***
Стальные дверцы лифта раскрыли вид второго этажа передо мною, и раздался глухой звук о достижении указанного этажа. Выйдя из лифта, я направился в зал для брифинга, где меня ожидал Берт, прибывший на работу пораньше меня. Я шёл по коридору, укутанным в приятный глазу полумрак, который являлся негласной фишкой третьего отделения ФСБ. Дело было не в экономии электроэнергии, а в светочувствительности сотрудников, одним из которых являлся я. Однако мало кто из нас был слишком уж чувствительным к свету. Дверь зала для брифинга, — или, проще говоря, общей комнаты для совещаний, — была окрашена белой краской, что было слегка неестественно для здания, где все двери тёмных цветов. Оттуда доносился басистый и громкий голос шефа Кина, раздававший задания для сотрудников на этот день. Постучавшись, я услышал громкое и довольно-таки знакомое «Войдите!». Войдя внутрь, я прошёл к Берту и, поздоровавшись с ним, сел рядом. — Ну что, молодой любовник, как живётся с Мартой? — Усмехнулся он, прошептав мне на ухо. — Очень хорошо, мерин, — сказал ему в ответ. — У самого как со своей старушкой? Ещё не откинулась? — Да больше вас проживём, — непринуждённо шутя, шепнул ягуар. — Разговорчики! Вильямс, Фокс, чтобы отчёт до праздников лежал у меня на столе и в киберархиве! — Рявкнул Кин, стукнув кулаком по столу, и, сделав паузу, сказал: — Сегодня вам надо навестить потерпевших и свидетелей, чтобы они сверились с фотороботами и с фотографиями самих преступников. — Так точно. Взяв папку, мы вышли из зала и направились к моему кабинету. Оказавшись там, я швырнул документацию на стол и уселся в своём кресле на колёсиках, а Берт — на тот же диван, с самого начала нашей карьеры прижавшийся у стены. Сегодня был солнечный и ясный зимний день. Солнце стало меньше уделять тепла, но никак не изменило свою яркость — было так же светло, как и в летние дни. Мелкими снежинками нарастали сугробы на обочинах дорог, по которым проезжали автомобили, довозящие своих хозяев на место работы. Деревья, чьи листья успели застелить зелёный газон тротуаров, качали своими голыми ветками по направлению дуновения ветра. Прошло всего лишь три дня, а снег сумел значительно изменить облик города и его жителей, заставив их одеться в тёплые куртки и сменить на машинах летнюю резину на зимнюю, чтобы не было заносов на проезжей части. В самом начале этого дела шеф нам выдал голографический планшет, где содержится вся информация, собранная за почти два месяца работы. Здесь показания пострадавшей в грабеже на дому Милдред Линз и показания потерпевших в избиении Марка Клейна и Эндрю Питча. Помимо этих, есть данные, которые выдал после убедительных речей компаньон по делу Меринова, занимавшимся вооружением группировки, и много другой полезной информации, которую смогли собрать и заполучить в ходе расследования. Всех этих данных и улик хватит сполна, чтобы доказать виновность этих людей без апелляций в суде. В основном, это для тех выживших в штурм-операциях, дела которых ещё не прослушали в суде. Других, например, Кайла Брутловски, давший нам запасной адрес сбыта наркотиков, где как раз задержали Меринова, уже судили. Этот планшет лежал у меня в тумбе, так как сейчас он не нужен: нам надо по заданию навестить пострадавших, в то же время являющимися свидетелями. В основном, нам надо уточнить их показания реальными фотографиями преступников, чтобы убедиться, что это были те бандиты. Хотя один признак выдаёт их всех с головой: знаменитая татуировка паука-тарантула. После этого следует навестить Кайла в подземной тюрьме и поблагодарить его за участие в деле. А после приняться за самое нелюбимое дело в работе полицейского ФСБ — сидеть в кресле и заполнять отчёты. До этого дела были другие, но намного меньше по значимости и уровню опасности, из-за чего папка отчётов была худой. А здесь, думаю, в несколько папок уложиться надо будет и вдобавок заполнить киберархив. — Ну что, Берт, с чего начнём? — Задал вопрос я, сложив руки крестом. — Думаю, лучше стоит начать с Кайла, потому что он находится за городом, а дальше будем колесить только в городе, — ответил он, облокотившись о диван. — Хм, знаешь, неплохо. — Айзек, как ты думаешь, стоит надевать лёгкий бронежилет? — Не думаю, Берт. Мы же не в СэдПарк едем. Думаю, одного пистолета, согласно по уставу, хватит. Сказав это, я открыл ящик стола и достал оттуда свой служебный пистолет, отливающийся чёрным светом при лучах зимнего солнца. Самой главной особенностью этого оружия было удобство при стрельбе: ладонь не потела, и оружие не выскальзывало из рук, словно мыло в душевой. Я положил пистолет на стол, и он почти слился с ним, словно хамелеон с местностью: цвет моего стола был почти таким же, как и у пистолета. — Ладно, Айзек, ты спускайся к машине, пока я возьму свой пистолет, — произнёс Берт, встав с дивана. — Ладно, жду тебя, — сказал я и взял планшет. Мы вышли из моего кабинета, после чего я по лифту спустился вниз и, пройдя по коридору, подошёл к стойке вахтёрши Кэтрин, чей парень, Холден Браун, несколько дней назад получил ранение в голову от приспешника Меринова. Она сидела на мягком кресле с колёсиками и уткнулась в книгу с мягким переплётом. Её карие глаза так и показывали, что она поглощена сюжетом произведения с головой. Она даже не замечала бардака на столе, царствующего здесь уже который день. Пользуясь моментом, чтобы отметить себя, так как забыл сделать эту процедуру при входе, я тихо подошёл к стенду работников нашего отдела и, аккуратно достав свою карту работника, прикоснулся к своей фотографии, приложив подушечку большого пальца к индикатору. Красный цвет свечения на моём изображении мигом сменился ярко-зелёным, обозначая прибытие сотрудника на работу. Облегчённо вздохнув, я подошёл к Кэтрин. — Привет, Кэт, как поживаешь? — Спросил я, положив руки на лакированную стойку. Она не сразу ответила на мой вопрос, продолжая пребывать в мире той книги, которую буквально пожирала глазами, затем кошку кто-то будто потряс, так как, видимо, она не заметила меня и мой вопрос. Кэтрин подняла свой туманный взгляд на меня и, отложив книгу в сторону, осмотрела меня всего. — Здравствуй, Айзек, — произнесла она чуть сонным голосом. — Дела не хуже твоих. — Как там Холден? — Поинтересовался я насчёт состояния её парня, чья голова пострадала в ходе налёта на участок тремя днями ранее. — В целом, неплохо, — ответила она, вновь принявшись за чтение. — Всё читаем на работе? — Подметил её чрезмерную любовь к чтению, ведь она даже на работе, пользуясь свободным временем, пожирала книги. — Разве читать плохо? — Усмехнулась она, открыв роман на нужной странице. — Я этого не говорил, Кэт. — Подмигнул ей, ухмыльнувшись. — Я сам с охотой читаю, но не на работе же? — Так моя работа совсем другая, чем у тебя и моего парня. Вдруг послышался голос с лёгкой хрипотцой Берта, разразившийся в холле, словно гром на ясном небе, и его тяжёлая рука спустилась на моё плечо, сжав капканом мышцу на ней. — Айзек, что, уже устал от Марты и решил перейти на других? — Улыбнулся он, держа пистолет в другой руке. — Ладно, пока, Кэтрин, — произнёс я, выйдя вместе с Бертом во двор здания. Осмотрев парковку полностью, я заметил, что посторонних машин здесь не было. Как оказалось, офисным клеркам запретили оставлять здесь свои автомобили, так как напомнили, что это правоохранное учреждение, и посторонних лиц здесь быть не должно. И поэтому найти свой автомобиль мне не составило труда. Он находился возле выезда из парковки, рядом с заснеженным тонким слоем белизны клумбы некогда зелёного газона. Пристегнувшись чёрными ремнями, мы выехали из двора и направились по той же «24-й» трассе, по которой приезжали раньше в подземную тюрьму. Сегодня — пятница, поэтому автомобилистов на дороге было поменьше, чем в середине недели, когда приходилось иногда наглеть, чтобы проехать затор. Но всё равно изредка приходилось маневрировать между другими машинами, словно бригу меж айсбергов. Во время пути я задумался о своём облике: я очень быстро привык к нему, будто и не было другой внешности, кроме этой. Даже не случалось никаких истерик и паники, которые напали на меня в той лаборатории. Я быстро свыкся с пушистым мехом на всём теле, довольно высоким ростом и лисьими ушами и вообще всей внешностью. Куда дольше пришлось свыкаться с острыми, как лезвие меча, когтями на руках и ногах, на последних которых они не втягивались, отчего приходится покупать обувь на размер больше обычного. С хвостом было совсем другое дело: иногда получается, что я смогу забыть про него и случайно наступить на него же. Труднее всего было его контролировать в людных местах, где мог от радости завилять им, как обычная собака, когда радуется прибытию хозяина после долгой отлучки. Долго приходилось мириться с невольным влечением к противоположному полу своего вида, славящийся своей привлекательностью и манящими формами тела: раньше я каждую фурийку провожал взглядом, будто она была другой, особенной, отличающейся от остальных. Прошло не так много времени, но со многими аспектами образа жизни фурийца я свыкся: свыкся со своей лисьей внешностью, очень высоким ростом, пушистым хвостом, острыми когтями, и знаю, что дальше меня ждут такие же новые и новые открытия, как они ждут каждого ребёнка, открывающего этот мир. Я был таким же ребёнком в начале своей жизни, из-за чего пришлось всё схватывать на лету, дабы не опаздывать от своих же сверстников. Но я говорю себе, чтобы уверенность не спадала: и самому старому и опытному есть чему учиться.***
На полпути индикатор на приборной панели автомобиля показал окончание запаса топлива, отчего нам пришлось остановиться на маленькой дорожной заправке. Пока автомобиль заправлялся биотопливом, я зашёл в магазин при станции и купил моющее средство для окон своего авто и, оплатив за топливо, вышел из магазина и сел в салон авто за водительское место. Заведя машину, мы выехали из этой одинокой заправочной станции, и я сильнее вдавил педаль газа, чтобы поскорее приехать и закончить разговор с Кайлом Брутловски — всё равно мерзким для меня человеком из группировки Меринова. Мы проезжали мимо заснеженных холмов с голыми деревьями, окутанными тонким снежным покровом, ехали по ровному асфальту, куда также маленькими снежинками падал снег и мигом таял из-за тепла проезжающих машин. А деревья лесополосы провожали всех проезжающих, как солдаты старого генерала. После стольких событий, произошедших за столь короткий срок, на душе странно ощущать тишину и спокойствие, не ожидать ничего нового и наслаждаться тем, что есть сейчас. Мотор машины негромко пел свою песню, заставляя двигаться машину по дороге, а зимний ветер бил в лобовое стекло. — Слушай, Берт, помнишь, ты говорил, что фурийцу трудно жить в Северной и Южной Америке, хотя фурийцы в том военном посёлке неплохо живут? — Вдруг нарушил я тишину. — Хм, знаешь, Айзек, трудно сказать, — проговорил он, посмотрев в окно. — Бывают исключения. Да и это не я сужу, а в интернете прочитал, что, мол, так вот. — То есть ты мне просто солгал? — усмехнулся я. — Ну, как соврал? — В ответ осклабился он. — Не совсем. Фурийцев же в Америке очень мало. В основном, на Аляске, где очень холодно. Где только наш мех помогает согреться, если нет большой и объёмной куртки. — Знаешь, можно сделать акцент на Аляске, — произнёс я и замолчал. — Ну, в целом, я тебе не всё наврал, — сказал ягуар. — Там и правда мало фурийцев живёт. — И почему? — спросил у него. — А чёрт его знает. А почему спрашиваешь? — Интересно знать, почему мы сюда приехали, как и другие фурийцы? — Думаю, здесь не так всё разрушено и нарушено, как за океаном. — То есть мы сюда переехали ради лучшей жизни, не желая смириться с разрухой Нового Света? — А ты так хочешь, чтобы там тебя, меня и всех других фурийцев преследовали постарийские организации, которые готовы убить любого фурийца? Там же что не человек, так чистый ариец! — Съязвил мой друг, стукнув кулаками по своим коленям. — Оттуда же пошли те идеи, которыми руководствовался Меринов. Раз такие гордые, и помощь фурийцев отвергают, так пусть гниют себе там, в разрухе и в преступном разгуле. — И то верно. Пусть гниют там, — заключил я, сделав выдох. Мы не заметили, как подъехали к пункту назначения. Перед нами возвышался небольшой холм, поросший редким кустарником. Посередине него было углубление, где зияли маленькие металлические гермоворота. Как я думаю, местоположение тюрьмы они выбрали, в целом, правильное: оно находится не так близко к городу, чтобы сбежавшие заключённые смогли раствориться в городской толпе, но и не так далеко от военных соединений, чтобы они смогли нейтрализовать преступников. Припарковав машину у маленькой — на три места — парковки, мы предъявили документы на пропускном пункте, который находился у подножия холма. К воротам вела маленькая ступенчатая лестница, по которой вели заключённых к месту лишения свободы. Поднявшись по ней, мы снова предъявили документы полицейских теперь у гермоворот. Знакомый фуриец-лев узнал нас и уточнил: — Решили навестить ещё одного уголовника? — Да, — проговорил Берт, — Кайла Брутловски. — Проходите, — сказал он и, поправив тёмно-синюю кепку на своей гриве, отдал нам удостоверения. Мы поскорее вошли в тёплое помещение подземной тюрьмы, в котором специально поддерживали полумрак. Снаружи погода по-настоящему становилась зимней: ветер — трескучее, температура — ниже, и при выдохе образовывался пар, словно от паровоза. А я и Берт, как назло, без тёплой одежды вышли на работу, понадеявшись на меховой покров. — Прошу вас немного подождать: Брутловски сейчас на работе. Вскоре придёт, — произнёс человек, который вёл нас по тёмному коридору, ведущего к камере нашего заключённого. — Ладно, подождём, — ответил Берт, оказавшись у входа в камеру. Человек подошел к стальной двери и, достав магнитный ключ, приложил к замку — послышался негромкий звук идентификации, похожий на звук домофона. Нам, фурийцам, пришлось пригнуться, чтобы войти, нежели одетому в боевой костюм человеку. Нас встретил тот же затхлый запах, смешавшийся с потом и грязью заключённых, так как камера была без вентиляции, а преступники, видимо, не соблюдали гигиену. Тюремщик оставил нас, сказав, что Кайл скоро придёт. В ожидании его мы присели на два ветхих стула, еле выдержавших наши тяжёлые тела. Я призадумался насчёт тех преступников, которые оказались здесь: их совсем немного, по сравнению с их организацией, которая насчитывала несколько десятков человек. Большинство из них погибло из-за нежелания сдаваться, яро отстреливаясь из укрытий. Я понял, что этим людям хорошо промыли сознание, раз ложные убеждения для них оказались дороже жизни. И эти люди не особо блистали умом, раз поддались на посулы их главарей, обещавших золотые горы всем тем, кто примет участие в арийском деле. Однако в конце всех таких организаций, как оказывается, ожидает известный финал за их преступления, совершённые против всего общества в целом. Вскоре в камеру зашёл Кайл вместе с провожатым тюремщиком. Тот оставил его внутри и встал за толстой стеклянной дверью, ведущей на арену, где сейчас презрительным взглядом поглядывали на нас другие преступники, в мыслях вытворяя с нами ужасные вещи. Легко было догадаться по их глазам с бурлящей ненавистью и грозным общипанным бровям. Они готовы были наброситься и расправиться самым жестоким образом с нами, если не до зубов вооруженная охрана, не спускающая с них глаз и готовая при всех обстоятельствах ликвидировать угрозу, поэтому им остаётся только смотреть на нас таким взглядом и осознавать свою никчёмность. Сам же Кайл выглядел не так жалко, в отличие от взглядов этих заключённых за бронированным окном. Он, видимо, обжился тут и смирился со своим сроком. Помимо масляной копны на волосах, на него был натянут синий рабочий комбинезон, уже испачканный машинным маслом, а руки потихоньку нарастали мозолями. Сам же он, в отличие от других преступников, смотрел на нас не так презрительно, хотя уставший взгляд больше ничего сказать не смог бы, кроме желания лечь на кровать. Осмотрев нас, он прошёл к койке и, поправив комбинезон, сел со скрипом. — Итак, зачем я опять вам понадобился? — Уставшим голосом спросил он, посмотрев на недовольную толпу. — Не бойся, Кайл, допрашивать мы тебя не будем: не за этим делом приехали, — успокаивающим голосом произнёс Берт. — Мы пришли сказать, что ты посодействовал расследованию дела. И твой срок сократится вдвое. — Хм, и что я сейчас должен делать? Радоваться и благодарить за то, что сдал своих же? — Саркастичным голосом ответил он. — Просто круто! — Слушай, ты мог бы и весь срок сидеть здесь, каждый день рискуя быть опущенным в душе, уронив мыло, — таким же тоном я сказал ему. — И не только ты сдал своих пособников, — продолжил Берт, встав с мерзким скрипом со стула. — Но ты не беспокойся: всегда можешь попросить о защите свидетелей. — Мне, заключённому, просить о защите свидетелей? — Истерично произнёс Кайл, резко встав с койки. — Хватит ломать комедию, Кайл! — Ответил я ему, махнув на него рукой. — Ты дал нам сведения, где поймать старшего главаря, поэтому ты имеешь право требовать это, если почуешь угрозу. — И что? Смогу ли я получить защиту, если я сейчас срок мотаю? — Так, заткнись уже и прекращай, Кайл! — Рявкнул Берт. — Будешь сидеть в другой тюрьме. И там тебя никто не тронет! — А будто люди Э.Д.М. не найдут меня там? — Все продолжая играть свою шарманку, говорил Кайл. — В том-то и дело, что, кроме тех, кто здесь сидит, никого больше не осталось в живых, — более спокойным голосом ответил Берт. А между тем тюремная толпа начала возмущаться и бросать в нашу сторону гневные комментарии с угрозами и требованиями нас выпроводить отсюда. С каждой секундой нашего пребывания в камере Кайла волна недовольства толпы усиливалась, словно море в бурю и шторм. На их лицах не скрывались гнев и презрение к представителям закона, а если считать тот аспект, что мы ещё фурийцы, то всё вкупе увеличивалось в несколько раз. На звуки, исходящие от них, сходились остальные преступники, и некоторые из них присоединялись к своеобразному митингу, а некоторые, не особо вспыльчивые, просто наблюдали, как мы тут беседуем со свидетелем. Вскоре уровень недовольства стал возрастать, и даже крики близстоящих охранников не могли успокоить их, отчего из ближней башни раздался душераздирающий звук, будто кто-то нарочно хочет разорвать ушные перепонки всем находящимся здесь. Мы находились в плотно герметизированной комнате, но ужасный вопль всё равно донёсся до нас, отчего пришлось прикрыть уши. После такой звуковой встряски несколько заключённых упали в обморок, а некоторых рвало прямо на ноги. Чтобы наверняка утихомирить толпу и предотвратить потенциальный тюремный бунт, арену осветили лучами ярких прожекторов и роем лазерных точек, которые скакали с одного преступника на другого. Те, у кого не рвало, и те, которые не упали в обморок, смиренно подняли руки и заткнулись, словно им в рот насовали ваты. — Создали вы, однако, шум здесь, — подметил ситуацию Кайл. — У вас тут рота фурийцев находится — как ещё бунт не устроили? — Удивлённо спросил я, убрав ладони с ушей. — Говорят, что раньше устраивали, да только после ежедневных таких встрясок они к ним привыкли, — сухо ответил наш свидетель. — Это вы стали причиной недовольства. — Ты ещё скажи, что мы во всём виноваты, и особенно в их бедах, отчего они тут сроки и кантуют, — съязвил я ему, обернувшись к примирившейся толпе. — Ладно тебе, Айзек! — Встрял Берт и, обернувшись к Кайлу, продолжил: — Надеюсь, мы всё ясно до тебя донесли: срок сокращается вдвое, и можешь просить защиту свидетелей. Ясно? — Да, ясно… На выдохе произнеся, он с грустным взглядом посмотрел на арену, где пострадавших после звукового сигнала уносили на носилках в местный госпиталь, а за остальными зорко следили тюремщики, шевеля своими доспехами современных рыцарей. Я обернулся к заключённым, чьи ряды теперь значительно поредели после предупреждающих звуков, исходивших из крупных башен с пулемётными точками. Презрение в глазах тех, кто ещё не свалился с ног, осталось, но смотрели на нас смиреннее, как своевольный солдат на командира после хорошей муштры. Они стали расходиться по своим камерам или идти дальше, куда собирались, не будь здесь двух фурийцев, которые забыли что-то у их нового знакомого, а то и даже уже друга. Рождающийся митинг подавили звуковой волной, как искры большого пожара струёй воды из брандспойта. — Ладно, Брутловски, бывай! — Сказал я ему, и мы с Бертом вышли из его камеры. — Приходите ещё: вас здесь теперь помнить будут, — кинул он нам вслед. Покинув пределы подземной тюрьмы, содержащей в себе весь сброд, что насобирали все санитары по всему округу, отчего вот-вот строение может треснуть по швам, но случись это, всей своре воров, грабителей, убийц, наркоторговцев, пришлось бы лечь в братскую могилу и вместе с их охранниками поделить землю, на которой будут гнить. Но этого не случится, так как потолок и основание тюрьмы так же крепки, как и нервы тюремщиков, которые еле-еле сдерживаются, чтобы не нагревать курки на автоматах и спусковые скобы на пулемётах и высвободить весь гнев, что накапливается за всю вахту этой напряжённой службы. Пробежавшись сквозь трескучий ветер и собачий холод от входа в тюрьму до машины, мы сели в неё и ощутили приятное тепло, исходившее от включённой мною печки автомобиля. Привыкнув к простору верха и очухавшись от тесноты низа, мы стали отогреваться. Под землёй было душно, отчего мы слегка вспотели, а после короткой пробежки по холоду наш мех стал сырым, из-за чего немного брал приятный телу озноб. — Ну, так что, Айзек, кто дальше по плану? — Спросил меня Берт. — Так, Кайла навестили, значит, дальше по списку — это пострадавшие в избиении, Марк Клейн и Эндрю Питч, — ответил я ему. — Думаю, что они уже успели выписаться из больницы после стольких дней. — Согласен, но всё-таки уточню: позвоню Клейну и спрошу, что да как. Набрав его номер, который был вписан в память голографического планшета, где содержались все данные дела, я стал дожидаться его ответа. Вскоре после нескольких протяжных гудков из другого конца линии донёсся его голос, который был значительно лучше и здоровее, чем при первой встрече в госпитале. Расспросив его о состоянии здоровья, я узнал, где с ним можно было встретиться: в южном районе есть один офис, где он как раз работает, и в этом офисе на первом этаже есть кафе, в котором спустя час нас будет поджидать он, дабы подтвердить подлинность задержанных и ликвидированных бандитов. — Едем вот сюда, — сказал я Берту, указав на телефонном навигаторе нужное место. — Хорошо, — ответил он. Я вдавил в педаль газа, двигатель издал тихое урчание, и мы выехали за пределы тюрьмы, проехав небольшой блокпост с другой стороны маленького тюремного комплекса. По пути обратно в город мы напоролись на нехилую разогнавшуюся метель, которая начала нагибать оголённые деревца и что есть силы бить в лобовые стекла автомобилей, из-за чего вот-вот они треснут, и вместе с осколками в салоны ворвутся волны снега и холодного ветра. И ко всему этому наслаивается, как снег ковром на дороге, плохая видимость, поэтому пришлось сбавить скорость и встать в колонну недавно образовавшейся пробки перед городом. Я удивился такой метели, которая пришла в город нежданно-негаданно спустя три дня, как только успел только-только выпасть первый снег. Обычно на Балканах зимняя погода чуть мягче, чем творящееся буйство за окном машины, а тут — совсем наоборот. Я приехал сюда, избавившись от колючих морозов Аляски, где даже пробежка без куртки до магазина может привести к постельному режиму на неделю-две, а здесь, в тёплых Балканах, меня поджидал такой же сюрприз, словно тот холод приехал за мной и притаился до наступления зимы. — С чего бы вдруг метель появилась здесь? — Удивлённо спросил я. — Синоптики говорили, что с севера погода такая пришла, — вяло ответил Берт, посапывая. — И, как назло, без курток мы, — добавил я, сжав пальцы на руле. — Неужели ты, с пушистым мехом, жалуешься мне, с коротким мехом? — Ехидно спросил он, открыв глаза. — Думаешь, и с пушистым мехом хорошо? — Задал ему встречный вопрос. — Не так холодно, как с коротким, — произнёс ягуар. — Ну-ну, — буркнул я, — поговори мне ещё тут. — Да-да, — вновь усмехнулся он. — Может, тогда совсем сострижёшь мех, раз не греет? — осклабился ему в ответ. — Может, в будущем — да, — прозевал Берт, прикрыв рот ладонью. А тем временем пробка стала рассасываться, и можно было не заморачиваться о потере времени. Быстро объехав несколько грузовиков, направленных из ближайшей машинно-тракторной станции, мы наконец-то смогли въехать в город, но попали в ещё одну пробку, вызванную уборкой снега с проезжей части коммунальными службами. Вся эта суматоха казалась мне чёрно-белой полосой в жизни: сначала быстро едешь по проезжей части — белая линия, а затем долго стоишь на месте и ждёшь, когда вся эта кутерьма закончится — чёрная полоса, и снова со спокойной душой едешь дальше, и по новой. Прямо как в последнее время в моей жизни: обнаружили базу наркоторговцев — я словил пулю в живот, выписался из больницы — поссорился с лучшим другом, спас Марту от насильников — хозяйка её квартиры выгнала её, произошёл захват больницы — я и Марта признались друг другу в чувствах. Однако я считаю это простой очерёдностью событий, ведь жизнь-то из них как раз и состоит, и в конце будет лучше, чем в начале. Главное, не потерять надежду. Спустя почти час езды по пробкам и манёврам по дорогам, чтобы проехать среди других автомобилей, ожиданий и непринуждённой беседы друг с другом мы наконец-то приехали в нужное нам место, где должны встретиться со свидетелем. Офисное здание было в пятнадцать этажей и принадлежало местной топливной компании, регулирующей доставки товара на заправочные станции. Потускневшее солнце переливалось в его стёкольных стенах и медленно сползало вниз, оставаясь на выступах здания, к которому плотно были прижаты другие строения офисного квартала. А работники коммунальной службы разгребали кучу опавших листьев с деревьев, расположившись строем возле этих строений. Из-за того, что они опали, на ум приходили мысли, что местность заброшена, если бы тут не было снующих из одной конторы в другую многочисленных белых воротников, закинувших на плечи рюкзаки и кейсы. Как и говорил Клейн, на первом этаже этого офисного здания было кафе с вывеской в форме булки с маком. Внутри нас поджидал он, одетый так же, как и все другие сотрудники обычной конторы, и с наслаждением пил свежеприготовленный кофе. Присев к нему, я заметил, что выражение лица у него намного радостнее и живее, чем на больничной койке. От побоев на его лице не осталось ни следа. Может, только поломанные рёбра дают знать о неприятном воспоминании. — О, Айзек Фокс и Роберт Вильямс! — Воскликнул он, подняв взгляд на нас. — Рад вас видеть. Я как раз вас и ждал. — И мы вас целым и невредимым тоже, — отозвался Берт, упершись локтями об стол. Мы обменялись рукопожатиями, после чего вернулись к разговору. — Так, зачем я вам понадобился? — Поинтересовался Марк Клейн, отпив глоток из чашки с кофе. — Нам надо, чтобы вы подтвердили несколько личностей, на которых дали фотороботы и показания, — сказал я, достав из кармана чёрный планшет. — Ну, давайте, — проговорил он. Я открыл файл с фотографиями участников группировки Меринова, и голубой луч, раскрывшись, подобно бутону цветка ранним утром, представил нам троим изображения. Берт постарался и расфасовал всё по полочкам, когда я лежал с ранением в животе, из-за чего премного благодарен ему за такую помощь, ведь он сделал всю мелкую работу. На голограмме показывался фоторобот одного из напавших, а рядом светилась фотография его трупа, обнаруженного после штурма особняка, когда была ликвидирована основная группа наркоторговцев. Клейн, кивнув головой, подтвердил свои показания, данные в госпитале. Затем я перелистнул на другой файл, где находился ещё один фоторобот и преступник, который подходил по описаниям. Он выжил и скоро отправится в ту же подземную тюрьму, в которой мотает вдвое укороченный срок Кайл Брутловски. Пытаясь вспомнить преступников, напавших на него и его друга, пантера всё-таки смог подтвердить фотороботы с фотографиями задержанных и убитых. Теперь можно считать, что никакого оправдания участникам группировки нет. — Спасибо, что помогли следствию, Марк Клейн, — пожав ему руку, сказал я. — Рад помочь. Тем более это те мрази, которые чуть не убили моего друга, — произнёс он, положив чашку на блюдце. — Кстати, как Эндрю Питч поживает? — Спросил Берт, обернувшись к пантере. — Ещё в госпитале лежит, но выглядит лучше, чем в тот день, — с поникшими ушами ответил Марк. — Ходит сам. Думаю, скоро поправится. — Хорошо, до свидания! — Сказали мы ему, а затем вышли из кафе.***
Центр реабилитации находился на окраине западного района города. Буквально за двумя-тремя зданиями начинался частный сектор с многочисленными одноэтажными и двухэтажными домами, с куда большей зеленью и на немного чистым воздухом. Сам центр реабилитации представлялся неким санаторием для больных множеством вредных привычек, где они вновь приобретали своё прежнее здоровое лицо после многочисленных употреблённых доз наркотиков, которые поставляли люди Меринова и других «наркобаронов». Тут обустроили зелёный парк с фруктовыми деревьями и прудом, куда иногда залетали утки поплавать. Ко всему этому, была построена спортивная площадка с футбольным и баскетбольным полями, в которых играли пациенты этого заведения, чтобы не было времени думать о своих ложных потребностях. При входе в основное здание нас встретил большой стенд с картой санатория. Стены же здесь не рябили глаза, как в госпитале Марты, где стоит только пару раз взглянуть на них — приходится прикрывать лицо ладонями, иначе может закружиться голова. Здесь же, в центре, все цвета были расслабляющими, и нам после поездок из одной части города в другую — такое как нельзя кстати. Напряжение на глаза стало послабее, и наступало ощущение, словно резко захотелось спать. К нам подошла одна из сотрудниц санатория, одетая в такую же форму медсестры, только вдобавок с тёмными джинсами. Она поправила свои длинные светлые волосы и спросила приятным женским голосом: — Здравствуйте, вы к кому пожаловали? И назовитесь, чтобы я могла найти вам нужного пациента. — Я Айзек Фокс, а он — Роберт Вильямс, — произнёс я, указав на своего друга. — Мы детективы из ФСБ и нам нужен Драго Тобрук для уточнения сведений. Человеческая женщина молча кивнула и, подойдя к стойке с компьютером, начала щёлкать мышью, ища в списке данных информацию нашего старого знакомого, который очень хорошо поспособствовал поимке преступников. Сотрудница один раз прищурилась: видимо, нашла нужную строку с именем. Спустя секунду она сказала нам, где можно найти его: он находился в комнате отдыха с другими пациентами. Интерьер центра реабилитации больше всего напоминал детскую больницу: на стенах были жидкие обои с разноцветными цветками, большой зелёной поляной и даже с мультяшками-зверушками, поэтому, проходя мимо них, я невольно усмехнулся, подумав, какого состояния должен достичь больной, чтобы его обратно возвращали в реальность через «детство». Я надеюсь, что при посещении Драго мы не наткнёмся на одного из таких ополоумевших наркозависимых пациентов. Поначалу я подумал, что группировка Меринова продаёт наркотики, чтобы зарабатывать деньги ради оснащения своей банды и подготовки к куда более грандиозному проекту — началу геноцида всех фурийцев и симпатизирующих им людей. Теперь, отправив всех выживших участников банды за решётку и увидев людей, которых сильно изменила зависимость от иглы до неузнаваемости, я понял, что дело было совсем не в этом, ведь разумно предположить, что в случае успеха его плана для дальнейшей жизни ему потребуются здоровые люди для осуществления дел ради всеобщего человеческого процветания. А тут совсем наоборот: наркотики вряд ли они продавали бы фурийцам из-за своих взглядов, да и от множества таких наркотиков, кроме обезболивающего морфия, фурийцев просто выворачивало бы наизнанку из-за несовместимости с организмом. Я удивился, когда узнал об этом факте. И удивился больше, почему при таком раскладе наркоторговцы охотно не продают свой товар фурийцам. А продажа психотропных веществ оказалось совсем не в хорошей прибыли. А в том, что здоровыми людьми управлять куда сложнее — Меринов это знал и наверняка после завершения своего плана стал бы одним из членов власти, так как действовал он в корыстных целях: контроль СэдПарка тому подтверждение. Эти психотропные препараты стали бы не только средством баснословной прибыли, но и также и средством манипуляций и ослабления. По данным об участниках по делу «Тарантула», ни одного из них не было зависимости от своего же товара, а значит, случись бы кризис со здоровыми людьми в обществе, — да хоть только в Апрометале, — он бы смог проявить себя и заполучить желаемое, и плевать, каким методом. Или подстроил бы граждан под себя и заставил бы исполнить желаемое — тогда бы они просто кидались бы на фурийцев, находясь в наркотическом оцепенении и, беря числом, смогли бы расправиться со всеми фурийцами. Меринову бы это удалось, ведь он делал всё, чтобы распространять не только идею величия человека, но и даже пользу в употреблении наркотиков, надавив сначала на неблагополучный район в городе — юго-восточный, который подвергался нападкам группировки и пропаганде, направленной в первую очередь на детей, как на самых легко поддаваемых промывке мозгов. Но он не ожидал, что двум новичкам в третьем отделе ФСБ каким-то чудом удастся остановить его и разрушить его планы. Я, правда, считаю, что раскрытие этого дела, которое Кин дал нам как испытательное, не есть то, как чудо, как случайность, ведь опыта нашего мало, чтобы раскрыть целый заговор. Бывает такое, что такого рода преступления не могут раскрыть и целые отделы, а тут какие-то два необстрелянных новичка ни с того ни сего смогли не только помешать планам бандитов, но и остановить их. Я на сто процентов уверен, что Меринов — неглупый человек, и каждую мелочь продумывал до последнего, чтобы комар носа не подточил. Вроде бы должно было всё сработать, как надо было, но, думаю, на исход повлиял случай — и всё накрылось медным тазом. Он и охрану хорошую нашёл себе, и сподвижников, и верных людей, которые поставляли ему оружие и наркотические вещества, но его поляну, обильно снабжавшую местное неблагополучное население смертоносным зельем, обнаружили и самую сильную и проверенную группу перебили и арестовали. Полагаю, что только из-за этого стал рушиться его план: он лишился самого лучшего товара, после продажи которого группировка должна была получить неплохие деньги, затем потерял самых боевитых участников своеобразного «ордена» вместе со вторым главарём. И вот как раз некоторые из них, включая этого самого главаря, и выдали полностью всю информацию о нём: сколько осталось людей в банде, наркотиков, оружия. После этого осталось найти новое место, где Меринов сбывает товар, и поймать его. А сейчас ничего не стоит, чтобы узнать от него самого, ведь улик хватает сполна для доказательства его вины. Думаю, после того как поставим печать на это дело, пройдём проверку и будем достойны зваться сотрудниками полицейского отдела фурийской службы безопасности. Драго Тобрук шёл на поправку: лицо перестало быть бледным, словно хозяин вот-вот отправится к предкам, голос стал крепче и звучнее, волосы приобрели насыщенность, а зубы, сверкавшие, когда человек улыбался, стали вновь такими же крепкими, как и раньше. Драго стал энергичным и подвижным человеком, независящим от постоянного употребления новой дозы. Сейчас он играл с другим таким же пациентом центра реабилитации в партию пинг-понга, смеясь над собственными шутками и комментариями соперника, который выглядел не так важно, как наш знакомый. — Драго, привет, — произнёс Берт, присев на диван, находившийся рядом с игровым столом, где происходила баталия шарика и двух ракеток. — О, Берт! — Воскликнул он, отойдя стола. — О, Айзек! Ха-ха-ха! Он кинулся на меня и попытался обнять всего, как ребёнок, встретивший давно не видевшегося родственника. Невольно проявив свой оскал Берту, я обнял Драго, чтобы у неокрепшего разума вдруг что-нибудь не так не отложилось в сознании. Такие личности подобны детям: после хороших атак, разрушающих клетки мозга наркотиков, и до состояния ребёнка дойти можно. Хотя, может быть, Драго просто очень рад нас видеть, особенно Берта. Соперник Тобрука радостно вскрикнул, когда победил его в схватке, видимо, за первенство среди санатория, так как вприпрыжку ушёл из игровой комнаты. Сам же Драго умиротворённым взглядом проводил его и, положив свою ракетку на зелёный стол, присел на стул рядом с диваном, взяв книгу с твёрдым синим переплётом. — Так, какими судьбами вас занесло сюда? — Улыбнулся он, показывая свои здоровые зубы, а его глаза явно выражали радость встречи. — Что, тоже решили бороться с зависимостью? — Пока что нет, Драго, — ответил Берт. — Мы пришли просто навестить тебя и поблагодарить, что помог нам в следствии. — Вы о продаже тех наркотиков в заброшенном складном комплексе? — Уточнил он, отложив книгу в сторону. — Да, — ответил я, положив локти на колени, и с ответной улыбкой продолжил: — Благодаря тебе мы узнали, где они продают ядовитое зелье, и наказали их. — Очень рад, что смог помочь вам! — Будто пробуя на вкус каждое слово, произнёс он и вновь расплылся в улыбке. — Если бы они продолжали распространять эти наркотики, то много людей, включая меня, просто-напросто погибли бы от передозировки. Как я рад, что попал в этот санаторий, где я стал больше независим от пачки белого порошка и иглы. — Но не оказался бы, если не… Ай, забей, — сказал я, махнув рукой. — Я всё равно укололся бы, когда вы ушли, — снисходительно проговорил он. — Ладно, Драго, — вступился Берт, — как ты тут? Как поживаешь, когда выписываешься? Чем дальше будешь заниматься? — В скором времени выйду отсюда и вернусь обратно в свою квартиру. Первым делом — вымою всю квартиру: пахнет — хоть убей! Начну ходить в спортзал, соблюдать диету и, наверное, больше никогда не прикоснусь к алкоголю, не говоря уже о наркотиках. — Кстати, о них: пойду покурю, — сказал я, встав с дивана. — Айзек, тут лечатся как раз от такого, а ты пошёл их травить? — Усмехнулся Берт. — Да ладно тебе, дружище. Я же ненастоящую курю — безопасную. — Да всё равно: они тут слюнями затопят всё, пока ты тут мятным дымом духа вызвать будешь. — Ничего, зато потренируют силу воли, — вмешался Драго. — Вот правильно, — подметил я. — Пускай тренируются. — Драго… — хотел было сказать что-то Берт, но я вышел на балкон и не слышал их разговор. Прикрыв пластмассовую дверцу, я упёрся локтями об перила и, достав сигарету из пачки, закурил. Втягивая приятный аромат перечной мяты в себя, я успокаивался и приходил в себя после размышлений. Сигареты была ненастоящей, поэтому никакого вреда не было — только из-за этого и курю их, хоть и цена высокая, чем у обычных сигарет. Голова постепенно остывала, мысли приходили в норму и не метались из одного уголка сознания в другой, словно муравьи в чёрном рое своих собратьев. Обычно сигареты курят, отмахиваясь, что все мысли упорядочиваются, но на самом деле просто не могут сказать правду другим и самим себе, что стали зависимы от этой вредной штуки. Да, мысли приходят в порядок, но за такую услугу приходится платить здоровьем, а оно, к слову, стоит намного дороже, чем пачка сигарет. Я же курю безопасные, не вызывающие привыкания и вреда, но вскоре тоже брошу и их, так как таким способом и до настоящих табачных изделий дорвусь. Войдя внутрь, я обнаружил, что Берт и Драго закончили говорить и прощались. Я попрощался и с ним, хоть этот человек и был противен мне. Но стоит отдать ему должное: Драго приложил руку к раскрытию дела «Тарантул».***
Последним свидетелем в нашем списке была Милдред Линз — потерпевшая при грабеже на дому. Когда мы приехали к ней на следующий день после несчастного случая, она мало что могла сказать о личностях преступников, так как была на грани нервного срыва. Этот грабёж оставил на ней сильный отпечаток: когда мы расспрашивали об инциденте, она расплакалась, залилась горькими ручьями и не могла больше ничего сказать. Мы её смогли успокоить и посоветовали защиту свидетелей и курс посещения психолога. Видимо, к последнему она прислушалась, так как дома мы её не застали, а соседка сказала, что она уехала восстанавливать испорченное здоровье из этого города в другой, в Дубровник. Так и напишем в отчёте: не присутствует в городе на данный момент. Когда шли обратно к машине, я заметил, что шпаны во дворе стало меньше, а те, кто были, смотрели на нас не с таким презренным взглядом, что раньше — видимо, стали бояться полицейских, потому что узнали их силу. И, к моему удивлению, во дворах стало чище. Я изумился этому: стоило только в новостных колонках прогреметь нескольким сенсациям о задержании или ликвидации банд из юго-восточного Апрометаля, как местная молодёжь с прилегающих улиц к СэдПарку сразу стала соблюдать хотя бы нормы и не портить чужое имущество. Имущество, средства на которое их родители зарабатывают целыми днями. С Милдред Линз закончилось задание на сегодня, поэтому мы можем вообще пойти домой, взяв ноутбуки и голографические планшеты с собой, и работать там. Такое возможно, если Кин не отправит нас патрулировать улицы, помогая человеческой полиции. Но ФСБ мало чем помогает человеческой полиции, так что можно и не беспокоиться насчёт этого. Все эти мероприятия заняли у нас несколько часов, и часы давно перевалили за полдень, короткая стрелка которых дошла до двух часов дня. Машин на дорогах стало убывать после обеденного перерыва, а погода стала налаживаться, и поэтому до госпиталя «№6» мы доехали из окраины быстрее, чем ездили туда. Припарковав автомобиль на соседней стоянке возле госпиталя, мы вошли в холл больницы, где так же, как и всегда, сновали из одного коридора в другой пациенты в домашней одежде, доктора в белых халатах и их помощники. В последнее время мы здесь часто стали бывать, отчего в глазах не так сильно рябило, как при первом посещении, когда мы только-только начали распутывать клубок этого дела, продлившегося почти два месяца. Два месяца работы, следствия, штурм-операций, после одной которой мне пришлось пролежать в госпитале, зарабатывая пролежни на спине. Два месяца, изменивших жизнь в кардинальную сторону, давшие хорошо понять, что всё далеко не просто: всё надо решать, чего бы ни стоило. Ради себя, ради друзей, ради всех. Два месяца, по прошествии которых город избавился от заразы, прогрессировавшей в больном районе города, его опухоли. Осталось теперь только выкачать оставшийся гной и вколоть стимулирующие вещества. Тогда всё, может быть, наладится, или хотя бы на время, чтобы сделать передышку и снова взять в руки хирургический скальпель. Здесь всё началось — здесь всё и закончится. — Берт, случаем, не знаешь, где наши? — Спросил я у него насчёт наших женщин. — Они сейчас в комнате отдыха, что на третьем этаже. Ну, точнее, твоя там, а моя Тина в столовой ест, — ответил он, направляясь туда, где сейчас его девушка. — Ладно, пойду к своей, а ты — к своей. — Ладно, встретимся здесь, если что, — сказал я ему вслед. Я поднялся на лифте на нужный мне этаж, в одной из комнат которого сейчас отдыхает, удобно устроившись на диване, Марта, смотря, как редкий снег ложится ковром на земную твердь или посапывает, восстанавливая силы после хирургических операций. Выйдя вместе с несколькими посетителями госпиталя, я стал считать двери, доходя с каждым разом до нужного мне номера. Оказавшись рядом с желаемой табличкой, я без стука тихо приоткрыл дверь и, пройдя внутрь, увидел в конце комнаты её, тихо и мирно лежащей на мягком сером диване. Она свесила свой пушистый лисий хвост, и кажется, что вот-вот её ребенок схватится за него, как хищник за добычу, и разбудит её, а она, медленно приоткрыв глаза, расплывётся в материнской улыбке и взъерошит ему волосы. Подойдя к ней, я пригнулся и поцеловал её мохнатую щёчку, на что она лишь сонно промычала, перевернувшись с бока на спину. Луч зимнего солнца упал на её мягкий рыжий мех, отчего Марта будто светилась от счастья. — М-м-м, привет, Айзек, — сонно протянула она, подложив руку под затылок. — Привет, Марта, — ответил я ей, сев рядом. — Отдыхаешь? — Ага, и тебе тоже не помешало бы, — усмехнулась она, подвинувшись. Я прилёг рядом с ней, обхватив за шею, а она устроилась на моей груди и потёрлась носом об рубашку, будто вытерлась ею. Я слышал биение её сердца, ровное, спокойное, каждый стук, начинавшийся с её груди и попавшийся на мою грудную клетку. И мы пролежали так несколько минут, считая биения и наслаждаясь приятной тишиной. — Как дела на работе? — Первой нарушила тишину она. — После раскрытия дела завершили последние его этапы: последний опрос свидетелей, — произнёс я, прижав её сильнее. — А сколько всего свидетелей было? — Вновь поинтересовалась Марта. — Пять, если не брать в расчёт пострадавших при захвате этой больницы и продавцов продуктового магазинчика в СэдПарке, заодно второго главаря группировки, который сдал своих же. Хотя лучше стоит включить его в список свидетелей. Я почувствовал, как большая и мягкая грудь Марты всё сильнее и сильнее прижимается ко мне. Я ощущал мягкое тактильное соприкосновение, и в голове промелькнули несколько очень интересных мыслей, отчего кровь стала приливать к паху. — У тебя как на работе? — Спросил я, слегка отодвинувшись от неё. — Да тоже ничего особого: утром обход больных, затем приём пациентов, заполнение бумаг и много чего прочего. Затем обед, который закончится уже через десять минут.— Таким же сонным голосом проговорила она, положив всю свою голову на моё плечо, и заботливо спросила: — Ты хоть кушал что-нибудь за сегодня? — Да нет, из-за дел, — сухо ответил я, — да и сейчас не хочется. — Рядом с госпиталем есть кафе. — Я знаю, Марта, я знаю. Марта встала с дивана и, подойдя к большому зеркалу возле дверного проёма, стала поправлять свою бежевую форму медсестры, которая так и подчеркивала её привлекательную фигуру, при виде которой можно на такие интимные мысли наткнуться, отчего в брюках может стать тесно — даже в специальных штанах с растянутой материей в паховой зоне. И, кроме всего прочего, по-моему, этот наряд очень был к лицу Марте, будто специально для неё сшили, или профессия медсестры — вроде призвания Марты, или форма просто была ей к лицу, а может, из-за того, что она её фигуру обтягивала. — Марта, ты так красиво выглядишь, — усмехнулся я, перевернувшись на левый бок.— Случаем, не пожирает тебя взглядом мужская часть пациентов? — Иногда ловлю на себе такие взгляды вроде твоего, — улыбнулась она, обернувшись ко мне. — И неловко становится? — Задал я новый вопрос ей, заострив внимание на её широких бёдрах. — Иногда да, но, в основном, такие взгляды встречаю у молодых людей, и от моего взгляда они потом приходят обратно в чувство. А от фурийцев, от более зрелых людей, чем студенты, таких «взоров» не ловлю. — А от человеческих женщин? — Вновь ухмыльнулся я. — В основном, немного завидующие, — с таким же тоном, как и у меня, ответила она и после недолгой паузы продолжила: — Ну ладно, милый, у меня обед заканчивается, так что я пошла. — Ладно, мы тоже пойдём, но обедать. Пока, лисёнок. Она поцеловала меня в губы и, виляя своим пушистым красивым хвостом, скрылась за дверным проёмом из комнаты, оставив меня наедине с диваном, с которым я через две минуты попрощался и в холле встретился с Бертом, который был тоже с приподнятым настроением.***
В моём кабинете был слышен только звук клавиш ноутбука, и больше ничего. Ни шагов других сотрудников, ни их разговоров, ни моего дыхания. Я был наедине с ноутбуком и писал отчёт по делу. Сидел уже так почти два часа, уткнувшись в экран, словно археолог в древние истёртые рукописи, и всё писал и писал, как заговорённый, лишь изредка отвлекаясь на голографический планшет или на шорох, доносившийся из коридора. Тогда я всего лишь приподнимал свой взгляд и дёргал ухом. Время близилось к вечеру, и, я уверен: весь оставшийся день проведу в обнимку с ноутбуком, если не усну с ним. Вот же смех будет, когда Берт войдёт в мой кабинет и застанет меня спящим, а под головой — портативный компьютер, мигающий ярко-голубым цветом. При написании отчёта я разглядывал множество фотографий задержанных и убитых участников группировки Меринова. Как было известно ранее, это были люди из народов Балканского полуострова, хотя преобладали и выходцы из Нового Света. Не думаю, что Меринов готов был оплачивать перелёты за океан или нанимать бывших солдат, воевавших за проигравшую сторону в Третьей Мировой войне, несмотря на свою состоятельность. Сразу складывается мнение, что вербовал их среди местного населения. При просматривании изображений я увидел одно лицо, которое принадлежало одному из убитых во время второй штурм-операции: это было очень молодой человек с множеством веснушек на белой коже и со светлыми волосами. На вид — и двадцати никто не даст. Такой юный, жить да жить, но полез не в то дело из-за принципов, в которых убедил их главарь. Наверное, повёлся на присказки Меринова о светлом будущем, где только люди — главные, что он будет жить безбедно или занимать высокую должность в новом мире. Однако всё оказалось не так, как хотелось: при первом штурме много боевитых было либо убито, либо задержаны, а при втором — совсем сломилась организация. Этот-то юноша и погиб тогда за свои идеалы, за свою идеологию. На миг мне даже стало жалко его, жалко, что погиб таким молодым. И за что? За ложь, которую навесил ему Меринов. Не всех бы он протолкнул к власти, если бы план сработал — многие так бы и остались рядовыми солдатами, ежели не погибли бы, как он. Мог столько хорошего сделать… Осмотрев проекцию планшета, я перелистнул голограмму и приступил вбивать данные следующего участника организации Э.Д.М. Так прошёл ещё один час работы: перелистывание, щёлканье клавиш ноутбука, рассматривание лиц убитых и арестованных. Голова стала затуманиваться, белый пар внутри неё стал сгущаться — и напрягать извилины стало уже бесполезно, так как часто начал отвлекаться, задумываться и бессмысленно ходить по кабинету. Вдобавок душно — я открыл окно, и прохладный зимний ветер хищнически ворвался в комнату, нещадно выгоняя затхлый воздух наружу. Город проводил сумерки и стал встречать ночь, раскинувшуюся по каждым закоулкам бетонного муравейника, поглотив солнечные лучи. По улицам проезжали автомобили, светя своими фарами, прогуливались граждане, гулял ветер по крышам домов, которые моргали своими глазами, а мальчики закидывали за воротники девочек снег, которого выпало за несколько дней так много, что коммунальные службы до сих пор расчищали техникой проезжие части. Скоро большая стрелка часов перейдет за «6» — закончится рабочий день, и, как все работники, я заеду за Мартой, и мы вместе поедем домой. Постояв несколько минут так около окон, я закрыл их и снова вернулся к рабочему столу, где поджидал меня мой ноутбук, и, поработав ещё немного, сохранил данные и выключил аппарат. После этого я массировал себе напряжённые глаза, тяжело вздыхая: ещё столько просидеть в кабинете дней, пока всё это не заполнить и не сдать шефу. Неужели дальше после каждого раскрытого дела нас будет поджидать такая бумажно-компьютерная волокита? До окончания смены остался ещё час, так что я решил провести его в спортзале, разминая свои кости после долгого сидения на одном месте. Берт тоже был не против, так как так же, как и я, устал от работы офисного планктона. Сменная форма хранилась в наших кабинетах на такие случаи, как этот, поэтому, быстро переодевшись, мы спустились по лифту вниз, на «минус» второй этаж, где как раз и находился тренажёрный зал. Он был оснащён всеми нужными тренажёрами, начиная от беговой дорожки и заканчивая штангой. — Насколько поставишь беговую? — Спросил Берт, поправив серую олимпийку. — Думаю, два километра, а может, и меньше, будут в самый раз после такого дня, — ответил ему, встав на дорожку и настроив на нужные мне данные. Минус этого тренажера был в том, что надо бежать, придерживаясь одной скорости, в то время как при обычном беге, например, по парку, я бежал значительно дольше и с разными скоростями, чем два километра на дорожке, в конце которых было потяжелее, чем в парке. После этого упражнения весь мех на теле и красная футболка промокли, словно из ведра облили. — Фух, лучше просто так бежать, чем на этой фигне, — проговорил я, сойдя с неё. — Несомненно, — подметил он, разминаясь. — Но ты не так устало выглядишь — наверняка только половину моего пробежал, — оскалив передние зубы, я сказал ему. В ответ он тоже улыбнулся и, приступив к другому тренажёру, произнёс: — Ты ещё не написал «похоронки» семьям погибших при штурмах? — Нет, не приступал. Последним делом буду писать. — Лучше их сейчас написать, иначе они могут написать заявление. — Я думаю, они знают, где шатаются их родственники. Когда поинтересуются о них, тогда и узнают, чем занимаются они. — Вижу, тебе совсем их не жалко? — Улыбнувшись уголками губ, сказал Берт. — Жалко как людей, но не жалко как преступников, — отрезал я, крутя корпусом. — Они сами встали на этот путь. Если бы ещё случайно убили — это ещё никуда не шло. Но ты знаешь, какова их причина становления на такой скользкий путь? — Знаю, — на выдохе ответил он. Скоро все узнают, чем занималась группировка Меринова, кроме простой наркоторговли: возомнив себя арийцами, они хотели поменять недавно устоявшийся мировой порядок. Хотели начать с одного города, постепенно подсевая семена своей идеологии в другие города, шаг за шагом реализуя свою цель. Однако то ли Меринов не продумал свой план, что его ликвидировали два новичка из полиции, то ли идею так мало кто поддерживал, что ему не хватило количества сподвижников и пушечного мяса, чтобы распространиться не только в одном городе, но и по всему миру, то ли не всем понравилась его задумка, отчего его действий боялись, чем вдохновлялись. Что ни было бы, сделать Меринову это не удалось. Берт, сделав минутную паузу, произнёс: — Тебе на штангу сколько положить? — Давай пятьдесят килограмм для разминки.***
Посетителей в кафе сегодня было больше, чем достаточно. Из-за приближения новогодних каникул все суетились, бегали по магазинам подарков, ища для своих друзей и семьи подарки на праздник. А магазины, в свою очередь, украшали свои витрины не только приятными скидками, но и разноцветными гирляндами, вывесками с поздравлениями о наступающем новом календаре и фигурах, символизирующих этот праздник. А между ними находился я, решив, что в малоизвестном кафетерии будет мало народа и можно будет всё-таки дописать отчёт или хотя бы его половину, чтобы на следующей неделе оставалось не так уж много. Львиную долю рапорта хотелось бы дописать до конца недели, чтобы предновогоднюю следующую практически ничего не делать, если только не город объезжать или проводить время на нижних уровнях отдела. Вчера, в пятницу, я писал, сколько смог, пока пар из ушей не пошёл, а затем с Бертом этот пар конденсировали в тренажёрном зале почти час, пока смена не окончилась. Решил на выходных написать немного, но Марта мешала мне сосредоточиться, из-за чего я решил уединиться в одном кафетерии, но, как оказалось, даже здесь мне не будет покоя: дверной колокольчик ни на секунду не перестаёт звучать, а мне на хвост иногда наступают по неосторожности, отчего однажды чуть не облил одного человека кружкой кофе, но вовремя сдержался и лишь обматерил его с головы до ног, толкнув в придачу. Я уже сидел здесь около полутора часа здесь, судорожно печатая на ноутбуке и практически пересказывая, как расследовалось дело. Все эти два месяца проходили сквозь мои пальцы и проявлялись на экране чёрными литерами. Я постоянно менял место на мягком кожаном диване, на котором сидел, словно мне вставили поперёк бедренной кости гвоздь. Устававший мозг подкреплял кофе, который я выпивал практически залпом, а потом заказывал ещё — и на моём столе были две выпитые кружки и ещё одна. Я начал писать судорожно, как помешанный. Остановился лишь тогда, когда взял выпитую кружку и ощутил противный вкус остывшего напитка. Я отодвинул ноутбук и, сложив руки на столе, глубоко выдохнул. Лёгкий массаж лба и глаз приводил в чувство и расслаблял. Всё-таки мне стоит применять выходные по назначению. Лучше вернуться домой и, прижав Марту к себе, лежать на диване и смотреть телевизор. Я поднял голову и стал рассматривать тех, кто был у кассы и заказывал еду: фуриец и два человека. Одним из них была женщина зрелого возраста, очень похожая на жену Меринова: такие же волосы, крашенные чёрной краской, такие же морщины и гусиные лапки на лице. Присмотревшись внимательнее, я убедился, что она взаправду была той, кем мне кажется. Интересно, что здесь, в малоизвестном заведении общепита, забыла жена великого и ужасного Эдгарда Меринова? Мне не очень хотелось с ней говорить — хотелось, чтобы она меня вовсе не заметила и ушла восвояси. Конечно, глупо было поступать так с ней, ведь как-никак она вроде являлась для меня родной матерью, хоть и отреклись от меня, сказав, что первым такое сделал я, будто самовольно уйдя на войну. Мне иногда кажется, что она и вовсе мне не родной человек. Может быть, и так, хотя тест на ДНК был правильным в Анкоридже, однако после этого сообщения я засомневался в кровном родстве с ними. Я мог бы простить их и быть с ними просто в дружеских отношениях, но они никак не хотели. Я дважды пробовал звонить им: в первый раз просто не взяли трубку, а во второй — послали на три буквы. Они тоже могли бы пойти мне навстречу, но, думаю, мешал Меринов своими планами. И, как я помню, дочка знала о намерениях отца. Как бы мне ни хотелось не вступать в диалог, как бы я ни прятался за экраном ноутбука, она заметила меня и медленной поступью своих чёрных зимних сапог из замшевой кожи подошла ко мне. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, она спросила: — Сержант Фокс, вы ли это? — Не знаю никакого Фокса — вы спутали меня с кем-то другим, — сухо ответил я ей, уткнувшись в экран ноутбука и делая вид работы. — Ну что вы, я запомнила вас, — проговорила она и села напротив меня. — Эх, да, это я, — сказал ей и, сохранив данные документа и прикрыв экран аппарата, съязвил: — Чем могу быть полезен вам, Инга Меринова? — Просто встретила вас в этом приятном заведении. Тоже любите здешний кофе? — Давайте без притворства и перейдём к делу: вы же не просто так подсели ко мне? Знаем же, что случилось на неделе? — Сделав глубокий выдох, начал я. — Да, знаем, — грустно продолжила она. — Жалко, конечно, Эдгарда… — Поверьте, ваш муж был тем ещё… преступником. Вы не знали о делах своего мужа? — Приподняв бровь, спросил я. — Бывает так, что не знаешь, что творится у твоих близких и родных… А тут ещё и сын объявился… — Может, не надо драмы, миссис Меринова? Оповещения были доставлены вам; всё было в ваших руках; полгода на шансы… И много чего ещё. — Знаю, понимаю, — сделав вздох, сказала она. — Но, думаю, можно было же не убивать моего мужа? — Ему бы и так пожизненный срок светил бы или смертная казнь, так что не встретились бы с ним больше, — отпив из кружки, ответил я ей. — Эх… Осталась я только с дочерью… На минуту мы замолчали. На глазах у неё собрались было вытекать слезы, но она, как и раньше, сдержалась. Она — сильная женщина, как я заметил. Мне стало жалко её, как становится жалко и тяжело ребёнку, когда его матери плохо и тяжело. Может, я и правда её сын? Может, зря я хотел порвать с ними отношения? Может, всё-таки стоило ещё раз пойти им навстречу? Может, стоит её простить и быть хотя бы хорошими друзьями? Думаю, стоит. Если не семьей, то друзьями. Больше нет той преграды, что разделяла нас. Той преграды под названием «Э.Д.М.». Или я просто стал богат сегодня на чувства? — Слушайте, вы — очень сильная женщина. Может, было ошибкой убивать мне вашего мужа, но поверьте, что он не смог бы отвертеться от такого приговора. — Я понимаю, я понимаю, — тихо произнесла она. — Просто ещё не свыклась с потерей. Мне жалко, что он погиб, и стыдно, что жила с преступником. Я любила его, хотела, чтобы у детей, в том числе и у тебя, Арни… Ой, извини, Айзек, был отец. А он оказался таким… — Миссис Меринова, — сказал я, положив свою пушистую ладонь на её руку, — быть одной большой семьёй мы больше не сможем, но я уверен, что мы можем быть хорошими друзьями, ведь вам больше не надо бояться вашего мужа. Больше нет этой преграды. Вы же нормально относитесь к фурийцам? — Да, нормально, — ответила она. — Я надеюсь, что мы будем жить в хороших отношениях. — Очень рад. Надеюсь, что будет так. — Вот, держите мой номер телефона. Я буду рада звонкам и буду очень рада тебе, когда будешь навещать нас. До свидания, Айзек. — До свидания, миссис… — Просто Инга, или тётя Инга, — улыбнулась она. — Хорошо, тётя Инга, — улыбнувшись в ответ, сказал я. Мы здоровались как незнакомые друг другу лица, а прощались как близкие друзья. Она встала и ушла из заведения с очень похорошевшим и радостным лицом. Сказать, что мне тоже сейчас хорошо, вообще ничего не сказать. Надеюсь, эта затея с дружбой удастся, если она не решит мне отомстить. Хотя по ней такое сказать нельзя: слишком уж добрая и мягкая женщина, но сильная. Очень напоминает Марту. Обе добрые и сильные женщины.