Rancor

Драко тяжело опускается на скамью в раздевалке, ощущая приятную тяжесть в теле. Он думает, что сейчас немного посидит вот так, отдохнёт, а потом переоденется и пойдёт на ужин. И тогда всё снова станет как прежде. Иногда ему кажется, что выматывающие тренировки хоть ненадолго помогают заткнуть голоса, которые без устали ревут внутри с того самого момента, как он узнал правду. Которые не слышны лишь в двух случаях: когда он чувствует рядом дыхание Поттера, и вот сейчас, после трёхчасовой тренировки. Кажется, они действительно время от времени помогают. Тогда он, как сейчас, мокрый и грязный, прислоняется головой к стенке раздевалки, чувствуя, как приятной болью отдаются мышцы и в голове бесцельно крутится каламбур из обрывков бессмысленных мыслей. Что-то о том, что… надо навестить Снейпа, спросить, как идут дела с книгой, прошло уже много времени. Или что в подземельях его ждёт неоконченное эссе по трансфигурации. А ещё он должен поговорить с Пэнси. Он обещал ей тогда, вернувшись с Астрономической Башни в пять утра. Это было три дня назад. А она… всё ещё ждёт его. Всегда ждёт. И, наверное, потому заслуживает это откровение. На улице метель. Эта мысль как-то совершенно необоснованно врывается в его бессвязный поток и удобно устраивается в самой середине. А Драко думает, что эту зиму он, возможно, не переживёт. Тех же, кто шевелится рядом, переодеваясь, он мысленно отправляет в ад. Чтобы, сволочи, не мешали ему тонуть в этой пустоте. Чтобы не вытягивали в проклятую реальность до тех пор, пока он, всё так же ненавидя себя, не встретится глазами с чёртовым Золотым Мальчиком и скупо не кивнёт, садясь на своё место рядом с Забини. И Малфой почти уверен, что в этот момент ему захочется, чтобы это самое его место было не здесь. Эта мысль — связная. Эта мысль останавливает поток сознания, заставляя чувствовать пронизывающий холод внутри и снаружи. И чью-то руку на плече. Которая, мать её, несколько раз похлопывает, привлекая внимание. Широкая такая, тяжёлая ладонь. — Эй, — обернуться. Лениво открыть глаза. Он делает это, с удивлением замечая, что слишком устал, чтобы ненавидеть кого бы то ни было. Даже его. — Ну? — Драко кивает, — что? Монтегю убирает руку и качает головой. — Да нет, ничего. Ты просто сидишь так минут десять уже. Я подумал… — Малфой делает над собой усилие и отлипает от стены, с удивлением замечая, что кроме них в раздевалке никого и нет. — Ждёшь меня, что ли? — вздёрнутая бровь. И улыбка уголком губ. Чуть-чуть выше, чтобы не так вымученно. Грэхэм отворачивается, видимо, улавливая насмешку даже своими крохотными мозгами, снова качает головой. «Дурацкий жест», — думает Драко. Но, впрочем, ничего не говорит. Как и всегда. — Ты устаёшь больше остальных. Пропусти следующую тренировку, — голос Грэхэма звучит настолько серьёзно, что Малфой даже поворачивает голову, глядя в крохотные глазёнки. — О, забота, — смешок, — я польщён. Он мог бы не говорить этого. И так понятно, что ничего подобного Монтегю не имел в виду. Капитан должен следить за здоровьем своих игроков. Это в его интересах, чёрт возьми. А вот этот бред… — Не она, — спокойно отвечает Грэхэм. Он, кажется, совершенно не уязвлён, — ты же знаешь. — Знаю. Монтегю молчит, закусывая губу. Словно решает для себя что-то. Словно хочет сказать нечто, что не нравится ему самому. Или же не понравится Малфою. Сглатывает, нервно мнётся рядом. А потом поворачивается в его сторону, сгибая одну ногу в колене. — То задание, которое ты получил. Оно беспокоит тебя, верно? — Драко резко поворачивает голову. Предупредительно прищуривает глаза, сводит брови на переносице, автоматически разбирая по частям сказанную фразу. Он думает, что в ней всего понемногу. Достаточно прямолинейности, но не настолько много, чтобы это могло показаться наглостью. Едва заметные металлические нотки в голосе, не позволяющие проигнорировать сказанное. Капля сочувствия. Больно выверено, сбалансировано. Так, что даже заминка, мгновение молчания прежде, чем Грэхэм начал говорить, длилась не дольше положенного. Словно была продумана. Драко поворачивает голову. Драко смотрит в обманчиво глупые чужие глаза и думает, что всё это, должно быть, неспроста. — Я считаю, тебе стоит обеспокоиться своим собственным. И кривая ухмылка. Что ж, Малфой принимает правила этой игры. Но Грэхэм непонимающе щурится, будто снова разыгрывая дурачка, что, впрочем, могло бы быть весьма удачной тактикой, если бы Монтегю решил применить её к кому-то, кто не знает о планируемом убийстве или же настолько глуп, что не может сложить два и два. — Или, — приподнятая бровь, — всё проходит настолько удачно, что ты решил закончить заодно и моё, мм? Грэхэм хлопает ресницами и чуть приоткрывает рот. Малфой хочет разбить ему нос. Но, впрочем, давит этот порыв. Он дал понять, что знает о задании. Это главное, а реакция Монтегю не имеет уже никакого значения. — Я не понимаю, — идиотская улыбочка, — не понимаю, что ты имеешь в виду. — О, конечно, — Драко закатывает глаза. А Грэхэм, придвигается ближе и тихо произносит: — Я просто… ну, слышал, что Тёмный Лорд доверил тебе важное задание. Что ты должен убить… — его голос обрывается. Он нервно сглатывает, видимо, ожидая хоть какой-то реакции. Но Малфой внимательно вглядывается в его глаза, словно пытаясь найти двойное дно. Словно за обманчиво-глупым выражением на круглом лице может прятаться скрытый мотив. — И ты решил, что мне просто необходима твоя помощь, — Драко чуть наклоняет голову. Презрение. Капля раздражения и подозрение в глазах. «Не лезь в это», — прямой взгляд. Выдержать несколько секунд прежде, чем Грэхэм отведёт глаза. И соперник отводит. Малфой думает, нормально ли это будет, если сейчас улыбнуться. Он представляет себе, как бы сделал это. Драко качает головой, будто перенимая идиотскую привычку Грэхэма. — Или же, — говорит Малфой. Монтегю смотрит исподлобья, — есть ещё кое-что. Кроме того, основного задания, — Грэхэм открывает рот, словно хочет спросить, но молчит, потому что Драко вкрадчиво продолжает, — неужели Тёмный Лорд настолько доверяет тебе… И вот теперь: шёпот и ухмылка. Едва заметно. И расширенные зрачки. — …что приказал следить за мной? — шёпот на грани слышимости. Драко наклоняется и с силой затягивает шнурки на обуви, но успевает заметить, как с лица Грэхэма будто слетает всё напряжение. Он медлит секунду, словно выбирая нужную тактику. А Драко кажется, что он слышит, как вращаются шестерёнки в чужой голове. Уже тогда он знает, что предложенный вариант собеседник примет. Выдох. И Монтегю снова качает головой. — Да, — тихо-тихо, — но, даже если так, — раз, два, три. Тщательно выдержанная заминка. Прямой взгляд, — не думай, что я собираюсь… — голос ожидаемо срывается. Малфой думает, что здесь пауза должна быть короче. А последняя фраза — быстрее. — Я правда хочу помочь, — так и происходит. И неопределённое движение головой. Драко думает: «вот как», а Грэхэм чуть подаётся вперёд, глядя так преданно, что аж тошнит. В этом моменте Монтегю переигрывает, хотя выбранная им позиция вполне выгодна, потому что сразу же располагает к себе собеседника. Предполагает, что от последних слов он расслабится и успокоится. А в идеале — поверит. Что ж, Драко так бы и сделал, если бы всё это не было игрой. — Отлично, — Малфой встаёт со своего места и берёт в руки пальто, — но, быть может, я этого не хочу, — отрицание, потому что другого от него не ждут. Но подкинутая идея, очевидно, пришлась Грэхэму по вкусу, если он решил подыграть, а значит, отступать не станет. А значит, теперь у них есть официальный повод вести беседы о главном. И, как бы там ни было, это на руку Драко, ведь он планирует узнать намного больше, чем рассказать. Малфой улыбается своим мыслям, надевает пальто, и, поправляя воротник, выходит за дверь.

***

В её волосах белеют снежинки. Гарри замечает это, когда Диана выходит чуть вперёд, а он остаётся позади. Тогда Поттер протягивает руку и касается прядей кончиками пальцев. Девушка вздрагивает. Её голос обрывается на полуслове. — Гарри? — чуть смущённо. А он зарывается пальцами в собранные на затылке мягкие волосы, даже когда она чуть поворачивает голову в его сторону, открывая острый профиль. — Ты выглядишь лучше, чем во время нашей последней встречи, — говорит он. Как-то совсем не к месту, особенно если учесть, что меньше минуты назад они обсуждали эссе по трансфигурации, которое нужно написать до завтра. — Да? — как-то рассеянно переспрашивает Блэквуд. Она замирает посреди дорожки и опускает голову вниз. — Да, — Гарри отводит руку и чуть сжимает её плечо, — я рад этому. Диана оборачивается, смотрит в его глаза с лёгким удивлением, словно не до конца понимая, о чём речь. А потом растягивает губы в улыбке. Смеётся, снимая с его глаз очки. — Эй, — он недовольно хмурит брови и близоруко щурится, — я же ничего не вижу. — Они, — смешок, — они запотели, Гарри, — девушка качает головой, аккуратно протирая линзы тканью своего шарфа. Протягивает их ему, но, когда пальцы Гарри уже касаются дужек, отводит руку в сторону. — Подожди, — Диана отстраняет его ладони и делает серьёзное лицо, — одну секунду, — а в следующее мгновение, очки оказываются на её переносице. Девушка строго хмурит брови и задирает подбородок, явно кого-то копируя. — Ну? — вздёрнутая бровь. — Что «ну»? — Я похожа на Макгонагалл? — Нет, — Гарри категорично мотает головой. А девушка предупреждающе щурится. — Подумайте ещё раз, Поттер, — с нажимом. А он смеётся. — Не могу, профессор, — он разводит руками, отступая на шаг назад. — Это почему же? — Диана касается очков пальцами, чуть опуская их и глядя своими глазами. — Я ничего не вижу, — словно извиняясь, — и потом, — Гарри протягивает руку к чужому лицу, — у Макгонагалл очки-половинки. — Жаль, — девушка качает головой. — Ну, раз так, — она снимает их сама. И, всё так же улыбаясь, надевает на него, слегка касаясь кожи холодными пальцами, — всё. Так намного лучше, — а потом, помедлив несколько секунд, взъерошивает его волосы. И идёт дальше. А он — за ней. Они молчат с минуту. Поттер думает, нормально ли это будет, если сейчас спросить… о том, что волнует. Он открывает рот, но не решается. Просто смотрит в большие тёмные глаза и думает, что, должно быть, использует её. В своих непременно благих целях. Точно так же, как пытался использовать Джинни, которая, впрочем, ничего так и не сказала — тогда, кроме как «забудем, ладно?» Словно это была её вина. Словно она действительно хотела того, что случилось между ними тогда, около камина. Он пытался поговорить с ней, правда. Но Уизли теперь молчит. Уизли теперь упрямо поджимает губы, нервно оправляет волосы и смотрит с искрящейся на дне зелёных глаз тревогой. Так, что он отворачивается. Так, что «нет, ничего». И уходит, откладывая неприятный, но необходимый разговор на потом. На никогда. Диана же… она сказала ему всё, что знала. Она извлекла из себя эту необходимую правду, которая ломала её, которая жгла изнутри. И теперь, глядя в добрые, Мерлин, такие добрые, тёмные глаза девушки, он понимает, что не может. Действительно не может заговорить о том, для чего планировал эту встречу с самого начала, потому что знает, что одного слова будет достаточно, чтобы разрушить хрупкую гармонию в шоколадных глазах. И потому Гарри молчит. Молчит, нервно закусывая губу и ёжась от холода. Но она, кажется, понимает и потому отводит взгляд, пока яркая улыбка медленно тает на губах. — Ты хотел… — тихо. Словно теряя что-то невероятно важное. Словно тая, тая, тая под рассеянным взглядом из-под линз теперь уже не запотевших очков. Словно она падает в чёрную пропасть заново. И словно это он её туда толкает, — но я ничего не знаю. Я правда не знаю, Гарри. Он… ничего мне не сказал, — секунда. Всхлип. И девушка отворачивается. А он хочет что-то сказать, но не может, ведь она больше не улыбается. И внутри что-то меркнет. Два шага вперёд по дорожке. Поникшие плечи и опущенная голова. Она переживает это снова и снова где-то внутри, в самой глубине, где, он знает, ломается хрупкий мир. Раз за разом. А Поттер выдыхает. А Поттер прямо в эту секунду чувствует себя так мерзко, как чувствовал разве что тогда, после спонтанно брошенной Сектумсемпры. А потому просто… — Подожди, — он касается её крохотной ладошки, чуть сжимает. А спустя мгновение — обнимает. Действительно обнимает маленькую фигурку в сером пальто и, как несколько минут назад, зарывается пальцами в тёмные волосы на затылке, пока она не плачет, нет. Но мелко вздрагивает в его ладонях и прячет лицо у него на плече. — Я совсем одна, Гарри. Совсем одна, — приглушённо. А ему тяжело дышать, чёрт возьми. Ему сдавливает лёгкие. Словно он не может сломать ещё и её. Словно… — Нет. Ни ты, ни я, слышишь? — он шепчет ей в висок. Он врезается этими словами в её голову и заполняет пустоту, которая вытягивает тепло из шоколадных глаз. Которая пусть — его. Пусть. Но только не её, — мы не одни. А Диана снова всхлипывает. — Это так глупо, — в его плечо. — Что? — Радоваться, когда повода нет, — Гарри пожимает плечами и гладит её по спине, слегка покачиваясь. — Нам всё ещё надо как-то жить, да? — смешок, — а если без радости… — он не продолжает. А она понимает и без слов. Кивает. Он не видит, но чувствует плечом. — Может и так. Если повода нет, его всегда можно найти, верно? В ком-то. Во мне, в тебе, и ещё… Мы нужны друг другу. Мы все нужны друг другу. Она отстраняется. И — улыбается. Мерлин, действительно улыбается той яркой и тёплой улыбкой, от которой у него скоро выработается зависимость. А Гарри делает вдох. Полной грудью. Так, что перед глазами плывёт. И он опускает голову, зеркально копируя эту улыбку на лице и там, ну, внутри. И просто позволяет себе жить. По-настоящему жить в это бесконечно долгое мгновение, которое проходит прежде, чем он понимает, что Диана смотрит куда-то в сторону, за его спину. Он рефлекторно оборачивается. — И он нужен тебе, — её шёпот. Уже тогда, когда взгляд врезается в до боли знакомые тонкие черты одного слизеринца, который всё ещё не видит их, хотя идёт навстречу со стороны лётного поля. — Что? — как-то рассеянно. Гарри оборачивается в её сторону, переспрашивая. Но видит только удаляющуюся фигуру. И улыбку, которую девушка бросает напоследок. Он замирает с открытым ртом, прокручивая в голове эту фразу. Чёртовы три слова прежде, чем снова оборачивается. Прежде, чем Малфой поднимает голову и встречаются их глаза. И, пока Драко не вспоминает о своей холодной маске, проходит целая минута, в которой его зрачки расширяются в немом удивлении, рот слегка приоткрывается, а отчего-то неаккуратно уложенные волосы падают на глаза. Этой минуты хватает Гарри, чтобы сделать шаг, не понимая, что это шаг к нему навстречу. Малфой невозможно знакомым жестом приподнимает бровь, а Поттер понимает, что собственные губы странно изгибаются, подстраиваясь под какую-то едва уловимую тёплую эмоцию. Которая по позвоночнику и вверх. Куда-то в самую глубину. Гарри понимает, что (снова) улыбается. Улыбается, улавливая ещё большее изумление на лице Драко, который на всякий случай делает шаг назад. — Обнимемся ещё, — привычными интонациями. — Ой, а хочешь? — Поттер шагает вперёд и протягивает руки. А когда Малфой в ужасе отступает — смеётся. — Я знал, что ты когда-нибудь спятишь, — Драко констатирует, в защитном жесте поднимая руки. А потом они молчат. Только Гарри всё ещё улыбается. И когда Малфой пытается обойти его — загораживает дорогу. Слизеринец хмурит брови, раз за разом отводя его ладони. Что-то словно обдумывая. А затем — останавливается, как будто понимая. — Я знаю, к чему ты клонишь, — ровно. Серьёзно. Так, что улыбка тает у Гарри на губах, — но я тогда всё сказал, — короткая заминка. Драко опускает глаза, — я больше ничего не знаю. И последняя фраза — тише. Так, что Поттер замирает. Так, что Поттер вспоминает о Диане, которая, чёрт возьми, сказала то же самое. Которую он использовал. И просто становится мерзко. Так отвратительно мерзко от того, каким его видит Драко и каким он, выходит, является. Потому что он использует их всех, потерявшись в чёртовых благих целях. Потому что Малфой стоит напротив него и терпеливо ждёт ответа только потому, что не хочет, чтобы о его метке узнал директор. И последняя мысль врезается в его сознание резкой болью, о которой он за эти несколько дней успел забыть. Которая ввинчивается, ввинчивается, ввинчивается. Которая бесконечными кадрами в его голове. Губами на коже. Шёпотом в ухо. Стонами, вздохами, криками. Запахом Драко, который впитался под кожу. И… Мерлин, неужели это ненастоящее? Неужели для Малфоя это ничего не значило? Гарри открывает рот и тяжело выдыхает, отворачиваясь. А Драко непонимающе хмурится, знакомо, так знакомо, наклоняя голову. — Что? Что теперь не так? — ядовито. Поттер качает головой и жмурится от резкой боли. Запрокидывает голову, кусает губы. — Поттер, — с нажимом. И рука на плече, когда: — кто она? Та, с которой ты разговаривал? От удивления Гарри открывает глаза. — Какая разница? Просто… девушка, — разводит руками. — О, я заметил, — вновь язвительно. А затем быстро, словно боясь передумать: — тебе снова плохо, да? И ты разговаривал только с ней? Как давно вы знакомы? — Ты издеваешься? Какое это имеет значение? — он хмурится то ли от боли, то ли от непонимания происходящего. Драко лишь качает головой. — Нет, ничего. Иди-ка ты, Поттер, поспи. Глядишь, пройдёт, — на его лице абсолютно нечитаемое выражение. Драко оборачивается и делает шаг. А потом ещё и ещё. Пока не… — Эй, — Малфой замирает, — я не… я не это имел в виду, — Гарри сглатывает. — Что? — Я не хотел снова допрашивать тебя. Я просто… — он снова недоговаривает. Но Драко как-то неопределённо кивает и снова смотрит на него. Так странно, словно что-то исчезло из этого взгляда. Что-то едва уловимое, спрятанное где-то глубоко, но Поттер… просто устал. Господи, так устал! А потому он только качает головой, закрывая лицо руками. И всё ещё чувствуя непривычный взгляд, который отчего-то разрушает последовательность знакомых до боли жестов. Который врезается в него странным напряжением, перемешанным с чем-то ещё, что Гарри просто не способен расшифровать. Он подумает об этом позже. Обязательно подумает. — Иди, я тебя не держу. Два медленных шага по асфальтированной дорожке. Осторожно, словно неуверенно. А потом… остановка? Гарри поднимает голову. И встречается с чужими серыми глазами, которые, Мерлин, так близко. Которые всё смотрят, словно выискивают что-то. А потом Малфой поджимает губы, отворачивается и обходит его. Гарри не смотрит вслед.