Rancor

Библиотека пахнет пылью. Он с неудовольствием отмечает это, садясь за длинный деревянный стол. По большому счёту, он ходит сюда только потому, что здесь тихо. И почти никого нет. Жёлтые от времени книги. Тяжёлые, ветхие страницы. Чёрный, местами выцветший текст. Чуть поодаль, около одного из стеллажей, сидит мадам Пинс. Драко скользит взглядом по ровным строчкам. А в голове — тихий голос матери, чуть приглушённый порывом ветра. «Я просто хочу знать, что ты понимаешь, на что идёшь» <i>«Я понимаю, мама». «И видишь в этом свое предназначение?»</i> Он кивнул сразу, не думая. «Естественно». Нарцисса только поджала губы. Отвернулась, позволяя ветру разбросать волосы по плечам. Он был не в силах сказать «нет». Они оба знали. Но матери было важно услышать ответ. Уловить нотки сомнения. Дрожь. Неуверенность. Но она ничего не заметила. Его голос был твёрд. Он не прятал глаза, не сжимал кулаки. Просто сказал то, что должен был. И повторял бы это ещё и ещё. Он был спокоен. Поддерживал разговор, хотя не видел в нём смысла, потому что переживания этой чужой женщины были смешны. В этом не было её вины. В том, что она чужая. Нарцисса не могла быть матерью в полном, настоящем значении этого слова. Тогда, когда ему это было нужно. Теперь уже поздно. И Нарцисса понимает это. С каждым ровным ответом. С каждым равнодушным взглядом. Она молчала. Он сидел рядом. Пахло осенью. А потом тихо, осторожно: «Ты не должен во всём походить на отца. Ты — не он. Понимаешь?» Он понимал. Но однозначно не готов был принять. Идеальный наследник — вот кем хотел его видеть Люциус. И Драко делал всё, чтобы оправдать ожидания. Ему было необходимо увидеть гордость, одобрение. Быть нужным. Все эти годы он отчаянно нуждался в чьей-то любви. Но надежды тают. Идеалы рушатся. И ко всему привыкаешь. Только отец всё ещё невероятно важен. И ей никогда не понять этого. Она слишком чужая. Слишком незнакомая. Драко грубо переворачивает страницу, чуть надорвав жёсткий пергамент. А Драко из воспоминаний молча встаёт со скамейки, кутаясь в пальто. Мать смотрит вслед. Он ёжится, как будто взгляд преследует его до сих пор. Он знает, что хотела сказать Нарцисса, но не будет об этом даже думать. Его выбор сделан. Слегка жжёт кожу. Даже сейчас, спустя много дней. Драко неосознанно потирает метку под рубашкой. Отец говорил, что он будет чувствовать её всегда. А ещё отец говорил, что убийство Дамблдора — лишь часть грандиозного, страшного плана. Не говорил даже — читалось между строк. Это должно пугать Драко. Но нет. Не пугает. Он слишком устал бояться. Рядом садятся. Ему не нужно поднимать взгляд, чтобы догадаться, кто. Его вынужденному соседу опять что-то надо. Подозревает. Конечно, Драко не было в Хогвартсе два дня. Малфой никак не реагирует. Демонстративно переворачивает страницу, каждой клеточкой чувствуя его взгляд. От пальцев — выше, к запястью, а потом, немного задержавшись на левом предплечье, переходит на локоть, плечи, изгиб шеи, губы, щеки, длинные ресницы и наконец — волосы, падающие на лоб. — Тебя все потеряли. — Тебя это волнует? — не отрываясь от книги. — Нет очень. Я просто проходил мимо, — ага, как же. Просто проходил. Это смешно. Драко улыбается. Смотрит исподлобья. — Знаешь, я бы послал тебя к чёрту, но… — Но я всё равно не уйду, — Малфой кивает. И снова смотрит в книгу. Они молчат какое-то время. Драко методично выписывает термины из учебника. От взгляда Поттера горит кожа. Но нет, он ничего не скажет. — Откуда взялся этот придурок? — Малфой заинтересованно поднимает взгляд, — я говорю про Монтегю. — Не понимаю вопрос. — Он не из твоей свиты, — закатывает глаза, — никогда не лез на рожон. А теперь вдруг. — Понятия не имею. Тебе не плевать? — Ты его знаешь? Драко роняет перо на стол. — Поттер, ты родился тупым, или тебя в детстве роняли? Ах да, точно… — по столу расползается капля чернил, мгновенно впитываясь в старое дерево. Гарри щурит глаза. Руки — в кулаки. Губы — полоской. Нет, он не станет поддаваться на провокацию. Не станет. — Я без понятия. Наверняка тоже не смог устоять перед моим обаянием. Обычное явление, — Малфой издевательски улыбается. Какой же идиот. Поттер фыркает, наблюдая, как Драко произносит очищающее заклинание. Пятно исчезает, но дерьмовое настроение — нет. Слишком болит голова. С самого утра. Сегодня ночью он плохо спал. — Видел твою грязнокровку сегодня утром. Она, кажется, ревела. Может, наконец, осознала, какое она ничтожество? Как думаешь, Поттер? Ногти впиваются в ладони. Ну нет, дрянь. Одно дело — я и совсем другое — Гермиона. Гарри медленно встаёт из-за стола. Движение не резкое, но в висках пульсирует от боли. В голове — дымка. — Какое твоё дело? — Гарри говорит и делает шаг. Малфой тоже поднимается. Он не будет смотреть снизу вверх. Только не он. Только не сейчас. — Никакое. Ты всегда лезешь, куда не просят, — Драко отступает, не успевая подумать. Просто инстинктивно. Чтобы не близко. Чтобы не рядом, — так почему мне нельзя? — Заткнись, — ещё шаг. — Что такое, герой? Неужели не хочется излить душу? Недопонимание с любимой девушкой может в итоге привести к разрыву, что невероятно болезненно в столь нежном возрасте… — лживо-сочувствующие интонации. — Между нами ничего нет, — как будто Малфою это интересно. Гарри делает последний шаг. Затылок Драко упирается в шкаф. И это одновременно так похоже и не похоже на то, что было тогда, в туалете Миртл. Малфою точно так же некуда бежать. Но в его глазах нет того отчаяния, ужаса, который был несколько дней назад. Это — совсем другое. Издёвка. Вызов. И ещё гнев. Так много в одной улыбке. Может, снова маске? А что под ней? Не то же, что тогда, у озера? Потому что, если да — Гарри отчаянно не хочет этого видеть. Отчаянно не хочет, чтобы то странное, непривычное, пугающее, ненужное снова вырвалось наружу. И победила ненависть. Привычную, правильную. Чёрт, как же болит голова. — Чего ты добиваешься? — Гарри выплёвывает. — Я? — приподнятая бровь, — ты сам пришёл. Предполагаю, ты знал, чего ожидать. И не пудри мне мозги всякой глупостью вроде Монтегю. Я знаю, зачем ты здесь. Но я ничего не скажу. — Уверен? — ухмылка. И шаг. Ещё ближе. — Уверен, Поттер. Проваливай или терпи это дальше. Тебе решать. — Тогда скажу я. Дамблдору. Хочешь? — шёпот на ухо. Снова неосознанно копируя тот случай. Малфой даже не вздрагивает, хотя внутри всё переворачивается, Гарри знает. И да, шантаж это низко. Но ему нужно знать, что происходит в кругу Пожирателей Смерти. И кто, как не Драко, расскажет ему об этом. — Давай. Иди прямо сейчас, — глаза в глаза. Мнимая уверенность. Как будто Гарри не чувствует, как бешено колотится сердце в его груди. Рука сама тянется. Он осторожно касается пальцами мантии. А потом скользит внутрь. К горячей коже. Даже сквозь рубашку. Тук-тук. Тук-тук. Его сердцебиение. — Я не пойду. — Да что ты? — облизывает пересохшие губы, — почему? Шёпотом в тишине библиотеки. Обдавая кожу прерывистым дыханием. Гарри отворачивается. Он не может больше смотреть. Чувствовать. Быть рядом. Ему мешает думать присутствие Малфоя. Его дыхание. Его пульс. Его запах. Чёртов он. Но нет, Поттер не может так просто сдаться. Он должен довести дело до конца. Узнать, что нужно. Хотя бы немного информации. Потому что он просто не в силах и дальше жить в неведении. — Я не прошу многого. Мне просто нужно знать, что завтра Хогвартс не атакует армия Пожирателей, дементоров или чего-то там ещё, я уже не знаю, что думать. Только это, понимаешь? — Это уже много Поттер. К тому же, я ничего не знаю. Лорд не имеет привычки рассказывать о своих планах всем подряд. — Ты — не все подряд, — обхватывает пальцами левую руку Драко, как будто напоминая. Как будто Малфой и так не думает о ней каждую чёртову секунду. Гарри смотрит прямо в глаза. Которые, нет, больше не просто-серые. Яркие. Цвета ртути. И прежде чем Драко отворачивается, проходит почти минута. Малфой смеётся. Под его кожей едва заметно двигается кадык. Поттер замечает это губами. Уже тогда, когда покрывает шею врага осторожными, мягкими поцелуями. Почему-то всё опять идёт не по плану. Но у Гарри просто нет сил думать об этом. Чёртова боль совершенно не позволяет мыслить. И он закрывает глаза. Не видеть. Только чувствовать. Драко дрожит. Тяжело дышит. Поворачивает голову, подбородком касаясь его затылка. Чувствуя, как руки Поттера ослабляют галстук, расстёгивают первые две пуговицы рубашки, и губы касаются впадинки между ключицами. Так, как он хотел в ту, первую ночь. До того, как увидел чёрную метку на предплечье врага. Гарри улыбается сквозь поцелуй, Малфой чувствует это кожей. Он зарывается длинными пальцами в растрёпанные волосы Поттера, едва заметно напрягаясь, когда шеи касаются стёкла его очков. А потом дёргает наверх. Так, что чувствует дыхание на губах. И видит, как Гарри медленно приоткрывает глаза. Невозможно большие из-за круглых линз. А потом снова закрывает, делая крохотное движение вперёд. Такое, чтобы хватило для медленного, тягучего поцелуя. И боль отступает. Поттер не чувствует её впервые за целый день. Он двигается вперёд, буквально втискивая Малфоя в неровный ряд пыльных книг. Чтобы глубже, сильнее. Чтобы больше блаженной пустоты в голове. Всего мгновение замешательства прежде, чем неожиданно сильные руки Драко обхватывают его шею. Делают ещё ближе. В то время, как ладони Поттера гуляют по чужому телу. Залазят под рубашку, гладят разгоряченную кожу, срывая с губ Драко тихий, нежный стон. Прекрасный звук, который Гарри пьёт прямо с припухших губ. А потом пальцы касаются пряжки ремня. И уже одно осознание этого пускает разряды под кожей Поттера. Один за другим. Так, что сердце гулко стучит в ушах и внутри что-то переворачивается. Внизу твёрдо. Гарри чувствует сквозь плотную ткань. Его рука гладит возбуждение Малфоя, отчего тот закидывает голову и жмурит глаза. Стискивает зубы и молчит, больше не позволяя себе стон. Поттер ловит глазами движения. Запоминает детали. Сдвинутые брови, закрытые глаза, дрожащие ресницы. Впечатывает в мозгу, заранее зная, как бесконечно важен каждый кадр. И почти физически чувствует, как заполняется пустота в его голове. Заполняется Малфоем. Чёрт, как же неправильно. И как же восхитительно. Он покрывает поцелуями каждый миллиметр лица Драко. Подбородок, губы, щёки, нос, скулы и даже веки. И чувствует ртом, как резко поднимаются ресницы. И встречаются их взгляды. Раз. Два. Три. Секунды и удары сердца. — Происходит что-то важное, — голос Драко слегка охрип, — и никто не хочет сказать мне, что. Он облизывает губы и делает резкий шаг вперед, отталкивая Гарри. Собирает свитки и пергаменты. Уходит. Не оборачивается.

***

А в следующее мгновение за спиной Гарри раздаются голоса. Сначала тихо, затем громче. Так, что Поттер, успевший осесть на пол и закрыть глаза, резко поднимается и заглядывает за стеллаж. Разглядывает говорящих. Паркинсон, Забини и Монтегю. Гарри тяжело вздыхает. В его голове лениво мелькает трусливая мысль быстро уйти, пока его не заметили. Потому что в том, что жаждущий славы Грэхэм начнет задирать его, сомнений нет. А тупоголовый и нахальный Монтегю, в отличии от Малфоя, ему совершенно не интересен. Ничего важного он поведать не в состоянии. Но поздно. Маленькие глазёнки слизеринца цепляются за круглые очки, а его губы искажаются в улыбке. — По-о-оттер, — растягивает слова в типично малфоевской манере. Гарри закатывает глаза. Какой же кретин. Забини и Паркинсон мгновенно замолкают. Смотрят сначала на Монтегю, потом на Поттера. А затем Пэнси тихо произносит: — Мы искали Драко. Его здесь нет. Идём? — задирает голову, потому что ростом она где-то ему по грудь. Монтегю сжимает челюсти. Его невероятно задевает то, как нежно звучит это «Драко» из её уст. И Гарри понимает, что нет, так просто Грэхэм не уйдёт. Не посмеет упустить возможность доказать Паркинсон, что он может быть таким же как Малфой. Или даже лучше. На мгновение Гарри становится даже жаль Монтегю, потому что путь, который он выбрал, ни к чему его не приведет. Чтобы это понять достаточно просто увидеть, как она смотрит на Малфоя. Как ходит за ним хвостиком, как слушает, как отвечает. Вероятно, есть много чего другого, что Гарри не знает. Возможно, между Драко и Пэнси… Это мысль кажется Поттеру странной. Потому что никак не вяжется с припухшими от поцелуев губами и всё ещё заметной тяжестью в штанах. Поттер мотает головой. Не к месту, это совершенно не к месту. Гарри окидывает глазами библиотеку. Они здесь одни. К сожалению или к счастью. Монтегю стоит чуть впереди. Пэнси и Блейз — прямо за его спиной. Забини смотрит на происходящее с улыбкой. О, да, он всё отлично понимает. И совершенно не собирается мешать. — Как поживает герой? — игнорируя приподнятые в удивлении брови Паркинсон. — Нормально поживает. Но боюсь, что тебя это совершенно не касается, — он не готов слушать очередную порцию банальных оскорблений. Его лимит на сегодня исчерпан. Поттер разворачивается, вешает на плечо сумку, собираясь уходить. Головная боль медленно возвращается. Он с неудовольствием отмечает это, уже минуя длинный деревянный стол. Уже тогда, когда его настигают слова: — Ну, что же ты, Гарри. Всем же хочется узнавать новости из первых уст. Расскажи нам о своих переживаниях, тревогах, о том, что происходит на личном фронте. Как там малышка Уизлетта, мм? Слова о Джинни бьют наотмашь. Одно упоминание — болезненно и более — насмешка в грубом голосе. Гарри щурит глаза. Сжимает кулаки. А в следующее мгновение — разворачивается на каблуках и смотрит прямо в крохотные чёрные глаза Монтегю. Снизу вверх. Проклиная грёбаные сантиметры недостающего роста. — Ты прав, мы, кажется, не всё выяснили в прошлый раз. Паркинсон рядом открывает рот, чтобы что-то сказать, но так и замирает, остановленная рукой Забини. Он шепчет что-то девушке на ухо. И Пэнси едва заметно улыбается. — Я вообще-то не очень понимаю, Грэхэм, почему вопрос моих предпочтений так сильно беспокоит тебя. Тогда, на уроке, теперь. Больше нечем поддеть? Или… — он растягивает губы в улыбке, — на что-то претендуешь, мм? — копируя тон самого Монтегю. Лицо слизеринца багровеет. Он делает резкий шаг вперёд и, кажется, замахивается для удара, но в следующую секунду так и замирает, остановленный тихим «Грэхэм», раздавшимся со спины. У входа в библиотеку стоит Диана. Брови её сдвинуты. Плечи напряжены. Руки сжимают книгу. — Не совершай поступков, о которых будешь жалеть, — произносит девушка, делая два медленных шага вперед, — тебе не нужен этот конфликт. И тишина. Блейз и Пэнси внимательно изучают её глазами, как будто пытаясь узнать, а Монтегю спустя несколько долгих секунд отходит назад, чувствуя на плече холодную ладонь подруги. — Знаешь, кто она? — Забини. Пэнси отрицательно мотает головой. — Нет. Пойдём. Мы и так задержались, — аккуратно касается его локтя, показывая следовать за собой. Они уходят спустя минуту. Поттер не смотрит, но слышит, как тихо закрывается дверь библиотеки. Всё ещё не отрывая взгляда от сосредоточенного лица Дианы. Монтегю тяжело дышит. В этот момент он похож на быка, которого сковали цепями, не давая вырваться на свободу. — Мы с тобой поговорим после, — тихо и уверенно. Она убирает руку с его плеча, и он, как будто получивший свободу, двумя широкими шагами покидает библиотеку. А Диана, впервые за всё время, медленно переводит взгляд на Гарри. — Нет смысла объяснять, Гарри Поттер. Ты не слепец, — её тёмные глаза мгновенно меняются. Теряют ту ожесточенность, с которой смотрели на Грэхэма. — Как ты это сделала? — единственный волнующий вопрос. Она плавно пожимает плечами. — Моё мнение играет большую роль для него. Даже сейчас, когда нас почти ничего не связывает, — в голосе Дианы слышится лёгкая грусть. Гарри подавляет необъяснимый порыв извиниться, за то, что… Мысль резко обрывается. Перед его глазами темнеет. Так, как будто он долго смотрел на солнце. Поттер тяжело оседает на деревянную скамейку, чувствуя холодную руку Дианы у себя на лбу. — У тебя жар, — садится рядом, — как ты себя чувствуешь? — голос как будто издалека. Удары сердца в одно мгновение стают слишком громкими. Они гулко отдаются в пульсирующих от боли висках. — Не знаю, — вставляет между чередой прерывистых вдохов и выдохов. — Это похоже на переутомление, Гарри. Ты, должно быть, плохо спишь и мало ешь. Давай я отведу тебя к мадам Помфри. Её зелья помогут тебе заснуть. Сейчас тебе просто необходимы несколько часов отдыха. Голос мягкий, тёплый. Гарри встаёт, поддерживаемый под локоть, медленно осознавая, куда и зачем они идут. — Спасибо. — Не за что, Гарри. Считай, что я теперь твой друг.