На следующий день
Сегодня осталось навестить последних свидетелей, пострадавших от деятельности преступников с юго-восточного района. Мы поехали на моей машине, крепком и быстром внедорожнике, потому что эти последние свидетели — работники маленького продуктового магазина, находящегося в СэдПарке. Поэтому и немудрено, что они пострадали от постоянных рейдов этих бандитов. При въезде в район становится сразу понятно, что начинается тот отстойник, который в туристических агентствах рекомендуют не посещать ради собственной же безопасности. Вид зданий изменяется: изрисованные стены, разбитые окна на заброшенных строениях, кучи мусора на тротуарах и обугленная мебель в закоулках улиц. Резкий контраст для тех, кто приехал сюда ради острых ощущений: вполне цивильный вид других районов города и серый, преступный СэдПарк, холодно встретивший нас. Пока мы проезжали по разбитой асфальтированной дороге, я заметил недовольные взгляды местных жителей: они словно хотели нас, двоих фурийцев в автомобиле, убить, растерзать и порвать на шкуры. Некоторые даже потянули руки за спину, чтобы достать оружие, но резко показали ладони. Совершенно два разных мира, совершенно разные люди: люди с СэдПарка и люди с других районов. Совершенно разные… — Как ты думаешь, Берт, нас не обстреляют? — Усмехнулся я, резко повернув рулём вправо. — Не думаю: твоя машина крепкая и быстрая: не пробьют и не догонят на своих развалинах. — Ответил он и, сделав секундную паузу, спросил: — Кстати, долго ещё до этого магазина? — Вот, за поворотом, — сказал я, и мы, проехав поворот, оказались на нужном месте. Маленький магазин был построен из красного кирпича, облицованным зелёным профнастиловым покрытием, изуродованным тем же знакомым граффити. Вокруг, как и везде, гулял слабый осенний ветер и гонял мусор по улице. А в тёмном углу, рядом с этим строением, спал молодой человек, пуская слюни по щеке и мочу по штанам. Войдя внутрь, мы осмотрели ассортимент и убедились, что это то самое место, которое нам и нужно: сломанные и пустые полки, разбитая посуда, консервы, бутылки, треснувшее стекло на витринах и двое продавщиц, которые сидели в углу и, измеряя тонометром давление, искали в крохотной красной сумочке лекарства — их запах доносился до моего носа. В другом углу сидел полноватый, зрелый и побитый мужчина с бутылкой алкоголя и банкой маринованных огурцов. Его перегар давал знать о том, что он запивал горе со вчерашнего дня. Жалкое зрелище. Как же должны были действовать рэкетиры, чтобы довести их до такого состояния? — Здравствуйте, — произнёс я, подойдя к стойке продавщицы. — Извините, мы закрыты! — Донёсся сорвавшийся голос одной из женщин с угла. — Нет, мы не собираемся что-либо покупать у вас, — ответил Берт, подойдя к разбитой витрине, где некогда были консервации. — Мы из полиции, которой вы вчера звонили. — Мы не вызывали никакой полиции! — Прокричала вторая женщина, отложив тонометр в сторону. — Тихо, бабы, это я их вызвал! — Крикнул тот мужчина и, встав с обшарпанного стула, подошёл к нам. — Это я вас вызвал… — Здравствуйте, — поприветствовал его вновь, — я — Айзек Фокс, а он — Роберт Вильямс. Мы следователи, которым доверили это дело. Расскажите, что случилось? — Попытаюсь, — сказал он и сделал глубокий выдох. — Нас давно навещали несколько молодых людей и постоянно требовали с нас денег за крышу, иначе они бы тут всё разнесли в пух и прах. В течение всего этого времени, то есть уже почти полугода, мы платили им деньги, чтобы продолжать жить и работать дальше, а они вдобавок забирали некоторые товары прямо с полок. Обычно это были крепкие алкогольные напитки и мясная продукция. — А почему раньше не пытались позвонить в полицию? — Удивлённо спросил Берт, скрестив руки на груди. — Они угрожали нам и забирали деньги так, чтобы у нас, кроме оплаты налогов и покупки товаров, ничего не оставалось. А вызвать полицию могло стоить бы нам жизни. — А почему именно сейчас позвонили? — Поинтересовался я, присев на деревянную скамейку, сделанную, наверное, этим же мужчиной. — Эх, я… я… мы… нас… Он запнулся и, задумавшись на мгновение, заплакал, как маленький ребёнок или как человек, потерявший практически всё, что имел, и ему ничего не оставалось сделать, как залиться горячими крокодильими слезами. Он прижал ладони к глазам и попытался остановиться и успокоиться, но ничего не смог поделать со своим горем. Его живот от попыток успокоиться подрагивал, промокшая потом майка вот-вот разорвалась бы по швам от его пивного живота. Мне стало даже жалко его: наверное, сработала мужская солидарность, ведь он точно такой же мужчина, как и я, как и Берт, но только хорошо прожжённый жизнью и горькой судьбой, что уготовила ему такие трудности в этом районе. — Аркаша, что они сделали, что наговорили? — Подбежала одна из женщин, завидев, как стал плакать её коллега. — Убирайтесь отсюда! — Донёсся визгливый голос другой женщины с угла. — Спасибо за сведения, — произнёс Берт, уходя. — Мы найдём этих преступников. — До свидания, — сказал я им вслед и закрыл расшатавшуюся дверь. Подойдя к машине, мы не спешили садиться в неё. Мы стояли возле, и свободный ветер обдувал нас, обдувал наш пушистый мех, а мой — особенно из-за того, что у меня он был пушистее, чем у Берта. Я задумался об этой ситуации: это какими методами они смогли взрослого мужчину довести до слёз только при упоминании этих же бандитов? Очень не повезло этим людям жить в этом районе. Только назревает вопрос: почему они тогда просто не переехали в куда более благополучный район? Могли либо продать это ветхое заведение, либо просто бросить всё и жить спокойно, например, в соседнем южном. Может, у них нет денег на это, может, просто привыкли так жить. Постояв так несколько минут, я заметил, что молодёжь с прилегающего двора стала посматривать на нас косым взглядом. Думают, наверное, что мы здесь забыли? Что за чужаки? А как известно, в таких местах чужаков не любят и готовы застрелить тут же. Нас-то они не тронут, так как видят на наших поясах кобуры. К тому же под нашей одеждой плотно прилегает тонкий бронежилет, похожий на простую чёрную майку. Зайдя в салон автомобиля, я завёл двигатель, и мы поехали. — Ну, какие впечатления от первого посещения того самого СэдПарка? — Задал я вопрос своему другу. — Ну, это ещё не совсем то самое, но за следующей улицей начинается как раз «тот самый» СэдПарк, — произнёс он, застегнув ремень безопасности. — Ну, а от отголосков? — Улыбнулся я, посмотрев на него. — Ожидал чего-то стоящего, — хмыкнул он и уставился в окно. — Ну, не бандитский же форт? — Нет, но, по слухам, самое то. Хотя слухи — это есть слухи. — Согласен. СэдПарк находится в юго-восточном районе и дальше него не выходит, поэтому влияние бандитов — только здесь. А по ночам наркоторговцы выходят из своих нор, продавая свой товар, но дальше крайних улиц этой зоны не суются. СэдПарк — область, где поселились отбросы общества и несогласные с новыми устоями недавно образовавшегося нового мира. Думаю, в каждом городе есть такие участки, отчего работа детектива и полиции до сих пор важна. Мы выехали из юго-восточного района и вновь убедились, как же резко отличаются две зоны города. Оставив впечатления на потом, я и Берт решили остановиться в одном из строений сети общепита, чтобы обсудить, где-то место, что сказал нам Драго Тобрук до того момента, когда укололся иглой — теперь он лежит в больнице в коматозном состоянии. Мы для вида заказали кофе и уселись за самый крайний столик, чтобы никто не подслушивал нас, хотя в этом кафетерии было очень мало гостей, но на всякий случай мы подстраховались. — Так где, значит, находится то место, где наркоторговцы сбывают свой товар? — Спросил я Берта, отпив глоток горячего кофе. — Это маленький складной комплекс на три строения, и находится он прямо в середине юго-восточного района, — сказал он и, обернувшись на пустую кассу, продолжил: — Место невзрачное, заброшенное, но наверняка было нужным, если бы не местный бандитизм, который рушит здесь всё, начиная с людей и заканчивая инфраструктурой. — Ты сказал это так, словно давно знал, где это находится. — Можно и так сказать, — усмехнулся он и отпил из своей кружки. — Теперь понятно, почему здесь наркоторговцы продают своё зелье: никто сюда, кроме подростков по ночам, не заглядывает, полиция не бывает, а местное население боится и носа сунуть. — Так и есть, — произнёс Берт и, допив свой кофе, продолжил: — Так что ты предлагаешь насчёт этого? — Я думаю, что лучше стоит вести за ними видеонаблюдение, чтобы были доказательства их причастности к наркоторговле. — Думаю, так и стоит сделать.***
Эта ночь была душная — невозможно было спать, поэтому я ворочался в кровати, как уж на сковородке. Одеяло прилипало ко мне, к моему меху, и казалось, что скоро обмотало бы меня всего и задушило бы вместе с невыносимой духотой. За окном царила тьма, заполнив каждый угол своей густой и плотной материей, и кажется, что вот-вот разбила бы стекло и ворвалась бы в мою квартиру, в мою комнату. Наверное, я уберу одеяло в шкаф и буду укрываться покрывалом, иначе буду потеть так, как до этого не бывало. Даже спать голым никак не спасает: чем холоднее погода на улице, тем пушистее и теплее становится мой мех. У меня так начнётся недосып: из-за этого дела я почти неделю не сплю, то наблюдая, как БПЛА меняет позицию на складном комплексе густой ночью, отчего точно сойду с ума и лишусь зрения, то представляя образ той лисицы, которую встретил в госпитале «№6», где лечатся Марк Клейн и Эндрю Питч. Та лисица, работающая медсестрой в госпитале, глубоко запала мне в душу. Она намного красивее фуриек. У неё такие идеальные формы тела. Её форма медсестры так ей к лицу, так обтягивает её широкие бедра, пышную грудь и манящую талию. У неё, кстати, не «осиновый кол» — немного мягче, так как увидел маленькую складку жира. Однако ничего не портит. Только к лицу. Делает намного привлекательнее, желаннее и красивее. Я начал вести себя, словно пятнадцатилетний школьник, встретивший свою первую любовь. Я хотел найти её в госпитале, но всё никак не попадалась на глаза, а имени не знал, поэтому поиски посчитал бессмысленными. Может, ещё встретимся? Я отдёрнул от себя удушающее одеяло и присел на край кровати. Затем задумался: вот, оказывается, где вся сложность детективной работы — в расследовании дела, которое поручил мне шеф как испытательное. Если мы с Бертом не справимся, то придётся сдать жетоны и больше не работать в полиции, либо остаться в спецназовцах. Только это мотивирует меня. Только это заставляет держаться в руках. Ради будущего. Чтобы эксперимент, в котором нам посчастливилось участвовать в Академии, не был провёрнут в пустую. При наблюдении через беспилотный аппарат за складом у нас прошёл весь месяц. Дело выдали в начале ноября, а уже его конец, последняя неделя. Продвижение очень маленькое, медленное. Мы, конечно, составили фотороботы с помощью искусственного интеллекта, но, как только они попали в интернет, местные телеканалы и газеты начали следить за развитием дела, поэтому мы не можем не раскрыть его, иначе отдел выставят на всеобщее посмешище, назвав «бесполезным». И подозреваемых так и не нашли, будто в воду канули. Мне жутко захотелось провести остаток ночи в приятной компании с этой незнакомой женщиной. Прижаться к её мягкому и пушистому животу, поцелуями пройтись по её шее, гладить её широкие и литые бёдра, сжимать в ладонях её большие груди. От таких мыслей кровь стала приливать к половому органу, который сейчас был свободен от оков нижнего белья и плотного одеяла. Тестостерон, который вкалывали фурийцам во время метаморфозы, не только придал нам мускулатуру атлета, но и, скажем так, плюсы в половой жизни. Вдруг мне стало понятно, что другие фурийки не такие прекрасные и привлекательные, как она. Так дело не пойдёт — срочно надо найти способ познакомиться с ней.***
На следующий день шеф нас вызвал к себе в кабинет. Стоя рядом с дверью в его комнату, я недоумевал, почему он вдруг нас позвал к себе? Рассуждать об этом не мог, так как накопленный за недели, проведённые за наблюдением складного комплекса, недосып давал о себе знать, как старая рана. Вдобавок постоянно уходил мыслями о той прекрасной лисе из госпиталя, которая сильно запала мне в душу, отчего толком и думать не мог о раскрытии дела. Я представлял, как весело с ней общаюсь, как мы шутим и вместе смеёмся над этой шуткой, смотрим друг другу в глаза, ища там чего-то особенного, и приятно проводим вечера в компании дивана и любимых каналов. Берт постучался в дверь и первым вошёл в кабинет шефа. Следом — и я, думая, чего ждать от Кина. На этот раз тут было светло: окно было открытым, откуда дул слегка холодный ветерок, отчего было не душно в комнате. Сам же шеф сидел за своим столом и, сложив пальцы замком, ожидал нашего прибытия. Лицо у него было явно недовольное чем-то, из-за чего его глаза прямо-таки сверлили нас, которые вот-вот пробьют в нас дыру. А его могучее тело и крепкие мускулы вот-вот порвут чёрный пиджак, который чуть ли не разрывается после каждого его вздоха. — Здравствуйте, шеф, — поочерёдно проговорили мы и сели на два стула, находившиеся рядом с его столом. — Здравствуйте-здравствуйте, — басистым голосом произнёс он. — Так, ну и как идёт расследование дела, что я вам поручил? — Есть данные свидетелей и данные с потерпевших, — сказал я, скрестив руки на груди. — Но, в основном, свидетели — это потерпевшие, — вступил в разговор Берт. — У нас нет данных, что при избиении Марка Клейна и Эндрю Питча кто-то был из посторонних, или при ограблении на дому Милдред Линз. А информации про наркоманов, падавших и лежащих на улице без сознания, нет проку. — И это всё, что вы могли найти за эти несколько недель? — Разъединив пальцы, спросил он. — Ещё есть данные о потерпевших при рэкете одного магазина в СэдПарке, — ответил я, — но от них не получилось взять точных данных, которые помогли бы при расследовании. Потерпевшие получили серьёзные психические травмы, кроме физических. Рэкетиры относились к ним грубо: запугивали их, крушили им магазин, унижали, били. Поэтому многого узнать не получилось. Да и все показания свидетелей одинаковы насчёт фотороботов: лысые, обритые, здоровые. — Что вы хотите этим сказать? — хмыкнув, спросил Кин. — Мы предполагаем, — произнёс Берт, — что грабители, рэкетиры и наркоторговцы объединены под флагом одного картеля, действующего в СэдПарке. К тому же на подозреваемых есть одна отличительная черта — татуировка «Тарантул». — Чем можете подтвердить свои предположения? — Вновь задал вопрос шеф, крутя в пальцах сигарету, словно фокусник волшебную палочку. — У нас есть информатор, который нам выдал место сбыта наркотиков, — продолжил Берт, повернув голову в сторону окна. — Мы установили слежение за заброшенным складным комплексом и дожидаемся, когда они проявят себя. — К тому же мы сделали фотороботы подозреваемых и разослали через СМИ, — добавил я, поправив белую рубашку. — И это всё продвижение за несколько недель, — заключил Кин, положив сигарету обратно в серебряный портсигар. — Не очень-то богатые данные. — Так и дело-то непростое, шеф, — сказал я. — А вы не в человеческом полицейском отделении находитесь, чтобы раскрывать лёгкие дела! — Прорычал он, словно настоящий дикий ирбис. — Я брал вас на свою голову, думая, что двум студентам, окончивших академию новым методом обучения, не составит труда хотя бы найти больше улик и зацепок по этому делу! — Но, шеф, но… Хотел было сказать Берт слова возражения, отчего он показался простым учеником, желающим доказать теорему перед учителем, как шеф его прервал своим басистым и громким голосом: — Никаких «но»! Если в течение месяца не найдёте больше улик и данных, то этим делом займусь лично я! А вы дальше раскрытия мелких краж и не поднимитесь. Ясно?! А теперь вон из моего кабинета! Мы молча вышли из его кабинета, полностью выпотрошенные после хорошего такого выговора по раскрываемости дела, которое с каждым днём всё сильнее и сильнее запутывается, как клубок, и комом с горы скоро скатится и свалится на наши головы. Тогда придет Кин и сам будет всё разгребать, пока мы будем сидеть в сторонке и отогреваться за раскрытием мелких дел. Впервые я и Берт получили выговор на работе. И после этого кажется, что все наши старания и усердия — всего лишь пустышка, по сравнению с другими. У меня поникли уши — захотелось взять все данные и швырнуть во окно; забыть их, как забывают все неудачные проекты. Тогда придётся то ли давиться мелкими делами, — вроде мелких краж, — то ли подавать рапорт об увольнении и искать себе другую профессию. Но это не входило в мои планы: не с этими мыслями я учился в академии и устраивался работать в ФСБ. Конечно, в чём-то шеф и прав, но требовать такого быстрого раскрытия дела, словно мы — профессионалы своего ремесла, тоже не лучший аргумент в вычете. — Эх, не думал, что так быстро вычет получим от шефа, — сказал я Берту после долгого молчания у окна, за которым вовсю бурлила городская жизнь. — В чём-то и я виноват, Айзек, — произнёс он, — я же попросил у него задание посерьёзнее, чем прошлое, чтобы нам могли доверять. Извини. — Ничего, — ответил я ему. — Мы или раскроем это злополучное дело, или так и останемся в сержантах до пенсии. — Надеюсь, — прошептал мой друг. — Пошли следить за складным комплексом — авось, повезёт, и найдём этих тварей. Что бы ни говорил Кин, что бы ни твердили другие, но, взявшись за этот шанс, как за спасательный круг, я и Берт больше не имеем права не раскрыть это дело. Что бы с нами ни случилось, что бы ни произошло. И времени у нас теперь в обрез, так что придётся действовать намного быстрее.***
Всё-таки нам очень сильно повезло: БПЛА смог записать, как картель продавал наркотики. Это было сегодня, поздним вечером. Камера аппарата смогла записать, как к складному комплексу, будто светлячки к яркому фонарю, подходили наркоманы к нескольким джипам покупать свой необходимый для поддержания жизни наркотик. Беспилотный аппарат точно передал, как люди, вооружённые штурмовыми винтовками и дробовиками, достают из багажника пачки белого порошка и фасуют по маленьким кулькам, достают из чемоданов линейки игл. А наркоманы, трясясь, словно осенний лист на ветру, отдают деньги и, забегая за угол, колются и вдыхают психотропные вещества. Однако мы опоздали, и сейчас их нет на месте, так как беспилотник поздно переслал видеоинформацию, но он проследовал за ними и передал данные местонахождения их базы, в то время пока мы сидели за ноутбуком и наблюдали происходящее. Это был большой особняк на окраине соседнего района, с огромным бассейном на заднем дворе и большим гаражом. Думаю, все машины как раз там. Доложив об этому Кину, мы выехали на место. Оказавшись около особняка, мы окружили его и оцепили район, расставив по периметру броневики и патрульных из числа людей, которые прибыли с человеческой полиции. Банда никуда не уехали: БПЛА передал всех их. Здесь, помимо самих полицейских, была ещё группа быстрого реагирования, насчитывающая двадцать фурийцев. Затем спланировали, как будем действовать. Действовали по двое, с напарниками. Получив указание, я с другом направился в обусловленное место. Я впервые надел на себя тот боевой костюм, схожий с теми, которые были надеты на солдатах гарнизона крепости. Костюм прикрывал всю голову, плечи, колени, руки. А на голове были расположены нанокамеры, передававшие весь обзор спереди. Можно было использовать его как бинокль. К тому же был прибор ночного видения. При надевании шлема издался щелчок: произошла синхронизация и программа, встроенная в шлем, могла следить за показателями всего тела. Когда я закрыл забрало шлема, программа включила нанокамеры, которые передавали весь вид спереди. При определенных манипуляциях с устройством я мог точно рассмотреть удаленные предметы, что случайно и получилось после закрытия забрала. В целом, костюм не затруднял движения, но странные ощущения были, когда двигал руками, защищенные металлом, словно меня превратили в робота. Но вскоре свыкся с этим. Пройдя сквозь высокие зеленые кусты, я с Бертом с лёгкостью вырубил головорезов ударом металлического кулака. Они свалились, словно карточный домик. Взяв у них ключи, мы по-тихому пробрались в правый коридор первого этажа. По рации передали, что двое других полицейских пробрались в левое крыло, ликвидировав часовых. У фурийцев от природы есть ночное зрение, а тут вдобавок и в костюме ночной «взор» — точно видна была каждая деталь. Пока пробирались к центру, мы увидели, как прямо на полу лежали большие тюки с наркотиками. Один даже продырявился, и белый порошок рассыпался по полу. Присев на колено, я растёр один комок кокаина. Вот он: продукт, от которого медленно разлагается человек. В порыве ветра наркотические крошки разлетелись по коридору, словно зимой снежинки, ворвавшиеся из окна в порыве холодного ветра. Послышался выстрел из помпового дробовика и звук перезарядки. Мы встали на изготовку. Хоть бандит и заметил нас, но промахнулся! Берт сразу его обезоружил выстрелом в руку — охотничий дробовик с треском упал на пол. Бандит громко закричал, взявшись за руку. Прекратив мычать, он увидел, что на него наставлены два автомата. Подняв одну целую, а вторую раненую руку, он сдался, присев на колени. Берт нейтрализовал его ударом шокера в шею. Послышался взрыв, мы спрятались за стеной. По рации передали, что все другие спецназовцы начали штурмовать здание, завязалась перестрелка. «В вашу сторону направляются три головореза!» — слышен был в рации громкий голос командира. Прошли дальше, держа оружие на изготовке. Мы спрятались за старыми шкафами в углу коридора. Показались силуэты этих преступников. Они подходили всё ближе к нам, тоже на изготовке, но не догадывались, что их ждёт сюрприз. Вооружены были пистолетами-пулемётами. Однако не было такой брони, как у нас. Если мы не сможем их обезвредить, то придётся их убить. Я никогда раньше не убивал. Не приходилось на прошлых заданиях. Какого это, убивать? Лишать жизни другое живое существо? И что чувствуешь, когда убиваешь, забираешь жизнь? Один из них подошёл вплотную к двери шкафа. И как только хотел открыть дверцу, чтобы проверить на наличие врага, Берт вонзил в его лицо когти. Он даже не успел ничего сказать. Только промычал последние слова, которые хотел произнести. Погиб сразу. Завидев нас, они открыли огонь. Нажав спусковой крючок, я выпустил короткую очередь экспансивных пуль по второму бандиту. Пули отрезали ему руку, прошли сквозь голову. Он упал на холодный пол замертво, пустив из головы струю крови. Берт же смог нейтрализовать третьего участника ударом приклада. Странно. Я ничего не почувствовал. Не почувствовал, как забираю душу, которая измывается у меня в руках, желая вернуться обратно в тело. А моя совесть молчала, словно согласилась зачеркнуть одну смерть на листе. Или, может, потому, что эта смерть — смерть бандита, который сам взял в руки оружие и пошёл убивать. Он же сам сделал свой выбор, значит, должен был знать, что жизнь может вот так быстро оборваться, что не доживёт до старости. На таких и совесть молчит. — Черт, я убил его, — склонив голову вниз, сказал я. — Так вот оно как, убивать? Ничего не чувствуешь. Будто в тире стрелял. — Мне, например, таких не жалко, — послышался голос Берта из металлического шлема. Мы хотели было идти дальше, заходя в каждую комнату и нейтрализуя каждого наркоторговца, но, услышав трещание рации у одного убитого торговца, пришлось остановиться. Подняв её с пола, я прислушался. У них есть тайный ход в особняке. Некоторые выживут, пока остальные умрут, сдерживая напор спецназовцев. — Босс, наркоторговцы хотят улизнуть от нас, — передал по рации Берт. — Немедленно поймать их! — Крикнул Кин своим привычным громким голосом. — Вас ждут мотоциклы около входа в правый коридор. Мы выпрыгнули из окна. Всё равно были на первом этаже. У входа нас ждали скоростные мотоциклы, иссиня-чёрные, с изгибами на корпусе, на которых, если посветить, отсвечивается яркий свет. Сев на них, мы поехали за наркодилерами. Перед выездом из оцепления по рации, которая находится в шлеме, передали, что одного из главарей задержали в перестрелке наши спецназовцы, когда он хотел пройти к грузовику. Думаю, что они отправятся к своему второму боссу. Они направляются в сторону СэдПарка, потому что там у них есть свои люди. А с двумя фурийцами на скоростных мотоциклах они с лёгкостью расправятся. Когда мы догоняли их, к нам присоединились ещё несколько этих чертей на хвост, хорошо поливая нас свинцом, но благодаря бронированному костюму мы остались целы. Я впервые езжу на такой большой скорости. Впервые на самом мотоцикле. Меня пугало. Хотелось остановиться. Боязнь за жизнь хотела остановиться, нажав на тормоз. Ветер бил в шлем, разрезая воздух. Камеры передавали весь вид ночного города, его огонь, светящийся повсюду, наверху, внизу, справа, слева. На такой большой скорости пространство сливалось в единую кашицу, но благодаря датчикам в костюме можно было разобрать, что есть что. Выстрелив из оружия в колёса, мы их убрали. Они врезались в закрытую булочную, сверкнув ярким светом красного пламени — взорвался топливный бак. Они хотели нас задержать, ведь мы чуть не упустили этих горе-гонщиков, которые, воспользовавшись случаем, ускорились, размывая свой вид в камере. Мы тоже ускорились и догнали их, но вдруг послышался громкий скрежет тормозов, свист и шарканье резины. У них, видимо, закончилось горючее, так как машина остановилась прямо перед светофором на потоке машин. Несколько легковушек врезались друг в друга. Произошло воспламенение. Взрывной волной грузовик с бандитами отодвинуло в сторону. Они что, с ума сошли? Все, кто там был, вышли из транспорта и начали стрелять в нашу сторону. Наклонив мотоциклы и спрыгнув с них на полной скорости, мы оказались на разных сторонах дороги. Я спрятался за припаркованную у обочины машину так же, как и Берт. Немедленно придя в себя, мы начали отвечать на их огонь огнём. Пару выстрелов в их сторону — пара из них упало на асфальт замертво, намочив его своей кровью. Водители в панике оставляли свои машины, убегая подальше, в безопасное место, в страхе словить шальную пулю. Движение вошло в коллапс. На весь район были слышны выстрелы. Дожидаясь подкрепления, мы не отходили, держа бандитов в постоянном напряжении. Они упорно продолжают сопротивляться, видно, обезумевшие. И правда обезумевшие. Один из них кинул в нашу сторону гранату. Но она не сработала: видимо, была бракованной. Не ожидая такого, я швырнул эту же гранату в их сторону. На мгновение стало даже смешно, ведь они попрятались за свой грузовик. — Берт! — Крикнул я. — Я их отвлекаю, ты стреляешь дымными! — Хорошо! — Ответил он, перезарядив автомат. Вблизи был мой разломанный в хлам мотоцикл, который стал грудой металла от столкновения с брошенным джипом. Встряхнув за колесо, я услышал, что в баке слегка осталось горючего, а в кармане была старая зажигалка, которой зажигал сигареты. Вот именно сейчас захотелось сделать одну затяжку! Тогда, когда занят по уши и освободиться не смогу. Мне ничего не оставалось, как закрепить кнопку на зажигалке и бросить в сторону бандитов. Эх, такая зажигалка хорошая была. Почти новая! Берт успел зарядить подствольный гранатомёт дымовым зарядом. Кинув мотоцикл в сторону преступников, я, присев, быстро спрятался за высокую каменную клумбу, а Берт обстрелял их дымовыми шашками, в которых ещё оказалось снотворное. Хорошо, что в костюме предусмотрен противогаз. Нам ничего, пока эти люди задыхаются дымом и падают на твёрдый холодный асфальт. Раздался хлопок взрыва топливного бака мотоцикла. Пламя охватило группу, пара преступников пала замертво, а остальные упали без сознания; кто-то из них горел. Запахло бензином и горелой плотью. Огонь пылал по месту перестрелки, ища новые жертвы, чтобы продлить свою короткую жизнь. Из гражданских, кажется, пострадавших не столь много. Почему так стало темнеть в глазах? Ноги подкосились, и я упал на асфальт. Я словил пулю в живот! Даже боли не почувствовал. Однако заныло сейчас. Она распространялась по животу, охватывая каждый капилляр ткани, пуская свои импульсы в нервы. По телу прошла дрожь, затем — короткая судорога. Будто бы ножом насквозь проткнули, а лезвие осталось. И оно начало разъедаться внутри меня, своим ядом распространяясь по телу. Голова отуманена, туман в глазах. Берт в ошарашенном состоянии подбежал ко мне. Он начал вызывать скорую по рации. Не теряя времени, он пытался остановить кровотечение из района живота. Но тщетно: таблетки, расщепляющиеся в крови, не помогли. Кровь продолжала струиться по животу. Он смотрел на меня испуганными глазами. И не может помочь мне. Послышался звук сирены. Видимо, скорая приехала. Кровь продолжала течь, струиться маленькой рекой из живота. Она уже испачкала костюм, футболку под ним. Окропила мой мех. Меня клонило в сон. Он принимал меня в свои объятья, обволакивая меня всего и проникая сквозь броню, сквозь одежду и голым забирал в свой мир грёз.***
Сирена машины скорой помощи издаёт свои прерывистые звуки на далёкое расстояние; пешеходы, оборачивая свои головы, видят, как одна машина скорой помощи на полном ходу несётся по дорогам города, где с минуты на минуту начнётся затяжной ливень, пришедший на ночь смывать всю грязь с города, накопившуюся за день. Капли дождя медленно стекают по лобовому стеклу автомобиля. Водитель, включая дворники, стирает их со стекла. Ему не впервые гнать по городу с высокой скоростью, умело обгоняя машины по улице. В салоне авто скорой помощи врачи в поте лица пытаются остановить кровотечение одному лису, который по своей глупости и браваде, а может, и по невнимательности, схватил пулю в живот. Одна медсестра вколола мне укол с анестетиком, заглушающий болевой эффект от разрыва мягких тканей в животе; другая налепила какую-то кожную складчатость. Сама складчатость, занимая всю неровность на ране, стала красной и неразличимой на теле. Вскоре последовало сильное жжение, отчего пришлось стиснуть зубы, но кровь перестала течь. Голова сильно отуманена, как у напившегося пьяницы в праздничную ночь; не различаю объекты, в глаза будто пыль пустили. А в области живота боль снова даёт о себе знать. — Потерпите немного, — шёпотом сказала мне одна из двух присутствующих медсестёр в салоне скорой помощи, — обезболивающее начнёт действовать с минуты на минуту. Скажите, если боль вернётся. — Сайвор! — Крикнула вторая медсестра водителю, а мне будто по голове молотком ударили. — Гони на своей колымаге быстрей в госпиталь, иначе он умрёт! — Я изо всех сил давлю на педаль! — Так же криком ответил ей водитель. — Но сама видишь, погода не ахти! Дождь льёт как из ведра! К тому же пробки, чёрт бы их подрал! — Мог бы ехать побыстрей, если бы вовремя прошёл техосмотр. Там бы тебе установили капсулу с нитро! — Всё-таки эта медсестра настоящая сварливая баба. — Я техосмотр пропустил из-за того, что диспетчер, дурья голова, постоянно отправляет на ложные вызовы! В то время, пока они спорили, я, собрав немного сил, повернул голову в сторону второй медсестры, наблюдавшей мои показатели пульса на индикаторе. Она одета была в мутно-жёлтое платье, не доходившее до колен и наполовину прикрывавшее руки — типичная форма медсестры. У неё очень-очень чёрные волосы, опускавшиеся до груди, лоснящиеся при свете ламповой панели в машине. Я узнал её: это та медсестра, которую встретил в госпитале, когда доставили уколовшегося Драго в реанимацию. Та лиса с идеальными формами, так и манящими любого мужчину. Я всегда замечал, что фурийки фигуристые и чрезвычайно привлекательные, словно русалки из мифов древних народов, которые поют песни, привлекая тем самым заблудших моряков. Поэтому, наверное, и вызывает лёгкую зависть у некоторых девушек-людей, у которых грудь — заборная доска, да и то впалая. Она смотрела то на индикаторы, то на меня, проверяя моё состояние. Увидев, что рана снова начала кровоточить, лиса достала из ящика ещё одну складку и расстелила на животе. Та снова приняла форму раны и впитала кровь, но на этот раз щипала не так неприятно. Я даже и не мог предполагать, что получу ранение. На первой же штурм-операции схватил пулю в живот. И вообще как она пробила броню костюма? В инструкции читал, что она крепкая, что её не пробить даже экспансивной пулей, если она не лазерная и не из облегчённого титана. Однако всё-таки схватил её. Она оставалась в животе, раздражая ткани, пробираясь всё дальше и дальше, ломая кровеносные сосуды. Авто остановилось, и меня вынесли на гравитационных носилках. Через отделение приёма госпитализированных вошли две медсестры и отвезли в операционную; одна налепила на меня ещё одну складчатость, чтобы кровь перестала течь, но внутреннее кровоизлияние продолжалось, так как пуля застряла в животе. Я лежал в наполненной всякими медицинскими приборами комнате. Они мне напоминали приборы в той жуткой лаборатории, которая мне снится иногда в кошмарах по ночам после тяжёлой смены. В операционную комнату вошёл хирург-волк. Он приказал мне поставить перелив крови. Одно радовало, что у фурийцев одна группа крови, несмотря на многочисленность видов. Хирург был с теми двумя медсёстрами, которые везли меня в машине скорой помощи. Он ввёл мне местный наркоз. Боль будто рукой сняло. Одна медсестра была на подхвате, а другая держала меня, чтобы я не ёрзал и не мешался. Как только наркоз начал действовать, волк взял лазерный скальпель и провёл им по моему животу. Вытекла кровь, но в тот же момент он взял пинцет и сквозь кровь вытащил пулю. Затем положил её на поднос, который принесла медсестра. Пуля прозвенела, стукнувшись об металлическую поверхность этого подноса. Пока доктор и медсестра проводили операцию, лиса удерживала меня на столе, надавливая на грудь. Её лицо было обеспокоенным. Сквозь туман в голове слышал, что она постоянно шепчет мне: «Тихо, всё будет хорошо, не дёргайтесь». Смотрел в неё сквозь блики светодиодных ламп: её лицо казалось чем-то неизвестно прекрасным, но я из-за бликов видел только боковую сторону, а доктор продолжал работать над телом. Я знаю, что со мной всё будет в порядке. Уверен, что спустя пару недель выпишусь из больницы и выйду на работу. Мне не страшно. Ни сейчас, в операционной комнате, ни тогда, на проезжей части, лёжа за автомобилем. В академии научили не паниковать, потому что если начнешь, то трудно остановить порывы. И тогда будет сложнее осознавать всю серьёзность ситуации. Проведя хирургической иглой, доктор зашил рану и сказал своей помощнице, чтобы она принесла новую складчатость. Кстати, эта «складчатость» называется стоплуд. Он наложил ровным слоем стоплуд, также снова вколол мне обезболивающее. Положив меня на летающие носилки, доктор и лиса отвезли меня в мою палату. Госпиталь был чист и оборудован по последнему слову техники: ярко светили лампы, тщательно вымыт мраморный пол. Мне жутко захотелось получше взглянуть на неё, на эту лису. Услышав в словах доктора её имя, я узнал, что её зовут Марта Тайм. Войдя в палату, доктор подвёл меня на моё место. Пришли ещё два медбрата и, взяв меня, положили на койку. Проявилось действие обезболивающего, и я уснул. Сон вновь просочился через покрывало, которым меня укрыли, сквозь медицинский халат, принимая меня в свой мир. На меня прикрепили датчики пульса и сердцебиения. Марта ушла по делам. Доктор пошёл принимать другого пациента. Я остался один в этой палате. Проснувшись, я открыл глаза, посмотрел в окно: продолжал таки идти дождь, стуча по окнам, карнизу, словно хотел что-то сказать, но не мог, потому что его никто не понимал. И от этого всё сильнее и сильнее плакал, пытаясь достучаться до нас. Наверное, хотел сказать очень важную информацию, донести весть до наших ушей. Но мы так и оставались глухими, или просто не желали его понимать. Хотел бы снять датчики, но рана не позволила, отдавшись глухой болью и нытьём в животе. Я продолжал лежать и смотреть в окно, как лил дождь, пытаясь разобрать, что он хочет мне сказать. Вскоре зашли хирург и медсестра во время осмотра. Медсестрой была та лиса, Марта. Хирург подошёл поближе ко мне, посмотрел на датчики и, что-то записав в тетради, спросил: — Как поживает наш пациент? — Нормально, — ответил я, — только вот вставать трудновато. — Это точно, так как вы схватили пулю в район желудка, — говорил доктор, показывая на планшет, где было графически показано ранение. Пока доктор говорил, Марта стояла, смотря на меня и в то же время листая электронный журнал пациентов. Она словно стеснялась на меня смотреть, будто голым лежу на кровати. — Доктор, а сколько я здесь лежать буду? — Поинтересовался я, так как бывать в больницах не так нравится. — Ну, это смотря как ваш организм восстановится, — ответил волк. — Вы получили рану, от которой человек мог бы умереть. — Но доктор ввёл вам витамины и вакцины, которые помогут вам быстро встать на ноги, — внезапно перебив доктора, сказала Марта. Вдруг телефон Марты зазвонил: её вызвали на машину скорой, и она немедля отправилась к гаражу госпиталя, вслед махнув своим лисьим хвостом. — Марта очень за вас беспокоилась, — продолжил доктор, увидев, что она ушла, — она каждую свободную минуту проводила рядом с вами. Сколько времени она находится у меня в подчинении, я такого у неё не наблюдал. — А кто ещё навещал меня, если не секрет? — Также к вам приходил ягуар по имени Берт Вильямс, — ответил доктор. — О, я боялся, что он забыл про меня. — А он вам кем является? — Он мой друг и коллега по работе. — Ладно, я оставлю вас на время. Скоро обед, вам принесут еду. Я продолжал лежать и пялиться в окно. Я ждал того дня, когда выйду из этой больницы и мне не придется помирать от напрягающего вида вокруг. Но радовало одно: я смогу видеть Марту — и есть шанс узнать о ней побольше.