Записки инсайдера

— Ну вот, сынок… — мама укладывает в холодильник последние контейнеры с кимчи и закрывает дверцу. — В кои-то веки твой день рождения удастся отпраздновать в семейном кругу… А то уже сколько лет ты все работаешь и работаешь… — Да, мам, — Чонгук потягивается в кресле и откладывает смартфон. — Даже как-то непривычно. Но хочется настоящего, идеального, семейного дня рождения. Чтобы только мы, только наша семья, да?       Хён с утра уехал куда-то, и Чонгук немного подобиделся, потому что мог бы и отложить свои дела в день рождения младшего брата, но отец притаскивает альбом с детскими фотками, и Гукки внутренне напрягается: это означает, что пришло время для старой семейной традиции троллинга именинника посредством рассматривания и комментирования младенческой обнаженки. — Смотри, какая у тебя была попка, — умильно всплескивает руками мама. — Сладенький такой мальчик… — Мам, перестань! — Чонгук краснеет, потому что слышать от мамы слова, которые совсем недавно шептал ему Тэ, — это такие флешбэки ловить, что не знаешь, куда деваться! — Госпожа Чон, — отец хихикает, — не смущай мужчину! — Единственный мужчина здесь, — строго говорит мать и складывает руки на груди, — сейчас оторвет свою задницу от дивана и пойдет мариновать мясо, пока твоя собака не решила, что тебе необходима помощь. А мой Чонгукки навсегда останется для меня моим сладеньким малышом.       И, судя по выражению ее лица, этот постулат обжалованию не подлежит. — А носик, смотри-ка, носик… — продолжает она, похрустывая яблоком. — Да уж, — смущенно тянет Чонгук, разглядывая свою детскую носопырку, — носик, безусловно, подрос…       В прихожей хлопает дверь, и Чонхён вваливается в дом так, будто продирался через толпу папарацци. Чонгук, кстати, не удивился бы, если бы так оно и было бы. — Все, братва! Я нам в Самсане дом на море застолбил, так что пакуйте выпивку — выезжаем прямо сейчас!       Чонгук вскакивает. — Да ладно, хён? А там будет… — И бассейн тоже! — кивает Чонхён так радостно, словно день рождения сегодня у него.       Если честно, Чонгукки немного грустно, потому что бантан нет рядом в этот день, а он как-то уже привык к тому, что день рождения его проходит между делом, в суете, но зато в шуточках и подколках ребят.       Рядом с ребятами.       Но он отгоняет от себя эти мысли.       Хёнам надо отдохнуть.       В том числе и от него.       Расслабиться.       Сменить обстановку.       Соскучиться, наверное, тоже нужно.       Друг по другу.       И он подставляет лицо морскому ветру, пока автомобиль летит к острову по длинному белому мосту, распугивая заполошных чаек. Но глаза все равно немного слезятся. Наверное, от ветра.       Чонхён выбирал дом явно под себя, даже о бильярде позаботился, и Чонгук хихикает, глядя, как старший брат вприпрыжку несется по зеленому газону к морю, на ходу стягивая с себя футболку. — Чонхённи, крем солнцезащитный не забыл? — кричит мама с просторной террасы, пока отец что-то там колдует над барбекюшницей. — И зачем он выбрал нам такие хоромы, не пойму? Нас ведь всего четверо…       А Чонгук бродит по комнатам и задается тем же вопросом.       В одной, самой светлой, с захватывающим видом на бухту из панорамных окон, он задерживается дольше. Большая белая кровать, мягкий ковер, в углу уютное кресло с торшером. Тэхёну тут точно понравилось бы. Соседняя, отделанная черным деревом, больше, конечно, в стиле Юнги. Там можно задернуть шторы, и получится настоящий склеп — все, как хён любит. А есть еще комната, в которой Хосок с Чимином могли бы танцевать, не стесняясь — там целый танцпол на балконе можно устроить. Сокджин бы, понятно, комнату рядом с кухней выбрал, поближе к холодильнику… А лидер окопался бы в библиотеке, вот просто к бабке не ходи!       Конечно, если бы ребята были здесь…       Чонгук выходит из дома и пристраивается на качели, тросы, перекинутые через толстую ветку дерева, немного поскрипывают. Он закрывает глаза, откидывает назад голову и старается надышаться ветром. Напитаться этой тишиной. Этой безлюдностью. Этой свободой от всего и всех.       Но от комка в горле даже ветер не помогает.       Какой-то, день рождения, — грустный праздник. — Бу-бу-бу… — слышится ему где-то за спиной, и он сначала думает, что это чайки, наверное, ворчливо переругиваются… Но звук усиливается, и Чонгук резко оборачивается, потому что…       Ну точно!       Две довольно крупные «чайки» — одна широкоплечая, в свободной белой футболке и джинсовых шортах, другая, пониже ростом, в непонятной белой халабуде и узком трико, — пересекают, переругиваясь, сочный зеленый газон: — Я старше, поэтому, мне виднее… — Еще скажи, что ты выше, ПОЭТОМУ тебе виднее… — Не спорь с хёном, хён может мочкануть… — Хёну тоже можно мочкануть, тогда это будет называться самообороной… — Хён может оторвать твой шепелявый язык, и тогда… — И тогда хёна мочканёт уже ПиДи-ним, потому что мои партии в песнях придется читать тебе… — И все-таки, на спиннинги рыбачить здесь не получится, я тебе говорю, мой хороший, я в рыбалке восьмой год, и все не так однозначно… — И все-таки, я попробую… — Эй, — зовет Чонгук.       Две крупные «чайки» оборачиваются. — О! Чонгукки! — спохватывается Юнги. — Прикольное местечко! Го на рыбалку! — Только панамку надень! — добавляет Джин. — Кстати, с днем рождения! — Да, точно, — Юнги почесывает затылок. — С днем рождения, да…       Чонгук физически ощущает, как улыбка растягивает его лицо максимально настойчиво, он подлетает к ребятам и обнимает их так, будто с их последней встречи пронеслась целая жизнь и еще пара семейных юбилеев. — Вы чего тут делаете? — краснеет он от радости, когда Джин шутливо боксирует его живот. — Как это? — недоумевает старший хён. — День рождения твой праздновать приехали. Иди, там госпожа Ким и госпожа Мин тебе какие-то подарки понатащили…       Чонгук задыхается от неожиданности: — Вы… с родителями, что ли? — Мы их не приглашали, — кивает Юнги. — Они нас особо, кстати, и не спрашивали… Ну ты идешь на рыбалку или нет? — Сейчас, — Чонгук трусцой направляется к дому. — Я поздороваюсь только… — Если мама все-таки купила тебе тот аукционный ликер, — кидает ему вдогонку Юнги, — не забудь поделиться с любимым хёном! — Вот именно! — кивает Сокджин. — Любимый хён будет рад! А если Юнги перестанет спорить со старшими, то мы и его угостим. — Ты хочешь сказать, что это ты — любимый хён макнэ? — бурчит, удаляясь по тропинке к морю, Юнги. — Ха-ха три раза… — Я просто констатирую общеизвестные факты… — А почему тогда Чонгукки именно ко мне приходит каждый раз… — А кто поздравил Гукки первым с днем рождения в этом году? — Ты отправил сообщение на два дня раньше! — Это чтобы не забыть! — Ты в следующий раз его в январе поздравь, чтобы с годом не промахнуться!       Семейства Минов, Кимов и Чонов уже вовсю суетятся на террасе, накрывая на стол, и Чонгук по очереди подставляется в объятия, выслушивая поздравления. — Здоров, чемпион! — хлопает Гукки по плечу кто-то, незаметно подкрадываясь сзади.       Сокджун, брат Джина, по традиции, приподнимает мелкого на руках, но тут же морщится и ставит на землю: — Эй, ты куда мышц наел, а? Хён тебя не поднимет даже! — Не наел, а накачал, — смеется, подходя, Джунки.       У брата Шуги улыбка такая же, а вот характер получше, и он все время смеется и сует Чонгуку в руки коробки с подарками. — Мы тут подумали, а если с вон той горки скатиться на надувном матрасе, как думаешь? — Господи, Джунки, — хлопает руками госпожа Мин. — Ну здоровый лоб, а ума как не было, так и нет! Отнеси лучше соджу в холодильник.       Брат Юнги уныло бредет выполнять поручение, а Чонгук отправляется наверх, в спальню, чтобы отнести подарки и переодеться. Идея с матрасом не дает ему покоя: получится наверняка круто! И тут же спускается назад, потому что снизу доносятся такие истошные крики, что… блин, ну, ошибки быть не может… — Чонгукки! — орет Хосоки-хён, налетая на именинника сразу всеми своими конечностями и вертлявой тушкой заодно. — Почему так тихо? Где музыка? Где дискотека? Где танцевальный угар и неадекватность движений? Где вот это вот всё? — У моего сына сегодня гипервозбуждение, — усмехается мама Хосока и тепло обнимает Чонгука, — С днем рождения, наш замечательный мальчик! — Гипервозбуждение — это нормальное состояние моего брата, — смеется Джиу и тоже подходит с объятиями. — Он изобрел это понятие, я серьезно! — Лично я — в теннис! — продолжает орать Хосок, как будто в доме остался еще хоть кто-то, у кого не заложило уши от его воплей. — Кто со мной? — Я! — кричат откуда-то с заднего двора, и в дверном проеме появляется сестра Намджуна. — С днем рождения, Чонгукки! — Кёнмин, ужасная девочка, — кричит мама Намджуна, — Сейчас же помоги выгрузить вещи из машины брату! — Я за него купаю и выгуливаю Мони с тех пор, как он стал звездой, — вопит Кёнмин, отбирая у Хосока ракетку, — Теперь его очередь напрягаться. — Чон Чонгук! — обнимает лидер. — Как ты вырос! Поздравляю тебя! — С тех пор, как мы виделись последний раз, не прошло и месяца, хён, — смеется Чонгук, и у него, если честно, уже устали щеки, но улыбка существует на лице сама по себе и расцветает с паузой в одну микросекунду снова и снова. — И ты успел возмужать, — кивает Намджун и затаскивает в дом какой-то очень тяжелый ящик. — Это что? — разглядывает ящик Сокджун. — Аппарат… — загадочно поблескивает глазами Намджун. — …для. — Нет, хён… ну нет… — Чонгук готов плакать от смеха и счастья одновременно. — Да, Чонгукки, да… — Намджун веселится от души. — Для сладкой ваты. — Урра! — орут, почему-то, Джунки с Сокджуном. — О, как наши малыши впечатлились, — хихикает Джиу. — Мы купаться вообще идем? Или у нас тут море ради интерьера? — Сейчас, — кивает Чонгук, стаскивает со стола рисовый пирожок и ускакивает (в который раз!) на второй этаж по лестнице, — Только переоденусь.       Он торопливо достает из сумки купальные шорты, стягивает футболку, широкие штаны… — Стой! — раздается откуда-то сзади низкий чуть хриплый голос, от которого сразу мурашки табуном. — Замри.       Тэхён неслышно подходит сзади и кладет руки на плечи. — Дай мне полюбоваться.       Чонгук не оборачивается, снова улыбается, откидывает голову назад и утыкается макушкой и в теплые губы Тэ. — Привет, — шепчет он счастливо-счастливо, так, что даже шепот у него дрожит. — С днем рождения, малыш, — легонько целует его в лоб Тэхён. — Ты приехал, — выдыхает Чонгук, разворачивается и сгребает Тэхёна, прижимает к себе. — А говорил, что не увидимся…       Тэхён склоняет голову к плечу, смотрит на него и шепчет: — Пришлось. — Пришлось? — Чонгук обиженно поджимает губы. — Почему? — Скучал, — пожимает плечами Тэ. — Смертельно. Чуть не умер.       Поцелуй хёна долгий, тягучий, многообещающий, но его приходится прервать, потому что снизу доносятся голоса Ынчон и Чонгю, и Тэхён отстраняется. — Тебе стоит спуститься и принять их подарки, Гукки, — шепчет он, задыхаясь, — только важно: сразу оба подарка принять, одновременно, а то они подерутся.       Чонгук хихикает и спускается по лестнице, и тут же чуть не падает под весом двух напрыгнувших на него тел. — Чонгукки-хён, Чонгукки-хён, — кричит Чонгю, — я нарисовал это для тебя! — Оппа, можно, я первая, можно, я первая? — верещит Ынчон, и мама Тэхёна безуспешно пытается их угомонить, а потом просто вздыхает обреченно и кивает отцу Тэ, — иди, сам с ними разбирайся. — Нет, дорогой, — слышится откуда-то с террасы звонкий голос мамы Чимина, — ты не будешь прыгать с балкона в бассейн. Успокойся, пожалуйста. — Я просто попробую! — доносится голосом Чихёна. — Просто. Попробую. — Только через мой труп! — не сдается мама. — Так, — говорит отец Чимина строго. — Никто никуда не прыгает, и трупов здесь сегодня не будет, мы на день рождения приехали. — А что, Чимини тоже здесь? — оборачивается Чонгук к Тэхёну. — Чимини, он… — Тэхён мнется. — Он, наверное, еще не вернулся…       Чонгук кивает. Он знает, что Чимина нет в стране, поэтому не обижается. Но все равно как-то грустно. — Так, — упирается руками в бока Джиу. — Я в последний раз спрашиваю, мы идем купаться или нет?       На берегу в гробовом молчании восседают на лежаках Чонхён, Юнги и Сокджин, и сразу понятно, что обстановка напряженная. — Что у вас тут? — интересуется Сокджун. — Скучаете?       Джунки проносится к морю, зачерпывает в ладони воды и выливает ее на голову младшего брата: — Не время спать, Мин Юнги! Подъём!       Шуга вскакивает с несвойственной ему резвостью и уносится за братом с желанием отомстить, а Джин ржет, хлопая руками по животу, как тюлень: — Так ему и надо! Будет хёнов уважать! — Кому пива? — ставит Намджун на землю тяжелый пакет. — Всем! — кричит Чонгю. — Всем, кроме Чонгю, — поправляет брата Тэхён. — Кстати, а мы ведь можем покататься на… — Нет, Джунки, — качает головой Чонхён. — Нет… — … на банане…       Через минуту Джунки с Сокджуном уже несутся к лодочной станции, и ярко-жёлтый банан спускают на воду работники пляжа. — Джунки нельзя кататься на банане, — говорит Чонхён многозначительно. — Джунки УЖЕ катается на банане, — кричит Джунки, застегивая на себе спасательный жилет. — А вы уверены, что без жилета нельзя? — Началось, — вздыхает Чонхён, глядя, как качает строго головой работник пляжа. — О чем вы тут говорили? — интересуется Чонгук, присаживаясь на лежак между Юнги и Джином. — О самокопаниях, — поясняет хрипло Шуга. — Наш вредный старший хён говорит, что человеку нельзя безраздельно любить себя — человек должен относиться к себе критически. — Ну и? — переводит Чонгук взгляд на Сокджина. — Ну и я предложил ему начать с себя, раз такой умный. — А я согласен, — разваливается рядом прямо на нагретой солнцем гальке Намджун. — Я вот все чаще думаю, что серости и посредственности во мне гораздо больше, чем могут подумать обо мне люди…       Чонгуку от таких разговоров скучно, и он утягивает Тэхёна купаться. — Расскажи мне, как ты отдыхал, — мурлычет Чонгук, катая на спине уцепившегося за плечи Тэхёна. — Макнэ, я тебя умоляю, я отчитываюсь тебе каждый вечер о том, как я отдыхаю… — А я еще хочу послушать… — Ты хочешь послушать, как я скучал по тебе, так и скажи, - фыркает Тэхён и подпрыгивает, толкая голову Чонгука под воду.       Тот выныривает, отфыркивается, а потом смеется и виснет на Тэхёне, обхватывая его ногами за талию. — Прекрати, Чонгукки, — смеется Тэхён. — Здесь есть дети. — Дети далеко — бормочет Чонгук, улыбаясь. — Эге-гей! — проносится мимо на банане Джунки. — Покатушечки!       Он наклоняется сильно влево, и банан переворачивается, и все пассажиры с визгом падают в воду. — Дети близко, — кивает в его сторону Тэхён. — Я никогда не привыкну, что это Юнги в их семье младший брат, а не Джунки. — Я, если честно, терпеть этого не могу: объяснять очевидные вещи неглупым, в общем-то, людям, у которых случился неожиданный ступор на фоне предумышленных самокопаний — доносится до них шугино ворчание, когда они выбираются на берег и укутываются в полотенца. — Неглупым… — хмыкает Джин. — Намджун, я бы на твоем месте оскорбился. — Вообще-то, — Намджун вздыхает, — Юнги прав. Мне все время кажется, что кто-то где-то совершает по-настоящему важные поступки: совершает великие открытия, проводит весомые исследования… — Намджун, прекрати! — ворчит Юнги. — Ну смешно, ну правда… Ты уже битый час обзываешь себя «посредственностью» и «серостью», у которой нет ничего особенного, что бы она могла противопоставить миру, приводишь мне доводы критиков и цитаты классиков, но до сих пор не ответил на мой вопрос: почему до тебя дошло это только сейчас? — А! — кричит Намджун. — То есть ты тоже считаешь меня посредственностью! — Ну… — Шуга чешет в затылке, — у меня в заводских установках по умолчанию считать посредственностями всех окружающих. Мне это строить и жить помогает… — Юхуху! — проносится мимо на каком-то замысловатом надувном катамаране Джунки. — Сокджунни, веселее, чего такой хмурый! — Он его живым оттуда не выпустит, — констатирует Джин, глядя на полузеленое лицо своего старшего брата, уцепившегося в ручки катамарана как в свою последнюю надежду выжить. — По пиву? — предлагает Джиу, переворачиваясь на живот. — Чонгукки, прикрой меня полотенцем, пожалуйста. — Мне вот интересно, что ты сейчас делаешь? — озадаченно разглядывает девушку Тэ. — Загораю, — бормочет сонно Джиу куда-то в горячую гальку. — Ты накрыта полотенцем с ног до головы, на голове у тебя панама, — рассуждает Тэ. — Какая именно часть тела у тебя загорает? — Душа, — невозмутимо поясняет Джиу и снова утыкается в телефон. — И все-таки, мне хотелось бы, чтобы во мне нашлось что-то действительно особенное, — задумчиво продолжает Намджун. — Знаешь, по-настоящему с особенное. Как у Шин Джихо — его талант пианиста, например. Такое, чего нет у других. — Ноги! — орет вдруг Шуга. — Ноги! Сука, ноги твои, блять, невероятные, и только попробуй сказать мне тут, что у тебя ноги — ничего особенного, такие же как у других!       И Юнги в порыве бешенства стягивает штаны, оголяя собственные бедра и голени.       За этим двусмысленным занятием и застает их Хосок. — Я… — говорит он и пялится на Намджуна, который сидит на лежаке, и на Юнги, который стоит у лежака со спущенными штанами и сильно вспотевший и возбужденный. — … даже боюсь спрашивать, то ли это, о чем я подумал… — Спасите… — доносится слабый голос откуда-то с пляжа, и к лежакам подходит, еле переставляя ноги, Сокджун. — А ведь я говорил, — поднимает вверх палец Чонхён, — Не нужно Джунки кататься на банане… Кстати, где он?       Сокджун молча тычет пальцем в сторону моря: — Он намеревается перевернуть донат. — Донат нельзя перевернуть, — качает головой Юнги. — Вот и работник пляжа так сказал, — Сокджун протягивает руку и с благодарностью принимает из рук младшего брата спасительно холодную бутылку пива. — Но Джунки сказал, что он неправ.       Когда Джунки, порядком уставшего от катания, укладывают, наконец, на лежак животом вниз и накрывают розовым полотенцем в клеточку, в результате чего он напоминает сильно распластанную по планете черепашку, Минкён зовет всех к столу. — За Чонгука! — провозглашает тост отец. — Будь счастлив, сынок, мы гордимся тобой. — Все мы! — поднимает бокал отец Сокджина.       Чонгук улыбается и думает, что, наверное, идеальный семейный день рождения — он именно такой.       Если бы только… — Ну, — раздается откуда-то с подъездной дорожки. — Я так и знал, что вы начнете без меня! — Чимини! — подскакивает Чонгук. — Ты как здесь? Ты же…       Чимин уставший, помятый, в руках — сумка и коробка с подарком. — Эй, мелкий, — смеется он. — Ты же не думал, что я пропущу твой день рождения? — Успел-таки? — смеется его отец. — Билетов не было, и он готов был лететь даже с тремя пересадками, но подвернулся билет… — Я был готов лететь даже в кабине самолета на коленках у второго пилота, если честно, — хихикает Чимин. — Но мне не позволили. — Странно, — смеется Сокджин. — И почему это? — И я бы не позволил, — хмуро замечает Юнги.       И все хором хохочут. — Только не говорите, что детский альбом с фотографиями вы уже рассматривали? — спохватывается Чимин. — Ну неееет, пааааап, — Чонгук заливается краской, — ты же не привез его с собой…. — Ты за кого меня принимаешь? — возмущается отец. — Конечно, привез! Чимини, я приберег этот момент… — Голенький Чонгукки, голенький Чонгукки! — верещит Джиу. — Скорее, я должна на это посмотреть! — Ты потом должна будешь на нем жениться, — останавливает ее Хосок, — имей в виду. И автоматически проспоришь мне сто баксов! — Почему? — интересуется с подозрением мама Хосока. — Она поклялась на стодолларовой купюре, что никогда не выйдет замуж за мужчину младше себя! — Ладно, — смущается Джиу. — Я буду смотреть фотки одним глазом, так пойдет?       И все снова смеются.       И Чонгук улыбается снова, глядя, как бантаномамочки усаживают Чимина, угощают его вкусностями.       И думает, что, да.       Именно таким и должен быть идеальный семейный день рождения.