"Грелка"

Какаши понятия не имеет, что за окном. На них тёмные шторы, а в комнате их двое. Он и его соседка. Странная она, он в этом уже столько раз убеждался. Какаши всё ещё здесь, в её комнате, в её постели и в её руках, а она у него в голове. Засела прочно, что в танке. Лечит, кормит, ухаживает, а ещё обнимает. Ему уже три дня, как кошмары почти не снились. Наверно они боятся эту девчонку. Она мало говорит с ним, непостижимо чувствует его, и не лезет с вопросами. Но, в её молчании ему видится что-то очень нужное ему сейчас, не жалость, нет, скорее понимание. Да Сакура его понимает, не жалеет, согревает. У неё руки тёплые, и глаза, когда она смотрит на него. Хатаке спокойно, когда он смотрит на неё: как она что-то читает, ест, спит. Она живая, и он тянется к ней, потому что самому не хватает этих ощущений. Она даже пахнет теплом. Странное сочетание. Она не похожа на Рин. Их даже сравнивать нельзя. У Рин из его прошлого слишком наивные глаза, нежная улыбка и лёгкий румянец на щеках. Светлая, хрупкая, ранимая. Вот такой он её помнит. Рин апофеоз женской слабости и притягательности. Такую рвутся любить и защищать. А Харуно изломана, и эти изломы в ней застыли чудной картиной. Она тонкая, только не ломается никак, такую к земле придавишь, а она потом снова выпрямится и поднимется. Она не попросит, чтобы её спасли, сама без сил ринется закрывать других грудью. Какаши думается, что это странно, потому что она такая же маленькая как Рин, но она больше чем он сам. Какаши думает, что это бесценно, потому что в кольце её тонких рук, он почти дышит и ему тепло. Парадокс. Харуно не была роскошной женщиной, которая вопреки всему остаётся прекрасной. Она была из числа необходимых, которые таковыми остаются всегда, несмотря на время, расстояние и прочие обстоятельства. Харуно почти всё время валялась рядом с ним, на кровати, в весьма потрёпанной и растянутой одежде. Она не смущалась ни себя, ни его. Хатаке помнил, как она раздевала его, касалась его и одевала как маленького ребёнка, и в этом не было никакой пошлости. Харуно была слишком заботливой. Она много читала, хмурилась, Какаши мог с точностью сказать сколько у неё морщин на лице собирается, когда она чем-то недовольна, или наоборот рада. Эти знания казались чем-то нужным и дорогим. И это было выше обычного привыкания. Не будь Сакура собой, его бы ничего не удержало в этих четырёх стенах. Ему было не всё рано на то, кто рядом и, кто пытается его вытащить обратно в реальный мир. Только Харуно он позволял делать это так, словно это он просил её об этом. Якорь. Точно. За такую плюют на свои страхи и плывут. Когда, её целовал тот незнакомый парень, Какаши видел и её метания в глазах, и её пустоту. А потом её слова ударили его. Вторая. Он всю жизнь был вторым и это было невыносимым. Поэтому её слова, её боль, жалила его горечью собственных воспоминаний. Сакура Харуно не вторая. Единственная. Должна быть такой, для совершенно особенного мужчины. И Хатаке немного жаль, что он не такой и слишком изломанный. Сакура рядом недовольно ворочается во сне. Хатаке прислушивается к сбитому и тяжёлому дыханию. В его голову закрадываются нехорошие мысли и стоит ему тыльной стороной коснуться лба соседки, как все его подозрения подтверждаются. Девчонка просто горит. Вылечила называется, на свою голову. Какаши этого опасался. Он знал, как оказывать первую помощь, как доставать пули и осколки, зашивать рванные раны и ставить шины, но что делать с обычной простудой он не знал. Его к такому не готовили, уж к температуре, судя по испарине, высокой, тем более. И пусть вся тумбочка и стол были забиты всякими микстурами и таблетками, Хатаке медленно накрывало паникой. Он выводил невредимыми своих ребят из настоящего пекла, а тут надо было всего лишь вытащить костлявую девчонку из лап простуды. Но здесь не было бесконечных координатов, чтобы наметить правильный маршрут, и Какаши по-честному трусил. Наверно, ни один звонок в его жизни не был таким важным, как тот, который прорезал и его панику, и тишину в квартире. На дисплее высвечивалось короткое слово "МА", в этих двух буквах Какаши вдруг увидел свой ковчег. Мама - и даже объяснений больше не надо, потому что это всё. И забота, и бесконечное знание, о том, что правильно и хорошо. Мама ведь всегда кинется спасать своего ребёнка от всех и всего. Какаши очень хотел верить в это, потому что он не знал точно. Ему не довелось как-то узнать это на себе. Голос на другом конце странно затих, стоило только ему произнести хриплое "Алло". - Ты кто? - нотки в голосе стальные, видимо кое-кто с характером. Тяжёлым таким. - Сосед,- Какаши остаётся только растерянно мямлить. Ну не привык он с боевыми мамашами разговаривать. - Сосед значит,- в ответ многозначительно хмыкают. Едко, а потом выдают: - А Сакура где? - Спит. У неё температура высокая. Очень. - зачем-то добавляет Хатаке, наверно, чтобы слушатель до конца прочувствовал весь трагизм ситуации. - Какая температура? - Не знаю, - Какаши хотелось биться головой об стенку. - Почему? - Не измерял, - это было полным фиаско. В ответ была тишина. Видимо собирались с мыслями. - Чёрт, ладно я приеду. Оставь дверь открытой. Ненавижу звонить в домофон, - сказали и отключились. Когда Хатаке повесил трубку, минуты три он просто таращился в стену, напротив. А потом до него начал доходить весь смысл случившегося. Скоро приедет мать Сакуры, а он был в одних казённых пижамах, в маске, растрёпанный и вообще в постели с полуодетой девушкой. Как со стороны всё это могло выглядеть, Какаши догадывался. У него даже не было сменных вещей, чтобы привести себя в божеский вид. С пижамами на голое тело не встречают всяких там мам, тем более таких. Хатаке метался взглядом по комнате. Спасение нашлось неожиданно, в дальнем углу. А там лежала маленькая дорожная сумка с выпотрошенным содержимым, который был разбросан вокруг. Судя по виду, там была одежда, большого размера. Хатаке мысленно поблагодарил всех святых за столь щедрую находку. На то чтобы принять душ и натянуть одежду у него ушло добрых пол часа. Он определённо стареет, раньше у него на подобное мероприятие уходило не больше десяти минут, и он был при полном параде. А тут натянул на себя кое-как чужие вещи, которые ему даже велики, на голове полное гнездо, в глазах муть, а маска норовит сползти. Босоногий мальчуган с большой дороги, не иначе. Встречать мам, особенно девушек, если они тебе в принципе никто, в таком виде нельзя, но Хатаке даже толком предаться панике не успел - звонок в дверь не дал. На пороге стояла женщина с весьма броской и экстравагантной внешностью. Волосы были выкрашены абсолютно в дикий алый цвет, и уложены в хаотичную короткую укладку. Хатаке, вспоминая розовые волосы Сакуры, теперь понимал откуда у его соседки такая тяга к экспериментам. Женщина выглядела донельзя бодрой, в своём деловом костюме на теле, которое кстати выдавало частые походы в спортзал. Немногим выше Сакуры, старшая Харуно была определённо как говорят "ещё в соку". Она с неприкрытым любопытством оглядывала его самого, и Хатаке честно хотелось обратно в постельку и накрыться одеялом с головой, чтобы спастись от бяки мамы. Он всю сознательную жизнь был солдатом, знал много всяких приёмов, но вот выдерживать оценивающий и слишком пристальный материнский взгляд он не умел. - Ну здравствуй "сосед"! - женщина нарочно сделала ударение на последнем слове. Усмехается. - Ты иди пока на кухню, завари чай. Мне покрепче и без сахара. А я пойду проведаю любимую дочь,- Хатаке вдруг почувствовал себя снова зеленым и неопытным солдатом, принимающим команду от сурового командира. Вот он и пошёл. На кухню. Заваривать чай. Для мамы. Для мамы Сакуры. Кажется, он попал в альтернативную вселенную. С горем пополам, но Какаши в своей экспедиции по кухонным шкафчикам таки удалось найти две чистые кружки. Он не задумывался на кой чёрт ему сдались две кружки, ведь мама-то в квартире одна, а он как-то не восприимчив был к чайным беседам, но всё же заварил две чашки. Чай получился настолько тёмным, что для достоверности стоило принюхаться, чтобы убедиться - не кофе. Такой чай подходил, как раз для такого случая, когда впереди ожидал не самый простой разговор. Чем крепче, тем трезвее голова и чувства. Мама Сакуры вошла почти бесшумно, отодвинула с жутким скрежетом стул и уселась напротив Хатаке. Пару минут она его просто рассматривала. Создавалось такое ощущение, что женщина сама с собой вела немой диалог. - Меня зовут Мебуки. Добавлять сан не обязательно. А тебя как зовут сосед? - Хатаке Какаши. - По кличке Грелка, да?!- видя замешательство собеседника, Мебуки ухмыльнулась и пояснила: - Сакура проснулась на несколько минут, и пока я заставляла принять её лекарство, она спрашивала где её Грелка. Я сказала, что она в целостности и сохранности, и на кухне варит чай. Так что приятно познакомиться Грелка. А теперь давай начистоту - кто ты? - Сосед, - с заминкой выдал Какаши. А что он мог сказать ещё? Что он Сакуре кто? Друг? Любовник? Ничего из этого не является правдой. Он просто человек, которого Сакура обнимает и позволяет спать рядом с собой. Что это он не знает. - Просто сосед, как же. Чёрт, как же у вас всё сложно,- Мебуки зарылась пальцами в свою тщательно уложенную причёску. - Просто сосед, которому моя дочь позволяет прикасаться к себе, быть рядом после всего, что с ней случилось?! Нет мой хороший, просто соседей не пускают в свой дом, куда даже матери нет хода, не позволяют дышать своим воздухом. Только не с таким прошлым, как у Сакуры. - Что с ней случилось?! - Хатаке и раньше чувствовал что-то сломанное в девчонке, но ему некому было задавать вопросы. Харуно бы просто промолчала, или ещё хуже, выгнала бы из своей квартиры и своих объятий. Но сейчас, Какаши чувствовал, что тайна витала в воздухе и почти касалась его. Сейчас, было самое правильное время задавать вопросы. - Отец Сакуры умер, когда ей не было и трёх. Это было сложное время. Я была совсем одна с маленьким ребёнком на руках, и без гроша за душой. Но, потом в моей жизни появился замечательный человек. Он помог мне обрести твёрдую почву под ногами, помог не сойти с ума от горя и полюбил мою дочь, как родную. Дальше всё сложилось предсказуемо: я во второй раз вышла замуж, и у моей дочери появился отчим, который не чаял в ней души. Он возился с ней каждую свободную минуту, всячески баловал. Тогда мне казалось, что быть счастливей просто невозможно,- грустная улыбка едва тронула лицо Мебуки. - Казалось мне не о чем было волноваться. У меня была прекрасная работа, любящий муж, который был для всех уважаемым человеком, моя единственная дочь, окружённая заботой и любовью, не знала отказа ни в чём. Всё было идеально до той поры пока Сакуре не исполнилось пятнадцать. Она стала избегать моего мужа, это было настолько явным и внезапным, что я была растеряна. Я несколько раз пыталась поговорить с ней, но она каждый раз отвечала, что не произошло ничего страшного, что это просто временные глупости. А потом просто был звонок в обеденный перерыв и сухое " Мама, я убила папу. Приезжай". Это не было шуткой я поняла это сразу. У Сакуры был такой голос, что меня до сих пор пробирает дрожь от воспоминаний. Я толком не помню, что тогда было. Когда я приехала домой, там уже вовсю сновали полицейские и криминалисты. В гостиной лежал труп, заботливо укрытый белой простынёй. Отчётливо помню свой любимый белый ковёр в пятнах крови. Рядом валялся обычный кухонный нож. До сих пор не понимаю, как смогла стоять тогда, делать что-то, двигаться, вообще думать. Единственная мысль билась в голове - найти Сакуру. Далеко идти не пришлось. Она и ещё целая куча людей в форме оказалась на кухне. Моя маленькая девочка сидела в изорванной одежде, с кучей синяков, и разбитой губой, а на руках у неё были наручники, как у какого-то преступника. Никто ничего не говорил, но я уже знала, что случилось. Меня разрывало от ярости, от ненависти к себе самой. Я не смогла уберечь свою единственную дочь от всего этого ужаса. Я должна была заподозрить что-то неладное, но я была слишком беспечна. И знаешь, что было самым страшным?! Когда Сакура посмотрела на меня, я поняла одно: синяки сойдут, и она оденет новую целую одежду, но она сама уже никогда не будет целой. В том первом взгляде не было ничего от моей девочки. А потом начался настоящий ад: вереница судебных разбирательств и экспертиз. Сакуре буквально промывали мозги и всем было плевать, что она несовершеннолетняя и это был акт защиты. Мой муж занимал не последнее место в министерстве обороны и у него были свои покровители. Жизнь моей дочери целенаправленно рушили на моих глазах. Ещё никогда я не ощущала себя так беспомощно. Крёстная Сакуры - Цунаде и её муж, Джирая подняли на уши все свои связи. Нам удалось выиграть дело. Мне вернули дочь, точнее просто живое тело без признаков личности. Цунаде говорит, что её буквально пичкали психотропными препаратами, чтобы получить чистосердечное признание, написанное её рукой. Не прокатило. Не знаю, как, но Сакуре удалось вынести весь этот кошмар. Только после она почти год ее разговаривала совсем, даже знаками. Не позволяла к себе прикасаться, даже приближаться больше, чем на несколько метров. Мы победили если так, можно сказать. Я осталась вдовой, моя дочь с клеймом убийцы в пятнадцать лет. Первое время мы даже спать не могли нормально. Сакура вообще горстями глотала успокоительные - не помогало, потому что были и кошмары, и крики. И что самое страшное, я не могла просто взять и обнять свою дочь. Так прошёл почти год, за это время Сакура почти не выходила из дома, сидела у себя в комнате и не делала абсолютно ничего. Я думала, что это конец, что ничего уже изменить нельзя, но на пороге моей квартиры появилась Цунаде. Я не знаю, что она сделала и что сказала Сакуре, только после этого моя дочь начала подавать признаки жизни. Когда я застала её читающей в гостиной, я думала, что ещё никогда не была так счастлива. Моя дочь снова хотела жить, интересовалась чем-то. Только потом я обнаружила, что все эти книги были по анатомии. Сакура выбрала свой путь-забрав одну жизнь, она захотела спасать другие. Цунаде нашла к ней правильный подход. Всё вроде наладилось. Сакура училась как проклятая, готовилась к экзаменам, начала выходить из дома. Только по-прежнему не позволяла приближаться к себе очень близко. Мне пришлось смириться с этим, и с желанием дочери жить отдельно. Я боялась оставлять её одну, слишком яркими были воспоминания о произошедшем. - Но, мои страхи были напрасны, Сакура отлично обжила эту квартиру. Даже устроилась на работу барменом. Но, научиться готовить она не пожелала, так же, как и заводить кошку или другую домашнюю живность. Хотела полного одиночества, она его получила. А потом в её жизни появился один парень, Нара кажется. Да, точно, фамилия у него достаточно известная в узких кругах. Я уже даже начала верить во что-то, а тут ты, в её доме, в её постели и с её запахом. Кажется, Нару послали лесом. Так, что нет мой хороший ты не просто сосед. Ты - её человек. Единственный. Другому она не позволила бы быть так близко. Даже тому парню не удавалось пробить её. Поцелуи не в счёт. Мне кажется Сакура на нём просто тренировалась. - у Мебуки-сан был такой лихой и заговорческий вид, словно это не она сейчас вывалила на Хатаке страшную тайну собственной дочери. Пожалуй, Сакура и её мать, были самыми необычными женщинами, с которыми Какаши приходилось сталкиваться. Взгляд у обеих почти одинаковый - слишком сильный и прямой. Теперь понятно почему не удалось выбить признание из Сакуры даже под препаратами - она скорее умрёт, чем сдастся. Боец, не иначе. Хатаке по себе знает, его растили таким. Он сидел и даже не замечал того, что его чашка осталась совершенно нетронутой. В голове было мыслей тысячу и ещё одна, самая важная, и она была о Сакуре. Точнее о том, что теперь он будет заботиться об этой странной девчонке, которая признала его. Признала и поняла. В груди оказалось неожиданно горячо. Хатаке недоумевал сперва, что это с ним, пока не понял, что его сердце так бьётся, разгоняя кровь по жилам бешеным потоком. Это осознание было настолько неожиданным, что Какаши не сразу заметил, как Мебуки-сан успела допить свой чай и помыть за собой кружку. Очнулся он только тогда, когда женщина на выходе их кухни окрикнула его: - Пойдём, Грелка, проводишь меня. Уже стоя в коридоре, Хатаке набирается смелости спросить: - Почему вы не против меня? - А я всё гадала, когда же ты это спросишь,- Мебуки-сан по - доброму ухмыльнулась. - Всё очень просто: Сакура доверяет тебе, я доверяю ей. Если тем, кого моя дочь предпочла видеть рядом с собой, оказался бывший военный, то, значит так тому и быть,- в ответ на удивлённый взгляд Хатаке, женщина добавила: - Как я узнала?! По глазам. Такие только после войны остаются. Биологический отец Сакуры, был таким же отчаянным воякой до мозга костей. Жил солдатом и умер, как солдат. Сакура очень похожа на него. Не обижай её,- сказав это Мебуки-сан просто скрылась за дверью, оставляя Какаши одного. Лежать с Сакурой теперь было легче, ближе. Просто не стало ещё одной стены. У Хатаке под пальцами атлас кожи, майка как-то задралась, а живот нужно согреть. Его руке так удобно, ему в целом тоже. Повторять чужой силуэт, прижимать к своей груди, упираться чашками колен в чужие. Сакура спит, на этот раз спокойно. Ей тепло, то ли от него, то ли жар спал, но Хатаке хочет верить, что лекарства тут ни при чём. Тихо. Слишком, потому что эту тишину можно резать, хоть тупым ножом. Хатаке до сих пор чудится голос Мебуки-сан, который говорит о незнакомом ему подростке, с кровью на руках, и демонами в голове. Сакура была такой когда-то. Но ей удалось пережить это. А вот ему нет. Странно. Маленькая сломанная девочка, которая хочет быть целой. Может её скотча хватит и на него?!