Записки инсайдера

— Та-а-ак! — Джин стягивает кепку и уплывает своим сиреневым облаком волос прямиком на кухню. — Я ТАК И ЗНАЛ! — Арбуз? — встревоженно съеживается на этом зловещем «ТАК И ЗНАЛ!» Чонгук. — Посудомойку не включили? — хватается ладошками за щеки Тэхён. — Не вынесли мусорное ведро? — начинает перечислять самые катастрофические косяки из возможных Хосок, — Оставили включенной рисоварку? — Холодильник не закрыли… — обреченно стягивает рюкзак с плеч Намджун. — О-о-ой — жалобно тянет Чимин. — Я знаю, что это…. Мне надо срочно прилечь... Меня ругать нельзя, у меня шея болит... И я вообще не последний уходил…. И лежачих не бьют…       Джин свирепо материализуется в дверях кухни, и по тому, как ехидно закидывает свою панамку на вешалку Шуга, всем ясно, что сейчас начнется нечто, несовместимое с жизнью кого-то из присутствующих. — Неужели так трудно перед отъездом задержаться на пару секунд и проверить, все ли в порядке, все ли электроприборы выключены? — у Джина руки-в-боки и взгляд джедая, готового к взятию Звезды Смерти.       Шесть пар глаз, которых через секунду остается пять, потому что Чимин бочком-бочком линяет в спальню на правах приболевшего, осторожно и с надеждой на не самое худшее взирают на старшего хёна. — Неужели так трудно было отнести это грязное полотенце в стиралку? — трясет помятый кусок текстиля Джин. — Я же не прошу вас стирать его вручную, хотя кое–кого с дырявыми руками и следовало бы!       Он тычет пальцем в сторону лидера, и тот краснеет, усматривая на белоснежном полотенце смачное пятно от кетчупа. — Я же не прошу вас шить полотенца собственноручно и вышивать их крестиком по краям долгими зимними вечерами! — набирает обороты возмущение властелина всебантаньей кухни. — Но оставлять на кухне грязное полотенце, уезжая на неделю в другую страну, — это, вы меня извините, просто верх безрассудства!       Шуга ухмыляется, подходит, отнимает у бывшего соседа-сокомнатника кусок трепыхающейся ткани и уносит в сторону ванной, бурча на ходу: — Я-то думал, господибоже… — Да? — оборачивается Джин. — А если вдруг в наше отсутствие произошла бы планетарная катастрофа, и общага оказалась бы погребена под землей, и через несколько тысяч лет потомки откопали бы нашу кухню и увидели это вопиющее неряшество? Что бы они подумали? Что ваш старший хён воспитал из вас нерях своим попустительством? И все бы потомки говорили, что Сокджинни из Бантан Соньендан был плохим хёном и хозяин из него — так себе? — Думаю, если бы все это случилось, — возвращается все такой же ворчливый Шуга, — то тебе, пускающему в этот момент пузыри где-то в районе Йодогава, было бы на мнение потомков глубоко похер.       Джин вздыхает, показывая своим видом, что объяснять что-то беспринципным и несознательным людям — дело бесперспективное, и заявляет: — Я — в ванную, и в течение часа каждый, кто постучит в дверь и рискнет меня поторопить, будет расстрелян на месте и лишен всех титулов и наград! — и скрывается в ванной.       Мелкие отмирают, Хосок смеется, Намджун, бурча себе под нос «Сразу бы уж говорил, что собирается отжать у нас лучший санузел, без всяких этих прелюдий», кидается поливать свои растения. — У Ким Хён Нама нижние иголки совсем пожелтели! — слышится через полчаса его взволнованный голос, орущий в телефон. — Что? Да, опрыскал! И что делать? — Он все-таки дал имя своей микросливе? — уточняет Юнги, устраиваясь на диване с телефоном, и сразу же утыкается в любимую игрушку. — Не, слива — Ким Сандра, — поясняет с умилением Хосок, поглядывая на закрытую дверь, за которой мелкие, кажется, собираются драться за право выгулять Ёнтана первым, когда пёселя доставят родители Тэ. — Ким Хён Нам — это сосна, вот та, пучестволая. — Пучестволая? — Юнги хихикает в который раз с умения Хоби изобретать ничем не оправданные неологизмы. — Я клянусь, у меня такое чувство, что она за нами наблюдает каждой шишкой на стволе, — испуганно шепчет Хосок. — А если в эту сосну вселился дух какого-нибудь древнего японца? Знаешь, как в «Игре престолов» вот эти деревья были… с глазами… — … даже если так, я сам не смогу провести обрезку! — доносится из-за двери. — Нам нужно срочно повезти Хёна к специалистам! — Пиздец, — кивает Юнги. — Даже если не вселился пока, то вселится обязательно. Хотя бы чисто для поржать. — Хё-о-он, — зовет жалобно от двери помятый и умилительно пижамный Чимин. — У нас еще остался коньяк? — Чимчим, ты чего встал-то? — подскакивает Хосок. — Остался, — кивает Шуга, откладывая телефон. — Тебя растереть? — Да, — кивает Чимин и заваливается на диван, укладывая голову Юнги на колени. — Шею. И, желательно, изнутри.       Хосок бросается к бару, достает бутылку коньяку, но потом останавливается, секунду соображает и заливисто ржет: — Ах, ты, мелкий алкоголик! Тебе когда на массаж?       Чимин пожимает плечами. — Доктор приедет к шести, — заглядывает в свои заметки Юнги. — Ну вот после массажа мы и займемся растираниями. Изнутри, — ставит бутылку на место Хосок. — А массаж тебе изнутри не нужен, случайно? — бормочет Чимину в макушку Юнги еле слышно. — Хоби! — зовет Намджун из комнаты. — Ты поедешь со мной к древесному доктору? — А мы потом заедем поесть чуррос? — интересуется Хоби, натягивая джинсы. — Ты обещал!       Намджун появляется в прихожей в обнимку с укутанным в пупырку деревом и кивает очень печально. — Размотай растение, на улице жара! — предлагает Юнги. — Твой Ким Хён Нам по дороге так спарится в этой теплице, что его ни один деревянный доктор не спасет. — Не деревянный, а древесный, — поправляет его Намджун. Но пупырку разматывает. Пучествольный Ким Хён Нам смотрит на него всеми своими шишками на стволе крайне осуждающе и выразительно. — Мне кажется, он хочет тебе сказать, чтобы ты поставил его на место и прекратил истерику, — задумчиво разглядывает бедное растение Юнги. — И полил. Ну, для разнообразия.       Намджун фыркает, цепляет Хоби за рукав и выволакивает за дверь.       В комнате мелких подозрительно тихо. Наверное, уснули в процессе выяснения отношений. Или еще чего поинтереснее придумали. — Я хочу, чтобы ты берег себя, Чимчим, — гладит взъерошенную макушку Юнги. — Ничего, хён, — бормочет Чимин полусонно. — Я крепкий. И, потом, у меня ведь есть ты. Если что, ты возьмешь меня на ручки и понесешь к доктору, да? — Да, — шепчет Юнги и зарывается носом в волосы мелкого. — Только в пупырку меня не заворачивай, ладно?       Из-за двери ванной доносятся еле слышно звуки какой-то заунывной песни. Джинни, видимо, пережил кризис полотенца и смирился с несовершенством этого мира, и теперь выражает свою печаль в песне. — Да ёбанные же вы… — песня вдруг обидно прерывается сначала грубой нецензурной бранью, а потом звуками, которыми обычно сопровождается падение человеческого тела, ступившего мыльной мокрой ногой на скользкую половую плитку. — Кто перед отъездом ставил стирку?! — Мы — в магазин за молоком! — выскакивают разом Тэхён и Чонгук из комнаты и проносятся по коридору. — Там ведь не было моей голубой рубашки, да, Гукки? — уточняет Тэ, на бегу влетая в свои широкие шлепанцы. — Не, там только мои белые футболки, — пыхтит, шнуруя кроссовки, Чонгук. — И, кажется, шорты Джинни-хёна. — Нас к ужину не ждите! — вопят они хором и громко хлопают дверью.       Юнги вздыхает и тихонько смеется. И в полной мере ощущает, что, наконец-то, дома.