С каждым шагом родная деревня приближалась, а спокойствие — наоборот, исчезало. Огонь. В деревне, наполненной деревянными домами, это стихийное бедствие. Но горела вовсе не вся деревня, нет — горел один вполне конкретный дом. Мой дом.
— …корень всякого лиха! — кричал знакомый голос. Каспар, наш добрый пивовар, который даже мухи в жизни не обидел, который всегда угощал маленького меня сладким — почему он кричит, почему так зло?
— Это орудие Хаоса, — продолжал надрываться пивовар, — строит козни против рода людского! Огонь! Лишь огонь очистит их заблудшие души!
Я не заметил, что уже давно с шага перешел на бег, что в висках, подобно ударам молота, забилась кровь. Я бежал, не разбирая дороги, не зная, зачем и что я буду делать, когда прибегу.
Наверное, мне стоило развернуться и убежать, затаиться. Может, даже навсегда уйти из этих мест. Но сейчас мой разум переполнила паника, страх и отчаяние. Я еще не знал, почему именно, но где-то глубоко я понимал, что опоздал.
Еще чуть-чуть, еще капельку…
Тень, появившаяся чуть ли из ниоткуда, сбила и прижала меня к земле. Рука, метнувшаяся к ножу, тут же была прижата к груди, а рот — зажат сильной и холодной ладонью.
— Молчи, Светлячок, — прошипела мне в лицо Мазена. — Молчи, если хочешь жить.
— Что… мпф… что… — не слишком убедительно пытался я высказаться из-под закрывающей рот руки.
— Что-что, охота на ведьм, вот что, — огрызнулась Старуха, но все же разжала руку. — Ни звука! Пока что только твоих мамку с папкой прирезали, за компанию, так сказать. А вот ты — главное блюдо, и если тебя найдут, даже на скорую смерть не надейся.
— Но почему? — сипло спросил я, ничего не понимая. — Ведь никому, ничего…
— Потому, Светлячок, что люди — жестокие и неблагодарные скоты, вот почему, — ожесточенно ответила она, вставая и быстро оглядываясь. — От зари времен худший враг человека — добрый сосед.
— Но…
— У Каспара, видишь ли, днем умерла дочь, та, что мелкая, с веснушками, — ответила она на не заданный вопрос. — Гадюка укусила.
— Но…
— Да знаю я, что ты их всех просил не трогать никого, — отмахнулась Старуха, осторожно выглядывая из-за угла. — Но дуреха сама нарвалась, схватила змею за хвост и давай над головой крутить. Черт бы побрал эту малолетнюю имбецилку, сивуху, твоего отца и его болтливый язык!
— Но что теперь…
— Молчать. Спасаться. Мстить, — отрезала она. — Ох, зараза…
— Вот они! — закричал кто-то. — Держи ведьму и змееуста!
— Беги! — приказала Мазена и оттолкнула меня от себя. — Я…
Договорить ей не дали три острия вил, прошившие ее насквозь и выглянувшие из-под льна одежды. Осекшись, Старуха тяжело, с болью выдохнула, взглянула на торчащий из груди металл и сделала то, что от нее не ожидал вообще никто — с силой развернулась и одним ударом оторвала нападавшему голову.
— Беги! — нечеловеческим голосом прорычала она снова, вырывая вилы из спины.
Я не мог не подчиниться. Я побежал так, как никогда в жизни, как травленный зверь, но даже этого оказалось недостаточно.
Стрела ударила меня в спину, войдя в правый бок и сбив меня с ног. Боль на несколько мгновений затопила все.
— Попался, сученыш, — прокомментировал подошедший стрелок знакомым голосом, но за пеленой боли я не понял, кто это был.
Я не лишился сознания от удара тяжелого сапога в ребра. Не лишился даже от второго. Но когда неведомый стрелок уперся мне в спину ногой и с силой выдернул стрелу, меня поглотила прохладная тьма.
***
В себя я пришел от сильного удара по все тем же многострадальным ребрам, уже в вертикальном положении. Боль вернулась, не спрашивая разрешения, заставляя меня выгнуться дугой. Что-то загремело, и через мгновение я понял, что это длинная цепь, которой я был привязан к прочно вкопанному в землю столбу. Столбу, окруженному ветками, досками и сеном.
— Сжечь змееуста! Сжечь ведьмака! — скандировали мои бывшие соседи. Они, словно зачарованные, как и я, следили за тем, как всеми любимый толстяк Каспар демонстрирует ярко горящий в сумерках факел.
— Нет милосердия к колдунам! Да свершится правосудие! — возвестил пивовар и швырнул факел мне в лицо.
Боль обожгла щеку и горло, вырывая из груди уже не стон, но рык. Я будто отступил на шаг назад внутрь себя, спасаясь от боли и являя миру какого-то другого себя, дикого, необузданного… могучего.
Отец как-то говорил мне, что у каждого есть предел страха, после которого ты либо забиваешься в угол, либо же, словно затравленный барсук, начинаешь бороться отчаянно, ломая ногти и кости и себе, и другим. Отец говорил, что таким людям иногда удается совершить невероятное.
Я дернул и натянул цепь так, что металл глубоко врезался в кожу и плоть. По ногам побежала горячая кровь, шипя и испаряясь на обугливавшейся коже сапог. Боль, словно бы сама испугавшись, вместе со мной забилась на границе сознания. На мгновение мне показалось, что я вижу каждого из этой толпы, каждое лицо, в кровавом экстазе ожидающее зрелища. Я не понял, как страх и паника сменились злостью и яростью. Я не понял, когда именно мир внезапно взорвался и запылал со всех сторон. Я вообще перестал что-либо понимать и просто потерял сознание. Снова.
***
И снова меня пробудила боль. Тянущая, ноющая, режущая — я даже не думал, что можно испытывать столько боли сразу. Я боялся того, что могу увидеть, но все же через силу открыл глаза. Обгоревшая ткань штанов, практически полностью обугленные сапоги и абсолютно, девственно чистая кожа ног, будто час из бани. Я моргнул несколько раз, пытаясь отогнать наваждение, но ноги не изменились. Я даже пошевелил пальцами ног, чтобы убедиться — это не сон. Пальцы совершенно послушно согнулись и разогнулись, заставив меня потерять равновесие.
И произошло то, чего я не ожидал — меня засыпало еще тлеющим углем. Перебросив цепь вперед, я быстро отполз от рассыпающегося остова прогоревшего насквозь столба, у которого я мгновение назад стоял.
— Что… что? — выдавил я из себя, ни к кому, в общем-то, не обращаясь.
— Кхе-хе, — прокашлял кто-то неподалеку.
Я почти бегом направился на звук, гремя железом и стараясь не наступать на обугленные останки и белеющие кости. Десятки останков.
Там же, где и упала, лежала Мазена, пронзенная несколькими стрелами и куском забора, тяжело, надрывно и неглубоко дыша. Я упал рядом с ней на колени, осторожно приподняв и повернув ее голову к себе.
— Ты… силен, — через силу пробормотала Старуха. — Не то, что я. Все, что смогла — дожить… — она закашлялась, немного крови появилось на губах, — …чтобы сказать. Что-то. Не знаю, только, кхе-хе, что.
— Молчи, — попросил я, чувствуя влагу на щеках. — Я найду что-нибудь…
— Совсем вырос, Светлячок, — уже смотря мимо меня, слегка улыбнулась она, выдыхая последний раз. — Пламя болот. Сал-Азар.