Ночь 15. Совместными путями
Когда Марк открыл глаза, его окутывала темнота. Голова гудела, а тело ныло, как после долгих и жестоких побоев. Приподнявшись, Уоррен потёр рукой затёкшую шею и зашипел от боли, тут же эхом отдавшейся во всём теле. Гул в голове не проходил. Перед глазами всё предательски плыло, и картинка была нечёткой. К горлу подкатила тошнота, но спустя пару минут стало немного легче. Когда перед глазами немного прояснилось, Марк увидел, что находится в том же жертвенном зале, где недавно произошли все странные события. Ужасным потоком тьмы разрушило часть зала, и теперь тут стало ещё темнее. Воспоминания и осознание накрыли его моментально, и Уоррен схватился рукой за шею, ощупывая её и дрожа от волнения. – О нет… – произнёс он, ощущая пальцами две небольшие ранки. Кровь на краях запеклась, но они болели, словно от ожога. – Ты не вампир, – голос Миклоша раздался откуда-то издалека. Марк вскочил на ноги и резко обернулся, хотя голова тут же пошла кругом. Он тихо застонал и пошатнулся, его тошнило, и перед глазами всё вело. Схватившись рукой за стену, Марк моргнул и прищурился, всматриваясь в темноту. Миклоша нигде не было, по крайней мере, на свету. А в тёмных участках могло скрываться всё, что угодно. – Что? – Марк дрожащими руками поднял лук и натянул тетиву, но сил в его организме не было. Руки задрожали, и оружие упало на каменный пол. – Ты кто угодно, но не вампир, Марк, – повторил Миклош, выходя на свет. – Определённо изменился, но не стал равным мне. – Заткнись! – закричал Марк и тут же схватился за гудящую голову. – Ты укусил меня, урод! Что мешает мне пристрелить тебя прямо тут же, пока есть шанс? – Попробуй, – усмехнулся Миклош. – Мешает то же самое, что и мне мешает убить тебя. Неприятный сюрприз. Марк снова наклонился, уверенно хватая лук. Сжав его в руках и вспомнив о всей своей ненависти к Миклошу, он направил стрелу и выстрелил, но вампир перехватил её прямо в полёте и сломал пополам. Марк выдохнул, зарядил вторую стрелу и натянул тетиву. И тут Миклош внезапно поднял руки в знаке «сдаюсь». Уоррен замер, смотря на него недоверчиво, а затем улыбнулся, понимая, что это шанс. Но не тут-то было: его руки начали дрожать от напряжения, и Марк так и не смог выстрелить. – Да чтоб тебя! – закричал он, бросая лук на каменный пол. – Что со мной не так?! – Со мной то же самое, – ответил Миклош, делая шаг вперёд и складывая руки на груди. – Понимаю, что теперь, даже если бы не воля Азазеля, я не смог бы тебя убить. Это связь. – Что? – нахмурился Марк. – Какая к чёрту связь, чудовище? От обиды у него тряслись руки. Марк вспоминал, заставлял себя вспоминать погибших друзей, Виктора, вспомнить ужасы той ночи и последующих недель, вложить всё это в свою ненависть и атаковать ужасного монстра в человеческом обличии, но ничего не выходило. Гнев словно давило на корню, превращая его в нечто иное. Виктор. – Виктор? – усмехнулся Миклош, и улыбнулся, когда Марк испуганно глянул на него. – Я могу что-то обрывочно улавливать из твоих мыслей. Теперь могу. Марк вытянул руки перед собой и прошептал: «стой на месте», когда Миклош сделал шаг в его сторону. Он зло нахмурился и посмотрел на него с откровенной злобой, на что Миклош внезапно рассмеялся. Его явно забавлял мальчишка, непонимающий происходящего и желающей праведной мести. И всё же в этой забаве Миклоша что-то переменилось со дня их последней встречи. – Что?.. – тихо спросил Марк. – Тебе весело? Ты что?.. Сволочь… – Ты забавный, – Миклош указал на него пальцем и вскинул брови. – Я не причиню тебе вреда теперь, когда мы связаны узами крови. – Да пошёл ты к дьяволу! – Твой отец давно меня туда отправил. Как видишь, я вернулся. А теперь он отправил к нему и тебя. Если ты не понял: Азазель и есть дьявол. Марк недоверчиво прищурился, не понимая, при чём тут его отец. Миклош не спешил пояснять, но настроен он оказался достаточно миролюбиво. Не смотрел агрессивно или насмешливо, не предпринимал попыток к нападению. Только сейчас Уоррен смог достаточно близко рассмотреть Миклоша. Он был очень красив, самое впору идти моделью в модный журнал, и чем дольше Марк смотрел на Миклоша, тем сильнее очаровывался им, как в ту ночь, когда чуть не вышел из спасительного дома прямо в лапы кровожадного вампира. – У тебя даже внешность чужая, – прошептал Марк, вспоминая историю, описанную в красной книге. – Я читал об алхимике и тебе! Ты – уродливый конюх. И не смей трогать моего отца. Миклош только удивлённо вскинул брови. Он снова рассмеялся и покачал головой, словно происходящее крайне его забавляло. Его не задевали слова о внешности и прошлом, не оскорблял такой тон Уоррена. От этого юноша лишь сильнее завёлся, желая всё же зацепить его. – Слушай, ты… Урод, ты всю мою жизнь сломал, – Марк стремительно приблизился к Миклошу. – Ты друзей моих убил! За мной охотился! Город уничтожаешь! И тебе весело?! Он с силой ударил вампира в грудь, но тот перехватил его руки и сжал до хруста. Марк взвыл, изо всех сил стараясь не закричать, и согнулся пополам, предпринимая слабые попытки высвободиться. А Миклош внезапно стал очень серьёзен. Он сильно сжимал запястья Марка, нарочно причиняя ему боль. – Единственное, в чём я виноват, так это в том, что охотился на тебя, и то субъективно, Марк, – выговорил Миклош. – И не советую поднимать на меня руку, потому что непослушных мальчиков принято шлёпать. Он ещё сильнее сжал запястья Марка, затем отбросил его от себя. Уоррен отлетел, споткнулся о камень и упал, но тут же приподнялся, напряжённо смотря на демона. Он тяжело дышал, пребывая в гневе, но ничего сделать вампиру не мог: тот был сильнее и опытнее. – И за что же ты охотился на меня? – закричал Марк. – За что?! Отвечай! – Хотел отобрать у алхимика всё то ценное, что у него было, – мрачно пояснил Миклош. – У кого? – нахмурился Марк. – У Эдварда Уоррена. Алхимика из восемнадцатого века.* * *
1732, Чехия, Крумлов. К рассвету к отряду алхимика прибавилось ещё с десяток человек. Эдвард рассказал всем, что знает о тварях, засевших в городе, научил их убивать и защищаться. Если верить тем записям, что столь долго переводил алхимик, то лучшим союзником людей в этом бою было солнце, но каждую тварь надо было выманить на свет. Именно поэтому идти решили прямо перед рассветом. – Он обратил всех жителей города! – предупредил Степан новоприбывших. – Кроме тех людей, которых мы встретили тут, остальные уже чудовища и демоны! Помните: кол в сердце, чеснок в пасть, отрубание головы! – Я призову нам Голема, – сказал решительно Эдвард. – Мы настроим его на уничтожение их и защиту нас, и всё будет хорошо. Древнее заклинание евреев Эдвард бережно хранил именно на такой день. Устроившись у костра, он читал и читал, призывая древний дух вселиться в глиняное тело и оживить его. Если легенды не врали, то оболочка Голема всё ещё была цела, следовало лишь снова вдохнуть в неё жизнь. Когда раздался отчаянный крик кого-то из людей, Эдвард понял, что сработало. Он бросился на зов о помощи, видя, как уродливое бледное и тощее существо склонилось над одним из крестьян. Вместо глаз и рта на его лице зияли чёрные дыры, кожа тонко обтягивала кости, а на лысой голове были вычерчены особые знаки. Голем не был настроен против людей, но когда несколько крестьян подняли вилы, существо приготовилось защищаться. – Стой! – приказал алхимик, вытягивая руку. – Голем, это я призвал тебя! Оставь этих людей! Существо, к всеобщему удивлению, внезапно распрямилось и потеряло к крестьянину всякий интерес. Вместо этого оно устремило взор к городу, чуя, где засел его враг. – Эдвард, это ещё что? – с криками спросил Степан, хватая Эдварда за грудки и указывая на Голема. – Что за демон?! – Это защита! – закричал Эдвард, отталкивая руки друга. – Он будет убивать их! А они его убить не смогут. Когда-то таким же способом воспользовался Рабиин Лев! В это самое время, в замке, Летиция примеряла своё новое белоснежное платье и вертелась перед зеркалом. Крутанувшись, она распустила длинные волосы, что-то напевая себе под нос. Другие вампиры, те, что до этого издевались над княжной, сторонились её и пятились, после того, как одним прикосновением руки Летиция сожгла двоих из них. – Твоя кровь сводит с ума… – произнесла она, когда в зал вошёл Миклош. – Я хочу убивать их. Она вытянула руку, скользя тонкими пальцами по ровной глади зеркала. В этом мрачном и опустошённом смертью замке Летиция была похожа на яркий огненный призрак, луч свеча, обратившийся в человеческий облик. Внезапно её лицо исказила гримаса откровенной злобы. Летиция замахнулась и ударила кулаком по зеркалу: в стороны полетели осколки и брызги крови, пачкая новое платье. Девушка в два удара разбила зеркало, разрезая руку до крови. Посмотрев на израненную ладонь, она замерла, словно испугавшись, но затем провела ей по лицу, пачкая кожу. Миклош молча наблюдал, как девушка измазывается своей кровью и жадно вдыхает медный аромат. Несомненно, она была безумна, как и все они. – Это проклятие алхимика, – ответил Миклош. – Словно в тебе просыпается всё самое тёмное. Или всё намного проще. Ты жаждешь их смерти, потому что они приговорили тебя к огню ни за что. А со мной и того хуже поступили, за что и поплатились. – Всем городом? – мурлыкающим голосом спросила Летиция и игриво глянула на него. Миклош промолчал. Он посмотрел на созданных вампиров, тех, кто когда-то были людьми. Его укус сделал их глупее и порочнее, не придал красоты или сил. Они стали опустошёнными зверьми, жаждущими крови не ради жизни, а ради самого факта убийства. – Если крестьяне не убьют их… – прошептала Летиция, приблизившись. – То это сделаешь ты? Потому что только я и ты тут оказались не лишены разума? – Тебя я тоже убью, – пообещал Миклош, глянув на неё. – Это ты виновата. Ты так хотела поднять из мёртвых своего принца, что пошла по головам. Ты разрушила столько жизней. – Но ты жив! – ответила она, обхватывая ладонями его лицо. – Карл. – Я не Карл, – Миклош грубо оттолкнул от себя девушку. – И как только всё будет кончено с алхимиком, я сам шагну в огонь, но перед этим оторву тебе голову. Летиция кровожадно улыбнулась, смотря на него исподлобья. Облизнув перепачканные кровью губы, она отвернулась к окну, видя, как показался первый луч восходящего солнца. Крестьяне недоверчиво смотрели на уродливое пугающее существо, которое Эдвард назвал Големом. Однако вскоре попривыкли, вооружились и двинулись к городу с рассветом. Лица у всех были напряжённые, впервые город выглядел так пугающе мрачно, словно это был кусочек ада, поднявшийся из-под земли. Миклош несомненно их ждал. За всю ночь из тьмы города ни разу не вспыхнул свет огня: демоны затаились в ожидании людей. Каждый из крестьян, переходящих мост, ощущал на себе пристальный взгляд. Их ждали. Определённо ждали. И только когда часть людей вошла в город, стало ясно, почему демоны были так спокойны. Небо моментально закрыло тяжёлыми чёрными тучами, и прямой солнечный свет стал недоступен. Запаниковавшие крестьяне бросились обратно, и именно они пали первыми. Демоны настигли их у моста, разрывая острыми клыками шеи под душераздирающие крики. Среди моментально запаниковавших людей, появились и те, кто прекрасно сознал, что если не бороться, то не будет шанса выйти из Крумлова живыми. Они побежали за Эдвардом, кидаясь на каждого встречного вампира, поджигая мелкие домишки и вытаскивая тварей, пусть и на рассеянный, но свет. Это была самая жесточайшая бойня из всех, что видел Крумлов. Обезумившие, отравленные ядом вампира демоны рвали людей, те пронзали их вилами и сжигали живьём. Голем с отчаянным рёвом метался среди людей, окропляя кровью проклятых узкие улочки. В самой середине сражения в город вышла Летиция в длинном белом свадебном платье. Она вскидывала руки, и крестьяне загорались заживо, мгновенно обращаясь в пепел и прах. Смотря на это безумие, Эдвард с трудом смаргивал слёзы: именно его алчность привела к подобным последствиям. Но он искал Миклоша. Прорываясь сквозь проклятых жителей города, он сумел добраться до Чумного Столба, где собирался провести ещё один ритуал. Наспех прочитав заклятье, он порезал свою руку и окропил кровью основание столба, надеясь призвать солнце. Когда небо озарило ярким светом, часть вампиров начала гореть и биться в агонии, другая же часть игнорировала солнце, продолжая метаться и нападать на крестьян в пламени. Летиция была сбита с ног несколькими стрелами и сожжена прямо в центре города. Миклош, понимая, что бой проигран, явился под самый финал. Он выхаживал по залитым кровью улицам с гордым видом, абсолютно игнорируя то, что от его армии почти ничего не осталось, ведь ряды людей так же заметно поредели. Он уже знал, чего желает перед смертью и выискивал глазами только одного живого. Эдвард нашёлся у Чумного Столба. Встав на ноги, он обернулся и сжал в руке колбу Ребиса, висящую у него на шее. – Как ты сумел призвать тучи? – спросил он у Миклоша. – Это Летиция. Куколка оказалась талантливой ведьмой, – ответил Миклош, обходя алхимика кругом, но держась на расстоянии. – Моя проклятая кровь раскрыла в ней таланты. – Ты доволен? – прохрипел Эдвард, замечая на земле брошенные вилы. – Рад тому, что уничтожил целый город? – Как тебе сказать… – улыбнулся Миклош, складывая руки за спиной. – Да. Но последний сюрприз у меня для тебя, Эдвард. В этот самый момент алхимик наклонился, подхватывая оружие, а Миклош бросился к нему, раздирая когтями его шею и налетая грудью на поднятые вилы. Их потасовка так же окончилась в огне, в пламени, который перед смертью сумела взметнуть к небу Летиция. Эдвард пронзил грудь Миклоша и толкнул его в пламя. Только тогда всё было кончено, но не для Эдварда, который не мог понять: почему Миклош так легко проиграл, словно откровенно поддался ему? Люди ещё несколько дней убирали тела с улиц Крумлова.***
Настоящее. – Я читал об алхимике, – сказал Марк, заметно напрягаясь после слов Миклоша об алхимике Эдварде. – И сразу догадался, что он был моим предком. Только поэтому ты решил расквитаться со мной и отцом? Из-за родства с тем алхимиком? – Предком? – Миклош чуть вскинул брови. – Нет, Марк, не предком. Твой отец и есть тот самый алхимик Эдвард Уоррен, что много-много лет назад вырвал меня из моего тела и поместил в это здоровое и сильное тело. Вампир усмехнулся, обнажая клыки, словно он забылся и сам на миг погрузился в то прошлое. Марк тряхнул головой: ведь это уже было откровенным перебором. Ладно демоны и монстры, ладно другие зеркальные измерения, но услышать, что твой отец – алхимик из прошлого, которому больше двухсот лет? – Ты бредишь, – ответил Марк, качая головой. – Это неправда… – Раскрой глаза! – перебил его Миклош. – Я выслеживаю твоего папашу уже двести пятьдесят лет! Ты, верно, не понимаешь, малыш, что этим миром всегда правили творцы и монстры. Почему ты не веришь? Мало было увиденного? – Зачем ты мне это говоришь? – Уоррен отошёл на пару шагов, не желая стоять так близко к монстру. – Зачем?! Миклош ответил не сразу. Он бросил на Марка тяжёлый взгляд, и от этого по коже Уоррена пробежали мурашки. Ему было неприятно, но он не мог отвести от Миклоша взгляда, словно был зачарован. Если это и было той самой связью, то она оказалась отвратительной, банальным подчинением чужой воле. – Я ошибся, – произнёс Миклош внезапно. – Думал, что ты, как они. И это оправдывало меня в моих же глазах. – Они?.. – повторил Марк, понимая, что речь идёт о его друзьях. На глазах внезапно проступили слёзы, слёзы, которых не было ни во время убийства, ни после него, ни во время похорон. – Не смей говорить о них! Что б ты сдох… Что бы ты сдох, тварь! Усталость накатила внезапно. Марк опёрся спиной на холодную стену и спустился на пол, ощущая внутреннюю дрожь. Уткнувшись лицом в колени, он впервые дал волю слезам, будучи не в силах вспоминать о той самой ночи. – Почему ты так реагируешь? – удивлённо спросил Миклош. – Я же видел в твоих воспоминаниях, что ты узнал правду о них. – Это не правда! – закричал Марк. – Это ложь Летиции и бред Бэт! – Правда. Уоррен прикрыл глаза и зажмурился, стараясь сдержать слёзы. Он так устал от всего, что не мог больше контролировать себя. Единственное, что получалось, это мотать головой и отчаянно шептать: «нет». – Они терроризировали ваш городок, – продолжил Миклош. – Когда я узнал, что у Эдварда появился сын, то практически сразу решил его отобрать, как у меня отняли моего. Я выжидал… что такое девятнадцать лет по сравнению с двухстами? Ничто. И тут ты, со всеми своими неопределёнными характеристиками, связался с Виктором и его шайкой. И я думал, что ты знаешь, что он творит. Марк нахмурился, слушая его. Миклош внезапно приблизился и присел. Протянув руку, он смахнул большим пальцем с лица Уоррена слезу и продолжил: – Вечер, когда вы устраивали вечеринку, был самым удачным для расправы. Твой Виктор и его дружки поломали жизни стольким детям в вашем городке. И в тот вечер вы убили Алекса. – Случайно! – выдохнул Марк. – И бросили его умирать от боли и травм. – Я не знал! – Не знал, – кивнул Миклош. – Но сколько глотков пива заставило тебя закрыть на это глаза? Марк промолчал. В груди бешено билось сердце, а мысли предательски путались. Миклош, когда говорил, казался рассудительным и спокойным, и этот образ резко контрастировал с тем, что Уоррен видел раньше. Даже его прикосновение было мягким и тёплым, словно тот после обращения решил поиграть в папочку, а Марк просто не находил сил к сопротивлению. – Я ощущал всю боль этого мальчика, когда возвращал его к жизни, Марк, – добавил Миклош, рассматривая его лицо. – И скажи, он не имел права на месть, когда твоя компания убила его девушку, а затем и его самого? Скажи, только честно. – Имел, – ответил Марк. Он впервые озвучил это вслух и без всяких размышлений. – Из всех… только Бэт не заслужила гибели. – И мы её не тронули. Марк ещё некоторое время всматривался в глаза Миклоша. Найдя в себе силы, он оттолкнул его руку и вытер глаза, после чего встал на ноги. Вампир поднялся следом, не сводя с него взгляда. – Я не знаю, что это за магия в твоём укусе, – сказал Марк. – Но я с ней справлюсь. – Возможно, – усмехнулся Миклош. – Но этой информации хватит, чтобы помочь друг другу покинуть это место? В любом случае: всё выясним позже. А сейчас надо выбираться, пока Азазель нас не достал. Потом я расскажу, чем закончилась история алхимика. Марк недовольно глянул на него, но промолчал. Он ощущал отвращение от происходящего, но избавиться от Миклоша здесь и сейчас возможности у него не было.***
1732, Чехия, Прага. Розетта не сразу узнала мужа, когда он вернулся домой. Бледный, израненный и измождённый, он не поздоровался и не сказал ни слова, только устало упал на кровать и проспал сутки. Эдвард отказывался от воды и еды, отмахивался от супруги и кричал, когда она приходила. Четыре дня Розетта пыталась добиться от Эдварда ответов, но тот вёл себя замкнуто, нелюдимо и очень странно. В тот вечер Розетта крутилась на кухне, готовя лечебный чай для супруга, который должен был успокоить его и поднять на ноги. Женщина с подносом на руках поднялась на второй этаж и вошла в комнату. К её удивлению, свеча, оставленная днём, была затушена, а в комнате царил непроглядный мрак. Розетта наощупь поставила поднос на стол и начала проходить дальше, вытянув руки. – Эдвард? – позвала она. – Эдвард? Тихое рычание стало ей ответом. Что-то метнулось в темноте, и дверь с громким ударом захлопнулась. Розетта вскрикнула и метнулась к ней, но сильные и холодные руки перехватили её намного раньше. Острые зубы разорвали кожу, и женщина зашлась криком. Эдвард рвал её кожу, захлёбываясь горячей кровью. Бросив тело, он вышел из комнаты, на ходу скидывая перепачканную рубашку. Теперь он ощущал себя лучше, гораздо лучше.