Фуриец

      Я проснулся оттого, что меня ударил заряд тока, от которого содрогалось тело. В глазах мерещились пробирки с красной жидкостью, мигающая своими кнопками аппаратура, и слышалось чьё-то глухое клокотание. Как я сюда попал? Как очутился в этой камере пыток, где гудит техника и шаркают по полу кожаными подошвами, отчего у меня в ушах отдаётся ужасной резью? Я хотел что-то сказать, но снова раздался разряд электрического тока, и меня охватила вновь боль, заключившая в новую волну судорог, скрутивших мышцы в узлы. Сила тока такова, что мощности не хватит, чтобы убить, но для пытки в самый раз. Но зачем? Что я сделал такого, чтобы меня мучили или допытывались чего-нибудь? Открыв глаза и посмотрев вниз, я увидел, что на моём теле были датчики, которые следили за сердцебиением и передавали в аппаратуру данные о моём состоянии.       Не помню, как попал я сюда; кто такой — тоже. Профессор, старик с волосяным гнездом на голове, что-то невнятно говорил, будто что-то мешало ему во рту.       Не понимаю, где я нахожусь. Что от меня здесь ждут?..       Пока этот горе-доктор возился с аппаратурой, я осмотрел место, в котором меня пытали. Помимо той техники, которой били током, были пробирки с какой-то жидкостью. Я в лаборатории?       Чёрт.       И снова раздался разряд, оглушивший меня, и конвульсии захватили в свои объятья, сжимая мне грудную клетку и завязывая мышцы в узлы. — Хватит, прошу! — Крикнул я, надеясь достучаться до мучителей. — Что вам надо от меня?! — Наш подопытный проснулся, — сказал он, протерев лоб тряпкой. — Я думаю, пора эту пытку прекращать.       Сказав это, он, запустив пятерню в своё волосяное гнездо, поправил докторский халат и очки и выразительно сверкнул своими безумными глазами, которыми мог, лишь посмотрев, привести в угнетённое состояние.       Снова разряд электрического тока, и я не смог выдержать новую волну боли и отключился. И снова разряд — проснулся опять же на этом столе, а доктор кого-то позвал, бурча себе под нос на неизвестном языке.       Сняв оковы, они меня потащили, кажется, к камере, как сам сказал этот сумасшедший профессор, рьяно осматривающий индикаторы техники, к которой был прикреплён я. Два охранника были здоровы, как быки, а пахло от них смрадом, что глаза даже начинали слезиться. Протаскивали через плохо освещённые коридоры, лампочки которых потрескивали от своей старости. Пахло не лучше, чем от охранников, и уборщица, видимо, давно не появлялась, так как везде были лужи крови и гниющие куски плоти.       Кого-то силой тащили на стол. Сочувствую ему.       Сзади что-то тащилось, цеплялось за углы, но это не мои ноги. Эти два потных быка что-то говорили, однако я не понимал, о чём они именно перешёптываются между собой. Послушав повнимательнее, разобрал, что говорили про какие-то опыты, о новых видах людей, антропоморфных зверях, которые помогут им заново встать у власти. Что за абсурд они несут? Какие-то солдаты нового поколения, полуроботы-полузвери, настолько обезумевшие, что могут кинуться на танк и, взломав люк, вытащить всех и своими зубами разорвать их в клочья, окропив поле боя багряными ручьями крови.       Дальше очень трудно вспоминать. Кажется, будто новый удар тока заставил мои глаза налиться тяжестью, отчего пришлось прикрыть веки. Я заснул, наплевав, что меня тащат по засаленному и грязному коридору, и что-то зацепляется за углы. Охранники на это только сильнее дёргали.       Я проснулся оттого, что меня эти двое здоровяков кинули в камеру, подобной тюремной. Такая же тёмная, сырая и холодная. Камера, где проводят свои дни заключённые и пленные. Холодная и ужасающая.       Тошнило ужасно: мерзкий ком в горле не давал нормально дышать, поэтому меня вырвало на пол. Обойдя рвотную лужу, растёкшуюся по полу, я кое-как дополз до койки и уснул бредовым сном, больным сном. От шоковой терапии и не только так заснёшь.       Снилось, видимо, моё прошлое, хотя похоже на обычный бред. Один мальчик на качелях качается, смеётся и радуется жизни. Вокруг бегают другие ребята, играя в песочнице или качаясь так же, как и он, на качелях. Вдруг послышался женский голос: мама этого ребенка крикнула, что пора домой и что поздно. Спрыгнув с качелей, он попрощался с дворовой ребятнёй и пошёл домой.       Вдруг кто-то кричит, толкая меня в разные стороны: «Вставай! Не время спать!».       Мне пришлось вновь проснуться. С большим трудом я открыл наполненные сонным песком глаза, пытаясь пробудиться после такой шоковой встряски у доктора. Пока тот, кто растолкал меня, нервно глядел в сторону коридора, я пытался понять, что мне снилось. Сон был очень схож с явью. Но мало ли что может показать бредовый мозг?       Отойдя от сна, я протёр глаза и разглядел то существо, что недовольно махало хвостом, смотря в коридор. Что-то дёрнуло меня при виде этого существа, но сил было так мало, что никак я не среагировал на это. Я замер, надеясь, что он не будет меня трогать. Кто это вообще такой? Почему он выглядит как зверь? Что он тут вообще делает? Это и есть тот, который принадлежит тому проекту о суперсолдатах? Я до сих сплю, или мозг и глаза сыграли со мной злую шутку?       Глубоко вздохнув, я успокоил нарастающую внутри тревогу. Видимо, это мой сосед по камере, если исходить из того, что мы в одном помещении. Это был крепкого, даже мускулистого телосложения ягуар, одетый в одни оборванные штаны, что очень подчеркивали его атлетическую фигуру. Впрочем, я был одет не лучше него. Сосед быстро пересел на соседнюю двухъярусную кровать. — Быстрей вставай, иначе подумают, что ты концы отдал, — торопил он. — Ладно, ладно, встаю, — уперев руку об пол, я встал и спросил соседа, сидя на засаленном матраце: — Если бы отдал, что было бы? — Ха, спрашиваешь, что было бы? Пустили бы через мясорубку на корм псам! — Шёпотом ответил заключённый. — Идут! — Ну, спасибо за заботу. Хотя, — я дотронулся до головы, — я сейчас лучше бы сдох, чем оставался бы с головной болью. — Тогда ложись да спи, как убитый, — ехидно он сказал, оголив правую сторону рта.       Прошлись снова эти двое, обутые в тяжёлые сапоги, отчего их приближение слышно было издалека. Держа руки на кобурах, они что-то говорили себе под нос.       Всё нормально. Охранники только посмотрели на нас презрительным взглядом и пошли дальше. По их словам, в столовую. По словам моего соседа, они слишком уверены в своих силах, раз так безалаберно сделали обход. Они посмотрели только на нас — что странно. Наверное, здесь только мы.       Поворчав про себя, я встал с койки и потянулся, но чуть не упал, потому что голова продолжала кружиться, хоть уже не так сильно, как раньше. Когда фокус вернулся глазам, я решил посмотреть, где нахожусь: разбитый умывальник и потрескавшийся туалет, кое-как горящая лампочка, которая вот-вот уже погаснет навсегда, и пропахшая потом и горелым жиром койка, на которой я сидел, и зеркало с трещиной посередине. В тюрьмах и то чище, чем здесь, невесть пойми где. Хотя от тюрьмы это ничем не отличается.       Подумал осмотреть и себя: всё ли на месте, вдруг нет? Встав у зеркала и пододвинув провод лампочки, я хотел начать разглядывать себя в трещинах пыльного зеркала, как вдруг ко мне подошёл сосед и, резко взяв меня за руки, показал их мне. Я увидел поросшие мехом ладони, пальцы и что-то очень слабо напоминающее ногти. У меня захватило дыхание. Что стряслось со мной? Почему руки очень похожи на лапы, а ногти — на когти?! Тысячи мыслей проскочили в голове. Дёрнувшись, я снова зацепился о что-то и, повернув голову в сторону, обнаружил пушистый и покрытый мехом тёмно-рыжий хвост с белой на конце шерстью. Как у лисицы.       Мне стало не по себе от своего же вида, но не страшно. Я не устрашился от своего тела, так схожего с лисьим. Что-то мне внутри подсказывало, что этот вид привычен для меня, что не надо будет беспокоиться. Резко участившееся сердцебиение восстановилось.       Ягуар смотрел на меня, как на в конец сошедшего с ума глупца. Скрестив руки на груди, он упёрся о койку и смотрел на меня. Резко посмотрев в зеркало, я обнаружил также, что вместо обычных человеческих ушей у меня — лисьи. Я их сжал в меховых ладонях до боли. Хотелось их разорвать, а потом чтобы на месте их появились прежние. — Нет! Нет! Такого не может быть! Это сон, это бред! Сейчас я проснусь, и всё будет в порядке! — Прокричал я, уперев руки об стенку.       Пульс вновь участился. Голос, что смягчал мои порывы паники, затих, уступив месту медленно возрастающей тревоге, которая наступала на меня, как надвигающийся шторм. — Это не сон, — тихо сосед ответил мне, — это не сон. — Ты кто? — спросил я. — Кто мы? Зачем нас здесь держат?       В возрастающей с каждой секундой ожидания панике я осыпал его градом вопросов, будто он — мудрец, способный ответить на любые вопросы, распирающие меня изнутри. Меня бросило в жар, затем резко в холод от увиденного. От себя. От недавнего секундного спокойствия ничего не оставалось. Кто я такой? Что они со мной сделали? Зачем так? —Я Берт Вильямс, — ответил на мой вопрос он. — Я такое же антропоморфное создание, как ты, но не лис, а ягуар. Ты это, наверное, заметил. Нас держат здесь как подопытных. В прошлом, как мне рассказывали другие заключённые, мы — солдаты, деятели науки и культуры, спортсмены и те, кому просто не повезло быть полезными властям. Поэтому всех засунули в капсулы, где и появились мы. А тебя как зовут? — Не помню, я не помню.       А в голове крутится одно и то же имя: Айзек, Айзек, Айзек. Оно впилось меня, словно жало. Попытавшись вспомнить своё былое имя, я ничего не добился, сколько бы ни старался, сколько бы ни мял свои уши, сколько бы ни царапал когтями стену. Словно и не было никакого прошлого меня. Словно есть вот я нынешний, у которого постепенно возрастает паника внутри. От этого неизвестного тела, в котором застрял. От желания узнать, что тут вообще происходит.       А Берт в это время ковырялся у стены. Откуда он столько знает? Кто ему сказал? А может, он просто лжёт мне? Но на ложь не было похоже: слишком медленно и спокойно говорил, будто и самих слов не знал. Так, откуда? — В голове крутится одно: Айзек, — сказал я, подойдя к нему.       Я сделал ещё один глубокий вздох. Хотя он и не успокаивал настолько сильно, но давал фору на пару секунд. — Окей, есть какое-то продвижение, может, что-то вспомнишь, — проговорил Берт, оглянув меня. — или правда твоё имя… — Блин, блин, не может такого быть… Не может! — Вскрикнул я, ударив раковину умывальника, отчего та чуть не разбилась вдребезги. — Успокойся, береги силы. Что произошло, то и произошло. Не ты такой один; таких, как мы, десяток-другой миллионов, — он сделал паузу, выдохнув, — а может, больше… Я отсюда мало что узнаю. Всё говорят то надсмотрщики, то другие фурийцы. — А мир знает про таких, как мы? — Вновь спросил я. — А откуда бы не знать? — Продолжал он ковыряние у стены. — А что тогда мы тут делаем? — Это секретная лаборатория, — ответил он так, будто перечислял ответы на викторине.       Он выдохнул и сунул руку в дыру между стеной и полом. Затем начал царапать там что-то. — Сейчас две тысячи сорок восьмой год, если хочешь знать, и двадцать восьмое апреля. Много лабораторий уничтожено, эта, видимо, последняя. — Откуда ты знаешь всё это? — Один из работающих здесь более снисходителен ко мне. Даже сочувствует моему положению. Поэтому перекидывается со мной словами, как появится возможность.       Вдруг он замолчал, а в глазах промелькнула радость, будто нашёл что-то ценное. — А теперь с его помощью мы выберемся из этого концлагеря. — И как именно? — Снаружи маленькая бомба. Мне надо было добраться до неё и нажать кнопку. Дальше он активирует её. Нам стоит спрятаться.       Повалив ярусы и завалив их матрацами, мы притаились за ними. Долго ждать не пришлось: спустя минуту прогремел оглушительный взрыв. Нас взрывной волной отбросило к решётке, придавив лица и животы.       Отряхнувшись от пыли, мы увидели образовавшийся небольшой проём в стене, груду кирпичей и столбы пыли. Вдруг протяжно заревела сигнализация, и нам ничего не оставалось делать, как пролезть через этот проём и бежать что есть силы.       Я даже не помню, как так быстро бежал. Бежал, словно ужаленный. Бежал, словно убегаю от чего-то ужасного, от кошмарного сна, в котором сейчас пребываю. Но с каждым метром я осознавал, что нахожусь вовсе не во сне: громкий вой сирены, крики и ругань охранников, сотни лучей фонариков, мелькающих в густой темноте. Я не сразу понял, что мы оказались перед высоченным забором из красного кирпича. Я не понял, как перепрыгнул это ограждение, которое в два раза выше меня.       Мы не успели пробежать и десяти метров, как нас нагнала охрана с лаборатории. Выстрелы доносились с дозорных башен. Трудно будет от них убежать, не имея при себе ничего. Однако пришлось найти применение этим когтям, как бы мне не хотелось проливать кровь. Но или я, или меня. А жить почему-то хотелось.       Что удивительно — мы были выше их ростом и намного здоровее. У них было оружие, стреляющее огнём, а у нас — острые когти, окропляющие кровью одежду охранникам. Я не смог совладать с собой — ярость завладела мной. Инстинкты взяли верх, и вместо меня на этом поле разрывало плоть людям нечто ужасное, отчего некоторые тюремщики кричали от страха. Рык, всплеск крови и разорванные тела людей. В это тело громадного лиса возвращался я, а некий монстр, яростный и тёмный хищник, уходил обратно в глубину души, ожидая момента возвращения. Меня взял мандраж от увиденного. Просто багряное поле и растерзанные охранники. И вновь меня стошнило и вырвало на вспоротый живот одного мертвеца.       Руки мои были по локоть в крови. Мне стало дурно, я чуть не потерял сознание: готов был свалиться от такого ужаса, но Берт вовремя привёл меня в чувство, встряхнув меня такими же окровавленными руками. Послышался громкий рёв машин и шум: на помощь мертвецам прибегало подкрепление, поэтому мы сразу же рванули прочь от них. Послышались выстрелы. Три пули просвистели мимо моего тела.       Впереди была река, шумная и быстрая: её течение было слышно за несколько десятков метров. Подбежав к берегу, Берт, не раздумывая, сразу нырнул в быстрый поток. — Эй! — Крикнул он. — Давай прыгай в реку!       Долго не раздумывая, я прыгнул вслед за ним: другого варианта не было, чтобы уйти от преследования, иначе бы они схватили меня и убили бы на месте, оставив гнить моё тело здесь. — А-а-а! — вскрикнул я. — Вода холодная!!! — А ты думал, что здесь Майами? — Сказал Берт, вынырнув. — Это Аляска! — Не могли бы они разместить лабораторию где-нибудь, где потеплее… — Если бы разместили они эту «тюрьму» там, где теплее, то вмиг её бы нашли, а так — Аляска, глушь… — Ладно, я понял! — Прервал его.       Плавать я не умел, поэтому старался просто не утонуть, барахтаясь в воде. Вода была очень холодная, но постепенно становилось теплее, как будто оборачивали во что-то липкое и хрустящее. Я не сопротивлялся течению и отдался его воле. Вскоре нас выбросило на неизвестный пустынный берег. Он был песчаный. Как хорошо, что на Аляске тёплое время начинается, иначе точно умерли бы от обморожения.       Я прополз на обоих парах лап несколько метров и упал, заснув усталым, но спокойным сном. Я не смотрел, что там Берт делает: усталость нагрянула, и я вновь увидел сон.       Снова этот человек, которым, по словам кого-то тайного внутри меня, являюсь я. Хотя мне это всё ещё кажется бредом. Этот мальчик, став уже взрослым парнем, сидит в военкомате и проходит проверку на годность, и, пройдя, радуется, что удалось сделать это. Почему, интересно, радуется? Когда вернулся домой, он рассказал своим родным и хотел рассказать отцу, но вместо него оказался отчим — он неохотно поздравил его, похлопал по плечу и обнял. За ужином семья что-то ела вкусное. И по телевизору сказали, что началась война между двумя сверхдержавами.       Вдруг мама этого мальчика сказала: — Сынок, может, ты не пойдёшь в армию, война ведь, вдруг ты… — Мам, — сказал он, — ты что такое говоришь? Я обязан! Я уже прошёл проверку на годность, иду!       Вдруг отчим встрепенулся: — Не иди! Ведь умрёшь раньше времени! — Поставил он кружку на стол так, что она чуть не разбилась вдребезги. — Нет, надо, если все вот так откажутся, кто нашу Родину будет защищать? — Задал вопрос я ему.       Вот дураком, конечно, был он. Может, это и правда всё сон? С чего вдруг я решил, что это сон? Может, это опять бред? Надеюсь, что бред. Уверен в этом. — Дорогой, мы ему не сможем объяснить.        Вдруг парня зачем-то передёрнуло. — И что будет, если я умру? Вы и так много внимания уделяете Даше, в отличие от меня. Зачем я вам нужен? — Тогда, если выживешь, сюда не возвращайся — ты нам больше не сын!         Вот так вот хладнокровно ответил отчим ему. По спине прошлась капля холодного пота, и парень крикнул во всё горло: — Больно вы мне нужны! Как Даша родилась, обо мне забыли… Не вернусь я больше сюда, не вернусь!!! — Сказав всё это, он собрал вещи и хлопнул дверью.       Мама расплакалась, а отчим кинул в его сторону чашку.       Вдруг меня разбудил Берт. Я поднял голову.       Перед нами стояли, рассматривая нас, два высоких солдата со штурмовыми винтовками, одетые в чёрные, гладкие металлические костюмы. Судя по наличию хвостов, которые касались сырой холодной земли, это были такие же существа, как я или Вильямс. Можно сказать, что свои, а может быть, что и нет. Не знаешь же, что у них на уме? Один из них, почесав голову, повернул её в сторону нас и спросил усталым голосом: — Сэр, с вами всё в порядке? — Сказал он, подойдя к нам. — Откуда вы? — Спросил другой, продолжая стоять около маленького дерева. — Мы сбежали из какой-то лаборатории.       Берт присел на корточки, чтобы удобнее было отвечать на их вопрос, но первый солдат, сделав останавливающий жест рукой, прервал его, задав новый вопрос. — Стоп, вы о том особняке говорите, из которого постоянно сбегают новые фурийцы? — Я бы не сказал, что особняк. Слово «тюрьма» более подходит, — поправил солдата я, встав на ноги. — Неважно, — проговорил под нос патрульный, — вы не знаете, кто-нибудь там ещё был? — Нет, мы были одни, — сказал Берт, стряхнув с колен грязь, — но я заметил, что один из охранников перевозил в тележке труп — видимо, один не понравился одному из их главарей, или не удался эксперимент. Мне кажется, что выжившие только мы одни. — Вот чёрт, — прошептал один из этих патрульных, — жалко. Ладно, не будем задерживаться, пойдёмте, мы проводим вас к нашему командиру.       Перезарядив магазин винтовки, первый солдат обернулся и направился в сторону своего напарника. — А как вас зовут? — Ненароком спросил я. — Мы не можем вам сказать, — ответил второй, наклонив голову вперёд. — Значит, — начал Берт, — вы из спецназа, по виду вооружения об этом очень легко догадаться. — Смышлён, уважаю! Да, мы из спецназа и помогаем всем в этой глуши. А теперь пойдём. Нам и вам надо оказаться как можно раньше в крепости, пока не обнаружили головорезы, охотящиеся за вами. Я и мой напарник не сможем отбить их, потому что они явно превосходят нас числом в этих краях. — А что, они атакуют ваши патрули? — Поинтересовался Берт, подойдя к ним поближе. — Только так и могут! На караваны и на крепость носа не суют! — Ворчливо ответил второй, протерев подошву сапога о корень дерева.       Мы пошли за ними по лесной тропе. Было темно, хоть глаз выколи; хорошо, что у этих патрульных имеется фонарик, но, как я сейчас понял, у фурийцев есть врождённое ночное зрение, что, конечно, облегчает ходьбу по этому заросшему кустарниками и травой пути, где также есть и ухабы, о которые легко можно вывихнуть стопу. К этому ещё прибавлялись многочисленные голые ветки деревьев. Но на зрение нельзя надеяться. Вдобавок у меня всё казалось расплывчатым. Наверное, сказалась та терапия у доктора.       «Ох, чуть лучше стало» — подумал про себя я, протерев глаза. Стало чуть лучше. Однако стал чётко вырисовываться большой собачий нос спереди, из-за чего я засмотрелся на него, пытаясь найти его конец. Дотронувшись пальцем, я ощутил слизь на краю носа. Прямо как у собаки. Благодаря этому носу до меня доносился большой букет запахов, царивших здесь: запах ели, запах бушующей реки, запах Берта и этих солдат. В первую секунду это явление захватило меня с головой, но спустя пару мгновений оно отпустило. Ароматы продолжали лезть мне в нос, однако сейчас казалось это обычным явлением, будто всегда так со мною было.       От былой паники, что бушевала во мне в лаборатории, и взамен ей — усталости, отчего беспокойству не было места во мне, ничего не осталось. Мне стало уже как-то всё равно: человек ли, зверь ли. Как понял от слов, услышанных сегодня, и те, и те не столь, видимо, отличаются, чтобы волноваться за последствия. Что бы ни было со мной, мне сейчас больше всего хотелось лечь спать.       Река вымыла мне не только окровавленные локти, но и страх после той резни, где вместо меня присутствовал некто дикий и ужасающий. Меня дёрнуло, как только вспомнил багряные лужи, вспоротые животы и мёртвых охранников. Мне стало жалко их, хоть они и пытались нас убить. Может быть, всё могло бы обернуться по-другому? Можно же было обойтись без крови? Или так суждено было, чтобы эти люди должны были погибнуть от наших рук? Я представил, какой они ужас видели, когда их экипированных нагрузкой напарников поднимали всего лишь одной конечностью, а другой нещадно убивали, окропляя землю красно-багряной краской. Что же чувствовали они? Что чувствовал Берт? Впадал ли он в такой же транс и необдуманно, не желая этого делать, убивал этих людей, или совершал всё обдуманно и рвал их плоть осознанно, наслаждаясь приближением смерти неприятеля, или чтобы всего-навсего выжить самому, ведь они хотели нас убить?       Меня слегка охватила дрожь, хоть и мех есть, но мы недавно по реке проплыли, быстрой и холодной, так ещё и Аляска со своей привычной низкой температурой даже в весеннее время и мелькавшая картинка окровавленного поля с трупами сказывались. Я обхватил плечи руками и начал стучать по ним, чтобы немного согреться. Этим солдатам хорошо: по словам Берта, их костюмы оснащены теплоизоляцией, поэтому они даже не дрожат от собачьего холода, от которого даже на деревьях, кроме еловых, нет листьев. А нам придётся немного потерпеть, пока не дойдём до их поселения. — Берт, — произнёс я, потирая меховые ладони, — тебе жалко тех охранников, которых мы убили? — Их? — Переспросил он и, подумав немного, ответил: — Нет, не жалко. Эти гады издевались надо мною всякий раз, когда делали обход. — Значит, ты убивал их, чтобы отомстить? Или чтобы выжить? — Задал ему ещё один вопрос. — И то, и это, — сказал он. — Эти сволочи достойны смерти, но в том поле первым делом — выжить. Но я наслаждался их болью, ужасом, как настоящий хищник. — Думаю, они могли избежать этого. — Но всё равно были бы убиты — рано или поздно.       Всё ещё непривычно ходить с хвостом, хоть с чутким обонянием и большими ушами я привык быстрее, что странно, ведь должно было быть всё наоборот, а идёт так, словно другого тела я и не знал. Хвост же всё время запутывается под ногами или зацепляется за колючие кусты. Больше раздражает, чем приносит боль. Из-за того, что цепляется, приходится останавливаться и аккуратно вытаскивать его из колючих кустов, которые, как назло, ещё поросли своими «иголками». Солдаты даже обернулись один раз, чтобы посмотреть, почему мы остановились: медленно ломая каждую ветку, я высвобождал свой пушистый лисий хвост, вдобавок обильно обливая всё руганью.       Спецназ шёл молча, не оборачиваясь по сторонам и смотря только вперёд. Создаётся впечатление, что им тоже не следует доверять. По пути меня распирали вопросы. Самый мучающий был один: как они нашли нас? Можно сослаться на то, что они несли дежурство и прочёсывали лесные тропинки в надежде найти ту лабораторию, где, по словам других сбежавших, до сих пор, спустя много лет, проводили опыты над людьми, чтобы сделать из них, как говорит Берт, солдат нового поколения: куда сильнее, живучее и яростнее. Хотелось на них наброситься, но, подумав, я решил, что не стоит, так как преимущество на их стороне. Хотя лучше последовать за ними, потому что они-то хоть пытать не будут.       Земля под ногами была влажная и холодная. На подушечках пальцев ног не было ни единого чистого места. Некоторые деревья по пути были без листьев, оголённые от холода. С листьями были только еловые и кустарники, которые задерживали нас, то есть меня. У солдат рефлекс выработался, а у Берта — кошачий хвост: менее пушистый и более гибкий.       Когда мы шли по лесной дороге, на меня упала шишка — я подобрал с земли — она была уже созревшей — тряхнул её, и из неё выпало несколько семян. Поделившись с Бертом, я немного утолил назревающий голод. Заодно спросил у спецназовцев, сколько ещё осталось идти — они сказали, что осталось немного до пункта назначения. Поскорее бы, несмотря на такой мех, скоро окочурюсь. К тому же до сих пор мокрый. Не думал, что в новом обличии, если намочусь, буду похож на чмокнутую в ведро швабру. Рыжую швабру.       Продолжая идти по лесу, мы с патрульными набрели на какое-то поселение. Мы оказались перед неизвестной небольшой крепостью с дозорными башнями, укреплёнными стальными пластинами, с пулемётчиками наверху и яркими прожекторами. Перед входом в поселение стояла в таких же костюмах охрана. Это два волка, вооружённые штурмовыми винтовками и полуавтоматическими дробовиками. Двое, кто нас проводил досюда, подошли к ним и быстро всё объяснили. Те молча кивнули и передали по рации, чтобы ворота открывали.       Когда нас пропустили через контрольно-пропускной пункт, меня с Бертом посадили на грузовик с надписью «Хамви» и повезли к здешнему коменданту, сказав, что надо получить документы для дальнейших действий. Надеюсь, что не выгонят отсюда после получения необходимых бумаг.       Само поселение выглядело очень чисто и уютно, несмотря на то, что эта крепость находится в самой глуши Аляски. Жителями этого поселения являлись такие же звери, как и мы. Но в большинстве — люди. Они мирно сосуществовали здесь, наверное, без притязаний друг ко другу. К слову, пока мы ехали, драк между ними я не заметил.       Дома были как в городе, по два-три этажа, но не так много. Больше было всяких маленьких мастерских и складов для хранения провианта. Также проехали мимо тренировочного лагеря, где в поту и пыли проходили подготовку новобранцы местного гарнизона. По пути в комендатуру мы проехали через торговую площадь — множество различных товаров было на прилавках этого места.       Доехали, наконец, до нужного места. Когда мы остановились рядом со входом здания, нас встретили два солдатах в тех же специальных боевых костюмах. Ярким отличием от снаряжения прошлых времён была полная защита голов. К тому же в некоторых частях тела был облегчённый металл для большей защиты. Как только вышли из машины, нас тут же попросили предъявить документы, но быстро вышедший из салона водитель объяснил им причину отсутствия наших удостоверений. Служивый отошёл ко входу здания и встал на пост. Другой солдат, уже человек, взяв рацию, сообщил вахтёру, который доложил коменданту.       Спустя пять минут через рацию было дано разрешение на вход в здание. К этому времени водитель Хамви уже уехал, оставив меня и Берта с этими двумя служивыми. Я сгорал от нетерпения. Хотелось как можно быстрее уйти с этого места. В тёплые места, где в середине весны не такая холодная погода, где нет этих чёртовых головорезов, желающих поймать и насадить на штык. Пропустив нас, один из них отправился сопровождать нас до кабинета коменданта.       Я вошёл после сопровождающего меня человека и прошёл кабинку, где меня обдал приятный тёплый воздух, слегка высушивший мне мех на всём теле. Кстати, мы так и оставались в оборванном тряпье, что раньше называлось одеждой. Оказавшись внутри, мы продолжили идти до коменданта. Коридоры были обклеены обоями тёмно-коричневого цвета. Люстры светили тускло, создавая приятный полумрак.       Прошли через коридоры этого лабиринта, наконец-то появилась дверь с наименованием «Комендант». Спецназовец ушёл обратно на пост, пожелав удачи, а я, покрутив ручку двери, вошёл в кабинет вместе с Бертом. — Проходите, садитесь, — сказал крепкого телосложения ирбис в военной форме. — Вы комендант этой крепости? — Сразу задал вопрос Берт, закрыв дверь. — Да. А вы те, кто сбежал с той секретной лаборатории, которых мои солдаты выискивают уже несколько месяцев? — Да, — начал я, — и можете сказать, как мы туда попали? И кто мы такие? — Вы, — указал на нас ирбис, — как и я, как и жители этого поселения, антропоморфные звери, которых создали для улучшения боеспособности армии; создатели думали, что мы будем постоянно подчиняться, но мы, однако, обладаем разумом. Для опытов брали заключённых, добровольцев и, в конце концов, военнопленных. Мы мирно сосуществуем с человеческой расой, и нас, по некоторым данным, примерно двадцать миллионов, а то и больше. Узнаем лучше, когда перепись проведут.       В кабинет вошёл сотрудник и дал ирбису какую-то бумагу; информация интересна, но уже хочется поскорее уйти отсюда. Атмосфера не только помещения, но и атмосфера всего места меня нагнетала, прижавшись внутри меня и неприятно грея мне всё тело. — Понятно, опять ничего интересного. Ладно, не суть. Скоро вам сделают тест на возраст и тест на «прошлую» личность, то есть попытаются узнать через вашу ДНК, кем вы были до метаморфозы. Также выдадут новые паспорта и деньги на нужды. Думаю, вы бы хотели сами написать ваши имена и фамилии? — Он передал нам бумаги и ручки. — Сейчас вас проведёт до гостевого домика Марлон. Тот, кто вас проводил до меня. Заодно и приоденут вас. Наши гениталии, увы, не прикрыты мехом.       Взяв ручки, мы написали свои имена на листах. В голове до сих пор крутилось одно, когда начинал думать об имени: Айзек, Айзек, Айзек. Думаю, буду им. Имя мне нравится. Только ещё нужна фамилия. Берт и солдаты по пути постоянно обращались ко мне «лисом». Думаю, Фокс пойдёт мне в качестве фамилии. — Джек Кин, — обратился Берт, отдав ему заявление, — я хочу сказать, что если найдут человека по имени Марк Дарк, то пусть его не трогают. — Зачем, интересно, это? — Ухмыльнулся ирбис. — Он помог нам сбежать, — ответил ягуар. — Хорошо. Его свои бы за помощь вам могли убить. Если останется в живых, то я гарантирую, что он продолжит жить, но отсидит два года условно. — Ну, хоть так. И передайте ему, что Берт Вильямс премного благодарен ему. — Хорошо, а теперь идите. Марлон уже заждался вас.