Фуриец

      После окончания академии мы устроились работать полицейскими ФСБ. Нюанс в этой профессии в том, что сотрудники отдела, как и группа быстрого реагирования, спецназ, кроме расследования дела, участвуют также и в операциях. Даже шеф, Джим Кин — родной брат Джека Кина. Шеф дал за два месяца работы несколько мелких дел, которые мы благополучно раскрыли. Среди них было самое быстрое открытое дело — дело о воровстве ценных вещей на улице. Преступник украл драгоценные украшения очень ловко, поэтому хозяйка вещей заметила кражу только с приходом домой. Однако вор оставил много улик. В частности, это свои отпечатки пальцев на кожаной сумке. Быстро пробив данные среди отпечатков, обнаружили, что это был человек. Спустя день мы его задержали. Но, в основном, мы расследовали дела о наркоторговле. Какой-то неизвестный постоянно звонил шефу, докладывая про мелких торговцев запрещёнными веществами. Было даже их описание. Было где-то четыре звонка, и после всех их мы задерживали нарушителей. Однако они не в одиночку ходили. По три-четыре человека, отчего приходилось применять силу. Благо, есть камеры; благо, они с ночным виденьем. Кин попытался отследить звонок, но неизвестный стукач умело пользовался средствами информационной защиты. Жалко, шеф хотел к награде привести.       Прямо какое-то совпадение: всех торговцев зельем ловили в одном районе — юго-восточном. И задерживали ночью. Поискав данные в интернете, я понял, что этот район не столь безопасный, а туристические агентства напрямую говорят: место крайне опасное для жизни. Однако местные группировки выходят в район только ночью потому, что днём его тщательно контролирует другой отдел ФСБ города. Ночью же там только пару машин ведут патрулирование. Но есть своеобразный район в районе — СэдПарк. Туда никто из правоохранительных органов не суётся. И не по причине страха за жизнь, а просто потому, что были попытки исправить положение, но все безуспешные.       Но что радует, так это неплохая заработная плата. Даже в звании сержанта получаю неплохие деньги. Наверное, из-за высокого уровня опасности жизни. Другим таким же тяжёлым профессиям такая же плата.       Мне иногда приходят мысли о том письме, которое получил на станции от неизвестного человека. Каждый раз, даже на мгновение, всё равно становится грустно, что семья не приняла меня. Создаётся впечатление, что со всеми фурийцами происходит такое. Вспоминая об этом, каждый раз я впадал в прострацию, и меня в реальности будто бы и не существует: я в тех мечтах, где вместе с семьей. Хоть и отличаюсь от них тем, что есть мех, хвост, когти и клыки, а ростом куда выше, но они не принимают это за недостаток, а наоборот — плюс. Ведь все не против потрогать мой хвост, и чешут за ушами, доставляя мне небесное удовольствие, отчего даже скулю, как дикий пёс. Там, на секунду, в душе становится уютно и тепло, ведь всегда есть те, кто поддержит в трудную минуту и поймёт тогда, когда все считают идиотом. Но, возвращаясь из прострации, длившейся в реалии пару секунд, но во мне — неизмеримое время, я снова понимаю, что из всех, кто сможет поддержать меня — это Берт, мой друг. Я пытался найти место жительства семьи, но что-то внутри мне шептало, что даже спустя десять лет они всё равно не примут меня. Поникая ушами, я убирал рабочий компьютер обратно и уходил из кабинета.       Сейчас был вторник. Я сидел за своим столом в своём кабинете. Солнечные лучи спускались до лакированного стола, просвечивая пыль, накопившуюся за неделю. А солнце светило мне в спину, но грело не так жарко, как в начале осени, а слабее, по-ноябрьски тускло, поэтому в комнате будто бы царил полумрак. Я был одет в синюю рубашку с острыми воротниками и в бежевые брюки, которые всегда надевал на работу.       Я сидел и задумался над прошедшими делами, над прошедшими днями. В последние дни не высыпаюсь: то подростки под окном орут, то дописываю отчёты на ноутбуке по закрытым делам. Ещё осталось, поэтому сегодняшний день посвящу им, если Кин не даст задание. Из-за этого чёрный ноутбук был рядом со мной; ожидал, когда его откроют и начнут щёлкать по клавишам, щекотать своеобразное брюшко из множества кнопок. Я с Бертом раскрыл пару-тройку худых дел о мелкой торговле наркотиков. Ловили с интервалом в две недели. Откуда же они появляются? Неужели один худой район вполне хорошего и безопасного города может так разительно отличаться? Не могут так быстро появиться новые дилеры запрещённых веществ! Физически не могут. Чтобы найти поставщика, уйдёт примерно несколько недель. Я предполагаю, что они — только капилляры куда крупного наркотического картеля, который заправляет всем, находясь в тени, пока их подручные крысы выполняют всю их работу.       Вдруг от размышлений меня оторвал стук двери. Это был Берт. Его кабинет находился рядом с моим. — Доброе утро, Айзек, — сказал он, сев на стул, находившийся рядом со мной. — Добрый, — сонно ответил я, — не знаешь, почему Кин вызвал пораньше нас? — Да я откуда знаю? Я зашёл к тебе, потому что он нас вызвал. — Почему тогда я не слышал оповещение по телефону? — А ты нажми на эту кнопку.       Он, подойдя к стационарному телефону, нажал на красную кнопку, рядом с которым горела такого же цвета лампочка. Вдруг послышался громкий голос Кина: «Фокс, Вильямс, живо в мой кабинет!». — Все никак не могу запомнить, что всегда надо нажимать на эту кнопку, — усмехнулся я, выключив оповещение. — Эх, Айзек, — ехидно протянул ягуар, скрестив руки на груди. — Что «Айзек», котяра? — Ничего, пошли уже.       Спустившись на этаж ниже, мы прошли через полутёмные коридоры, стены которого были отделаны жидкими обоями, отчего я иногда подшучиваю, что у нас какое-то среднее офисное здание, а не полицейское отделение. Кабинет Кина находился почти в конце коридора, в темноте и прохладе в эту часть дня.       Постучав в дверь и услышав громкое «войдите», мы зашли в кабинет шефа. Солнечные лучи не доходили до комнаты Кина, поэтому здесь был полумрак. Но шеф не захотел включать свет. Может, хотел посидеть в темноте, ведь от позднего утра и до самого вечера солнце светит в его стороне. Его глаза были прикрыты, но, услышав, как вошли его два сотрудника, он открыл свои ярко-голубые глаза и бросил взгляд на нас, полный скуки и усталости. — Наконец-то вы пришли. Я вызвал вас десять минут назад. — Извините, шеф, лифт оказался в пробке, — пошутил я, сев на маленький коричневый диван. — Допрыгаешься, Фокс. — Буркнул он и зажёг сигарету, пустив пару колец. — Итак, я вызвал вас потому, что поступило сообщение из больниц: за последние недели, хоть и вы переловили всех возможных торговцев наркотиками, возросло число этих «Додо». Привозят их в госпитали чуть ли не мёртвыми. Некоторые к тому же и дебош устраивают. У нескольких медсестёр ушибы и переломы.       Пустив струю дыма в сторону окна, он достал из тумбы голографический планшет и положил на стол. Он практически сливался со столом. Экран был бесцветным и прозрачным, а края — чёрными, поэтому при падении лучей на стол видны были только они. Я подошёл к нему и забрал планшет, но не успели выйти, как Кин нас остановил. — Стоять, я не договорил.       Мы обернулись и присели на диван. Кин имел привычку долго говорить, если дело шло о задании. От этого я мог забыться, задуматься или замечтаться о чём-нибудь хорошем и прослушать всё, что проговорил шеф. А потом Берт будет ворчать на меня, что всё прослушиваю, будто у меня в ушных перепонках затычки. Здесь, однако, не задумался. — Помимо наркозависимых пациентов, в реанимацию попали несколько жертв с колотыми ранениями.       Он сделал глубокую затяжку и, закрыв глаза, будто бы наслаждаясь ароматом бумажной сигареты, выдохнул табачный дым в сторону от нас. Дым медленно двигался к открытому окну, за которым вовсю кипел жизнью проснувшийся город. Затем ирбис потушил сигарету, прижав к ладони, и кинул окурок на металлическую пепельницу. Остатки дыма густым паром вышли из носа, обволакивая белый мех на лице. — К тому же вчера дежурный за ночь принял несколько вызовов о рэкете одиночных киосков и захолустных магазинов в СэдПарке, грабеже на дому и избиении в юго-восточном районе. В планшете есть данные о пострадавших и месте их проживания. Свободны.       Выйдя из кабинета шефа, мы поднялись на третий этаж и зашли в комнату Берта. Его убранство не отличалось от моего: всё тот же лакированный стол, стулья «Бюрократ», маленький вещевой шкаф и небольшой диван. Ягуар сел за стол, забрав голографический планшет себе, а я присел на диван. Он, нажав на правый верхний угол устройства, включил его и, листая, прочитывал данные по делу, почёсывая себе подбородок и щурясь на некоторые строки, перечитывая их несколько раз. Солнце светило в его спину, поэтому казалось, что у Берта — свечение, как у звезды в космосе. Меня это позабавило. — «Вчера, в девять часов вечера, поступило несколько звонков об избиении и грабеже на дому в юго-восточном районе. Находились около запрещённого района, — произнес Берт и сделал короткую паузу, вздохнув поглубже. — Два дня назад поступил звонок о рэкете киосков и магазинов в СэдПарке». О, смотри, Айзек, также были замечены на видеокамерах, как на улицах, в тёмное время суток, люди падали на землю и некоторые из них не подавали признаков жизни. Причина смерти: передозировка психотропными препаратами. А у выживших были замечены упаковки с героином и кокаином.       Взяв у него устройство, я решил сам лично дочитать содержимое. Здесь происшествия вкупе за пару дней собрались: вчера привезли человека, находящегося в наркотическом опьянении. Пока укладывали на стол, чтобы выкачать психотропные вещества, он вывихнул одной медсестре плечо, а второй выбил два зуба. Хорошо, что успел подойти медбрат и нейтрализовать шокером дебошира. Грабёж на дому был зарегистрирован вчера ночью. Грабителей было четверо, вооружены они были огнестрельными пистолетами. А рэкет магазинов проходил пару недель. Но только почему-то вчера поступил вызов. — Некоторые аспекты лиц рэкетиров и грабителей: высокие, здоровые, обритые или подстриженные под полубокс. — Сказал я, посмотрев на Берта. — Вооружены были огнестрельными пистолетами. Действовали быстро и слаженно. Пострадавшую в грабеже зовут Милдред Линз, проживает на «Сайт-авеню, 23». Медсестёр, работающих в госпитале «№6», зовут Линайла Мурр и Андриана Пирр. Избитых лиц зовут Марк Клейн и Эндрю Питч. Находятся в госпитале «№6». Магазин, подвергавшийся рэкету, расположен на «Сайт-авеню, 55». Наркомана зовут Михайло Лабчески. — М-да, как же хорошо, что Тина вчера отдыхала. Я бы этому Лабческому все кости сломал, если бы он тронул Тину.       Тина — девушка Берта. Они познакомились, когда проходили мы медицинский осмотр для приёма на работу. Тина Оутен — самка рыси. Несмотря на её основной окрас, хвост её полностью коричневый, а не чёрный. По сравнению с другими фурийками, у нее была короткая прическа: волосы не доходили даже до плеч. У неё, как и у всех фуриек, большая грудь и широкий таз.       Я недавно вбил в поисковике интернета о причине таких больших размеров гениталий у фурийцев и фуриек. Оказалось, что для лучшего размножения и выращивания потомства. У фуриек малый процент угрозы выкидыша. Роды у них проходят легко и быстро, а летального исхода за всё время не было. А у фурийцев большой детородный орган из-за высокого содержания тестостерона в крови. И из-за этого у мужских особей кожа куда крепче, отчего могут выдерживать порезы ножом. Дополнительный слой кожи может быть и у человека, но из-за него процесс потоотделения будет проходить трудно. У фурийцев такого нет: доктора в лабораториях позаботились об этом. — Ну что же, Берт, с чего начнём? — Спросил я его, положив планшет на стол. — Не знаю, как ты, но я туда без бронежилета не сунусь, — ответил он, скрестив руки на груди. — Это, конечно, не обсуждается. Спрашиваю: с чего начнём? Магазин проведаем, Линз или больницу посетим? — Давай в больницу, — встав, он отъехал от стола, — хочу проведать Тину. — Да-да, тебе только за ней водиться, — проворчал я и встал, остановившись у двери. — Кто бы говорил, Айзек. Сам за каждой юбкой гоняешься, а меня упрекаешь?       Берт закрыл кабинет на электронный замок, и мы спустились вниз, в оружейный подвал. Кроме основных пяти этажей, были ещё три этажа внизу: оружейная комната, тренажёрный зал, тир и своеобразный обезьянник. Оружейная комната и тир занимали отдельный этаж, соседствуя друг с другом. За ними следили волк и лис, Чарли и Холден. Оба сотрудника не принимали участия в штурм-операциях, но могли подбирать обвесы оружия для каждого из нас.       Оказавшись там, мы сразу подошли туда. Оказалось, там был только Холден. Он сидел на стуле, закинув ногу на ногу и обвив стул хвостом. Лис тихо сопел, не подозревая, что над ним могут подшутить. Берт, обойдя стойку, подошёл к нему и хотел зажать нос, но чёрная рука остановила его, схватив за кисть. Открыв глаза, Холден тихо смеялся под нос. А смех был похож больше на мурлыканье кошки.       Берт отошёл от него. — Можешь не пытаться надо мной подшутить, — усмехнулся лис, встав со стула. — Ладно, что надо вам? — Бронежилеты, — сказал Берт, уперев руки об стойку, — и лучше, чтобы они были тонкими и сидели под одеждой. — Что же, надо поискать на складе. Видимо, у вас серьёзное дело намечается, раз бронежилет нужен? Тем более скрытный. Не в СэдПарк ли направляетесь? — Проедем мимо него, — ответил я. — М-да, без него там трудно. — Эй, а где Чарли? — Спросил Берт. — Взял выходной.       Сказав это, Холден зашёл за дверь, в склад, искать нужные нам вещи. Был слышен шорох, ворчание под нос, будто что-то слизкое кипит в раскалённом котле. Затем послышался скрежет дверцы, и лис вышел с маленьким металлическим чемоданчиком. Положив его на стойку, он ввёл цифровой код и, открыв крышку, достал оттуда два бронежилета. Они были очень тонкими, толщиной в сантиметр, эластичные и гибкие, словно резина. Белыми, будто туман, чтобы под одеждой не просвечивались. Их можно было сгибать, как бумажные листки, и разгибать снова. Они — передовая разработка, предназначенная для агентов спецслужб и телохранителей. К тому же и для нас, полицейских ФСБ. Для нас, чтобы не вызывать панику среди мирного населения и провокации для вооружённых преступников. — Никогда их не надевал, — проговорил Берт, снимая с себя чёрную рубашку, оголив своё изящное и мускулистое тело. — Ага, не те боевые костюмы, что в крепости были.       Сняв с себя синюю рубашку, я застегнул застёжки на бронежилете. Он мигом обхватил своим резиновым составом всё тело, оставив на внешней стороне борозды мышц живота и груди. Холден смотрел на нас с некой ухмылкой на лице. — Хорошо, что у нас нет женщин на службе, иначе бы точно мы не выдержали.       Он обхватил свою грудь руками, тем самым показывая женский бюст, и как он выглядел бы с этим бронежилетом. Раз наши торса он так сильно обхватил, то женские груди с ним будут смотреться куда больше, чем есть. — Что-нибудь ещё? — Спросил он, уперев локти об стойку. — Глушители для пистолетов, четыре магазина и электрошокеры, — произнес Берт, застегнув последнюю пуговицу на рубашке.       Холден снова зашёл на склад, гремя ящиками и дверцами шкафов, также рассуждая под нос, где бы они могли быть. Прямо как старый дед. — Сидит, будто майка, — сказал я, поправив воротник. — Надеюсь, защитить сможет.       Лис вышел оттуда, держа в руках коробки с глушителями, магазинами, а в другой руке — шокеры. — Вот, выбирайте, — он открыл первую коробку, достав глушители. — Я возьму вот этот, подлиннее. — Сказал Берт, надевая обвес на свой пистолет. — И дополнительные магазины. — Хватит и трёх, не на перестрелку идёте, — Холден сел на стул, закинув ногу на ногу. — Если так рассуждать, то и одного вполне хватает. — Я взял из ящика чуть менее длинный глушитель, чем у Берта. — Но мы собираемся побывать в СэдПарке — там лучше с автоматом ходить. — Фуриец с автоматом ходит в том районе, — процедил Берт сквозь зубы. — Не редкость ли? — Фуриец в СэдПарке — уже редкость, — буркнул Холден. — Всё? — Да, всё, спасибо тебе. Вернем обвесы в конце дня.

***

      Звонко просигналила сигнализация машины Берта, мигнув своими жёлтыми квадратными глазами. Войдя на первый этаж госпиталя, мы оказались в просторном холле, потолок которого держался на бетонных столбах. Стены и пол были белого цвета, только пол из мраморных плиток, а стены отделаны из привычного для большинства жидкими обоями. Они сливались, как капли росы с травой; граница между стенами и потолком видна не была, отчего в глазах рябило. Берт подошёл к регистратуре, чтобы узнать, где находятся пострадавшие от вчерашнего избиения, привезённые под утро. А я присел на диван.       Осмотрелся по сторонам: по коридору ходили доктора, медсёстры и медбраты, больные и консультирующиеся. Все они были разных народов и национальностей. Увидел в них псовых и кошачьих, европейцев и азиатов. Как-то даже различий в них, кроме внешности, я не вижу. Все также носятся по коридору, словно ужаленные, подобно автомобилям на скоростных магистралях, будто опаздывают на важную встречу. У всех есть друзья, с которыми весело проводят время или поддерживают в трудную минуту. У некоторых дети и родители, которых видят каждое утро перед работой и вечером после неё. Есть и принципы, обязательства, увлечения, которые являются их общими составляющими духовного тела. Люди и фурийцы — одинаковы, только отличаются внешностью. Но многие не могут смириться с новым видом, появившимся совсем недавно. Считают фурийцев иноземцами. Некоторые даже верят, что нас никто не создавал, ведь мы будто бы инопланетяне. Точнее, преступники пришельцев, которых сюда высадили проводить остаток жизни. А некоторые люди ведут с фурийцами, словно националисты: они выше, мы — ниже. Мол, сброд и зверьё. И среди общества таких много. Они внешне ничем не отличаются от людей, свыкшиеся с фурийцами, относящиеся нейтрально к ним, однако если спросить их мнение о нас, то результат налицо. Некоторые прямо скажут, что люди — арийцы, и фурийцы должны быть на побегушках. Однако долго на свободе не задерживаются. В общем, людей сейчас можно поделить на две части: одна относится к фурийцам нейтрально, другие — наоборот. И некая доля из вторых это вовсе не скрывают, оставаясь на своём. Хотя, если уж и сравнивать, то фурийцы лучше людей. Как в физическом, так и в других сравнениях. — Ещё не уснул ли? — Подойдя ко мне, спросил Берт. — Время хоть и полдесятого, но не против прилечь на пару минут, — ухмыльнулся я, посмотрев время по телефону. — Пойдем, я нашёл комнату, где лежат два избитых свидетеля, — произнёс он, махнув рукой. — Пострадали фуриец и человек; размещены на четвёртом этаже левого крыла, где лежачее отделение находится. — Пошли уж, пошли.       Встав, я вместе с ним направился к левому концу белого коридора, к лифту, оттуда поднялись на четвёртый этаж, миновав третий уровень, где находилась столовая и служебные помещения. Лифт глухо гукнул, распахнув двери, и мы прошли на этаж. Он видом тоже не отличался: те же белые стены, сливающиеся с полом и потолком. Только здесь было меньше народу, поэтому в глазах не рябило. По краям коридора были уютные мягкие диванчики, посередине него располагался маленький холл с цветами, плазменным телевизором и такими же диванами. — Берт, а в какой комнате они находятся? — Спросил я, остановившись около кулера с водой. — В конце коридора, комната под номером «30».       Он тоже попил воды, подставив бумажный стаканчик под кран, откуда автомат налил прохладной жидкости. Посмотрев на стену, я увидел схему левого крыла: оно было длинное, с размером основного корпуса; первый этаж был отдан под операционные комнаты; второй — служебные помещения; третий — кухня, столовая для персонала и больных, и маленький продуктовый склад; четвертый и пятый — приёмный покой. В общем, покой вмещал в себя до шестидесяти лиц. — Вон, кстати, и та комната, — сказал Берт. — Что же, давно мы не собирали сведения пострадавших, — ответил я, открыв дверь. — Я думаю, это дело — первое крупное дело в нашей карьере.       Оказавшись внутри, я заметил, что отделка комнаты отличалась от коридорной: более спокойные и расслабляющие цвета, свежий воздух и светлое помещение. Тут было восемь коек, но заняты были только две — у окна. Там как раз лежали наши пострадавшие. Фуриец оказался чёрной пантерой. У него перевязана нога и рука, под глазом опухло — синяк, а человек был перебинтован чуть ли не весь. Прямо мумия. Как же их угораздило-то? — Здравствуйте, — тяжело проговорила пантера. — Доброе утро, Марк Клейн, — поприветствовал его Берт, сев на соседнюю койку. — Я Роберт Вильямс, а он — Айзек Фокс. Мы из полиции.       Берт показал жетон полицейского, который отлился золотым покрытием при свете солнца. Чёрный ягуар посмотрел томными глазами на нас и спокойно выдохнул. По глазам было ясно, что он прокручивает воспоминания вчерашней ночи, где его и человека избили неизвестные твари. — Нам нужны ваши показания, — произнес я, сев на металлическую табуретку перед койкой Клейна. — В частности, про тех, кто вчера нанёс вам повреждения. — Я уж понял, почему, — тяжело выдохнув, сказал он. — Вам как, трудно говорить про вчерашний инцидент? — Спросил Берт, уперев локти о колени. — Нет, не трудно. Вам же надо их черты лиц? Я запомнил их. — Скажите, Клейн, — взяв из кармана диктофон, Берт начал записывать слова свидетеля, — кто они были, и сколько их было? — Все были людьми, европеоиды. Думаю, из балканской семьи. Пять человек.       Берт быстро записал в бумажный блокнот его слова. Хоть и работает диктофон, нам приходится записывать данные на бумаге, чтобы в случае подделки голоса мы могли показать данные начальству. — А можете их черты лица вспомнить? — Сказал я, сделав жест рукой. — Да, могу. Все, поголовно, обритые, здоровые, будто со стероидами переборщили. На шее татуировка «Тарантул». У первого узко посаженные глаза и кривой нос, словно ломал несколько раз. Квадратные скулы. Лицо второго напоминает физиономию наркомана: худощавое, словно скелет. И карие глаза.       Он говорил медленно, выговаривая каждую букву. Клейн иногда закрывал глаза. Наверное, чтобы лучше вспомнить черты лиц преступников. Иногда останавливался, чтобы откашляться: думаю, получил несколько трещин в рёбрах. Берт записывал его слова, каждую букву, прописывая её в клетках блокнота, не останавливаясь ни на секунду. Диктофон, маленький, чёрный прямоугольного вида аппарат, записывал ответы Марка и наши вопросы об уточнении черт. У диктофона горел квадратик с таймером. Прямо как в бомбе. Только таймер не уменьшает, а увеличивает. — И можете сказать, почему вас с этим человеком избили? И он случайный прохожий? — Поинтересовался Берт, указав на мумию ручкой. — Нет, он — мой друг. Мы коллеги и друзья. Вчера мы возвращались с работы. Шли через юго-восточный район. Весело болтали, никого не трогали. Как вдруг из-за тёмного угла появились пятеро громил. Заметив, что мы друзья, без предупреждения и без причины начали нас бить. Я отделался парой трещин в рёбрах и переломом руки, а Эндрю не повезло: из-за того, что он, с их слов, посмел дружить со мною, избили жёстче. — Похоже на националистов. Они тоже бьют только из-за ложных убеждений, — процедил сквозь зубы я, сжав правую руку в кулак. — И как же они от вас отстали? Обычно такие люди, если начнут, то доведут дело до конца. Вам повезло, что остались в живых, — сказал Берт, почесав меховой подбородок. — Они стали в меньшинстве. Я, это, чтобы защитить друга, вонзил когти в двоих. В горло. Они успели пробежать несколько метров, а потом упали замертво. Я не знаю, нашли ли врачи со скорой помощи их трупы или нет. — Всё понятно, — проговорил я, — почуяли опасность — в кусты. Не знаете, в какую сторону они побежали? — В СэдПарк.       Я всё более и более уверен, что все наркоторговцы связаны в единый картель. Есть центр, богатый и могущественный, который снабжает маленькие и слабые периферии наркотиками и вооружённой силой. А они в ответ снабжают их процентами с продажи зелья и рэкета, присягают на верность главарю и входят в его своеобразную семью, участвуют в перестрелках с другими наркокартелями.       Они, словно болезнь, чёрным пятном растеклись по юго-восточному району. Как паразиты медленно-медленно уничтожают организм живого существа, так и они, наркоторговцы, рэкетиры, грабители и все отбросы СэдПарка, губят и портят жизни мирным гражданам вполне миролюбивого и спокойного города. Воруют, избивают, подсаживают на зависимость иглы. Выходят ночью из своих нор, чтобы нагадить простым жителям, которые не причастны в их бедах, от которых им пришлось встать на этот скользкий и опасный путь преступности.       Я не понимаю, зачем портить жизнь обычным гражданам. Если их не устраивает политика правительства, то надо выдавать ноту протеста властям, а не мирному населению. Однако из политиков никто не пострадал. Как видно, под удары преступников попадают только мирные жители. По государственным учреждениям, например, в Апрометале, никто теракты не устраивал пока что. — Ладно, спасибо за ваши показания, — произнёс Берт, выключив диктофон. — Мы обязательно найдём этих нарушителей, и закон покарает их. Что насчёт убийства вами двух преступников, то беспокоиться не стоит: закон на вашей стороне, и вы, согласно третьему пункту Уголовного Кодекса Республики Земли, защищены, потому что применили силу для защиты жизни и здоровья.       Выйдя из палаты пострадавших, мы спустились на первый этаж госпиталя. Там так же было много народу, как и полчаса назад. Врачи и медсёстры носились по коридорам, кто-то сидел на диване, кого-то везли в операционную в левое крыло. А от монотонных сливающихся стен, пола и потолка и снующихся работников медицины у меня вновь зарябило в глазах.       Мы присели на диван, чтобы обговорить сведения от пострадавшего во вчерашней драке. У него, оказывается, хорошая фотографическая память. Он дал столько описания, что хватит на составления фоторобота подозреваемых. Спустя пару дней распечатки попадут в СМИ. — М-да, Айзек, — сказал с лёгкой хрипотцой Берт, сев на диван, — человека знатно избили. Даже до комы довели. — Ага, а фуриец отделался парой трещин в рёбрах и ушибами. — Ты до сих пор думаешь, что все наркоторговцы связаны меж собой? — Все более и более убеждаюсь в этом, — ответил я, скрестив руки на груди. — Ладно, об этом потом. Кто следующий допрашиваемый?       Достав из кармана голографический планшет, он провёл пальцами по экрану, отодвинув в сторону «квадрат» информации об избитых, и передвинул вверх окно о потерпевшей во вчерашнем грабеже на дому. Нажал на него, и прямоугольник открылся, окрасившись в зелёный свет. — Пострадавшую в грабеже зовут Милдред Линз, проживает на «Сайт-авеню, 23», — монотонным голосом произнёс Берт. — А, ясно, юго-восточный район, — зевнул я. — Почти рядом с СэдПарком. Немудрено, что ограбили. — Она — следующий свидетель. Ты же не боишься побывать там? — Блеснув белоснежными клыками, спросил Берт. — С бронежилетом хоть куда, котяра, — так же ехидно ответил ему.

***

      Мы остановились у обочины дороги, возле «Сайт-авеню, 23», дом, в котором проживала мисс Линз, пострадавшая от рук четверых грабителей, которые бесцеремонно ворвались поздно вечером к ней в квартиру. Звонок поступил посередине ночи, а, по словам самой потерпевшей, ограбление произошло в полдевятого-полдесятого вечера. Видимо, женщина долго приходила в себя после такого инцидента.       Сам дом был в тридцать этажей, квадратным, красиво отделанный. Да и остальные дома во дворе были такими. Однако из-за близкого расположения к СэдПарку, как видно, влияние бандитизма и его проявление на лицо. Подойдя к внутренней стороне, мы увидели надпись на углу: матерный стишок на пять строк. — Поэтами растут, — усмехнулся Берт, оглядев надпись.       СэдПарк расположен рядом с этим двором. Буквально триста метров — и всё, запретная зона. Как известно, в юго-восточном районе не проживают фурийцы. Слишком опасно и слишком неудобно, ведь личности из запретного района ночью храбреют и выпускают свои щупальца по соседним улицам, до которых, конечно, могут дотянуться.       Осмотрев двор, я увидел группу молодых людей, почти подростков, которые, сгруппировавшись, сидели на двух скамьях. Одеты были в спортивные костюмы, худощавы, будто их морили голодом, словно в концлагере. Но совсем не так — почти у половины подростков в зубах крепко-накрепко зажата дымящаяся сигарета, как суповая кость в челюстях у голодной собаки. А у пары-тройки других в худощавых и прыщавых руках греется дешёвое пиво, потому что на более качественное денег у мамы выклянчить или стащить не получилось. Также, хоть они и находились на другом конце двора, были слышны песни. В частности, шансон. В простонародье именуемый блатным жанром музыки. Типичный образ для местных «парней».       А вот вид двора оставлял желать лучшего: сломанные сучья деревьев, разбросанный мусор по двору, граффити на стенах домов. Может, при открытии двора у него был свой цвет, но при влиянии СэдПарка он превратился в серую массу типичного района в Восточной Европе до начала войны. Стены потеряли свою крепость, листья деревьев стали тусклыми. А ночью не светят фонари, потому что глупцы разбивают их камнями.       Я не заметил, как за брюки меня дёргал маленький мальчик. Судя по его белому лицу, ясным глазам и здоровой коже, он ещё не приобщился к курению или употреблению алкоголя. Одет был лучше, чем подростки в конце двора. — Дядя, есть у вас сигарета? — Вполне уверенным голосом проговорил мальчик. — Ничего себе, — удивился я, оттолкнув его от себя. — Сопли ещё не высохли, а тянется к сигарете! — Иди лучше мультики посмотри, малой, — сказал Берт, нагнувшись и постучав по плечу. — Зачем тебе это дело? — Вам что, жалко, что ли, одной сигареты? — Не теряя уверенности, спросил ещё раз он. — Нет, не жалко, — ответил я.       Достав из кармана пачку сигарет, я взял в рот одну, зажёг. Втянул один раз, ощутив, как тёплый пар согревает мне горло и лёгкие. Успокаивает нервные клетки и затуманивает разум. У меня другой вид сигарет — безопасный. Там нет никотина и вредных веществ, а взамен табака горит безопасный материал. Какой это материал, увы, не знаю. Информации нет в интернете. Однако такой вид сигарет стоит в два раза дороже, чем обычный, с никотином. Но с зарплатой полицейского ФСБ вполне могу позволить себе. К тому же они не вызывают привыкания. Эту пачку я курю с начала работы в полиции.       Мальчик посматривал на нас надеющимися глазами. Вот-вот же дадут желанную сигарету, и можно будет затянуться! Затем попросить взрослых со двора купить пачку и курить, будто настоящий взрослый человек. И тогда крутые взрослые дяденьки заметят его, и он будет своим среди них. Однако ошибся: сделав ещё одну затяжку и выдохнув мятный, освежающий нутро, пар, я потушил её, прижав к ладони, и выкинул в сторону дороги. — Если хочешь курить, научись и окурки подбирать, малой, — сказал я ему.       Он посмотрел на нас расстроенными глазами, будто отказали ему купить понравившуюся игрушку, о которой так мечтал. На его глазах проступили слёзы, и он, вытирая их, пошёл в другую сторону от нас, хныча. — Маленький негодяй, — проговорил под нос я, зайдя в подъезд дома.       К удивлению, в подъезде не пахло мочой, как обычно бывает в таких дворах. К тому же были целы лампы, хотя сейчас они ни к чему. Стекла в окнах были целы, а стены не исписаны матерными словами. Потерпевшая Линз проживала на третьем этаже, поэтому мы не использовали лифт. Проходя мимо почтовых ящиков, я заметил, что ящик с номером мисс Линз был взломан. Причём весьма грубым способом. — Так-так, вот и её квартира, — произнес Берт, посмотрев на стальную дверь с расшатанными петлями. — Улики на лицо: эти петли только слепой не увидит, — сказал я, подойдя к нему. — Надо сделать фотографии. Так, на всякий случай.       Берт достал из заднего кармана брюк чёрный тонкий смартфон и беззвучно сделал две фотографии: одна охватила всю дверь, а вторая — сломанные петли. Фотографии пойдут в общее дело. Я с каждой минутой убеждаюсь, что все они — одна преступная организация, созданная, чтобы терроризировать район, ломать судьбы многих людей и фурийцев, обогащаться на продаже психотропных препаратов.       Берт, положив сотовый телефон обратно в карман брюк, нажал на дверной звонок. Раздался глухой звук, будто сова в лесу ухнула и резко замолкла. Послышались медленные шаги. Хозяйка, наверное, с осторожностью подходила к двери, боясь, что это опять те лица с минувшей ночи, дерзко ворвавшиеся к ней в дом. Приподняв голову вверх, я увидел мигающую красную точку над дверью. «Глазок» — устройство, позволяющее просматривать тех, кто позвонил. В квартире есть основное устройство, которое проецирует изображение гостей. Тогда задается вопрос: почему она, зная, что за дверью бандиты, не позвонила в полицию? — Откройте, мисс Линз, это полиция ФСБ, — проговорил Берт, показав жетон сержанта.       Раздался щелчок на всю лестничную клетку, и дверь отворилась, показав интерьер квартиры пострадавшей. Оглядев коридор, я заметил, что у шкафа сломана дверь, а коридорная разбитая люстра лежала на полу. — Вы — из полиции? — Робко проговорила она, показавшись из двери. — Да, мисс Линз, мы из ФСБ, — ответил я, кивнув. — Я — Айзек Фокс, а он — Роберт Вильямс. Мы сержанты. Разрешите войти?       Она осмотрела нас с ног до головы, заострив внимание на наших ушах и хвостах. У меня он, как всегда, приподнятый, чтобы не пачкался. У Берта же не столь пушистый, чтобы мог пачкаться, когда волочится его по земле, поэтому чуть не прижат к бедрам. Может, она не так часто видит фурийцев, пришедших к ней? — Да, проходите, — так же робко сказала она, отойдя от входа. — Спасибо, — ответил Берт, войдя внутрь.       Квартира мисс Линз была двухкомнатной и маленькой. И после вчерашнего инцидента — разграбленной. Был разворошен вещевой шкаф, поломана кровать и разбит плазменный телевизор, встроенный в стену. А окно треснуло пополам. Сама же хозяйка апатично ступала по разорванному ковру в зале, до сих пор рассматривала интерьер квартиры, будто не веря, что эта беда случилась с нею, будто и не её квартира, а дом беженца после активных боевых действий. На её белом лице ясно читались отчаяние и разочарование. У нее были русые волосы — признак принадлежности балканской семье. Мы присели на сломанный диван. Я чуть не провалился в него: пружины повреждены.       Берт включил диктофон и достал блокнот, готовясь записать сведения. — Так, вас зовут Милдред Линз? — Задал очевидный вопрос я, хотя мы так должны действовать по инструкции. — Да, правильно, — тихо ответила она, присев на кресло, которое, к счастью для неё, осталось целым. — Когда произошло ограбление? — Продолжил я, уперев локти об колени. — Поздно вечером, где-то в восемь или девять. Кто-то постучался в дверь, но, увидев недоброжелательных лиц, я отказала им открыть.       Её голос, кажется, вот-вот надорвётся. Она кое-как сдерживает слезы, вспоминая вчерашний кошмар. Линз протирала глаза бумажной салфеткой, чтобы мы не заметили её слёз. — И тогда они силой ворвались к вам, сломав дверь? — Уточнил Берт, записав последние слова. — Да, они были чрезвычайно сильны. Я хотела позвонить в полицию, но они схватили меня и зажали в руках. — Не скажете, сколько их было? — Поинтересовался я. — Четверо. Двое были здоровые, словно быки, а остальные — тощие и жилистые. Первые как раз и держали меня, пока вторые разворашивали моё имущество. Они украли украшения, принадлежавшие моим предкам, разрушили почти всё, что смогли. — Вы запомнили их лица или другие приметы? — Остановившись писать, спросил Берт. — Только тех двоих, которые держали меня. Первый был лысым, второй — обритым. Но смуглые, наверное, албанцы. У всех была татуировка с тарантулом. Извините, больше не смогла запомнить.       Она не смогла сдержаться и заплакала, словно маленькая девочка, но пыталась взять себя в руки, протирая глаза салфетками. Глубоко вздыхала, но не получалось остановить порыв горя и ужаса. Берт сходил за стаканом воды, а я попытался успокоить её, убирая капли слёз с лица. Она выпила стакан воды и смогла взять себя в руки. Рыдания перешли в тихие всхлипы. — Успокойтесь, мисс Линз, успокойтесь, — протирая салфеткой её глаза, красные от слёз, сказал я. — Я советую вам обратиться к психологу, — произнес Берт, выключив диктофон, — и попросить защиту у ФСБ. — Нам проводить вас до больницы? — Предложил я помощь ей. — Нет, спасибо, сама как-нибудь, — успокоившись, сказала она. — Ладно, как желаете. Если вы сказали всё, тогда мы пойдем.       Она ничего не сказала. Осталась сидеть на кресле, прижав колени к себе. Осталась в тишине. Одна. Наедине со своим разграбленным домом. Выходя из квартиры, я задумался, как эти сволочи ещё не изнасиловали её?       Спускаясь по лестнице, мы заметили, как один наглый подросток метил подъезд. В углу он уже успел сделать небольшую жёлтую лужицу. Он даже не заметил нас и продолжал обливать своей мочой стену. Видимо, много раз туда нужду справляли, так как краска уже облезла и потрескалась стена. — Эй, юнец, до дома, что ли, не дотерпел? — Отвесив ему подзатыльник, сказал Берт. — Ты что, в конец, что ли, обнаглел? — Резко обернувшись, воскликнул белокурый подросток. — Это я у тебя должен спрашивать, малой, — спокойным голосом произнёс мой друг. — А это тебя не касается, скотина! — Агрессивно сказал он.       По его виду можно понять, что тут ему никто не указ, раз так общается с теми, кто может легко скрутить его. Он смотрел на нас, будто мы хотели его надуть. Его кулаки сжаты, словно щипцы, взгляд, полный наглости и желания драться, направлен на Берта. — Следи за своим языком, паренёк — пожалеешь! — Слегка повысив голос, пригрозил он. — Кто бы говорил, животное!       Размахивая своими жилистыми кулаками, он накинулся на Берта, желая хорошенько его проучить. Ягуар же даже в стойку не встал. Однако подросток не успел добежать до него — я поставил ему подножку, отчего парень с грохотом свалился на бетонный пол, разбив в кровь свой нос. Маленькая струя из его носа потекла, разливаясь по полу более мелкими ручейками. Я пнул его ногой, но малой ничего не ответил, лишь постанывал. Он лежал, словно мешок с песком: не двигался и не подавал никаких звуков.       Берт присел и расшевелил его, но тот так и ничего не сказал. Принюхавшись, мой друг резко отвёл нос. — Фу, как же несёт от него спиртом! — Воскликнул он, прижав ладонь к чёрному носу. — К тому же суррогатным! Всё ясно, почему он такой храбрый. — А что ты думал, дружище, — произнёс чуть тише я. — Здесь любой с младенчества такой: в хлам пьяный, будто горе великое хотел запить.       Берт оттащил его к стене и, оторвав от его футболки кусок ткани, протёр им запачканный кровью нос. Затем он приложил два пальца к шее, чтобы проверить его пульс — всё в порядке. Выпивший и обнаглевший подросток просто уснул.

***

      Опросив пострадавших в избиении и грабеже, мы выехали из юго-восточного в соседний район. Там было безопаснее, и фурийцу можно было разгуливать без опаски. А то в юго-восточном постоянно на нас оглядывались, пока шли к машине. Шпана-то во дворе косо смотрела на нас. Видимо, банды с СэдПарка успели вбить в их пустые головы о нас, то есть как должны вести рядом с фурийцами: грубо, невоспитанно, словно с животными, считая нас вторым сортом.       Дети — желаемый объект со стороны конкурирующих сторон. Их, детей, легко запрограммировать под себя. Легко заставить мыслить по-своему, легко переманить на свою сторону. Ведь их легко запугать. И не только силой, но и авторитетом. Дети всегда боялись и уважали тех, кто лучше их, сильнее их и популярнее. Их головы пусты — можно заполнить чем угодно. Главное, правильно преподнести перед ними нужное блюдо, и они быстро проглотят его. Пальцы даже будут облизывать и просить добавки, как голодные животные. После всех пропагандирующих и манипуляционных акций можно смело ими командовать. Направлять туда, куда хочешь. Они, словно послушные рабы, будут делать всё, как скажет их лидер, то есть тот, кого они считают им. Этим пользуются все: политики, организации, взрослые и, в конце концов, бандитские формирования. Даже после войны у местных детей популярны идеи преступной жизни. Хотя при житье бок о бок с наркокартелями — не мудрено.       Мы зашли в маленькое кафе в торговом доме, чтобы пообедать. Пока ехали из одной части города в другую, расспрашивая и допрашивая пострадавших, мы успели проголодаться. Заказали два комплексных обеда. — Итак, Берт, что мы имеем на данный момент? — Спросил я, отложив тарелку с супом в сторону. — Ни мало, ни много, Айзек, — ответил он, отпив один глоток из кружки. — А точнее? — Есть данные по месту и времени ограбления и избиения. Черты лица преступников и их способ действия. И да, Айзек, ты был прав насчёт принадлежности к одной организации: у всех есть татуировки «Тарантул». Действовали они быстро и жёстко. Но этого, увы, мало. Фотороботы неконкретны. Черты из половины преступников такие же, как и у населения города. — Как я понял, фурийцев пока что нет в их рядах? — Уточнил я, разобравшись с салатом. — Пока что — да. — Но сведений мало, Берт. Что предлагаешь делать? — Есть у меня один знакомый. Бывший наркоман. Живёт в этом районе, южном. Он, думаю, должен знать о наркоторговцах больше. Покажем ему данные про тарантулов, может, и скажет. — Неплохо-неплохо.       Пока ехали из юго-восточного в южный район, мы проехали мимо того места, где от невежества бандитов пострадали Клейн и его друг. Из медицинского заключения я понял, что человеку ничего не угрожает жизни. Клейн же легко отделался, судя по Эндрю Питчу. Это был тёмный закоулок, куда свет не проникал даже днём. Понятно, почему они именно здесь пострадали. По словам пантеры, он убил пару бандитов. Но, увы, тел мы не нашли. Не было даже высохшей крови. Видимо, их друзья явились сюда и подчистили место, чтобы полиция не придралась.       Закончив обедать, мы вышли из торгового дома и направились к машине. Она находилась в середине парковки. Пока обедали, другие успели замуровать её в самой сердцевине. Пробравшись к ней, наконец, мы сели и выехали из двора торгового дома.       Машины же выдали нам для работы. Но мы можем их выкупить в течение трёх лет, отчего десять процентов из заработной платы отчисляется. Но оно того стоит: машины мы сами выбирали. Сейчас ехали в машине Берта, на седане с обивкой из искусственной кожи, с светло-коричневым видом самой машины.       Дом бывшего наркомана находился в двух кварталах отсюда. Ехать, однако, пришлось дольше из-за пробок на улицах. Хоть и много полос на дорогах, всё равно случается такое. Вместо семи минут мы добирались до Драго Тобрука — так его зовут — двадцать. По словам друга, он — бывший наркоман, лечился в центре реабилитации и может помочь расследованию.       Жил он в стеклобетонном жилом небоскрёбе в неплохом районе. Рядом с жилым микрорайоном, где были такие же дома, была трёхэтажная парковка. Там мы и оставили машину, заплатив за час пребывания. Что интересно, парковка была крытой, и солнечный свет не проходил через тусклые стекольные стены, так и оставаясь меж двух стёкол собирать пыль. — В неплохом доме живёт твой знакомый, — сказал я, выходя из парковки. — Он раньше работал в сфере программирования, — ответил Берт, спускаясь по мраморным лестницам. — Неплохая работа! Больше, чем нам платят. — А я о чём говорю? Из-за иглы лишился её, потом восстанавливался, затем вновь устроился работать.       Мы остановились перед светофором. Горел красный свет, преграждая пешеходам путь и давая его машинам, проносящимся с высокой скоростью, которые даже не думали останавливаться. Но вот загорелся куда яркий зелёный свет — многочисленные каскады автомобилей остановились, отдав возможность перейти дорогу простым пешеходам.       Оказавшись перед входом в небоскрёб, от которого отражаются лучи солнца от его блистательного покрытия, мы вошли в подъезд, освещаемый ламповыми панелями даже в светлое время суток. — Берт, Драго как относится к фурийцам? — Спросил я его, войдя в лифт, распахнувший перед нами свои железные ставни. — Нейтрально: ни фанат, ни ненавистник. А что, боишься, что набросится на тебя? — Ухмыльнулся он, нажав кнопку нужного нам этажа.       Лифт запел свою глухую песню, перемещая нас с первого на десятый этаж, где как раз живет Драго. — Если накинется, вырублю шокером, — буркнул я. — Ладно, не беспокойся, он — адекватный человек.       Лифт резко остановился, открыв свои ставни и пропуская нас на лестничную площадку этажа. Выйдя из лифта, мы повернули направо и наткнулись на тёмно-дубовую лакированную дверь. Можно было даже увидеть своё отражение, переливающееся в изломах двери. Позвонив в дверной звонок, мы услышали громкую соловьиную трель, раздавшуюся по всей площадке. Послышались тяжёлые шаги, будто за дверью находился разъярённый носорог. Замигала красная точка над дверью, словно лазерный прицел у снайпера. — Драго, открывай, это Берт, — сказал друг, помахав рукой.       Беззвучно открылась дверь. Перед нами показался высокий и худой парень, лет, думаю, двадцати шести. У него были короткие тускло-чёрные волосы, томные глаза, татуировка на бледном лице в виде змеи и серьга в ухе. Первая мысль — неформал, отбитый неформал. Из квартиры донёсся ужасный мускусный запах, будто целая орава солдат не мылась целый месяц. Так же несло и от самого Драго. А из-за чуткого обоняния фурийцев всё это усиливалось в несколько раз. Этот запах начинал клубиться в сгустки уже с коридора, пробирался в каждую борозду стены, в каждый угол дома. Судя по виду хозяина, он привык жить в такой атмосфере. — О, привет, Берт. Вижу, ты с другом? — Да, и мы не чай пить пришли, — буркнул я, пройдя в коридор. — У, лис злится, — усмехнулся он. — Драго, дело серьёзное. Пройдём на кухню. — А, раз серьёзное, так серьёзное, — пробубнил он, пройдя на кухню.       Кухня была повёрнута в сторону улицы, поэтому там было ярче, чем в других комнатах. Мы присели за пустой стол, а Драго облокотился об электрическую плиту. Берт так же, как и в прошлые разы, включил диктофон и достал блокнот. — Итак, Драго. Ситуация такова, — начал Берт, — в последнее время повысилось число зависимых от наркотических веществ. Мы ловили группы за группы, у которых была одна особенность, кроме того, что торговали запрещёнными веществами — татуировка тарантула. Кроме звонков, нанесения знака и передачи пакетов с кокаином и героином, они ничего сказать не могут. А у вчерашних грабителей — ты знаешь, о чём я говорю — тоже была татуировка с этим пауком. Но мало того — потерпевшие в избиении тоже заметили эту тату. Ты догнал, приятель? — Я понял, о ком вы говорите, — произнёс он спустя пару мгновений, обдумав сказанное Бертом. — Ну, и? — Уточнил я, сложив руки крестом. — Все это одна организация. Есть мозг — есть отростки. Мозг посылает сигналы им — они выполняют. — Мы знаем, я догадывался, — сказал я. — Значит, правильно мыслишь. Я как-то покупал у них товар и услышал, что у них есть босс. — Где ты покупал товар? — Спросил Берт, скривив бровь. — На «Молл-стрит, 12». Почти на окраине города. Во дворе. Приезжали на джипах, вооружены огнестрельным оружием. И эта татуировка паука. — Только это место сбыта? — Пока что да. Вы ведь всех их шестёрок переловили, поэтому сейчас действует главарь со своей группой. И из-за этого они такие агрессивные. Чтобы возместить ущерб, они занялись рэкетом маленьких киосков и одного продуктового магазина в СэдПарке. — Ясно. Не знаешь, откуда берут товар? — Спросил Берт. — Увы, нет, не всё успел узнать, — ответил он, наклонив голову. — Итак, работает пока что сам главарь, шестёрок нет, вдобавок занялся рэкетом. Так ведь? — Уточнил я, сделав жест рукой. — Может, есть ещё один, совладелец. Когда покупал пачку героина, услышал, как один говорил, что два пахана есть. — Так ещё один есть? — Чуть повысив голос, сказал я. — Да, есть. Все родом из Балкан. Извините, мужики…

***

      Драго укололся иглой. Быстро, незаметно. Мы даже не увидели, что у него была игла. Спрятал, причём умело. И мы не почуяли запах. Видимо, ждал, что мы придём. Или проворачивает так каждый раз, когда собирается уколоться: наводит ужасный мускусный запах по всей квартире, отчего нельзя учуять этот наркотик.       Во время войны изобрели новый наркотик: жидкость с высоким содержанием психотропных веществ. Хватает одной капли, чтобы уйти в полный «полёт». Одноразовая доза хранится в обычной швейной игле. Стоит дёшево, но вред здоровью причиняет значительно больший, чем от других видов наркотиков. Нужна железная воля, чтобы перестать колоться.       Мы вовремя привезли его в тот же госпиталь «№6». Доктора выкачали его, ввели снотворное и отнесли в ту же палату, где содержались и другие наркозависимые пациенты. Я посмотрел одним глазком в эту палату, но увидел только людей, фурийцев не было. Видимо, фурийцев не столь сильно тянет к игле. — Спасибо вам большое, — поправив очки, сказал доктор, выйдя из палаты. — Вы вовремя привезли его. Действие этого психотропного препарата могло ужасно отразиться на его хрупком здоровье. — Спасибо, что выкачали его, — ответил Берт, пожав ему руку.       Сказав что-то, этот доктор в очках ушёл в следующую палату проверять других пациентов. — Как он вообще укололся? — Удивился я, подойдя к автомату с кофе. — Ты и представить не сможешь, на какие хитрости и уловки пойдёт наркоман, чтобы получить и принять дозу, — Берт, уперев локти в колени, склонил голову и задумался. — И не хочу. Его проблемы, раз не может сдержаться.       Взяв из аппарата кофе «3в1», я сел на диван и медленно попивал его, осмысливая прошедшее за день. Сегодня мы изъездили полгорода, приезжая от одного пострадавшего к другому. А затем приехали к Драго, чтобы узнать больше, потому что сведения потерпевших не хватает. Но он укололся, выплёвывая пену изо рта, словно бешеная собака. Пришлось даже включить сирену, чтобы быстрее доставить в госпиталь. Однако он сумел рассказать много чего нужного.       Зачем подсаживаться на иглу, если знаешь, что не сможешь бросить?       Берт, завидев в конце коридора Тину, подошёл к ней. У него даже взгляд стал бодрее, как только заметил её. Вот что делает близкая душа: она помогает оставаться в хорошем настроении и поддержит в трудную минуту. Я ещё не успел ей обзавестись. Тот самый иммунитет смог приобрести: теперь не заглядываюсь к каждой фурийке, жадно рассматривая её прекрасное тело, лицо, волосы.       Я остался сидеть на диване, с наслаждением попивая ароматный и теплый кофе. Он взбадривал меня и пополнял мои силы, истраченные за весь день.       Вдруг меня дёрнуло зайти в палату Клейна. Оказавшись там, я увидел их двоих, пантеру и человека, которые уже вели беседу. Повернув голову в другую сторону, я заметил медсестру. Это была лиса. У неё была бежевого цвета форма, которая подчёркивала её идеальную фигуру. Идеальную талию, идеальные бедра, идеальную грудь. Ох, что-то я засмотрелся на неё. Стоит признаться, она красивее даже фуриек. Её чёрные, словно тьма над пропастью, длинные волосы лоснились при свете дневного солнца. Она заметила, как я стоял в проходе. Но, к счастью, не заметила, что я пожирал её взглядом. Рассматривал её фигуру, лицо, мех, волосы, прекрасный лисий хвост, литые бёдра и пышную большую грудь.       Дыхание перехватило, словно у влюблённого подростка. Бросило в пот. Я ожидал, когда она что-нибудь скажет или сделает замечание. Но она также смотрела на меня своими голубыми, словно океан, глазами. — Вы к мистеру Клейну и мистеру Питчу? — Произнесла она после неловкой паузы. — Да, — единственное, что смог выговорить на этот момент. — Вы их друг или родственник? — Я из полиции. Расследую с напарником дело. Они — свидетели, — на выдохе проговорил. — А, ясно. Тогда не буду мешать.       Я отошёл от двери. Она быстро вышла из палаты, махнув хвостом в след.       Сев рядом с пострадавшими, я решил разузнать ещё больше фактов, потому что пришёл в сознание и человек. Но ничего узнать не смог. Всё одно и то же. То же время, то же место, те же причины. Думаю, это дело растянется на долгие месяцы.