Солнце над Стоунхенджем

*** Холодный лунный вечер оглашался заунывной песней, многоголосым, приглушённым говором, отдельными всплесками смеха. Толпа, стянувшаяся к древнему каменному сооружению, была пёстрой и вместе с тем до странного однородной. Кто-то щеголял «друидскими» одеяниями, другие просто натянули что потеплее, не рассчитывая на капризную весеннюю погоду. Замысловатые костюмы третьих вообще сложно было как-то определить. Волшебники могли бы и не придумывать ничего с одеждой: сегодня их мантии едва ли кого-то удивили бы. Только полицейские, мелькавшие тут и там ярко-зелёными форменными куртками, вносили некоторый диссонанс. Маленькие и большие компании в свете нескольких установленных на земле прожекторов перетекали с места на место вдоль линии, которой вожделенные столбы Стоунхенджа были от них отделены. Несмотря на протесты, внутрь круга решено было никого не впускать. Поэтому люди бродили по траве, общались, пели, сверкали вспышками в телефонах, делая бесконечные снимки, и ждали. Авроры тоже ждали, а это, как известно, весьма выматывающая работа, особенно если не знаешь, чего конкретно ждать. Гарри время от времени находил взглядом Лемана, Уоррена и Льюиса, которые держались на равном расстоянии друг от друга и неподалеку от внешнего круга камней. На другой стороне сооружения так же курсировали Оуэн, Фостер и Робертс, который настоял на участии в дежурстве, несмотря на возражения Гарри, что негоже и начальнику, и его фактическому заместителю торчать под прицелом неизвестной угрозы. — Не всё ж одному тебе развлекаться, — только заметил на это Робертс, и спорить с ним дальше было бесполезно. В Уилтшир Гарри аппарировал два часа назад. По точным расчетам, момент равноденствия должен был наступить без двух минут десять, то есть примерно через полчаса. Отличалось ли пророчество такой дотошностью, или оно подразумевало под «победой дня» восход солнца — трудно было сказать, поэтому авроры решили присмотреть за ходом маггловского праздника с самого начала и, если понадобится, до самого конца. Гарри, которого даже сквозь утепляющие чары иногда продирало ознобом, только диву давался стойкости собравшихся. Жечь костры здесь было нельзя, так что каждый спасался от холода как мог — кто одеялом, кто откровенно зимней курткой, кто термосом с кофе (или чем-нибудь более согревающим). — Удивительно, — сказал подошедший сбоку Малфой. — Мощнейшее место силы, а эти кретины толпятся тут со своими песенками, будто сами напрашиваются. Он снова был в своей «маггловской» форме, знакомой Гарри по осени, — штаны, толстовка, ботинки на грубой подошве. Без согревающих чар он давно бы уже продрог до костей, и на мгновение Гарри остро захотелось проверить, теплые ли у него щеки. Пожалуй, после такого зловещее пророчество стало бы наименьшей проблемой Гарри. Малфой, чего доброго, насмерть заморозил бы его презрением во взгляде. — Они чувствуют единение с природой, — пожал плечами Гарри. — В такие дни, как сегодня, даже их пробирает. — А ты? Чувствуешь? — спросил Малфой напряжённым голосом, поводя головой, будто принюхивающийся пёс. Гарри заметил это, едва оказавшись вблизи мегалитов: магия, разлитая в воздухе так густо, что её почти можно было тронуть рукой. Собственное магическое поле в ответ топорщилось, будто защищаясь. От этого было некомфортно, как если бы поверх уютной домашней одежды кто-то пытался натянуть старую парадную мантию, вроде той, которая досталась Рону для пресловутого Рождественского бала. Здешняя магия была древней, тяжёлой и неповоротливой, потому волшебники и не посещали без надобности Стоунхендж и подобные ему места, особенно в дни начала, пика и конца года. Для магглов же, напротив, это была единственная возможность приобщиться к миру, в остальное время им недоступному. — Ага. И чем дальше, тем сильнее, — ответил Гарри. — Ты у нас, конечно, герой, но всё-таки держись подальше от круга, — серьёзно, без улыбки попросил Малфой. — Не нравится мне это ощущение. Так не должно быть. Уж точно не весной. Как будто… — Тьма подступает? — подсказал Гарри и обернулся на светлеющие во мраке каменные столбы. — Думай что хочешь, но я и не собирался разгуливать там из чистого любопытства. — Удивительное здравомыслие. В этот момент оба они почувствовали, как над поляной расстилается, перекидываясь от одного аврора к другому, сеть Внушения, — и почти сразу те, кто ближе всех стоял к камням, сделали шаг в сторону, а за ним ещё один, и ещё. Кольцо магглов, обступавших Стоунхендж, стало плавно расширяться, хотя никто этого не замечал. Люди неспешно шли, взявшись за руки и не прерывая разговоров. Авроры под дезиллюминационными чарами, продолжая поддерживать единое поле заклинания, уводили их дальше от магического круга и отступали сами. — Как овечки на пастбище, — сказал Малфой. Впрочем, беззлобно, просто размышляя вслух. Трудно было с ним не согласиться, а свеженькая, ухоженная лужайка только усиливала впечатление. — Не знаю, почему нельзя было закрыть сюда доступ на вечер и ночь, как в любой другой день. Гораздо надёжнее, чем устраивать… такое шоу, — Малфой дёрнул острым подбородком, указывая на магглов. — Бюрократия и политика, — вздохнул Гарри. — Если между ними есть разница. Да и вообще… сорок лет назад некто предсказал, что предположительно сегодня кто-то может где-то пострадать. Звучит не то чтобы убедительно, согласись. Да и речи об угрозе для множества людей не шло, тут мы сами перестраховываемся. Кроме них, в образовавшемся кольце никого больше не было. Массивные, неподвластные времени столбы возвышались позади, ярдах в двадцати, излучая силу. Смотреть на это было всё равно, что вглядываться в бездонный океан. Можно сколько угодно твердить себе, что это просто вода, а ты умеешь плавать, — первобытный ужас так просто не отпугнёшь. Малфой тихо встал рядом, касаясь его плечом. — В твои обязанности не входит ждать здесь, — сказал Гарри. — Мог бы «пасти овечек» вместе со своей коллегой. — Ты сам меня позвал, — ответил Малфой. А потом взглянул искоса и слегка улыбнулся: — Только, извини, золотыми одеяниями я не запасся. Гарри усмехнулся, но не ответил: неоднородный гул голосов, доносившийся до них, вдруг смолк, толпа остановилась, будто в ожидании чего-то, а монотонная песня, до сих пор служившая фоном, окрепла и зазвучала громче. Пели люди в длинных светлых и изумрудных плащах — очевидно, как раз «друиды», которые так бились за право свершить свой обряд в честь начала года. Главный среди них, старик с окладистой бородой, в белом плаще с золотой вышивкой, держал в руках увитый зеленью посох и в самом деле мог бы сойти за мага. Он простирал руки в стороны, и слова одного из кельтских наречий лились из его рта свободно, будто он никогда и не говорил на ином языке. Вереница жрецов медленно и торжественно двинулась вдоль рва, опоясывающего Стоунхендж, и остальные расступались, давая им дорогу. Слова древнего наречия звенели в стылом воздухе, и что-то внутри магического круга благосклонно отзывалось на них, как если бы здесь творилось истинное волшебство. Гарри машинально коснулся палочки, спрятанной в кармане на бедре, и она откликнулась покалыванием, будто здешняя атмосфера наэлектризовала её до предела. Весь предыдущий вечер Гарри потратил на оттачивание заклинания, ради которого он и стоял сейчас здесь. Давным-давно Гермиона нашла его в Запретной секции библиотеки Хогвартса. Старые, очень мощные запечатывающие чары, рядом с которыми в книге значилось «не в большой чести, ибо опасны и трудны весьма». Так оно и оказалось. Заклинание наглухо блокировало любую энергию на ограниченном участке и не могло применяться в присутствии людей, к тому же оказалось таким сложным, что освоить его смог только Гарри, и то далеко не сразу. Оно в итоге пару раз выручало авроров в действительно сложных ситуациях, но о включении его в постоянный арсенал речи не шло. Гарри решил оставить его для крайних случаев, и сегодня такой как раз мог наступить. Впрочем, он искренне надеялся, что использовать его на Стоунхендж не придется. В конце концов, существовали и другие способы справиться с опасностью, а вот за надругательство над собой такой мощный магический источник мог воздать сторицей. — Может, и не будет ничего, — сказал Гарри, взглянув на часы. Девять пятьдесят шесть. — Зря всполошились. Каменная громада, пульсируя, будто наваливалась на спину. И шептала о чём-то, что не предназначалось для людских ушей. Малфой, бледный и сосредоточенный, кивнул, не сводя глаз с поющей процессии. Ему тоже хотелось обернуться. И он тоже не мог. Поднялся ветер, и сквозь его шелест Гарри померещились другие звуки, будто быстрые лёгкие шаги, где-то неподалеку. Он двинулся в ту сторону, прислушиваясь. — Что? — спросил Малфой. — Шшш. Мне кажется… ты ничего не слышал? — Кроме фальшивых кельтов? Нет. Теперь Гарри тоже ничего не слышал, но был уверен: здесь кто-то есть. Чутьё, не раз спасавшее ему жизнь, кричало об этом, и он, послушный его зову, шаг за шагом приближался к каменному кругу. — Поттер, куда ты? Кто это может быть? Вся территория ещё до начала праздника проверена вдоль и поперек, после чего увешана чарами, которые не позволили бы никому из магов попасть сюда незамеченным. Сам комплекс мегалитов так оплели магглоотталкивающими заклинаниями, что они при всём желании не смогли бы подойти ближе, чем на три ярда. Да и где бы эти магглы спрятались на открытом пространстве?! Если только… — Гоменум ревелио, — дрогнувшим голосом проговорил он, рассекая воздух взмахом палочки, которая будто сама прыгнула в пальцы. В первое мгновение ему показалось, что это Лили — там, в сердце магического круга. Такого совершенно точно не могло быть, и девочке на вид было лет шесть, и волосы её были не рыжими, а тёмно-каштановыми, но за долю секунды сердце Гарри обожгло холодом. Просчитай сто возможных вариантов — и жизнь со смехом подсунет тебе сто первый. Девочка, прыгавшая сейчас с одного маленького древнего камня на другой, могла быть только магглорождённой волшебницей. Заклинания против магглов на неё не действовали, зато она слышала зов непонятной ещё для нее силы — и пошла на него. А ускользнуть от взрослых ей помогли сами авроры, когда применили дезиллюминационные чары. В таком месте, пропитанном магией, она без усилий, едва ли осознавая, спонтанно их повторила. Замерев на мгновение, Гарри увидел, как она весело допрыгала до алтарного камня… и вдруг понял, что на нём что-то лежит. Что-то, чего там раньше не было. Что-то сверкающее. Девочка тут же схватила предмет — и неестественно замерла. Гарри видел её профиль, видел, как смертельная белизна заливает её лицо, и разглядел наконец, что в руках у неё серебряный кинжал, длинный и острый, как игла. Потом он действовал уже не рассуждая и не разбираясь, потому что знал, что каждое мгновение теперь на вес золота. «Акцио!» — мысленно рявкнул Гарри, срываясь с места и на ходу выписывая знакомое движение палочкой. Крикнуть хотелось в голос, но та часть его разума, которая в опасной ситуации оставалась спокойным наблюдателем, молниеносно подсказала, что силы заклинания это не изменит, зато напугает ребенка ещё больше и отвлечёт авроров. Кинжал не поддался, да Гарри и не надеялся. Следом он отправил Иммобилус, но и это заклинание не сработало, будто растворившись за пару дюймов до цели. Когда он ворвался в пульсирующее возмущением святилище и добрался до алтаря, он уже знал, что будет. «Гребаные самоисполняющиеся пророчества». Девочка смотрела прямо перед собой глазами, полными такого ужаса, что она даже не могла заплакать. Это была прелестная девчушка с красивыми гладкими косичками, в клетчатом пальто и развязавшемся шарфике. Рука, сжимавшая рукоять кинжала, дрожала, пальцы побелели. Жертва должна быть принесена так или иначе. Так или иначе. — Не надо, милая, — тихо сказал Гарри, протягивая к ней ладонь. Она вздрогнула, отшатнулась и упала бы, если бы Гарри не поймал её за плечи. — Кто это? — спросила девочка испуганным шёпотом, отчаянно моргая, и Гарри понял, что она ничего не видит. — Всё будет хорошо. Просто отдай это мне. — Не… получается, — прошелестела она в ответ. Кинжал дрожал, будто живой, и она не могла с ним бороться. Она и не должна была. — Не могу… — Он не для тебя, милая, — проговорил Гарри и прикоснулся к рукояти, которую крепко обхватывали детские пальчики. — Он для меня. Он лежал здесь для меня. Сбоку мелькнуло движение, и Гарри поневоле улыбнулся. Тёмная магия, расползавшаяся от кинжала, колыхнулась, застыла на долгий, мучительный миг — и отпустила ребенка. Условия выполнены, враг явился, и тьма взывала к нему. Талантливый был прорицатель, что ни говори. Клинок лег в руку правильно, прильнул, как заждавшийся хозяина питомец. В другой руке до сих пор была палочка, только она показалась вдруг мёртвым куском дерева. — Беги. Беги же к родителям, скорее, — услышал он, а потом спотыкающийся топот маленьких быстрых ног, а потом другие шаги, взрослые. Тёмная пелена, упавшая перед глазами, не делала его слепым, но Гарри всё равно ничего не видел. — Я не чувствую магии, — сказал он удивившим его самого глухим голосом. Вся сила, которая переполняла Стоунхендж минуту назад, словно лопнула, и внутри не осталось ни искры, одна только всепоглощающая пустота да приятная тяжесть металла в руке. — Как странно. — Поттер! — Его плечи стиснули стальные пальцы, и это тоже оказалось приятно. — Не двигайся. Я не знаю, что это. Я приведу помощь, хорошо? Гарри кивнул, соглашаясь со всем, что бы он ни сказал, но тьма вокруг него вдруг сама по себе сгустилась на несколько секунд, сдавила — и тут же выплюнула обратно в грязноватую серость. — Что за?.. — Малфой, который не собирался аппарировать, был потрясен. — Не дури, Поттер! Мы должны немедленно вернуться! — Ничего, пусть. Всё так. Я здесь уже бывал, — сказал Гарри спокойно и невпопад. Он не видел, где они оказались, но чувствовал, как вокруг них скрипит, перешёптывается и вздыхает Запретный лес. Магии всегда виднее. — Нет, — выдохнул Малфой, и было очень важно, что он понял. — Нет, брось… ты же не станешь… Гарри слышал, что ему страшно, и это был не тот страх, над которым весело было смеяться в детстве, не жалкая трусость. Малфой боялся за них двоих, и Гарри был ему благодарен, потому что сам он не чувствовал в себе на это сил. Палочка выскользнула из его пальцев, и ничего не случилось, просто ещё одна ветка под ногами. Он протянул опустевшую руку — и её тут же сжала холодная ладонь. — Я попробовал несколько невербальных заклинаний. Ничего не выходит. Он... пожирает магию… думаю, он и из тебя её вытягивает. — А вместе с ней вытянет жизнь, — закончил Гарри. Это было ему вполне очевидно. — И времени уйдёт совсем немного. — Заткнись, — зло бросил Малфой, и злость его тоже была такая перепуганная, что Гарри улыбнулся. — Заткнись, придурок чёртов! Ничего лучше не придумал, да? Хвататься за проклятые предметы… Может, ещё хочешь глотку себе вспороть? Твою мать, Поттер… Гарри подумал, что хвататься за проклятых людей со стороны Малфоя тоже было не слишком предусмотрительно. Ему очень хотелось увидеть, как на бледном лице распускаются сейчас алые пятна яростного румянца, но клинок в ладони наливался тяжестью, которую он черпал из самого Гарри, и рука становилась неподъёмной, а тело, напротив, лёгким и будто пустым и готово было вот-вот подломиться, как сухая мёртвая ветка. — Драко, — позвал он, чувствуя из неизмеримой, незнакомой дали, как его шатает. — Я не хочу туда снова. К ширящейся внутри пустоте вдруг прибавилась ещё одна, страшная и горькая, когда Малфой выпустил его ладонь, но только чтобы обнять Гарри за талию. Словно в танце, они вместе шагнули назад, пока спина не упёрлась в ствол дерева. — Тише, — прошептал Малфой, обдавая ухо теплом. — Никуда ты не денешься. Слышишь? Просто останься со мной. Просто останься со мной, Гарри. Просто останься. Он повторял, и повторял, и повторял, как заклинание, которому не нужна волшебная палочка, и это была та магия, которую нельзя разрушить проклятьем, которая не подвластна ни чарам, ни зельям. Гарри цеплялся за его плечо и ощупью, шаг за шагом, искал в темноте дорогу обратно, потому что не мог не искать. А потом, как-то сразу и вдруг, с глаз будто сдёрнули повязку. И первым, что он увидел, было пепельное, искажённое лицо Малфоя, который тесно прижимался к нему и кривил губы, словно хотел, но не мог закричать. Нормальное ощущение собственного тела тоже вернулось к Гарри рывком, и когда он опустил взгляд на зажатый в руке кинжал, то увидел, что лезвие крепко обхватывает ладонь Малфоя, и густые капли крови падают на жадную лесную землю. Вновь обретённая способность бояться ошпарила нервные окончания, судорогой прошила тело. — Ты что делаешь?! — Решил тоже немного побыть… чёртовым придурком, — задыхаясь, сказал Малфой. Клинок яростно не желал выпускать обещанную ему жертву, вдруг плеснул продирающим до костей холодом, который прошёл сквозь них. Гарри показалось, что у него останавливается сердце, он даже слышал замедляющиеся в груди удары. Малфой, тяжело навалившись на него, страшно напрягся. И, когда стало казаться, что этим всё и кончится посреди залитого холодным лунным светом Запретного леса, кончится снова и на сей раз навсегда, — в этот момент их окутало золотое сияние. Гарри, оглушённый, не сразу понял, что оно исходит от Малфоя, но безошибочно узнал его. Многие чувства могли противостоять смерти, но только одно из них способно было её победить. Под золотой завесой стало тепло, воздух хлынул в сдавленные лёгкие. Гарри со свистом вдохнул, но Малфой по-прежнему был точно присыпан пеплом. Ещё несколько секунд сияние мягко освещало лес, а потом вмиг потускнело, за считаные секунды выцвело до серого и, колыхнувшись, рассыпалось пылью. Одновременно с этим Гарри и Драко смогли отпустить кинжал. Он упал на землю, похожий теперь на изъеденную ржавчиной железяку. В нем не было больше ни зла, ни тьмы. Ненасытный голод, терзавший его сорок лет, наконец умолк. Малфой обессиленно уткнулся лбом в плечо Гарри и сказал на выдохе: — Полагаю, это было всё, что оставалось от защиты отца. — Драко, твоя рука… — Кретин ты, Поттер, — без должной злости заметил Малфой, поднимая голову. Он посмотрел на Гарри, потом коротко, жестко поцеловал его в губы и отступил на несколько шагов. Гарри улыбнулся, пошарил взглядом по земле, нашёл свою палочку. Касаться ее было страшно, но она откликнулась, едва оказавшись в ладони. Он на пробу выпустил из её кончика сноп зелёных искр, не в силах поверить, что проклятье не оставило следов. Тело наполняла противная ватная слабость, но она Гарри не беспокоила. Всё остальное — и тьма, и засасывающая пустота, и равнодушие к собственной смерти — всё сгорело вместе с золотом древнего защитного ритуала, которым Люциус одарил сына ценой своей жизни. — Дай сюда, — велел Гарри и, крепко ухватив ладонь Малфоя, со второй попытки залечил глубокий порез. Колдовать оказалось сложнее обычного, но не настолько, чтобы его это напрягло всерьёз. — И как оно? — Что? — хмуро спросил Малфой. — Геройствовать. — Как я и думал. Глупо. А ты, Поттер, псих, и я вообще не понимаю, как ты до своих лет дотянул, ещё и с такой работой. — Ну, всё, всё, хватит. Прости, — примирительно сказал Гарри, не выпуская его руки и чувствуя, как она согревается. — Что я должен был делать? Ты же сам видел. Возразить Малфою было нечем, но он всё равно смотрел сердито. А вырваться и снова сбежать — не пытался. — Ты как? — спросил Гарри. Самого его ощутимо штормило, как после скоротечной, но тяжёлой болезни. — Жив, — отрезал Малфой. Он требовательно обшарил Гарри взглядом, видимо, остался доволен и от встречного вопроса воздержался. — Ты мне жизнь спас, Малфой. — Надо же когда-то начинать отдавать долги? — фыркнул тот с тенью улыбки. — Лучше нам вернуться в Стоунхендж. Тебя там, наверное, весь Аврорат ищет. — Пожалуй. Гарри вытащил из кармана платок, увеличил его и использовал, чтобы завернуть обезвреженный кинжал. Надо было ещё выяснить, как он оказался на алтаре и не стоит ли ждать других подобных сюрпризов из прошлого. Лес зашумел под порывом ветра, и Гарри наконец обратил на него внимание. Тесные ряды деревьев, как и прежде, обступали поляну и глядели так же бесстрастно. Гарри не был здесь двадцать один год, но в груди сдавило так, будто не прошло и дня. Где-то здесь, недалеко, до сих пор лежит воскрешающий камень. Где-то здесь, шагая навстречу неотвратимому, он навсегда оставил часть себя. Малфой взял его за руку, крепко сжал, возвращая из дебрей замшелого, давно уже неважного прошлого. — Идём отсюда, — сказал он. И Гарри, улыбнувшись ему, позволил перенести их туда, где магглы-жрецы приветствовали возрождение природы.