"Грелка"

Мамой быть тяжело. Однозначно. Пусть Харуно ещё ни разу не рожала, но чувствовала себя мамочкой со стажем. Она кормила и поила Хатаке по расписанию, пичкала таблетками, и постоянно срывалась, проверяя как он спит, не сдёрнул ли он с себя случайно одеяло. Уже вечером она ловила себя на мысли, что вся эта домашняя суета ей совсем не в тягость. От этого открытия, настроение её тонуло Титаником. Уже вечером, когда ей удалось отпоить себя чаем с лимоном, в дверь позвонили. На пороге топталась недовольная Ино. Конечно недовольная, ведь погода за окном не айс, и вообще у неё были свои дела, а она притащилась к Харуно. Яманака только хмыкнула, глядя на нелепый передник с цветочками, который был презентован Сакуре грозной родительницей на прошлой день рождения. Девичьи посиделки негласно было решено устраивать на кухне, и прежде чем подруга успела разойтись, Харуно шикнула на неё: -Не ори, разбудишь,- кого именно она могла разбудить, Ино по ходу знала, судя по её бесноватой улыбке. - Ладно мамаша, без проблем,- Яманака издевалась, причём явно и с удовольствием. Всё-таки дремала в ней сучья натура несмотря на весь безобидный внешний вид. Харуно закатила глаза в потолок, но оставила выпад без ответа и принялась по новому кругу варить адское пойло для Яманака - кофе с коньяком. Блондинка бухала похлеще любого медика и при этом всегда умудрялась держаться на каблуках с завидным равновесием. Такую бестию не споишь и не трахнешь в туалете клуба. Ино чаще всего умело играла блондинку в душе, и бухала за чужой счёт, а потом уходила по-английски трезвой походкой в закат, смачно виляя бёдрами. Тонкая папка лежала на столе почти сиротливо. С виду ничем не примечательная, но там была целая жизнь человека, который сопел за стенкой. Харуно даже не задумывалась о том, что увидит там белых листах с грифом секретно, где не зачёркнутыми чёрным маркером, осталось от силы пару десяток сухих коротких предложений. Ино молчала и ждала. Пока сварится кофе и пока Харуно снизойдёт до объяснений. - Кто он,- нервы у блондинки сдали после десяти минут ожидания. - Сосед, просто сосед,- почти как мантру повторила Харуно, то что пыталась донести ещё утром до Нары. - Ага просто сосед, которого ты притащила в собственную девственную берлогу и ради которого заставила моего отца поднапрячь добрую половину его старых связей. Не прокатило. Харуно это поняла. Значит нужно было бить врага голой правдой. - Он правда сосед, но я понятия не имею кто он, помимо этого. Я вообще ни хуя уже не понимаю. Но я знаю, то что он здесь и то что он нуждается во мне-это правильно. Правильно для меня. Глаза Яманаки искрились, а рот тянулся в знаке бесконечности. Улыбается. - Похоже кто-то вляпался,- всё правильно не влюбился, а именно вляпался. В Хатаке иначе никак. - И не говори,- Харуно не хочется отрицать очевидного. Не маленькая уже. Тем более ей нужен кто-то кому можно не врать. - Что будешь делать? - Вообще без понятий. Пока вот лечу его, а потом посмотрим. - Я всегда знала, что ты немного сумасшедшая. Вот и убедилась. - Ино умеет улыбаться по-настоящему. Она такая только с самыми близкими. - Утром заходил Нара,- с мысленным девизом сгорел сарай, гори и хата, Харуно выкладывает себя до конца. - Зачем? - Яманака не понимает. Она в курсе недосекса между ними, не одобряла с самого начала. И дело не в том, что ей Харуно жалко. Нет, она сама болеет Нарой, давно. Кажись с пелёнок. У них вообще это семейное дело - тяга к Нарам. Всё-таки семьи дружат поколениями. Только Ино обходит десятой дорогой и Нару и всё что с ним связано. В последний раз они виделись кажется на его свадьбе, на которой Яманака умудрилась напиться вдрызг и потерять девственность с кем-то из гостей. Протрезвела потом, замоталась в разорванное платье и убежала. С того дня она даже не дышала в сторону, друга детства. Решила, что перебьётся и переебётся хоть с целым батальоном, а это сукровицу из нутра вырвет. Почти получилось, правда мужчин в жизни блондинки было мало. Несмотря на весь образ шальной императрицы, Ино спала мало и очень выборочно с максимум тремя мужчинами за все эти годы. С остальными дел дальше комплиментов и заигрываний не заходило. Яманака бесилась, потому что подсознательно сравнивала каждого встречного-поперечного, с тем, кого знала с самого детства. Бесилась, напивалась и устраивала по выходным истерики. Кстати именно во время очередной такой истерики, она и встретила Харуно, спустя почти пять лет после школы. Просто в один субботний вечер, Яманака в хлам пьяная завалилась в бар и громко потребовала, что прекрасной даме налили. Прекрасным там и не пахло в прямом смысле, ибо шлейф из сладких духов перемешанный с запахом алкогольного угара, вызывал только рвотные позывы. Яманака заприметила за барной стойкой бармена со смазливой мордашкой и решила, что её жертвой сегодня станет именно он. Еле-еле взгромоздившись на высоченный стул, Ино начала втирать про свои несчастья бармену, которой хмурился и потирал бокалы. Когда ей в ответ на все её излияния прилетело " Слушай, заткнись, а?! Мне насрать", Ино поперхнулась и лимоном, и текилой, потому что ей впервые так открыто хамили. При чём совсем не сексуальным мужским басом, а девчачьим голосом. Вот тогда Яманака и пригляделась к своему симпатяге бармену. На неё смотрели свысока. И этот взгляд, и эта шевелюра в купе с почти отсутствующей грудью были Ино знакомы. - Приносил вещи для соседа,- Харуно ухмыляется. Что-то в этой ухмылке бесит и тревожит Яманаку и побуждает задать ещё один, самый важный для неё вопрос: - И как он отреагировал? - Ушёл,- Сакура говорит в одном слове о слишком многом: о том, что она устала, о том, что Яманака наконец может не давиться своей ревностью.А Ино разрывалась: ей было хорошо, потому что так случилось, и было плохо, потому что ей было хорошо. Замкнутый мать его круг. - Мне уйти?! - всё на что хватает запала. Ино нужно протрезветь от своих чувств. - Читаешь мои мысли,- у Сакуры сил ровно столько чтобы слегка подтянуть уголки губ. Вроде улыбается. Ино не чужой человек, очень даже близкий, но такой ненужный в эту минуту. Потому что делить одного мужчину на двоих тяжело, особенно если одна больше чем просто любит, а вторую больше чем просто хотят. Дверь не хлопнула громко и пафосно. Яманака ушла тихо, не навсегда конечно, но до тех пор, пока снова не наберётся сил быть подругой для неё. Сакура дышит ровно, размеренно. Демоны ходят строевым шагом внутри. Для истерики ещё рано. Очень. Листов в папке около тридцати, Харуно не считала специально. Глаза уже рябит от обилия чёрного маркера. Читает то что не зачёркнуто, и этого вполне хватает чтобы прощупать всю задницу ситуации. Её вояку потрепало не хило и не только на войне, там это дело привычное, по жизни в целом. Сирота при живом отце, которого упекли в тюрьму за государственную измену, годы в закрытом интернате, где ничему кроме выживания ее учат. За всем этим кошмаром следовало обучение в элитной военной школе, видимо кто-то из друзей отца здорово подсобил Хатаке, иначе бы обычному оборванцу из приюта и тем более сыну предателя было бы невозможно туда попасть. Все достижения и успехи в учёбе были описаны одним ёмким словом" первый", и этого достаточно, чтобы понять, что среди лучших, первым может быть только гений. Харуно жадно вгрызается взглядом в каждую не зачёркнутую строчку. Вот уже Хатаке двадцать лет, и он поступает на службу в какой-то спецотряд. Таких официально не существует, о них даже не все высокие эшелоны в правительстве знают и выполняют эти отряды такие задания, о которых никто никогда не напишет и не снимет острого сюжета. Харуно не знает наверняка обо всём этом, многое зачёркнуто, но она нутром чует что совершенно точно не хочет знать, что там написано. Ей хватает и перечня тех травм и ранений, которые получил Хатаке за время своей службы. С таким не живут, если только речь не идёт о каком-то мистически неуязвимом герое или о том кому вкалывают литрами экспериментальные препараты, которые к чертям переворачивают все внутренности. Харуно уверена, возьми сейчас она у Хатаке кровь на анализ, обнаружит там не то что сорок семь хромосом, а кое-что пострашнее. Дальше что-то непонятное, Харуно мало понимает во всех этих военных терминах, знакомым оказывается только одно слово " командир". Дослужился значит. А потом контузия и простое " списан", так словно речь шла не о человеке, сражавшегося за чьи-то интересы, а просто о старой мебели которую заменили на новую. Бездушно всё это. Тишина у Харуно вокруг и внутри тоже. Так думать легче. Принять легче. Принять то, что Хатаке почти никогда не чувствовал себя человеком, даже не машиной, а просто вещью, которой пользуются, ровно до тех пор, пока она пригодна. Харуно кажется больно за него. Она немного выпала мысленно из собственной кухни. Но возвращаться приходится, особенно когда в соседней комнате кричат. От кошмаров, от фантомной боли в заживших ранах. Сакура срывается, не удосуживаясь одеть на босые ноги тёплые тапочки. Ей плевать. На всё кроме него. Хатаке, который заходится хриплыми стонами и криками, застрявшими в горле. Он сидит на кровати, глаза открыты, но Сакура понимает, он всё ещё в своём грёбанном сне. Она на нём снова. Это место ей подходит, ей удобно. Если мечтой Харуно было оседлать стонущего под ней мужчину, то сбывается она как-то неправильно, потому что Хатаке под ней стонет не от блаженства. Её пальцы намертво вплетаются в жёсткие рванные пряди, а дыхание обжигает даже через ткань маски. Глаза в глаза. Хатаке цепляется за неё взглядом. - Я вытащу тебя Грелка,- глупое прозвище привязалось, но назвать его по имени Харуно не может. Пока. Хатаке кажется ей верит, потому что цепляется за неё уже не только взглядом. Его руки на ней, путаются в складках наспех затянутого халата, ищут тепло её тела и наконец находят. У неё мурашки скачут снизу в верх, к затылку, потому что у неё кожа странно горячая, а его пальцы безумно холодные. И этот холодный капкан на собственной пояснице ощущается слишком волнительно, наверно на это и можно списать её сбитое дыхание. У Харуно губы сухие, потрескавшиеся, но ими всё же можно целовать и Харуно целует. Отчаянно прижимается губами ко лбу, словно ставит своё клеймо на разум Хатаке, пытаясь собой вытеснить прошлое, которое его всё не отпускает. - Рядом,- да она будет, никуда не денется. Выдыхает, сродни клятве и замирает, потому что даже через плотную ткань она чувствует, как чужие губы трепетно прижимаются к её ключицам. Хатаке согласен. Теперь это общая война.