Rancor

— Ну, и что в этом странного? — Рон Уизли сидит возле камина и смотрит в огонь. — Сначала это необычное поведение, потом двухдневное отсутствие в школе. Разве у тебя это не вызывает подозрений? — Гарри, я, конечно, особо не приглядывался, но… По-моему, ничего не изменилось. Если Малфой чуть-чуть и угомонился, то это вряд ли потому, что стал Пожирателем. Да и два дня — незначительный срок. Вряд ли за это время он успел бы совершить что-нибудь жуткое. — О чём разговор? — Джинни оказывается за его спиной так незаметно, что Гарри вздрагивает. Она улыбается, опуская локти на спинку его кресла и заставляя Поттера задрать голову. — Да так… — Ладно, не хочешь говорить — не говори, я хотела лишь напомнить, что завтра поход в Хогсмид. Вы, я надеюсь, не забыли. — Скажешь тоже, — Рон улыбается, поворачивая голову к сестре, — забыть про Хогсмид? — Я в вас не сомневалась, — девушка довольно улыбается, наклоняясь к Поттеру так, что его лица касаются пряди её волос, — ты, Гарри, стал каким-то молчаливым. — Да? Может быть. Иногда думаю об учёбе, — он пытается шутить. — Правда? Скажи об этом Гермионе — она обрадуется, — и все трое смеются. Не обрадуется. Гермиона — тот единственный человек, который замечает его постоянную слежку за Малфоем. И ей это, мягко говоря, не нравится. Она, как и Рон, отчего-то уверена, что причин для беспокойства нет и что он, Гарри, только зря голову себе морочит. Что ж, Гарри тоже так иногда кажется. Только чувство это странное, не покидающее его ещё с поезда, всё никак не хочет униматься. Как будто ничего особенного. Всё тот же бесящий Малфой, вместе со своими прихвостнями и дурой-Паркинсон. Как раньше, только теперь как-то немного фальшиво. Особенно после того странного разговора в коридоре, который ничем не помог Гарри и, кажется, сделал только хуже. Об учёбе Поттер, кстати говоря, тоже иногда думает. Особенно о загадочном Принце Полукровке, благодаря которому Гарри стал лучшим учеником по зельеварению в классе. А ещё о профессоре Слизнорте. И о странных воспоминаниях с участием Тома Реддла. Всё это крутится вокруг него, не давая расслабиться. Может быть, поэтому Гарри очень рад предстоящему походу в Хогсмид, вместе с друзьями. Посидеть спокойно, выпить сливочного пива… Да, это именно то, что сейчас так нужно. — …и потом, я хотела провести немного времени с Дином, — сквозь поток мыслей в сознание почему-то врывается именно эта фраза. Она хочет провести время с Дином. Гарри повторяет это в голове несколько раз. И сжимает руками подлокотники кресла. Оказывается, у Джинни есть парень и у них, кажется, всё серьезно. Гарри пытается прислушаться к своим чувствам: наверное, так колет в груди ревность. Смотреть как его девочка-радость и этот, этот… Изнутри поднимается странная злость при мысли, что Дин касался её губ своими и ей это нравилось. Нравилось, чёрт возьми! Нет, не может так быть. Это так неправильно. Всё это. Если бы только он мог быть всесильным, он бы устроил так, как всем было бы хорошо. Какая наивная детская мысль. Кто он, чтобы думать об этом? Да и с чего он взял, что с ним девушке будет хорошо? — Джинни, а может быть, ты пойдёшь в Хогсмид с нами? — фраза вырывается сама, против воли. — Я… — она заливается краской и нервно мнётся позади, — я хотела бы, но ведь у меня есть Дин. — Если ты не хочешь — ничего страшного, просто знаешь, мне очень хотелось провести с тобой время, — он порывисто встаёт с кресла и отворачивается, чтобы скрыться от внимательных взглядов друзей, устремившихся на него. — Хм, мне, наверное, нужно ещё раз попросить Гермиону помочь мне с трансфигурацией, — Рон встаёт со своего места и делает несколько неуверенных шагов в сторону дверей. А потом ещё и ещё… Гарри смотрит на друга, молча прося его не уходить, но Рон не останавливается. Касаясь дверной ручки, он едва заметно кивает в сторону Джинни, как будто говоря «лучше поговорить об этом сейчас». И Гарри мысленно с этим согласен, но меньше всего он хочет слышать то, что девушка скажет, стоит им остаться наедине. Джинни внимательно смотрит на Гарри. Она, кажется, ждёт, что он начнёт первым, но Поттеру, в отличие от неё, сказать совершенно нечего. Поняв это, Уизли оборачивается. А потом делает шаг в его сторону и кладёт руку ему на плечо. Гарри выдыхает. У неё тёплая маленькая ручка, и от прикосновения он ощущает, как по всему телу разливается тепло. Так приятно и правильно, как будто там ей самое место. — Мы с Дином уже около месяца вместе, — слова разрывают тишину. Гарри закрывает глаза и морщится, — были друзьями, а потом понравились друг другу. Знаешь, я не уверена, что это любовь, но нам приятно быть рядом. Разговаривать, гулять, смеяться… Поттер набирает в грудь побольше воздуха и резко разворачивается, сбрасывая ручку Джинни со своего плеча. Он не знает, за что злится на неё. Между ними ничего и никогда не было. Их отношения не выходили за рамки дружеских, и всё, что могло хоть как-то намекать на взаимную симпатию, так это только взгляды, которые Гарри, видимо, всё это время истолковывал неправильно. — Зачем ты мне это рассказываешь? — он внимательно смотрит в удивлённые глаза девушки, время от времени покрываемые тёмными ресницами. Они такие красивые сейчас. Сегодня. Всегда. Хочется наклониться ближе, чтобы видеть больше. Чувствовать дыхание и запах нежной кожи. Касаться губами и пальцами. Дышать одним воздухом на двоих. «Нельзя». Такое горькое слово. — Я говорила об этом с Роном и Гермионой, но тебя тогда не было, и я подумала, что это несправедливо по отношению к тебе, ведь ты — мой друг, — последние слова — тише. Так значит. Друг. Что ж, кажется, в этом месте он должен тепло улыбнуться и порадоваться за подругу. Так ведь это между друзьями бывает. — Конечно, — его коробит от собственного лицемерия, — ты права, — больше выдавить из себя он не может. Просто отворачивается и медленно выходит, ведь Джинни так внимательно смотрит, а его собственные глаза слишком отчаянно кричат о том, что он так и не сказал.

***

Астрономическая башня. Чёрт знает, зачем его туда понесло. Он хотел убраться далеко. Туда, где никого нет. Что ж, здесь достаточно одиноко. А ещё холодно и зябко. Свет из окна не греет и не слепит. Он просто есть. Но зачем нужен свет, если нет тепла? Чтобы видеть? Тут нет ничего, что радует глаз. Как и в любом другом месте Хогвартса, и всего мира. Несчастная любовь? Глупо. Он не любит Джинни. Ещё пару мгновений назад он мог ощутить это чувство, но теперь оно бесследно ушло. Как будто проходило мимо, но не захотело остаться. Подарило на прощание только пустоту и какое-то вязкое разочарование. Да, именно так это, кажется, называется. Джинни Уизли стала очередным человеком, которому Гарри не доверит свою слабость. Ту самую, которую он так отчаянно прячет. Как и Малфой. В этом они так похожи. Закрылись в собственных чёрно-белых мирках и не пускают туда никого. Даже тех, кого считают друзьями. Чушь. У Малфоя нет друзей. У него есть только отцовские деньги и мнимое признание окружающих. А ещё собственная гордость и самовлюбленность. И трусость, конечно, трусость. Это первое слово, которое возникает в голове у Гарри при мысли о Драко. Драко? Так странно звучит. Он никогда не называл его по имени. Даже у себя в голове. Малфой, слизеринец, хорёк. Да как угодно. Но никогда не «Драко». Он еле слышно, по слогам произносит это имя. Оно странно ложится на губы. Как будто немного нежное, но в тоже время ёмкое, как ругательство. Гарри улыбнулся собственным мыслям. Имя Малфоя наверняка означает что-то величественное и пафосное, а он сравнивает его с бранью. Поттер снова тихо, по буквам, как будто смакуя, повторяет. И в этот же момент слышит шорох. Чёрт. Кто-то выходит из-за соседней колонны и остановился в нескольких шагах от Гарри. Значит, всё это время он был не один. Но как же тогда, заходя, он не обратил внимание на сидящего рядом человека? Обычно он чувствует чужое присутствие даже в темноте. Даже когда тот, кто рядом, специально пытается скрыться. Человек делает ещё два шага вперёд и останавливается перед Гарри. Малфой. Почему он даже не удивлён? Как будто убедившись в своих опасениях, Драко отходит к окну и закрывает лицо рукой. О, Гарри очень хорошо знает эту защитную реакцию. «Чужой» — кричит всё малфоевское существо. — Я должен спросить, что ты здесь делаешь? — голос звучит как обычно. Почти. Малфой медленно и тяжело надевает привычную маску. Плохо получается, учитывая, что рубашка на нём помята и застёгнута небрежно, волосы растрёпаны, а под глазами, сейчас спрятанными, залегали глубокие тени. Привычный слизеринский галстук отсутствует. — Вероятно, — Гарри не двигается с места, хотя ему тоже очень хочется «защититься» от внешнего мира. Его даже не волнует, слышал ли Малфой, как Гарри произносил его имя, хотя, будь это так, личный враг уж точно не стал бы упускать случая поиздеваться. — Но я не спрошу, потому, что мне плевать. Проваливай, Поттер, — последние слова звучат громко и угрожающе. Они отбиваются от стен и тяжело доносятся до его ушей. Гарри почти физически чувствует, как тяжело Малфою удерживать маску. И поэтому так уверен, что не уйдёт. Малфой жалок уже сейчас, но это — совсем не то, чего так отчаянно жаждет душа Поттера. Не унижение. Ещё нет. — Почему? Я абсолютно так же не имею никакого права здесь находиться, как и ты, — он старается выглядеть расслабленным — знает, как сильно это выводит из себя. — Потому, что я — староста и имею право снять с твоего излюбленного факультета очки за пребывание в неположенном месте после отбоя? — Малфой вопросительно приподнимает бровь. Хорошо держится. Это бесит. Зачем этот маскарад? Видно же, что что-то не так. Очень отчётливо видно. — Неубедительно, — Гарри медленно встаёт на ноги и делает два шага в сторону Малфоя. Хочет посмотреть на реакцию. Драко едва заметно дёргается. Значит, это правильная тактика. Только что же его так беспокоит? Гарри ещё раз внимательно проходится взглядом по Малфою. Бледное лицо и такая же шея, не скрываемая расстёгнутым воротом рубашки, очень мятой и одетой наспех, кстати. Манжеты тоже не застегнуты, а пальцы… стоп. Манжеты. Гарри вдруг понимает, что ему до смерти хочется отвернуть их и осмотреть запястья Драко. Ведь этот помятый вид и отсутствие Малфоя в Хогвартсе на протяжении двух дней может означать, что… Только как это сделать? — Поттер, что тебе надо? — его терпение, видимо, на исходе. Гарри делает ещё два шага. Теперь их освещает свет из окна, и он думает, что всё-таки есть в нём толк. В этом свете. Он позволяет видеть. Видеть блестящие, явно больные глаза Малфоя, видеть беспорядочно разбросанные, не хуже, чем у самого Гарри, волосы, видеть злость и нарастающую взволнованность, с которыми Драко сжимает края подоконника. Гарри думает, что про себя теперь будет называть его только по имени. Очень уж хорошо звучит. — Мне надо? Мне ничего не надо. Я, как и ты, размышляю о сущности бытия. Тебе ли не знать, как хорошо это делать под звездами, — он кивает в сторону окна. Они как будто поменялись ролями. Гарри издевается, а Драко теряет остатки терпения, глазами обещая обязательно сорваться. Да, Поттер знает это чувство. Постепенно вскипающей злости, перерождающейся в настоящую ненависть. Кипящей в холодных, как айсберги глазах. — Ты пьян? — о, Драко, похоже, совсем не настроен на веселье, иначе он бы обязательно ответил что-нибудь в таком же стиле. — С чего ты решил? — ещё шаг. Они стоят лицом к лицу. Настолько близко, что Гарри слышит аромат его одеколона. Не сладкий, нет. Это было бы слишком не похоже на Малфоя. Скорее тёрпкий и, может, даже немного горьковатый, но от этого ещё более приятный. Гарри хочется вдохнуть этот запах полной грудью. Упасть носом в маленькую впадинку между чужими ключицами, чтобы ощутить горячую мягкую кожу, чтобы стать… ближе? Глупость. Зачем ему это? Может, для того, чтобы потом сделать больно? Да, именно этого он так хотел с самого начала. И ещё, конечно, увидеть собственными глазами уродливую метку на предплечье Драко. Гарри не знает, откуда в нём эти жестокие, жуткие желания. Не знает, почему он вышел за рамки героя, которым его называют. Пусть пока ещё в мыслях, пусть пока он не сделал ничего, что разрушило бы сложившийся образ. Пусть. Главное, он знает, что хочет этого. Нет. Не сейчас. Он знает, что пожалеет, поэтому ничего не делает. Просто стоит и смотрит на трещащую по швам маску на больном лице врага. Что она прячет? Что? Он так отчаянно хочет видеть. — Поттер, пусти, — слизеринец пытается обойти Гарри, видимо, решив, что чем и дальше терпеть это, лучше просто уйти, но Поттер придвигается ещё ближе, почти заключая Малфоя в объятия. Руки Драко дрожат. Они невероятно горячие. «Это жар», — думает Гарри и сильнее сжимает правое запястье. Остаётся только повернуть. Всего одно движение. — Что ты делаешь? — шёпот. — Ничего особенного. Просто хочу кое-что выяснить, — Гарри резко дёргает запястье Драко на себя, но Малфой, поняв его намерение, успевает выдернуть руку, другой доставая палочку. — Не многого ли хочешь? Это не твое дело, герой, — голос дрожит. Похоже, что ещё немного и Малфой начнёт бросаться непростительными. — Как раз моё. Драко, просто покажи руку, и я уйду, — Гарри даже не сразу понимает, что впервые обратился к нему по имени, настолько важно сейчас увидеть метку. Только Малфой, похоже, показывать её совсем не собирается. А потому Гарри снова протягивает руку. Малфой резко взмахивает палочкой, и Гарри отлетает к соседней стене, почти теряя сознание от удара головой. Он не знает, почему был так уверен, что Драко этого не сделает. Может, потому, что ощущал себя хозяином положения. Может, потому, что враг был намного слабее сейчас, а может, потому, что слишком хотел сам доставить боль. — Проклятье! — Гарри тяжело поднимается. — Что, теперь не так самоуверен? — Малфой насилу растягивает губы в презрительной улыбке. Гарри его не слушает. Он достаёт свою палочку и тихо произносит заживляющее, исцеляя рану на плече, которым он собственно и въехал в стену. Несколько шагов навстречу, и Драко снова поднимает палочку. — Ты такой непонятливый, — на этот раз Гарри успевает выкрикнуть ответное заклинание, и оно таки достигает Малфоя. Но только уже после того, как самого Гарри отбрасывает к стене, на этот раз ещё сильнее. Сознание уплывает. Слишком сильный удар. Гарри удаётся открыть глаза, только когда Драко, вмиг оказавшийся рядом, шёпотом произносит какое-то заклинание, которое Поттер не может расслышать. От этого становится немного лучше. — Сильно, — Гарри улыбается и только потом замечает, что сейчас Малфой ещё ближе чем сначала. В нос снова ударяет запах одеколона. Глаза Драко внимательно осматривают нанесённые повреждения. Большие красивые глаза, обрамленные длинными чёрными ресницами. Поттер почему-то думает, что это странно, что ресницы именно чёрные, а не белые, как и волосы Малфоя. Он снова смотрит в чужие глаза, на этот раз встречаясь со взглядом Драко. Чуть расфокусированным, видимо, из-за заклятия, кинутого Гарри. Слишком близко. Гарри неосознанно подаётся вперед, опираясь на локти. Их губы на секунду встречаются. Секунда. Две. Три. Это почти поцелуй. Гарри не знает, почему после того, как это происходит, ни один из них не отстраняется. Они так и сидят, пока Малфой не закрывает глаза, а Гарри снова не прикасается губами. Сначала к щеке, а потом чуть ниже, к уголку губ. Это всё ещё не поцелуй. Просто прикосновение, от которого замирает время. Поттер только как-то отстранённо замечает, что Драко уж очень горячий. А потом аккуратно прикасается к мягким волосам за ухом врага. Да, Малфой почти наверняка не осознает, что сейчас происходит. Видимо, слишком устал, и это значит, что… Гарри одним резким движением переворачивает руку Драко. В серых глазах напротив на секунду проскальзывает понимание. А за ним ярость, негодование и как будто… горечь? Да неужели? Не ожидал? Гарри удовлетворённо улыбается, уже зная, что спустя время его почти наверняка будет мучить совесть. Но не сейчас. Драко ничего не говорит, только порывисто встаёт и уходит, не оборачиваясь назад. Гарри только успевает заметить, как уже возле двери Малфой дрожащими руками застёгивает манжет на левой руке, скрывая уродливую чёрную метку.