялись, я начал рыться в поясной сумке аврора, выбирая зелья — ему они все равно без надобности. Но, одумавшись, я бросил это дело — они только испортят образ. — Вы звали, мой лорд? — поклонившись, спросил Люциус, подходя сзади. — Да. В завтрашних газетах я хочу увидеть душещипательную историю о том, как святой директор Хогвартса погиб, спасая невинного Гарри Поттера от остатков Пожирателей Смерти в лице обезумевшего Северуса Снейпа и его подельника Квиринуса Квирелла. Они, действуя заодно, предали всех и вся и выкрали несчастного мальчика из самого безопасного места Англии, как только смогли, после чего подвергли пыткам в надежде отомстить за гибель Темного Лорда. — Я… Северус мертв? — Да, вон он лежит. — Х-хорошо, мой лорд. Но зачем? — дрожащим голос осведомился Малфой. — Что зачем? — Зачем славить Д-дамблдора? — все еще нервничая, спросил Люциус. — Ведь мы можем… — А твое понимание, мой скользкий друг, и не требуется. Ну, а если поймешь, считай это благословлением. Далее, оказывай всякую помощь Руквуду, Долохову и Лестрейндж, но до моих распоряжений чтоб даже носа не высовывали. — Мой лорд, Беллатриса жива, — отрапортовал Руквуд. — Она силой всучила мне это, — он протянул мне «мою» палочку. — Отлично, — похвалил его я, принимая деревяшку. — Пошли, оглушишь меня так, чтобы я лежал за спиной Дамблдора, вызывайте авроров и убирайтесь отсюда.