Фуриец

      Спал я так крепко, что даже не услышал, как по всей квартире разнеслась трель будильника. Проспал примерно полчаса. Я слышал звон будильника, но вставать не хотелось — и я просто-навсего игнорировал этот надоедливый звук, зарывшись поглубже носом в подушку. Зато вместо меня проснулась Марта. Она так протяжно зевнула, что было слышно сквозь сон, и зашла в мою комнату. Увидев, что я продолжаю спать, хоть и сон постепенно начал отдаляться от меня, она не стала меня будить. Вскоре я услышал, что Марта включила кран в ванной, и хотел было встать, но усталость, напавшая со вчерашнего дня, мне это сделать не дала. Я продолжал лежать и пытаться собрать осколки сна воедино, уткнувшись носом в подушку. Однако потом мне пришлось проснуться, затем я посмотрел на часы в телефоне: заметив, что уже проспал, меня будто током ударило, отчего я взбодрился мгновенно. Не надев ничего, я помчался в ванную, в чём был. И совсем забыл, что там моется Марта. Когда я открыл дверь, — она открывается как дверь в купе-вагоне, — Марта издала громкий визг и прикрылась ванной занавеской. А глаза у неё — пять на девять от сильного удивления. — Айзек! — Завизжала она, прикрывшись занавеской. — Ты совсем одурел?! — Ой, прости, прости, — затараторил я, прикрывая глаза лапами. — Я не знал, что ты здесь… — Уф, — фыркнула она.       Она прикрылась занавеской и продолжила мыться как ни в чём не бывало, словно я и не вторгался в ванную, где она сейчас моется, намыливая одним из своих многочисленных гелей свой пушистый и мягкий мех. Я был слегка удивлён от такого: обычно кидают что-то в ответ, чтобы прогнать вторгнувшегося. А тут — безразличие, наступившее после лёгкого испуга. — Ладно, тебе ванна нужна? — Она взяла свой гель для душа и стала намыливать его по своему телу. — Нет, мне раковина нужна. — Ответил я, подойдя к умывальнику. — И всё, ты не будешь кричать, визжать, бросать в меня шампунями и прочим? — Нет, — сказала она, — после того, когда мы друг другу той ночью, у меня, всё перетрогали… — А зачем тогда визжала? — Спросил я, выдавив из зубной пасты на щётку. — Я испугалась, — ответила она, ухмыльнувшись. — Думала, что грабитель ворвался. — А оказывается, что я, — выплюнул содержимое после чистки рта в раковину. — Да, но, когда я заходила в ванную, ты спал, поэтому и такая реакция.       Сквозь занавеску заметно, как она смыла с себя гель. Тень, отбрасываемая на занавеску, хорошо подчёркивала её формы: они казались куда больше, чем на самом деле. Желание мельком подсмотреть за ней, как она моется, было во мне велико, но я сдержался.  — Если ты не против, то дай мне вытереться, — сказала она, выглянув из-за занавески. — Если мы друг другу все эрогенные зоны перетрогали, это не означает, что я разрешу видеть себя голой. — Блин, а так хотелось, — я вытер лицо и вышел из ванной.       Пока Марта вытирала свой мягкий и теперь уже гладкий мех, я зашёл на кухню и, поставив чайник, посмотрел на плиту: там красовались две кастрюли. Заглянув в них, я увидел, что в одной были котлеты, а в другой — картофельное пюре. В этот же миг в моем желудке активно стал вырабатываться желудочный сок: наконец за два дня домашняя еда! Обычно я мало готовлю, питаясь, в основном, в кафе или на ходу, а тут котлеты и пюре. Махая хвостом от радости, словно голодный щенок, я положил больше себе и оставил нагревать в микроволновой печи. Из ванной вышла Марта в своём коротеньком халате и с закрученным полотенцем на голове. Она направилась в сторону своей комнаты. Пока заварился чай, я достал из микроволновой печи еду и отправился сам ванную.        Вчера пришёл поздно, ужасно устав после задержания; не помывшись, сразу же улёгся спать. Зайдя в ванну, я включил душ и, наконец найдя гель, помылся, вороша мех под горячей и расслабляющей струёй из душа. Смыв с себя, я стал нащупывать полотенце, но не обнаружил его. Вроде вчера утром оставлял. Или нет. Может, Марта специально забрала? Выйдя из ванны и открыв дверь, я крикнул ей, чтобы она мне принесла полотенце. По всему видимому, она не слышала или притворилась, что не услышала.       Тогда я встряхнулся, намочив всё вокруг, но мокрым продолжал оставаться — это не страшно. Страшно стало то, что я не нашёл свои трусы: Марта свистнула их. «Ну, держись, лиса!» — с этими мыслями я вышел из ванной ни в чём. Меня не так это волновало. Волновать Марту должно. Гениталии у фурийцев, по сравнению со скрытыми под мехом у фуриек, не скрываются и не в «специальном мешочке», как у собак или кошек. Они хоть больше, чем у людей, но не скрываются. Так и пошёл, как в начале фильма «Терминатор». Ягодицы прикрывал пушистый хвост, но края всё равно были видны. Однако, как всегда, меня это не волновало: я у себя дома, и половой орган большой — стыдиться мне нечего.       Идя к своей комнате, я прошёл мимо комнаты Марты. Она сидела и расчёсывала свои длинные чёрные волосы как ни в чём не бывало, будто и не стаскивала у меня ни полотенца, ни трусов. Я остановился мимо дверей, уперев руку об косяк, чтобы присмотреться к ней. В таком состоянии всё, что не должно было показываться, видно очень хорошо. Я специально так задумал, чтобы Марта засмущалась или удивилась. Заметив, что я здесь, она взглянула и, медленно осмотрев меня с головы до ног, заострила внимание на моих гениталиях. Видела бы она себя со стороны, как у неё увеличились глаза при виде голого меня. — Да у тебя совсем голова с плеч слетела! — С визгом крикнула она и отползла от меня на середину кровати. — У меня?! — переспросил я, повысив тон голоса. — А кто мои трусы и полотенце забрал?! — Да уж точно не я! — На повышенных децибелах говорила она. — Не я?! — передразнил её. — Спорим, что ты?! — Спорим, — более тихим голосом сказала она.       Что еще интересно, я продолжал стоять в двери абсолютно голый и смущать девушку. — Хорошо, — сказал я и подошёл ближе к кровати Марты. — Ты чего ещё удумал?! — Вновь с визгом крикнула она, отойдя к стенке диван-кровати.       Сразу видно — недотрога. Или специально притворяется, что поражена моим поступком. Наверное, у нее мыслях пронеслось, что я решил ее изнасиловать. В целом, я мог с ней такое сделать. Только вот я не имею такого желания, а вышел к ней голым, чтобы смутить ее, что, собственно, у меня и получилось. — Трусы с полотенцем взять, — сказал я, подойдя вплотную к дивану. — А приодеться сначала не мог? — Ага, чтобы ты по-быстрому положила вещи обратно в ванную? — Да ты не в себе после этой операции, — буркнула она. — Тебя там дубиной ударили? — А это что? — Спросил я, достав из-под кровати свои трусы и полотенце. — Это как называется?       На миг глаза лисы приобрели лёгкое удивление, будто и не думала, что я смогу их найти. Догадалась она или нет, что свои трусы я нашёл по мускусному запаху — не знаю, но кто-то один из нас явно проспорил. — Да я не знаю, как они там оказались. — Да, у них выросли ноги, и они отползли к тебе под кровать, — произнёс я с максимальным сарказмом. — Да честно, я не знала. — Да всё равно, ты проиграла в споре.       Понурив уши, она молчала полминуты, замешкавшись и сделав выдох, сказала с недовольством: — Ладно, признаюсь, что ты хочешь? — Поцелуй, — улыбнулся я, обнажив клыки. — Что? — удивилась она. — Да мы даже не договаривались насчёт условий спора.  — Нет, ты сразу согласилась, — улыбнулся я. — Нет, если ты не хочешь этого, то я могу попросить вещь, которая намного похабнее. — Ладно, ладно. Знаю вас, самцов, — вздохнула лиса. — Эх, ладно, давай, всё равно уже. — Раньше ты была не такой тихой, — сказал я, обнимая её. — Я привыкла к тебе, — ответила она, закрывая глаза. — Но не такой поцелуй, — отводя лицо от неё, сказал я. — А какой? — А вот такой!       Я обнял её, ощутив её мягкий и шелковистый мех, и положил на кровать. В ее глазах можно ясно прочитать удивление и страх. Я прижался к её бедрам и, ощутив наконец их теплоту, завязал её и свой хвост, тем самым увеличив тактильное ощущение. Обнял я её так, что она не могла двигать руками. Так я всегда делал в сношениях, когда начинал.       Со стороны видно, будто бы я без её согласия собираюсь войти в неё, но голым был тут только я, а на ней был тот фиолетовый короткий халат. Она отвела лицо от меня, пытаясь увернуться от поцелуя. Я головой подвинул её голову в удобную сторону, то есть параллельно своей. Закрыв глаза, я уже без сомнений начал опускать свою голову к ней. Чтобы она не двигалась и не ёрзала, я продолжил надавливать на её бедра своими, сильнее закрутил свой хвост и ее и крепче стал держать лису за руки. Спина была у меня согнутой, так как она была намного меньше меня, и даже такая поза мешала мне приблизиться к её губам. Но я прильнул к ним, почувствовав всю их нежность и теплоту. Как я желал прикоснуться к её мягким губам и ощутить те эмоции, что чувствуют влюблённые при поцелуях! Поэтому я стал сильно прижиматься к ней, желая быть с ней как можно ближе. Она издала короткое мычание, но вскоре тоже закрыла глаза и обхватила мои бёдра своими чёрными по голень ногами.       Меня продолжало забавлять то, что я был голым, а она — нет; забавляло, что я голым не захотел заняться с ней сексом. Обычно у меня не так. Хотя член встал — это даже Марта почувствовала, взвизгнув, когда большой половой орган начал твердеть и становиться напряженнее, давя на её промежность. Но почему-то тело хотело, что чуть до дрожи не дошло, но разум кричал, что рано, надо добиться этого, а не так, как с теми прошлыми женщинами, ночью, проведённой не в трезвом состоянии. Здесь я хотел, обняв и прижав, как добычу, прильнуть к её губам и не отрываться от них, как можно дольше.       Вскоре мне пришлось отстать от её губ, но я продолжал контролировать её. Марта, прикрыв глаза, продолжала находиться, видимо, в такой же эйфории, как и я. Но через пару мгновений она тоже открыла глаза. — Ну, как? — Улыбнулся я, распутав хвост. — М-м-м — промычала она, — было бы чудно, если бы ты был одет, а то у меня создаётся впечатление, что ты хочешь заняться… — Хе-хе, — усмехнулся я, — я был бы одет, если бы ты не украла мои трусы, а так, получай. — Угу, — кивнула Марта, — слезь, пожалуйста, с меня: твой эрегированный член упирается прямо в мою промежность. — Хорошо, — я слез с неё и, усевшись на колени и уперев руками об них, повторил: — Ну, как?   — Ты классно целуешься, — улыбнулась она, — но ты мог бы одеться: слегка смущаешь меня.       На глазах чётко была видна её застенчивость. Однако, несмотря на это, она продолжала рассматривать мое мускулистое тело, останавливая взгляд на груди и тазе. Думаю, явно хотела их пощупать. — Да-да. — Я слез с дивана-кровати и, обмотав вокруг себя полотенце, пошёл в свою комнату. — Завтрак на столе, я сейчас приду.       Зайдя в свою комнату, я открыл тумбочку и, одевшись, пошёл на кухню. Марта снова положила тарелки в микроволновую печь: за это время, они, видимо, успели остыть. Взглянул я на кухонные настольные часы: они показывали ровно восемь — до работы остался час. Сев за стол, я положил в свою чашку две ложки кофе, Марте — нет: ей не по душе этот напиток. Почему не нравится — тоже не говорила. Она по утрам предпочитала зелёный чай. Заварив в чашках зеленый чай и кофе, я отхлебнул пару глотков из своей чашки. Микроволновая печь звонко щёлкнула, и Марта достала тарелки с разогретой едой. Я взял свою порцию и начал с жадностью есть, на что Марта, прервав молчание, засмеялась. — Ты всегда так по утрам кушаешь? — Спросила она, съев одну ложку картофельного пюре. — Нет, — сказал я, проглотив разжеванный кусок котлеты, — только когда сильно голоден, или когда еда очень вкусная. — Ясно, — кивнула она, выпив глоток чая, — а ты, кажется, редко нормально ешь? — Угу, — сказал я, засунув в рот ложку с едой. — Ты же говорил, что у тебя женщины были? — Самки были, а не женщины. Я с ними только одну ночь провел и всё, а утром они уходили, или я уходил. — Ясно, — она обхватила пальцами чашку, будто собирается начать слушать историю, — расскажи, как ты задерживал того преступника. — А, да, — сказал я и, положив ложку на недоеденную порцию тарелки, допил свой кофе. — Ладно, начнём. По приезду в участок мне и Берту дали продолжить расследовать дело о наркоторговце, который не брезгует рэкетом. Его большая часть банды была взята в операции, в которой меня ранили. Берт вчера прислал всю имеющуюся информацию насчёт этого, и мы отправились допросить одного из выживших соучастников банды. Закончив с допросом, мы отправились к месту сбыта этого товара, установили видеонаблюдение и, дождавшись нужного момента, мы со спецназом взяли его, перебив всю последнюю его банду. Потом приехала человеческая полиция, от которой толку нет, и репортёры и, еле отбившись от них, мы уехали по домам.       Я закончил пересказывать вчерашний день и заметил, что Марта всё время слушала, не перебивая. — Опасная и интересная у тебя работа, Айзек. — Сказала она, встав со стула и помыв чашку и тарелку. — У меня не так. — Да ладно тебе, Марта. — Я положил ладонь на её живот, ощутив мягкий мех. — У тебя тоже интересная работа, только ты спасаешь, а не ловишь.        Я встал из стола, положив в раковину кухни свою посуду, затем обнял её сзади за живот, прижав её тельце к своему. Она ничего не сказала, лишь сделала глубокий выдох. Неужели Марта начала волноваться о своей работе? Её же профессия тоже важная, как и моя. — Понимаешь?         Я наклонил голову, принюхавшись к волосам: они пахли лавандой, а всё, видимо, из-за того шампуня из той стекляшки. Так приятно их было нюхать, вдыхать такой аромат. Особенно с собачьим носом, который усиливает запахи во много раз. — Наверное, — сказала она, выдохнув и взяв мои руки, разъединила захват. — Просто я немного переживаю за тебя: ты там город защищаешь, а от меня польза не такая, как от тебя. — Марта, — протянул я, — ты же в госпитале работаешь, лечишь. Если бы не ты, то я бы не был здесь.       Я приложил её руку теперь к моему животу, прямо к месту ранения, чтобы она поняла о своей важности и нужности, что она тоже помогала тогда доктору оперировать меня. Её профессия нужна обществу, а она особенно нужна мне. — Ты тоже помогаешь другим, Марта.       Она промолчала, развернувшись, подошла ко мне, обняла, прижавшись к моей груди, и закрыла глаза. — Ну, всё, Марта. — Я погладил её голову, она уткнулась носом в грудь. — Пора идти: мы уже опаздываем. — Хорошо, — тихий голос послышался из уткнувшегося в моей груди носа. — Прости, что задержала. — Ладно, — разжав объятия, сказал я. — Пошли одеваться.       Махнув рукой, я пошёл в свою комнату за одеждой. Я задумался, почему Марта сегодня такая сентиментальная? Вроде у неё нет таких черт, а всё-таки сегодня так себя ведет. Может, она правда беспокоилась обо мне, когда я задерживал главаря наркоторговцев? Или у Марты началась течка? Обычно у всех фуриек в этот период начинаются перепады настроения. Хотя если бы у неё был этот период, то характерный возбуждающий запах я учуял бы.       Марта ещё некоторое время была на кухне; она достала из кухонных антресоль какие-то таблетки. Я достал из шкафа светло-голубую рубашку, брюки и начал одеваться в рабочую форму. Закончив возиться на кухне, Марта тоже отправилась в свою комнату. На работе можно было и без формы ходить. Если честно, то, по сравнению с людьми, у нас там её не было — все ходили в рубашках, футболках, как в обычный день на прогулку, но никто не намеревался ходить в одних трусах с майкой.       Пока Марта одевалась, я зашёл в ванную и использовал свой дезодорант и одеколон. По сути, мои косметические и ванные принадлежности стояли отдельно от Марты, но в спешке я оставлял их где попало, так что приходилось искать среди кучи лаков, духов и прочей косметики Марты.       Вдруг в ванную зашла Марта, и в мой нос ударил какой-то сладко-мускусный запах. Исходил он от Марты. Чем оно могло быть? Неужто ли у неё все-таки началась течка? Понятно, почему у неё такой перепад настроения утром был, и вот ещё зачем она не была против поцелуя, плюнув даже на то, что я был абсолютно голым, не считая, что пол моей задницы прикрывал хвост. Теперь всё ясно — надо быть осторожным, иначе одна неверная вещь, и полчаса половых утех с раздором дружбы будет обеспечено. Мне нравится Марта, но чтобы так всё быстро произошло? Мне не хочется её терять. Я претерплю её выходки и добьюсь её. — Ты уже оделась или только макияж готовишься наносить? — Усмехнулся я, выходя из ванной. — А ты на работу идёшь или в спорт-бар? — Шуткой ответила она, достав из стаканчика расчёску и начав расчёсывать волосы. — Смотря какая работа, — подошёл я к ванной.       Марта улыбнулась без притворства, положила расчёску в стакан и, подойдя ко мне, обняла. Я обнял её тоже. Запах течки был не сильным. У женщин-фурийцев не такой острый нюх, но могут учуять течку Марты фурийцы — меня такое слегка беспокоит. Как бы не сдержались они. Она подошла к зеркалу ванной и надушилась духами. Теперь запаха вообще нет — меня это успокоило. Иначе восстанавливать ей психику после изнасилования трудно будет. И я себе такого не прощу.       Когда я довез и высадил Марту рядом с госпиталем, она подошла ко мне и поцеловала меня в щёку. Попрощавшись и пожелав друг другу удачи, я поехал к себе на работу. Кин, наверное, заставит заполнять отчёты о задержании треклятого Э.Д.М. По дороге я думал об этом поцелуе в щёку на виду у всех. Может, она делает так, чтобы фурийцы, учуяв запах течки, не хотели её изнасиловать, так как «объект занят». Или на зависть коллегам по работе, которые при выходе из больницы сидели и курили? А может, просто так?       Приехав к отделению, я припарковал машину на стоянку. К счастью, сегодня было свободных мест больше. Видать, выговор дали офисным клеркам. Включив сигнализацию на авто, я подошёл к входу в участок. Там меня поджидал Берт, облокотившись об угол стены. — Чего-то ты, Айзек, долго ехал сегодня, — сказал он, указывая на механические часы на руке. — Прости, Берт, — подойдя к нему, ответил я. — Дела были с Мартой. — С Мартой? — удивился он, приподняв даже брови. — Это, интересно, какие же? Неужто она не устояла перед твоим очарованием? — Не совсем так, — сказал я ему, — не совсем. — А как тогда? — Он ухмыльнулся, улыбнувшись в два клыка. — Ну, она стащила мои трусы и полотенце из ванны, пока я мылся. Поспорили, что я их у неё найду; потом нашёл, прижал её к кровати и поцеловал. При этом я был голый. — Совсем голый? — Удивился ягуар. — Ничего даже не было? — Только хвост задницу немного прикрывал. — Едко ответил я ему, махнув рукою в сторону. — А так совсем ничего. Возбудился, конечно… — Ха-ха, — рассмеялся Берт, — такое бывает, особенно если девушка фигуристая. Хотя фурийки… — Но у неё также началась течка, — подметил я, — поэтому думаю, что она была не против поцелуя с голым со мной. — Течка? — Спросил Берт. — Как ты её еще не… — Да не знаю; может, не захотел, а может, на работу опаздывал…  — М-да, Айзек, если ты не захотел сразу заняться с ней сексом, то, походу, ты и в правду влюбился, — он тихо засмеялся. — Да ты шутишь или издеваешься? — Я тебе сказал, что тоже так же буду подшучивать над тобой, как ты надо мной с Тиной. — Ладно, черт с тобой, — буркнул я. — Ты скажи мне, что ты с Тиною делаешь в период течки? — Всё просто: закрываем квартиру на два замка, выключаем телефон и занимаемся очень приятным делом. Вчера же тебе говорил? — Хотя да, чего это я? Подзабыл после вчерашних событий. Хороший метод. — И приятный, — подметил ягуар. — Если с Мартой все сложится, советую так делать: другого эффективного лекарства как секс — нет. — Да я знаю, что другого лекарства нет. С Мартой пока ничего не наладилось. Я только собираюсь, но сам не знаю, люблю ли я её или нет. — Если ты так говоришь о ней, то любишь, — подметил Берт, сделав жест рукой.       Закончив на этом, мы зашли в холл участка. Мы вошли туда на пять минут позже обычного, но смогли отметить карточки, после чего отправились в общий кабинет. На наше удивление, там никого не было, кроме Кина и какого-то человека в кожаной куртке. Кин увидел нас и, взмахнув рукой, позвал нас к себе. — Шеф, — обратился я, подойдя ближе к нему. — А почему здесь никого нет? — Я вчера им сказал, чтобы раньше приходили, — ответил он, повернувшись к нам. — А зачем? — Спросил Берт. — А нас нельзя ли было оповестить? — Во-первых, — начал Кин, — вы были на задании. Я вам не мог звонить, чтобы сообщить о том, чтобы вы приходили пораньше.         Он открыл дверцу тумбочки и, достав какие-то бумаги, продолжил: — Во-вторых, к вам пришёл журналист из газеты «New Times» — Робби Сирени. Он задаст вам несколько вопросов насчёт поимки Э.Д.М. И в-третьих, — он сделал небольшую паузу и протянул еще какие-то бумаги. — Вот вам ещё немного информации насчёт него. В общем, спросите его, откуда он берет психотропные вещества. — Ладно, — ответил Берт, взяв бумаги об информации задержанного, и обратился к журналисту: — Проследуйте за нами, мистер Сирени.       Оставив Джима Кина одного в общем кабинете, мы втроём пошли в кабинет Берта. Проходя по коридорам, журналист рассматривал разные плакаты с информацией по поводу всяких чрезвычайных ситуаций. Дойдя до кабинета Берта, мой друг открыл дверь, и мы вошли. Берт уселся за своим столом, а я и журналист Робби взяли два стула и сели напротив него. Человек достал диктофон и записной блокнот и, включив звукозапись, начал задавать вопросы о процессе задержания и о самом преступнике. Мы в ответ включили свой диктофон, чтобы в случае неурядицы с СМИ предъявить оригинал записи. На этот жест он слегка удивился, подняв свои густые чёрные брови. — Примерно без пятнадцати одиннадцать вечера, — ответил Берт. — Точное время я не могу сказать, так как Фокс и я вели задержание. — Ясно, — пробубнил Робби. — А кроме вас, кто ещё был на том месте? — Группа быстрого реагирования и банда Э.Д.М. — Встрял в разговор я. — Все участники банды оказали сопротивление, и нам пришлось их нейтрализовать. — А сколько участников было в преступной группировке задержанного главаря? — Спросил он.       В его вопросах были нотки профессионализма, но, по всему видимому, интервью у фурийцев не приходилось ему брать. Видимо, он из чисто человеческого издания, раз озирается на убранство кабинета Берта, которое ничем не отличается от множества других офисных кабинетов. Думаю, ему просто непривычно брать интервью у ФСБ. — И как самого главаря зовут? — Участников было человек десять, плюс-минус два-три человека, — ответил Берт. — Возглавляющего и организатора зовут Э.Д.М. — Э.Д.М? — Переспросил Робби. — А можно поточнее? — Увы, мы не вправе разглашать СМИ полные имена задержанных преступников, — вмешался я. — Если хотите знать, группировка была вооружена пистолетами-пулемётами и дробовиками прототипа «2016» года, которые находились в отличном состоянии. К тому же при них было много пакетов с психотропными веществами. — Интересно, интересно, — проговорил журналист, записывая что-то в блокнот. — А какие доказательства обвиняют его в торговле наркотиками? — Мы можем дать вам статистику поступления в госпитали города людей с передозировкой такими препаратами. К тому же есть улики, кроме самих наркотиков, что это лицо обвиняется в торговле запрещёнными галлюциногенными веществами. — Ну вы можете не сомневаться, — перебил я Берта. — Доказательств полно, также Э.Д.М. предъявлены обвинения по другим статьям. — А можно поинтересоваться, по каким? — Спросил он. — Или я не имею на это право? — Право имеете, — ответил Берт, облокотившись на спинку кресла, — можете прочитать.       Он достал из тумбочки голографический планшет. Они давались только на службу и использование в своих целях запрещалось. К тому же он не мог выходить в интернет. Проведя пальцем, Берт положил его на стол; оттуда появилось графическое зелёное изображение с предъявленными обвинениями к Э.Д.М. — Хм, — призадумался Робби, настрочив что-то у себя, — серьёзные обвинения: рэкет, наркоторговля, незаконная покупка оружия, организация преступной группировки. — Думаю, у вас вопросы закончились? — Задал вопрос я, уперев голову об кулак. — Да, да, — ответил журналист, выключая диктофон и кладя блокнот в рюкзак. — У меня всё, газета со статьёй выйдет через два-три дня. — Ладно, — сказал Берт, — можете идти. — До свидания, — попрощался журналист Робби, закрыв дверь. — Наконец-то он ушёл. — Повернув в сторону Берта, сказал я и выдохнул. — Не терплю я их — журналистов и репортёров. — Я тоже, — ответил Берт, улегшись на стол. — Вечно всё переделают, потом мы виноватыми будем. Проклятое СМИ: всегда простым людям мозг пудрят и одурманивают, делая их послушными марионетками или безмозглыми зомби. Потом с лёгкостью ими манипулируют… — Ну, что же, он ушёл, — я встал со стула и подошёл к окну, присмотревшись на вид, выходящий на парковку, потом взглянул на улицу города.       Множество различных сооружений: маленькие дома и настоящие небоскребы, жилые дома, магазины, офисы, торговые центры, кинотеатры. Всё это построено простыми людьми и фурийцами, но мало кто их знает. Они построили всё это, даже это отделение. Город Апрометаль — молодой город, основанный только в сороковых годах нынешнего века, а сейчас на календаре двадцатое декабря две тысячи сорок восьмого года. Городу чуть меньше десяти лет, а он так сильно разросся благодаря этим простым трудягам. Что же, мы его будем защищать от таких лиц, как Э.Д.М, подрывающих покой города своими грязными делами.       Отойдя от окна, я сел на диван. Берт продолжал лежать на столе. На меня напала сильная дрёма. Подумал даже поспать немного. Настенные часы Берта показывали двадцать три минуты одиннадцатого утра — можно немного подремать. Так и сделал. Берт, кажется, тоже дремал, так как ни звука, кроме лёгкого храпа, от него не исходило. Чтобы поспать комфортнее, я улёгся на диване, подложив руки за голову.       Я бы продолжал дремать, если бы не звонок, раздавшийся по всему кабинету, отчего чуть не проснулся мой друг. Чтобы не разбудить Берта, я вышел из комнаты в коридор. Там было мало фурийцев. Все сидели в кабинетах или были на улицах города, выполняя поручения Джима Кина. Я взял трубку — это оказалась Марта. У неё был слегка уставший, но весёлый голос. — Айзек, — протянула она, — привет, как у тебя дела? — Привет, — поздоровался я с ней, — ничего так. Как у тебя, что делаешь? — Нормально, операция закончилась, — ответила она, и голос её слегка повеселел. —  Представляешь, у одного человека была пересадка сердца. Сердце свежее, только что с лаборатории органов привезли. Хирург Диксон, — тот хирург-волк, кто тебя оперировал, — может любую операцию делать, даже такую. — Рад за него, — слегка недовольным голосом я сказал. — Рад буду его к награде привести. А сколько ему лет? — Мистеру Диксону? — Переспросила Марта, вздохнув. — Ему сорок семь, если хочешь знать. Он женатый. Я совсем замаялась: пересадка сердца очень сложная и серьёзная операция. Любой промах — летальный исход. — Да, — поддакнул я. — Марта, с радостью слушал бы тебя дальше, но мне пора допрашивать того задержанного человека. — О, да! — Воскликнула она. — Я совсем забыла об этом задержании — удачи тебе! — Спасибо, — сказал я. — Надеюсь, что больше серьёзных операций не будет? — Нет, сейчас больным обход делать будем. — Ну, ладно, пока, Марта. — Пока, Айзек, — Марта положила трубку. — Пока…       Марта первой трубку положила. Я сказал это гудкам, как глупо… Ладно, пора идти допрашивать эту паршивую сволочь.       Зайдя в кабинет Берта, я увидел, что он ещё продолжал дремать, не обращая внимания на всё. Я подошёл к нему и разбудил. Зевнув как и все коты, он почесал затылок за своими кошачьими ушами. — Что опять? — Сонно спросил он. — Хватит спать, — ответил я, — пошли, надо того главаря допросить. — Подожди, — остановил он меня, — надо изучить его досье. Как ты вопросы задавать ему будешь? — А я же не об его биографии допрашивать буду, — хотел было я выйти, но развернулся обратно. — О чём собираешься спрашивать его? — Настороженно спросил Берт. — Ты будто бы не знаешь, — я уселся на диван. — Я знаю, но хочу также знать, о чём ты хочешь его допросить? — Когда он начал свою преступную деятельность, где вербовал наёмников, где доставал оружие для них и наркотики, — ответил я. — Ладно, узнал. — Берт сложил руки замком и протянул мне один лист бумаги. — Но всё-таки на, прочитай хоть первые два абзаца. — Ладно, давай, — я взял лист из его рук, — знаю тебя: ты не отстанешь от меня. — Зато мы скоро лейтенантов получим за это дело. — Показав указательным пальцем в меня, сказал он. — Если бы я от тебя не отставал, то маялись бы в рядовых участковых. — Ладно, я понял тебя, спасибо за пинки. — Обращайся.       Я беглым взглядом прошёлся по первым двум абзацам, пока Берт стоял над душою. Он всегда так подталкивает меня, заставляя работать, чтобы получить повышение в звании. — Ну что, прочитал? — Да, — прочитав досье, ответил я. — И что узнал? — Спросил он, переведя руки из замка в крест. — Эдгард Дилон Меринов, сокращенно Э.Д.М. Понятно теперь, не очень уж у него оригинальный псевдоним. Я бы на его месте придумал бы псевдоним покруче. — Давай дальше говори. — Сорок девять лет, женился на вдове, у которой был сын, после брака с ней родилась дочка. Пасынок, Арни Молев, погиб на войне под Анкориджем. Жену зовут Инга Густавна Молева. Хм. Странно как-то. — Чего странного? — Помнишь, я искал родителей? — Берт кивнул в знак согласия. — Я узнал, что мою мать зовут так же, что была сводная сестра… Что перед пленом в лаборатории Аляски был взят в плен под Анкориджем. Не слишком ли много совпадений? — Хм, и правда, — задумался Берт, — давай так проверим… — Как?! — Выпалил я, выбросив руки в воздух. — То письмо, которое тебе прислали на том вокзале, у тебя ещё есть? — Да, в моем кабинете, — ответил я. — Пошли, — махнул рукой Берт, встав из кресла и подойдя к двери. — Стоп-стоп, — остановил его я, взяв за плечо, — это как ты собираешься сделать? — Всё просто, — улыбнулся Берт, — почерк должен соответствовать. К тому же должны остаться потовые выделения. Не бойся, сейчас можно различить, какой почерк у каждого человека. А распознать потовые пятна — еще легче. — Ясно, — буркнул я.       Пройдя в мой кабинет, я достал из шкафа то злополучное письмо, которое мне вручили на вокзале. Взяв его, Берт позвонил следователям, сказав, чтобы готовили Меринова к допросу. Выйдя из комнаты, мы пошли в комнату для допросов. Там уже сидел с прикованный наручниками на одну руку сам главарь этой организации. Берт встал около входа. Взяв письмо, я положил его в карман брюк и, взяв у следователя диктофон, ручку и блокнот, сел рядом с задержанным.       У Меринова были седые волосы. Может, из-за непрофессионального использования краски или от природы. Глаза карие, лоб покатый, прямой нос, слегка смуглого цвета кожа. Одет был он в чёрную футболку, синие штаны и обут в кроссовки. Увидев меня, он слегка удивился, в глазах прошлось небольшое волнение, но он умело успел скрыть это за миной презрения и ненависти. Из дела известно, что промысел наркотиками только его периферия. Главная же цель — дискриминация и уничтожение фурийской расы и возвышение человека над ним, как царя всех живых созданий. Грубо говоря, следующий уровень национализма и в прямом смысле слова — ксенофобии. — Чем могу быть полезен, командир? — Выдавил он, смотря на крышку стола. — Вчера — животное, сегодня — командир? — Съязвил я и, бросив на него суровый взгляд, буркнул: — Быстро у тебя, однако, мнение поменялось. — Ага, — подметил Берт, — обезьянник любого усмирит. — Ну, ладно вам, — промямлил Меринов. — У меня же стресс был. — Хватит! — Рявкнул я, ударив кулаком по столу. — Ты мне тут зубы не заговаривай! Отвечай на вопросы! — Какие? — Удивлённо спросил он. — На такие, — ответил я, положив на стол пару бумаг, включив диктофон. — Где доставал психотропные вещества и оружие для наёмников? — Нет, — покосился он. — Этого я не скажу. Могу сказать откуда оружие, но откуда наркотики — нет! — Ладно, — проговорил я, — тогда скажи, откуда такое оружие? — На улице Паула, 34, — начал Меринов, — есть оружейный магазин «Челлендж». Его хозяин продаёт мне нелегально оружие за полцены. — Ясно, мы передадим это дело человеческой полиции, а насчёт наркотиков ты не хочешь говорить? — Да, — не сводя взгляд со стола, сказал он. — Я дал клятву, что никому из посторонних не скажу. — Хе, — усмехнулся Берт и подошёл к столу. — Так мы от тебя от этой клятвы освободим. — А вы что? — Дразня, спросил он. — Вы будете мне угрожать? — Я могу одним ударом не только вырубить тебя, но и разрезать твоё лицо, я не такой терпеливый, как мой напарник, — я указал на Берта. — И мораторий на пытки человека на нас не действуют, — подметил Берт. — Мы можем тебе здесь даже переставить ноги на руки. — Ха, — усмехнулся Меринов, — мне плевать, будете меня мордовать или нет: я тут не задержусь. Скоро мои друзья прибудут сюда за мной. — Ты давай не выпендривайся и не зуди, — выговорил Берт с лёгким презрением. — Говори, откуда наркотики добывал? Участь и срок облегчишь! — Нет, не скажу, — сказал он.       Тут я не выдержал. Размахнувшись со всей силы, я резко врезал ему по лицу, прямо в скулу. Меринова покачнуло. На скуле появилась кровь. У него слегка пошатнулся фокус глаз, потому что он стал часто моргать, пытаясь увидеть картинку перед собой. Мораторий на пытки есть, и действует на нас. По закону мы не имеем права его пытать и бить. Но, во-первых, кто докажет, что я его ударил? Во-вторых, кто ему поверит, отбросу общества? Разве только общество, нацеленное на такие же цели, что и у самого Меринова. К тому же у меня с Бертом был план, как заставить его признаться и сказать, где он добывает наркотики. План был прост: я — плохой полицейский, Берт — хороший полицейский. Я сейчас покажу себя не с лучшей стороны, стану оскорблять его, а Берт станет изображать сочувствующего сотрудника правовой охраны, желающего, чтобы преступнику сократили срок. Однако чтобы сократили срок, нужно дать показания и сотрудничать со следствием. Если у него голова на плечах, то признается. Нет — суровый приговор ему обеспечен. — Говори! Ублюдок! Откуда наркотики берёшь?! — заорал я. — Чёрта с два! — Крикнул Меринов. — Животному никогда не скажу!         Тут я снова ударил его, только под глаз. Он упал лицом на стол. Пора прекращать, иначе я его и правда забью до смерти, пытаясь выбить из него всю информацию. — Отвечай! Живо! Мразь!        Я начал обливать его разного сорта оскорблениями и угрозами. Но он всё равно отказывался говорить. На мои выкрики все сотрудники собрались около комнаты допросов. Кто-то глядел в бронированное окно, кто-то подслушивал через металлическую дверь. Я хотел вновь после очередного отказа Меринова сказать, где он добывает дурь, врезать ему по лицу. Но Берт остановил меня. Всё идёт по плану. — Айзек! — Схватил руку Берт. — Хватит. Избитым до полусмерти он нам ничего не скажет! — Тогда пусть говорит! — Ответил я, указав пальцем на Меринова. — Я продолжу его мордовать, пока не расколется! — Тем более, — сказал Берт. — Ты его можешь убить, не сдержав порыв и не рассчитав силы, а нам он нужен живым, а ещё лучше не с разбитой челюстью. — Чёрт! — Процедил сквозь зубы, сжав руками голову. — Тогда давай ты, я уже не могу! — Хорошо, — ответил Берт, — иди, успокойся.       Я вышел из комнаты. На тот момент, кто подслушивал, разошлись по делам. Теперь ход остался за Бертом. Пусть сыграет в хорошего полицейского — и получит информацию у главаря наркоторговцев.       Купив из автомата чай, я подошёл к окну комнаты допроса. Я увидел, как Берт протянул Меринову бумагу, где тот что-то написал. Берт снова забрал его, но протянул ему ещё одну. Главарь покачал головой, отказываясь писать, однако через пару минут он всё-таки взял ручку и написал. Только с ручкой невидимыми чернилами. Раскололся! Берту удалось это сделать! Выкинув остатки чая в стакане, я ждал Берта напротив входа в комнату, в кресле.       Наконец закончив дело, Берт вышел из комнаты и отдал две бумаги специалисту по распознавания улик. А с третьей подошёл ко мне, сел на диван и протянул её. Прочитав, я убедился, что Меринов сдал своих поставщиков, указав точное место сбыта и время, когда привозят и имя барыги. — А что с первой бумагой? — Спросил я, повернув голову в сторону Берта. — Ее отдали на экспертизу, — ответил Берт, скрестив руки. — Что за бумага? — Я его попросил написать пару предложений из твоего письма. — А он не догадался, что письмо его? Или ты его не показывал? — Я его не показывал. — Ладно, хоть узнаю, совпадение ли это или нет. — Я тоже горю желанием узнать это. — Берт умолк на пару мгновений, задумавшись о чём-то, но потом сказал: — Включи-ка телевизор, а то скучно ждать. — Хотел было тоже предложить, — сказал я, включив командным голосом телевизор, — опередил ты. — Что же, бывает.       Мы ждали результат экспертизы, смотря всякие телепрограммы и болтая о пустом. Работа полицейского ФСБ, как видно, предполагает опасные штурм-операции, где можно схлопотать пулю, и скучные расследования, где приходится проявлять логику, бдительность и осторожность. В целом, по мне, работа интересная, да и оплата труда удовлетворяет. С такими деньгами я мог бы содержать целую семью из родителей и двоих детей, но живу один, отчего остаётся много. Однако оплата труда неспроста такая большая. На этой работе легко схватить пулю, причём не только во время операций, но и при расследовании.        Спустя десять минут подошла волчица с результатом. Открыв документ, я жадно прочитал его, желая наконец-то узнать, его ли почерк или простое совпадение? Сходство почерка было 100%.       Меринов мой отчим… Это он написал мне тогда на вокзале то письмо. Я хранил его всё это время, но мог выбросить его… От злости… От обиды… Но сохранил… В человеческой жизни меня звали Арни: в информации, которую я добыл, было это имя. Меринов мой отчим…. Но я уже свыкся со всем этим, что та семья меня кинула, но… Я ещё находился в шоковом состоянии, узнав, что этот самый Э.Д.М., глава банды, терроризирующая юго-восточный Апрометаль, являлся моим отчимом… Меринов — мой отчим…       Ну и хорошо, что я больше не в этой поганой семье этого ублюдка Меринова! — Чёрт бы меня подрал! — Чуть не вскрикнул я, сложив руки. — Это правда!.. — Чего, полное сходство? — Спросил Берт, поглядывая с краю на листок с результатами экспертизы.       Я кивнул. — Правда, реально?         Я ещё раз кивнул. — Не думал, что так получится. — Я тоже так не думал, — сказал я, — но это правда. — И что собираешься делать? Ты скажешь ему? — Спросил Берт, взяв листочек. — Да ничего не собираюсь делать, — я резко встал со стула и подошёл к окну и, развернувшись обратно, сказал: — Они всё равно от меня отказались, мне плевать. У нас был шанс, но мы оба его благополучно отпустили.       Я развернулся в сторону окна. — А что насчёт этого ничтожества, — я сделал паузу, — то пусть остается в неведении.        Я развернулся и пошёл в свой кабинет.  — Я пойду пообедаю, ты как? — Давай, я не против.       Не то чтобы меня всё это поразило, но узнать, что родня замешана в таком деле… Как-то даже не по себе стало. Я не догадывался, что он, бандит и террорист, может быть мужем моей родной матери. И что делать дальше? Прийти к ней домой и рассказать о проделках ее хахаля или вообще забыть о них?       Зайдя в свои кабинеты и забрав обеды, мы вошли в комнату отдыха и, сев за стол, стали молча есть. Я ел с аппетитом, так как последняя новость пробудила его во мне. Жутко захотелось есть. А больше всего — выкурить настоящие сигареты и хорошенько выпить. Выпустить этот пар, этот дым, который скопился во мне и плотно ложился на кожу, образуя черный плащ, скрывавший меня от всего живого и не дававший мне спокойно жить. Я до сих пор пребывал в пораженном состоянии: какой-то наркоторговец является мужем моей родной матери. И что мне сейчас делать? Признаваться ему — это все равно что показать врагу свои планы на него: и если там он уничтожит вмиг, то тут — разжалобит. Конечно, в том, что мы теперь разъединены, виноваты мы оба, потому что ни я, ни они не приложили усердия, чтобы воссоединиться вновь — и делали вид, что мы жили раньше и живем сейчас очень хорошо без друг друга. Мы свой выбор сделали, и теперь последствия налицо. Как известно, тайна становится явью — и скоро не только я об этом буду знать.        Съев свою порцию, я зашёл в туалет. Вдруг зазвенел телефон, когда я мочился. Он долго продолжал трепать мне нервы, пока я не закончил мочиться и не взял трубку. Звонит Марта. Взяв трубку, я услышал её сильно встревоженный голос.