Сразимся за сцену?

POV Виола Как же я не люблю плакать… Я это ненавижу. Глаза щипет, шмыгаешь носом, как какая-то свинья, а хуже всего — тебя все жалеют. Хотя, как это «все»? Только едва знакомые, проходимцы, которые завидели «плаксивую девчонку» на горизонте и сразу же бегут проявить псевдо-милосердие, но на самом деле им до люминесцентной лампочки, что с тобой произошло, кто тебя обидел, как помочь и прочее. Потому что это их не касается… Так было даже с хорошо знакомыми людьми из музыкалки. «Виолончель, кто тебя расстроил?» — смеялся учитель на мои хлюпанья носом, сперва я рассказывала правду, говорила, что меня лупила мать за четвёрки по чистописанию в первом классе, хотя эта буква «Ф» у меня выходила дико корявой, а ещё Д, потому что домики в детстве никто со мной вместе не рисовал, но вот отдуваться буду я… Рассказывала как сестра со всей силы фигачит мне по рукам этой сраной линейкой, стоит случайно задеть чёрную клавишу, начинает бить по шее этой же деревяшкой, достаточно только наклониться, чтоб в ноты заглядеть при таком отвратном освещении одной лампы! Но кто меня слушал? Мой учитель — чудесный источник информации, прекрасно её преподносил, умел ободрить перед выступлением, но… Он как «Птица Говорун», любил поболтать больше, чем послушать, да и урок не резиновый, потому все мои рассказы обрывались его фразой «Ну… Терпи, ты девочка сильная, да и может сама что-то не так сделала». Так я и перестала рассказывать о своих истинных проблемах, начала врать типа «двойку в школе получила», а затем научилась сдерживать слёзы, что оказалось очень полезным в моей не самой доброй жизни. Но вот сейчас моему слёзному мешку захотелось вырвать слёзками из-за какой-то одноклассницы, которая суёт нос в мои дела! Да ну всё это к дьяволу! Я сейчас же иду к этой занозе, скажу, чтоб она уже отлипла от меня и жила своей «роскошной жизнью» подальше от моей! Из-за неё у меня снова начались проблемы… Из-за… Сука, снова слёзы… Аргх! В коридоре мелькнула белобрысая голова в сопровождении какого-то старикана в костюме. Вспомни чёрта… Хм… Куда этот мужик её тащит? Эккерт скрылась из виду, а спина мужика в костюме всё ещё виднелась на входе в кабинет… Но вдруг и его силуэт исчез и до меня донёсся сильный, громкий хлопок дверью, который заставил меня очухаться и прийти в себя. Слёзы сразу высохли и вялые ноги вдруг сразу наполнились энергией, всё пошло в бег, я забыла даже как дышать, не говоря о чувстве голода, которое сопровождало меня весь вчерашний день, как и нынешний, но какую-то булку отжать я смогу у какого-то идиота, которого никто не любит. Хм, о чём это я? Пока мои мысли наполняли идеи как поесть и о том, что я не хочу есть, я уже добежала до кабинета и стала барабанить в дверь а-ля «открывай, чудовище! Выходи на бой», но на деле выходило: «Откройте, пожалуйста!». Я как отчаянный хомяк скреблась о дверь с одним единственным героическим вопросом — «Можно войти?», на что получала лишь снисходительное молчание. А когда у меня уже кончился весь запас воспитанности, я с ноги ударила по двери, что с болью отдалось по моим суставам, мышцам и костям. А также, я нажила вдали коридора нового врага — уборщицу, чей взор нашёл меня как раз в момент «порчи школьного имущества». Да и, по всей видимости, полы она недавно помыла, а мои ботинки… Если мягко — требуют заботы и тряпочки… Женщина в синих резиновых перчатках взяла тряпку в руки и побежала в мою сторону. Я стала героиней фольклора, ибо меня раз пять уже успели обозвать «Кикиморой болотной», чему я не успела обидеться, потому что страшная волосатая мужская рука затащила меня в кабинет и закрыла дверь на ключ. Я уже удосужилась хорошенько, прошу прощения, обосраться, но вскоре после осознания ситуации наступил момент, когда вновь мои физиологические потребности ушли на третий план. Этель лежала на столе с расстёгнутыми верхними пуговицами блузки, рядом с ней стоял дядька, который меня и затащил в этот кабинет и я, разумеется, додумала самый простой вариант событий, подбежала к старикану в костюме и сильно зарядила ему промеж ног. Крик полный боли разнёсся по углам кабинета. И пока отчаянный вопль дядьки навещал эхом каждого, кто находился вблизи кабинета, я стала проверять пульс на шее Этель и дыхание. Мои ушки слышали лишь тяжёлые, но довольно редкие жадные глотки воздуха, помимо того, что они происходили только из-за сильного кашля. Это было похоже на аллергию… — Ой… — ещё отходя от «заряда» прокряхтел дядька, — отойди… — меня легко отодвинули в сторону, но после я подошла вновь к Эккерт, которой, видимо, стало ещё хуже. — Что вы творите?! — мужчина послушал дыхание, а затем зажал нос несчастной и почти начал её засасывать, пока я не оттолкнула его грубо в живот подальше от одноклассницы. — У неё очень слабое дыхание. Отойди, девочка. — Как бы ни так!!! Позволю я какому-то старикану касаться невинной девушки!!! — Юная леди, сейчас решается жизнь моей госпожи, так что… — ИЗВРАЩЕНЕЦ! — бурно отреагировав из-за слова «госпожа», я вытолкала старикана к двери, открыла её и через секунду на весь коридор был слышен сперва тяжёлый грохот, а затем крик уборщицы, ибо упал старикан, видимо, на попыток место. Я же, решив поступить по предположению мужика про слабое дыхание, которому нужно бы помочь, что я поняла и после собственной проверки, не думая ни на секунду, зажала нос Этель, открыла пошире рот, приложила губы и как дунула!!! Казалось, что глаза у неё сейчас лопнут! Ну, то что мне удалось её разбудить от тяжкого сна — это да, но такого афигевания я не ожидала. Ну, зато проснулась! — Очнулась, спящая… — не успела я договорить «страшилка», как мне смачно влетела горячая пощёчина. Я значит её спасаю, забыв про своё горе! А она! — Где Виктор?! — возмущённо заистерила неблагодарная бука! Я, значит, с ней своим воздухом поделилась, а она… Да тут она ещё вытирать губы стала рукавом! Видите ли противно её величеству! — Я тебя от педофила спасла! — пусть она уже была девушкой, а не девчонкой, но если смотреть на их разницу в возрасте, то тут да, чисто педофилией и пахнет… — Чёрт с тобой! Викто-ор! — закричала сирена из глотки Эккерт, будто подзывая пса и вскоре в кабинет вновь влетел старикан полностью мокрый, но с чем-то в руках. Но сохраняя «товарный вид», выпрямился, как человек «старой закалки». — Слушаю, юная госпо… — он тоже получил пощёчину, но раза в три слабее, чем я, даже покраснения не осталось! — Простите, заслужил… — Ты подпустил к моим губам другого человека?! — Вы были в бессознательном состоянии… — Оправдания! Я! Я! Кхе, кхк… Ой… — закончив со своей истерикой, Эккерт сильно покраснела и стала кашлять. Весьма ловкий старичок, налил в стакан воду и подал «госпоже» своей, не пойми откуда взявшуюся, таблетку… Хм, может это снотворное, яд или… Слабительное? Хотя, она, видимо, его знает… Хм… Ну, посмотрим, если что, то телефон при мне, а номер полиции известен… Да и я где-то видела кресло… Уж я его подниму и как…! — Прошу, выйди, — слегка покрытые белой пеленой старости, глаза мужчины оценивающе, можно сказать, «облизали» весь мой внешний вид. Он сделал тяжкий вздох, слегка сгорбился и устало-вредно выдохнул: «Девочка». «Я тебе не девочка, я девушка!» — хотелось тотчас воскликнуть, но вместо этого я замолкла, потому как вместе с этими словами мне был адресован также не сконцентрировавшийся, но весьма настойчивый взгляд. Слишком большое скопление народа, видимо, давит. Конечно давит! Я удалилась из кабинета и аккуратно закрыла за собой дверь. У лестницы в четырёх шагах от меня стоял бич моего дня — уборщица. Во мне наконец проснулась совесть и немного поутихла гордыня, которую я не очень люблю из-за проблем, да и в целом — задирать нос — плохо. — Простите меня, пожалуйста, — опустив взгляд на свои не первой свежести ботинки, внутри которых пахло далеко не «Шанелькой», изложила я своё сожаление в довольно звонкой форме, потому как мямлить под нос было не в моих правилах. — Грешную… — прошептала я себе под нос, чтобы не испортить извинений, а то ещё побьёт за богохульство, потому как я всегда усмехаюсь этому слову, когда произношу его вместе с просьбой о прощении. — Ух… Мелкотня… Доживёшь до моих лет, попробуешь — как это тащить на своей спиняке гнилой эту швабру да ведро… — Я задумалась. А ведь действительно — видимо не зря она на меня наругалась, пусть я и так её не винила, тут я одна «кикимора болотная», но всё же было обидно, чего кричать то, я ж чадо бедненькое. Видимо не такое уж и святое «чадо», что так подгадила бабульке, которая получает прожиточный минимум, только чтобы сосуществовать, потому как пенсии настолько мелкие, что их даже на воздух не хватит. — Я больше так не буду… — Эх, чего ты как маленькая, пискля какая-то. Ха, ну, зато уборщица хоть улыбнулась. Она махнула мне рукой, показывая нечто что-то вроде «гуляй, беспризорница», и я пошла. Двинулась я к актовому залу, в котором будет концерт через несколько часов. Когда я вошла в эту огромную комнату, большое электронное табло часов дало понять, что не так уж и много времени мне осталось ждать. Через два часа начнут приходить первые зрители, а затем ещё через час уже начнётся выступление. Разумеется всем было известно, что это не просто концерт, а конкурс… Но для меня это было обыкновенное выступление, в котором не было никого кроме меня и Этель. Не важно кто займёт третье, четвёртое, пятое и даже десятое место, главным было первое, которое достанется именно мне. «Самоуверенность» — скажет мне кто-то, «Может быть» — отвечу я и продолжу тренироваться. Хм… Кстати да, тренировка. Надо бы попробовать фортепиано в актовом… А то мало ли, вдруг оно настолько убитое, что мне самой придётся где-то искать инструменты и настраивать мертвеца сызнова, не хотелось бы тратить драгоценные секундочки на подтягивание нижних или верхних регистров. Дверь в зал была открыта, ничто не мешало мне зайти. Внутри была женщина лет сорока, которая руководила дежурными учениками — у них были красные повязки на руке. Зал украшали шариками, рисунками младшеклассников и прочей бурдой, которая, по сути, не нужна никому, а потом эти же рисунки и плакаты отправятся на макулатуру, как это происходит почти в каждой школы, вне зависимости от её статуса. — Что ты здесь делаешь? Разве был звонок? — скорее не с претензией, а более с интересом спросила дама с короткой стрижкой и широким тазом, который я никак бы не назвала преимуществом перед мужчинами, он больше отвращал, хотя, это всего лишь внешние признаки, не стоит о них думать так предвзято. — Нет, — без задней мысли ответила я. — Прогул? — серьёзно сощурив глаза, мне вновь задали вопрос. Тогда до меня дошло и я немного нервно, вновь ответила «нет». — Как это нет? Ты должна быть на уроке! — воскликнула женщина. Мне ничего в голову не пришло кроме того, как сказать, что у нашего класса «окно», на меня покосились недоверчивым взглядом и дежурные видимо знали, что окон здесь ни у кого нет… Но они промолчали. — Хм, какой ты класс? — я назвала, на свой страх и риск, не тот класс, в котором я училась, ученики переглянулись между собой. К ним обратилась их «повелительница» с вопросом говорю ли я правду. Дежурные лишь пожали плечами и промямлили что-то вроде «нужно посмотреть в расписании». — Извините, можно мне потренироваться на этом фортепиано? — мне не ответили, женщина, скорее всего, даже не услышала мой вопрос. Она что-то сказала ученикам и стремительно вышла из зала. Я не стала дожидаться чьего-либо ответа и забралась на сцену. Дежурные пошли следом за мной. Это было два парня, один низкий с носом «картошкой», а второй высокий с рыжими волосами, в остальном — ничего особого в них не было, да и к слову, запоминать их не было мне досуга. Подняв крышку фортепиано, стоявшего почти в самом углу, ближе к кулисам, где меня наверняка не было видно, я стала играть гаммы, инструмент был не идеален, но вполне в рабочем виде. Парни не отходили от меня, когда я доиграла хроматическую гамму и уже поставила руки на нужные клавиши, чтобы сделать аккорд, рыжий заговорил: «Эм… Алла Васильевна пошла посмотреть расписание, ты может не знаешь, но это ведь завуч по воспитательной… Тебе лучше идти в свой класс поскорее…», второй лишь качнул головой, поддакивая первому. — Не, не пойду, — ухмыльнувшись, ответила я и сыграла первые аккорды вместе с мелодией. Что ж, моя личная репетиция началась, а парни пошли доделывать свои дела. Не могу сказать, что я играла как на концерте, если мне что-то не нравилось, я останавливалась и переигрывала неидеальный такт, так что эта игра никак не завораживала, она была просто правильной технически, а именно её я и отрабатывала. «Душевность» я выдавливала из себя дома. «Хм, ну, как прорепетирую, прогоню всё от начала до конца так, как сыграю на концерте и всё будет вах» — подумала я и улыбнулась своим позитивным мыслям. Как же приятно не задумываться о прошлом, хотя бы даже о том, что случилось утром. Руки бегали по клавиатуре, я стала замечать, что загоняю темп, потому сразу же ставила пальцы на предыдущий аккорд вместо следующего, проигрывала медленнее и продолжала. Репетиции утомительны, потому я старалась не сильно выкладываться на технику в последний момент. Просто поняла для себя, что нового рекорда я не поставлю, но сыграть хорошо — моя обязанность. Дежурные всё ещё развешивали оставшиеся рисунки, их оставалось не так уж и много, это означало, что мне вскоре придётся уйти. Поэтому то я и решила «прогнать» произведение напоследок. Щёлкнув костяшками пальцев, что всегда раздражало сестру, я нежно положила пальцы на белые гладкие клавиши. Музыка, моя прекрасная, почему ты не человек, я бы отдала тебе своё ничтожное тело навсегда, лишь бы увидеть какое у тебя обличье, многоликая музыка, хотя, даже обратиться в человеческую форму — слишком грязно для музыки. Ах… Очередной аккорд, очередные ноты, которые проникают в сердце, чёрт, немного загнала, так, замедляем, пиано, тише, тише, Виолончель, ты должна обращаться со струнами фортепиано также нежно, как обращаешься со струнами своей души. Такт за тактом приближался конец. Последние нажатия, последние звуки мелодии. Завершение. Хорошо, на твёрдую четвёрку. Жаль, времени мало, да и рука всё ещё ноет. Эх, намазюкать бы её… Я подняла глаза со своих рук на холодный свет школьных ламп, который был даже в зале. Его заграждала фигура небезызвестной девушки, которая опиралась рукой об инструмент. — Нельзя трогать фортепиано во время того, когда кто-то на нём играет, это может просто отнять твой голос, — с нескромной улыбкой произнесла я. — Примета у нас, музыкантов. — Никогда не слышала, — тихим дрожащим голосом ответили мне. Я не хотела продолжать бессмысленный разговор до тех пор, пока не увидела её лица. — Ты… Хороша, — «Ещё бы» — гаркнула бы я, будь это кто-то другой в другое время. Тогда эти трепетные словечки, произнесённые со стеснением какой-то монашки, а не президента школы, заставили пробежать «мурашек» по моему телу. — Спасибо, — выдохнула я и мои щёки стали теплее, — тебе лучше? — уже смотря в сторону, спросила я. — Да, — тоже куда-то в сторону ответила она мне, всё ещё тихим голосом, — благодарю за заботу, — ха, вот это уже больше похоже на дерзкую дамочку, с которой я недавно познакомилась. — О, Этелечка, — мы обе развернулись в сторону женского голоса, — что ты тут делаешь? Сейчас ведь урок! — женщина с «необъятным тазом» как нельзя кстати. — Здравствуйте, Алла Васильевна. Кхм… Я пришла, чтобы забрать эту девушку, которая про… — я уже смирилась с бренной участью прогульщицы, с одной стороны — пофиг, с другой — не хочется нажить себе очередного врага в виде завуча ещё раз за день. Хм, а мои недоброжелатели растут по карьерной лестнице, сначала уборщица, теперь будет завуч, а потом директор? Неплохо, неплохо. — Просто изумительно играет! Её попросили в кабинет музыки, показать как надо играть… — В наглую плела президент, перестав краснеть. — Хорошо, хорошо, хм, может мне с вами? Я тоже очень хочу послушать, если уж ты её так… — Лучше не стоит, скоро урок закончится, вам нужно подготовить аппаратуру, — повернув голову в сторону колонок, практически отдала приказ ученица завучу. Женщина даже не успела что-то сказать, как светловолосая дамочка, взяла меня за руку и повела к выходу. «Может они того…» — шепнул кто-то из парней, на что я только закатила глаза. Ещё скажите, что она меня сейчас при вас поцелует. Этель остановилась, испепелительно посмотрела на дежурных, затем в сторону завуча, а затем снова на меня. Её лицо приблизилось к моему. Я не успела даже сказать «Чо», как почувствовала тепло на своём лбу. Я зажмурилась, тепло стало медленно опускаться до моего носа и остановилось на его кончике. Это длилось ровно секунду. Открыв глаза, увидела, что Этель улыбается как чертёнок и держит перед моими глазами указательный палец. Она быстро сделала мне «сливку» и убежала к выходу быстрее, чем мой мозг смог сообразить. Это ведь был палец, да?! Конец POV Виола