***
— Давай, закажем в номер шампанское? — предлагает Гук, ерзая, сидя через Шугу от Тэ на фансайне. — Я не пью эту бодягу! — кривится Тэхён. — Это ты просто настоящей бодяги не пил… — бормочет Гук и помечает в телефоне: красное вино и фрукты. — И чтоб свечи были, да? — теребит он через минуту за рукав Тэтэ, доводя Шугу до белого каления. — Чтоб все было готово… — Ага! — квадратит согласной улыбкой Тэхён. Чонгук снова что-то вбивает в заметки. — Можем за всей этой романтикой сами в супермаркет забежать после фансайна, у нас в отеле на первом этаже есть, — пишет Чонгук Тэхёну в каток. — И убери, пожалуйста, руку с волос этой японки, пока я тебе ее не отгрыз на хуй! Тэхён одергивает руку, улыбается японке и грозно сводит брови в сторону Гука. — Дебил? — пишет он. — Малыш, если нас запалят в этом маркете со свечами и шампанским — интернет неделю фанфиками гудеть будет, забодаешься отмазываться. Давай лучше румсервис. Чонгук кивает.***
— А у тебя или у меня? — докапывается в машине по пути в отель Чонгук. — Я один в номере и у меня кровать двуспальная… — Ну вот ты и ответил на свой вопрос, солнце! — ласково треплет его по щеке Тэ. — …, но ко мне могут подселить менеджера, если все-таки сонбэ не улетит сегодня в Токио… — заканчивает фразу Чонгук, виновато поджимая губы. — Ну тогда у меня, потому что Шуга все равно будет до утра на студии, я слышал, — кивает Тэ. — Я тогда свою колонку принесу… — ухмыляется Гук. — У меня как раз есть плейлист соответствующий. Будет у нас музычка, все дела… Чтоб все было готово…***
В номере Тэ темно и душно: комната освещается огнями сияющего там, внизу, за панорамным окном, города. Тэхён подходит к окну, опирается на него руками и вздыхает: — Как я люблю ночь! — он проводит ладонью по стеклу с легким скрипом. И Чонгук залипает на скользящих длинных тонких пальцах. Подходит сзади как завороженный и накрывает ладонь Тэхёна своей ладонью. — Чт.? — оборачивается Тэ и встречается взглядом с потемневшими блестящими глазами Чонгука. — Сюда иди! — низко выдыхает тот и притягивает хёна к себе, цепко обхватив за талию. — Гукки, — хихикает Тэхён. — Мы же…, а свечи, малыш?.. и вино же ты… и чтоб все было готово… Его возражения тонут в учащенном дыхании поцелуя, в легких царапающих слух постанываниях. Чонгук температурит по нему, его лихорадка набирает обороты, следует за скользящими по спине под футболкой пальцами, ощупывает бархатную теплую кожу. Тэхён делает шаг назад и упирается спиной в стеклянную стену, отделяющую этот островок нежности от всего остального бушующего под ногами мира. Чонгук жадно прижимается к нему, тянет на себя и ложится спиной на мягкий ворс коврового покрытия. Тэ упирается ладонями в пол и на секунду нависает над ним, разглядывая, любуясь. — У тебя самая милая улыбка на свете, — шепчет он Чонгуку в самую улыбку, а у того счастье расплывается по ресницам. Он губами ласкает бархат кожи под линией подбородка, трогает языком родинки, прижимает руками к себе еще сильнее. А потом вдруг осторожным рывком переворачивает Тэхёна и укладывает спиной на ковер. — Осторожнее с рубашкой, макнэ! — задыхается Тэхён под напором чонгуковых поцелуев, чувствуя, как трещит скользящий по коже шелк. — На ней каждая пуговица как твоя почка стоит… — Заткнись, — смешливый шепот уводит ощущение опаляющего тепла вниз, к впадине пупка, а после — к самой кромке черных узких джинсов. — Господи, Тэ, какой ты… Упс! У меня только что одна почка отлетела… Тэхён обхватывает ладонями лицо Чонгука, находит губами сережку в его мочке и теребит ее языком, от чего макнэ пробирает крупная нетерпеливая дрожь. Он вжикает молнией на джинсах и настойчиво стягивает штанины одну за одной с длинных крепких ног. — Я говорил, как обожаю твои широкие штаны? — пыхтит немного смущенно он, освобождая ступни, запутавшиеся в штанинах. — И я даже знаю, за что… — бормочет Тэхён. — Примерно за то же, за что я обожаю твои безразмерные толстовки на голое тело… Господи, Чонгук! — практически стонет он, получив доступ к крепкому торсу макнэ. Чонгук, справившись, наконец, с джинсами, отшвыривает их к окну и резко подтягивает к себе Тэхёна за бедра. — Можно просто Гукки, — хихикает он и засасывает тонкую кожу у самого паха. — Блять! — верещит Тэ, легонько бьет его по макушке и тут же впивается пальцами в черную шевелюру. — Еще! Чонгук улыбается и опускается губами вниз по напряженным пульсирующим венам. А потом еще раз. И еще раз… Тэ извивается, тонет в мягком ворсе ковра, провоцирует статическое электричество, зеркаля хриплым стоном киловольты. Трепетные пальцы Чонгука прикасаются легко, гладят на пробу, ласкаются. — Попробуешь меня, Гукки? — смеется Тэхён, а у самого глаза заволакивает желанием самого желания, жаждой самой жажды. Гук кивает, приподнявшись на локте, а потом протягивает пальцы к возмутительно блестящим тэхёновым губам и мягко погружает их во влажный уют его теплого рта. — Тэхён… — начинает он, но дыхание спирает, а пальцы, которые посасывает, поглядывая на макнэ из-под полуопущенных ресниц, Тэ, кажется, искрят на самых кончиках. — Тэхён… — Попробуй меня, — шепчет Тэ, и глаза его наполняет волнующий блеск. Чонгук надавливает влажным скользким пальцем и чувствует, как Тэ раскрывается, расступается ему навстречу, встречает его, подается вперед, вручая ему самого себя. Чонгук вглядывается в его поблескивающую в долетающем свете города кожу, в глаза, отражающие его собственное желание, и смущенно шепчет: — У нас, кажется, нет смазки, хён… Тэ замирает, задерживает дыхание. — Ты… — шипит он на выдохе, — Ты прокатил меня с вином и свечами! Вместо романтики и музыки я лежу на полу собственного номера под твоими похотливыми ручонками, и ты еще говоришь, что у тебя нет смазки? Чонгук виновато нацеловывает его щеки, потираясь раскаивающимся носом. Тэ дергает его за волосы, заставляя поднять на себя взгляд. — Мы можем прекратить, хён, — жалобно смотрит снизу вверх макнэ. — Только попробуй! — в глазах Тэхёна плещутся разрастающиеся бури, — Я тебе яйца на уши натяну, понял? И заставляю в таком виде прыгать на Dope. Чонгук смеется, но тут же чувствует, как пальцы Тэхёна где-то там, внизу, осторожно присоединяются к его собственным, деля узкий жар пульсирующего возбуждением тела. Чонгук не удерживается от толчка, и Тэхёна выгибает на ковре в низком стоне. — Я хочу упасть в тебя, хён, — шепчет Чонгук Тэ в самое ушко, щекоча дыханием и возбуждая до самых крайних пределов. — Давай, — кивает Тэхён. И тут же закусывает губу от резкой боли, плавно переходящей в тянущую. — Ащщщщщщ, Чонгук! Чонгук не дает хёну опомниться, как дорвавшийся до сладости ребенок, торопится, нетерпеливо ерзает, хочет успеть все и сразу, и боится одновременно. И, наконец, примеряется толчками к тэхёновому постанывающему дыханию. Накрывает обоих одновременно: нетерпеливые и жадные, они не отрывают взглядов друг от друга, считывая с радужки малейшее движение эмоции и примеряя на себя. — Мой! — выдыхает резко в ухо Тэхёна Чонгук перед самой финальной разрядкой. — Мой! Мо-о-о-й! Тэхён подается ему навстречу и перемешивает чонгуков оргазм со своим, прижимая мелкого к себе за упрямую крепкую шею. — Твой, твой, — шепчет он запыхавшись. — Куда я от тебя на хер денусь!***
— Надо будет, как домой вернемся, опять на Чеджу съездить, да, хён? — егозит на заднем сидении Чонгук, укладывая свою макушку на плече Тэхёна поудобнее. — Угу, — бормочет, засыпая, Тэхён. — Помнишь, вот тот коттедж, что мы смотрели прошлый раз? — теребит его за штанину мелкий. — Можно будет там романтический вечер замутить. Вино заказать, фрукты… свечи… Чтоб все было готово… — Так, блять! — фыркает Тэхён и сбрасывает с колен расслабленную тушку макнэ. — Знаешь, что, романтик хуев? Знаем мы твои свечи! Он отворачивается к окну и улыбается, закусывая губу. — Вот и я говорю, — хихикает ему в живот, снова укладывая голову на тэхёновы колени, Гук. — Главное — смазку не забыть! Бантаны дружно оборачиваются на последние слова макнэ, прозвучавшие непозволительно громко во внезапно наступившей тишине. Минуту в воздухе висит ахуй, пульсируя над их разноцветными головами, а потом Шуга выдыхает: — Ну хоть не наркотики, и то слава богу!