Сразимся за сцену?

Рубен Давидович вытаскивал из своей сумки разные приборы, мерил пульс Виолы, осматривал горло и прочее и прочее. Через пятнадцать минут он наконец закончил осмотр и сказал ей что-то очень тихо, я не смогла услышать, а переспрашивать было неуместно. Виола лишь кивнула головой и легла на диван полностью, не изволив желания вставать и идти за врачом, впрочем, её право. Его хлипкое высокое худое тело, казалось, скрипело, когда он шёл к выходу из комнаты. Напоследок он тяжело шепнул «одевайтесь». Наш семейный доктор был обыкновенным врачом в городской поликлинике, который иногда подрабатывал частным образом как в нашем случае. Этот человек редко улыбался, предлагал ненужные дорогие процедуры, да и в целом — он не был особо взволнованным, когда мы давали ему деньги, его «спасибо» было искренним, но безрадостным. Это был тот еврей, который вопреки всем стереотипам холодно относился к деньгам, иногда даже неохотно их брал. Какие побуждения были в его голове — неизвестно. Врач лишь правильно исполнял свою работу, иногда советовал что-то дельное и бесплатно, папе это весьма нравилось, потому как единственной его страстью был бизнес, а когда он говорил о своих детях, то упоминал о «двойне» — мне и ювелирке. Я же была более щедрой и мама говорила довольно часто, что я «слишком разбрасываюсь деньгами», хотя мне прекрасно известна их цена, а покупка интернет-учебников — часть саморазвития (и неважно, что я их не читаю). Хотя, если мне что-то нравится, то я готова продать всю мебель в своей комнате и всю свою одежду, чтобы купить нужное. Жаль, что человеческие чувства нельзя купить напрямую… Я подбежала к Рубену Давидовичу и вскоре подошёл и Виктор, который скучал рядом с дверью. Врач достал бумажку с ручкой и начал оглядываться по коридору, как только нашёлся рядом стол, мужчина стал писать на листке какие-то каракули. Надеюсь, что Виктор разберёт. — Рубен Давидович, так что с ней? — не терпя больше отлагательств, спросила я. — Что… Ах да, у неё множественные внешние повреждения в районе живота, также и на лице, не смертельно, но чтобы быстрее зажило лучше мазать три раза в день этой мазью, — я стала щуриться и увидела в этих каракулях признаки названия мне знакомого средства, — также у неё ОРЗ, температура тридцать семь и восемь, так что сбивать не нужно. Ей надо принимать таблетки три раза в день за тридцать минут до еды, желательно ещё… — ох… надеюсь, что она не будет противиться принимать это всё. Доктор договорил ещё несколько препаратов и отдал листок Виктору. — У неё возможно кардиопатия, но лучше обратиться к кардиологу. Ей лучше провести полный осмотр в поликлинике, но уже после того как поправится. Я не могу выписать ей больничный, она в другой поликлинике, а ещё у неё нет с собой полиса, так что лучше… — Ох, это не проблема, мы разберёмся с этим вопросом, — на мои слова врач только пожал плечами. Мы перекинулись ещё несколькими фразами и Виктор стал уже доставать бумажник, я шепнула ему, чтобы он дал вдвойне больше, его лицо выражало только недовольство, но он всё же заплатил как надо. Мы уже провожали доктора и когда он садился в свою машину, Рубен Давидович только лишь как-то задумчиво проворчал: «Всё-таки она не с лестницы упала… Снимите побои». Я промолчала как и Виктор. Врач уехал. Нам было нечего сказать друг другу, а может и было что, но как-то неловко разговаривать о подобном в такой момент. Мы просто стояли и смотрели как простенькая недорогая машина уезжает со двора. Но потом Виктор сорвался с места и куда-то спешно пошёл. — Ты куда? — он быстро обернулся назад, ответил, что идёт в гараж и после продолжил идти. — Зачем? — негодовала я. — За лекарствами, она будет ведь жить у вас какое-то время, надеюсь, что ты разберёшься с родителями, — ох… Представить её как подругу? Одноклассницу? Случайную потерпевшую?! Беженку, которая укрывается у нас?! Пожалуй, что «подруга» подойдёт… Подруга, которая просто… Упала с лестницы… Ла-а-адно… — Этти, — вырвал из мыслей меня Виктор, — позаботься о ней, я скоро приеду. Я быстро кивнула головой и пошла в дом. Наш особняк был довольно большим, три этажа в высоту и этажей пять в ширину, не могу похвастаться современностью архитектурного строения, потому как этому домишке было две сотни лет и соответственно фасон был в том же стиле. Только гараж был более-менее современным, однако покрашен в бело-кремовый цвет, равно также как и домик в древнегреческой манере. Три античные колонны с коринфскими ордерами поддерживали небольшой выступающий козырёк с фронтоном, на котором была вырезана рельефная арфа — папа хотел бриллиант, но реконструкторы порекомендовали этот инструмент для эстетики. Как-то забавно, что «символ» нашего дома — музыкальный инструмент, когда из всех членов нашей семьи только я умею кое-как играть на фортепиано, но не очень, потому что предпочла вокал инструментам. Голос будет со мной всегда, а вот пианино на себе тащить как бурлаки на волге — нет уж, спасибо. Хотя, когда играла Виола, я сожалела, что забросила клавиши. Но затем вновь приходила в себя, когда вспоминала краткие уроки музыки от учителей, что приходили к нам на дом. Я ездила в город в школу искусств, но наскучило мотаться, да и диплом мне не нужен, всё равно я не пойду в певицы — папа запретил, да и разонравилась профессия после многочисленных скандалов с мамой. «Будешь шляться по кабакам и спать с продюсерами, чтобы получать копейки, на которые даже собаке не прожить» — мило с маминой стороны говорить подобные вещи тринадцатилетней девчонке, которая просто не хотела шляться по ресторанам и спать с бизнесменами, чтобы получить свой десяток-сотню тысяч бумажных, из-за которых меня сразу же выдадут замуж как собаку на случку! Вредные мысли лезли и лезли, когда я поднималась по страшной винтовой лестнице, которой всегда боялась в детстве, потому как часто падала с неё. Благо перебираю ногами быстро, поэтому все такие «марафоны» вниз — заканчивались обыкновенно мирно, но небольшая фобия всё-таки осталась. К слову, лестниц у нас две — для людей (по которой мы тащили Виолу) и дьявольская (собственно, эта). Не хотела идти по парадной, потому как не хотела лишний раз попадаться ей на глаза… Так я и добралась до своей комнаты. Закрыв за собой дверь — раздался очень радостный писк. Я подошла к рабочему столу и из нижнего ящика слева от рабочей зоны достала сладкую палочку с зёрнышками, положив в клетку к своему хомячку. — Только ты меня и любишь, Антонио, — когда серенький комочек подбежал к сладости, мне удалось погладить моего грызунчика через узкую дверцу синей клетки. Я попросила купить вольер для маленького друга, но мама сказала «на что ему целый вольер?» поэтому Антонио приходится довольствоваться узенькой клеткой. Эх, я хотя и стараюсь его выпускать два раза в день, но всё же спокойнее видеть его в домике, дом большой — его ведь может кто-то не заметить и навредить! Или ещё хуже — мама может подумать, что это мышь и… Фу, брысь из головы, плохая мысль! Хомячок легонько куснул кончик моего пальца, это абсолютно не больно, может быть он так даже выражает свою признательность. Хотя Антонио и умеет кусать очень сильно — он не любит Виктора пусть дворецкий и кормит его чаще меня, а маму мой джунгарчик терпеть вообще не может! Наверное мстит за меня, мама всё время высказывает претензии мне, а иногда даже кричит или жалуется папе, но меня это не очень волнует. Всё равно они мне ничего не сделают, кроме как — заставить выйти замуж за какого-то сального начальница партнёрской компании отца. Но я ведь могу всегда отказаться, это ведь так? Вдруг послышался грохот из коридора. Я быстро закрыла клетку, оставив хомяка с едой, выскочила из комнаты и побежала в сторону шума. Повернув за угол, я увидела валяющуюся на полу Виолу, которая с гневом била кулаком пол при этом тяжко кряхтя. Мне стало страшно, в доме только мы и повар с горничной, которые где-то пропадают. Виктора нет, врач уехал, боже мой… Что делать?! Виола немного подняла голову и прокричала: «Что стоишь как истукан?! Помоги встать уже!», а я только могла стоять и смотреть на неё — грубую, но беспомощную Боголюбову. Мне было жалко её, но чувство собственного достоинства загорелось во мне. Потакать такому хамству я не собираюсь. — Скажи «пожалуйста». POV Виола — Ты охренела?! — у меня резко заболел живот. А всё из-за этого сраного ветеринара! Он мне что-то там потыкал, а потом свалил, ничего даже не сказав! Может быть я сейчас сдохну, а он меня даже оповестить об этом не потрудился! — Мне больно, сука! В этот момент у Этель высоко поднялись брови и она скривила улыбку. Небольшое беспокойство появилось во мне от её странного выражения лица. — Учту, — с натянутой улыбкой и гневными глазами произнесла Эккерт и сразу же развернулась и ушла в другом направлении. — Эй! Куда ты?! Ой… — от крика у меня вновь заболел живот. Я замолчала, а она уже ушла. Через с полминуты молчания боль уменьшилась и я смогла подняться на колени, но встать не решилась — может снова заболит что… Она ведь вернётся? Хотя, может я с ней немного грубовато обошлась… Может быть она обиделась, хотя да — она точно обиделась. Домой бы мне не желательно возвращаться — там за мной не просто ухаживать не будут, а ещё и докалечит сестра, может быть даже до инвалидности… — Этель… — негромко крикнула я в сторону куда она ушла. Хотя, может она вообще свалила куда-то, но попытка — не пытка (хотя уже сомневаюсь, смотря на собственное состояние), — Этель! — уже чуть громче, но никто не отозвался. Я спокойно выдохнула и медленно глубоко вдохнула и как заорала! — Ма-а-аша! Прости грешницу! Помоги подняться! — её белая голова выглянула из-за угла, но остальное туловище ещё не рискнуло высунуться мне напоказ. — Ну пожалуйста! Позя-зя! — как ребёнок практически захныкала я, на что демонесса подбежала, схватила меня под мышки и подняла. Этель молча потащила меня в то место откуда она и пришла. Ворчать, спрашивать куда — было попросту влом и больно, поэтому я прикинулась мешком картошки, который куда-то тащут. Впрочем, жизнь мешка вполне себе ничего так. В итоге «овощ» (то бишь меня) приволокли в светлую комнату, меньше чем ту, в которой меня осматривал кучерявый коновал, но не менее богатую, за исключением отсутствия телевизора. Впрочем, в углу комнаты был рабочий стол, а на нём компьютер, да такой, по которому текут слюни у всех задротов, по крайней мере внешне, о внутреннем содержании можно было только гадать, или же вскрыть и поковыряться в «потрохах» ПК. Но это бы мне не принесло никакой информации, потому что компа у меня нет и не было никогда, только телефон, благо хоть не кнопочный, иначе я бы уже стала отправлять телеграммы вместо СМС, а может быть и голубиной почтой бы пользовалась. — Это моя комната, — Этель посадила меня на кровать. Постель у неё была настолько мягкой, что было ощущение, будто я с острых камней пересела на пух, хотя сомневаюсь, что эти подушки набиты перьями. У неё ведь есть одна аллергия, значит может быть и другая… Ну, по крайней мере, я это подметила когда уборщица меня чуть не огрела шваброй, а Мария чуть ли не умирала на столе… Брр, от этой мысли как-то не очень хорошо. Надо успокоиться. — Ох… — я упала второй половиной туловища на односпалку и чуть не стукнулась головой о стену, к которой была поставлена кровать, но даже если бы я ударилась — даже не дёрнулась бы. Распластавшись на мягкой постели я уже чуть ли не перестала соображать, но как только вспомнила, что это чужая кровать, а тем более Этель, меня сразу сковало стеснение и я перестала себя так развязно вести и даже попыталась поднять корпус и сесть, но… Мне не хватило сил физических, чтобы подняться и моральных, чтобы расстаться с маленьким раем. Я повернулась на левый бок и спиной оказалась к стене. На самом краешке сидела Этель и молча спокойно смотрела на меня. В её взгляде был лишь интерес к последующим действиям, но после нескольких секунд молчания она шумно вздохнула и с тем же меланхолично-любопытным взглядом тихо спросила меня: — Можно? — она легонько и осторожно прикоснулась к макушке моей головы. Я прикрыла глаза и слегка дёрнула головой, это действительно было похоже больше на тремор, нежели на кивок. Этель стала гладить меня по голове. Это было приятно, очень. Настолько, что если бы она была парнем, я бы уже давно влюбилась бы по уши, была бы иногда колючей, конечно, но, а так — разрешала бы всё на свете: гладить, трогать, щипать… Целовать… Но вот сейчас меня гладит по голове девушка, которая приходится мне одноклассницей. «Дамочка», которую я не переносила вовсе и считала своим кровным врагом. И в конце концов, меня сейчас нежно и с завидной аккуратностью гладит победитель. Всё ещё не могу поверить, что проиграла… Интересно, на каком я месте? После выходных спрошу, хорошо, что сегодня пятница и завтра никуда не идти. — Виола, — отвлекла меня от мыслей Эккерт, я открыла глаза и посмотрела на её бледное лицо с многочисленными красными пятнами на щеках, — ты можешь называть меня Машей… Но только когда никого нет рядом… Интересно, чего она опасается? А впрочем, всё равно. Я кивнула головой, она продолжала молча гладить меня по макушке, иногда переходя на затылок. Мне хотелось думать, что это гладит меня мама, но я не помнила как должна гладить мать, потому что в последний раз нежности испытывала она ко мне только в глубоком детстве, хотя и то не факт, может надумала себе чего-то… Воображаю себе, что ожидаемое действительно, какая глупая память… Хотя, я сама по себе часто глупая. Как и сейчас. Обожаю конкретно тупить! — Думаю, спрашивать как именно я тебе нравлюсь — бессмысленно, но всё-таки… Не по-дружески, да? — у неё округлились глаза, она сразу же убрала руку и состроила обиженную мину. —Нет! «Нет» не в смысле, что не по-дружески, а… — ого как мы занервничали… — Стоп! О чём ты думаешь, Боголюбова?! — Этель резко поднялась и пошла к выходу. — Я попрошу подготовить тебе комнату, будь здесь, — её соболиные, слегка отличающиеся от цвета волос темнотой, брови нахмурились, а сама она поджала губки. Быстрыми немного широкими шагами она дошла до двери, повернула голову в сторону книжного шкафа, пристально посмотрела на него, а потом на меня. — Я скоро вернусь… — в её ястребиных глазках виднелись нотки опасения. Эккерт убежала. Я перевернулась на другой бок к стене и стала ковырять дырочку в обоях, приговаривая «вот зараза, сначала психовать заставляет, потом игнорирует, заставляет раздеваться перед ней и ветеринаром, а потом ещё и в дурных мыслях обвиняет! Так тебе, так! Вот и спи теперь с дыркой… Двусмысленно…». Но ковыряние в светло-голубых обоях мне наскучило и я всё-таки поднялась на ноги, несильно обхватывая бок левой рукой. Интересно, какие у неё книги… Я открыла шкаф и стала бегать по коркам книг. Так-с, война и мир, сказки, много сказок… Книги о животных, приключения Робинзона, Жюль Верн, хм, даже религиозные книги, жаль, что нет того, что мы сейчас проходим… Очень жаль… О, тетрадки. Я взяла одну тетрадь, по обложке было понятно, что это тетради за прошлые классы или попросту закончившиеся за этот год. В них столько конспектов… И просто дьявольская аккуратность! Ни разу за поля не вышла, каждый абзац совпадает по отступу красной строки с остальными с роботизированной точностью. Не говорю о почерке, одинаковый везде, слегка наклонён, но стремится ввысь — признак завышенной самооценки, интересно… Перелистав очередную тетрадь, я наткнулась на одну выбивавшуюся из других — у неё были «кольца», на ней был нарисованный хомяк, сама по себе она была чёрная, а внутри в клетку. Первая страница была пустой, на второй было много примеров в столбик, разбросанных чёрти где, на третьей — какое-то упражнение, написанное карандашом со «скачущими» буквами, множественными зачёркиваниями и заметками на полях. Подобных страниц было много, на некоторых были простенькие рисуночки, отрывки стихов или фраз, а иногда в заметках попадались и описания дня. На задания мне было всё равно, поэтому я читала в основном только пометки и тщательно разглядывала рисунки. Заметок-описаний становилось всё больше с каждой страницей. Некоторые были немного забавными: «сегодня Виктор поскользнулся на кухне и случайно сел на шпагат. Я и Катя не могли его поднять, Фёдор помог. Надо позаниматься с ним спортом, а то как кабанчик», некоторые грустные: «Долго хотела пойти на симфонически-роковый оркестр, но заболела в день их выступления. Они уезжают, не уверена, что выздоровлю». А парочку я нашла интересными особенно для меня, там было про «наглую новенькую». От моего появления до сегодняшнего дня… Было много пробелов и пропусков в начале, но к концу тетради пометки стали уже основным текстом в тетради. Описание того, чего я так сильно боялась нашло меня само, нельзя было оторвать глаз от текста, причём… Именно этот абзац был написан так же, как и чистовые записи в рабочих тетрадях — аккуратно, красиво, трепетно и… С любовью: «Я влюбилась. Это плохо, это очень и очень плохо, но… Я счастлива, когда она со мной. И чёрт бы побрал, но это Виола! Ты самая последняя дурында, Этель-Мария! Но и самая счастливая. Интересно, а что если я буду называть её «Вилли»? А может «Виолочка»? «Ви»? «Виолетта»? Хотя, делить шкуру неубитого. О Боже, нет! Упаси, чтобы этот мишка был убитый! Но всё-таки влюбиться в девушку, да и ещё такую! Эккерт, ты сходишь с ума. Но это, кхм, прикольно… Терпеть не могу это слово, но всё-таки да, это прикольно! Фу, хватит говорить это слово. Лучше, пусть будет «забавно» или ещё как-то… Лишь бы не этот жаргон…» — Прикольно… — раздались звуки из коридора, я быстро положила все книги обратно в шкаф, включая и тетрадь. Только вот запомнить как они лежали — я не запомнила, поэтому свалила всё в кучу и как-то запихнула. Ох… Покарает меня высшая сила за это, так покарает! А вот и кара моя небесная пришла! Самое время падать…