Протектор. Проклятие Алхимика

Осколки реальности. Люк

      1732 год, Крумлов, Чехия.       Когда-то Люка, молодого телепата и прислужника Миклоша, звали Лукаш. А когда-то у него и вовсе не было имени. Некоторые истории своими корнями уходят в далёкое и мрачное прошлое, в вехи отчаяния и скорби, когда смерть настигала многих ещё до наступления сорока лет. Европа жила в грязи и антисанитарии, множество болячек породили чуму, и, казалось, сама земля была изувечена и пропитана ядом разложения.       Именно поэтому амбициозный алхимик Эдвард Уоррен решил воссоздать Ребис, чтобы подарить людям вечность и чистоту. Подумать только: никаких болезней, никакой чумы, никакой смертности. Детям никогда не пришлось бы хоронить матерей и отцов, родителям не пришлось бы терять детей. Светлое будущее мира и процветания, ради которого алхимик сложил не один десяток невинных человеческих жизней. Но что значит такая малость для пользы и спасения миллионов?..       Именно в ту эпоху родился тот, кого спустя века назовут Люком. Он был поражён уродством, обрекшим его на нищету и одиночество. Проклятый от рождения, он не рассчитывал на то, что когда-нибудь будет счастлив. Верхом его мечтаний была еда. Кусок хлеба хотя бы раз в пару недель.       Сбежавший ещё в юности, горбун давно забыл, как выглядит его дом. Он бродил от города к городу, кутаясь в обноски и обтирая лицо грязью, чтобы никто не увидел цвета его волос. С самого детства он был проклят. Родители в ужасе шарахались от собственного сына, когда видели его белые ломкие волосы и болезненные красные глаза. Отец то и дело называл отпрыска дьявольским ублюдком, а мать крестилась при его виде. Сначала они подумывали продать его колдунам (за органы альбиносов тогда платили очень хорошо), потом размышляли, а не отдать ли его церкви. Пусть сожгут, как демона, а их, остальную семью, не тронут, да ещё и благословят и грехи отпустят.       Ночью совсем юный горбун сбежал, начиная череду брожений по свету.       В Крумлове его ждало всё то же самое, что и в других городах. Насмешки, пинки и унижения, а иногда, если повезёт, и пара монет на пропитание. Горбун не умел разговаривать, не мог ответить обидчикам или попросить о помощи. Только тряс дрожащей рукой с монетами, прося хлеба, а булочник потешался над ним.       — Пошёл отсюда. Грязный убогий, — смеялся он, пиная горбуна. — Людей мне распугаешь!       Монета, единственная сохранённая после перехода от соседнего городка, выпала из его руки и покатилась по дороге. Горбун в отчаянии бросился за ней, но на монету кто-то наступил, прижимая её к земле. Нищий врезался в чужие ноги и испуганно отстранился, ожидая ругани и очередного пинка от возвышающегося над ним здорового рыжего мужчины. Тот наклонился, и горбун попятился, но мужчина молча подобрал монету и ушёл. А вернулся уже с куском хлеба, который и протянул горбуну, а после дал ему немного воды.       Его звали Миклош. Позже горбун много слышал о немом, но добродушном конюхе. В городе его уважали: кто-то любил, кто-то побаивался, но в целом все и всегда смотрели на него с уважением. Однажды детвора вздумала начать потешаться над уродством горбуна, и Миклош тут же их прогнал. Его сын, светловолосый и улыбчивый мальчишка, смотря на пример отца, тоже делился с горбуном водой и хлебом и прогонял хулиганов.       Через три дня после этого конюха Миклоша арестовали по обвинению в убийстве жены и сына. Горбун не верил, что тот мог так поступить с родными людьми, и молча наблюдал, как бедолагу забирает стража. А спустя ещё два дня город стал меняться. Спустя неделю он начал вымирать. Люди, странные и изменившиеся, выходили только ночью, ничего не ели и не пили, а кидались на тех, кто ещё был здоров, и рвали их шеи зубами. Горбун не бежал из города: вместо этого он воровал никому ненужный хлеб. Люди не обращали на него внимания, возможно, считали недостойным.       Лишь однажды черноволосый мужчина в дорогих одеждах склонился над ним и протянул кусок хлеба. Горбун сразу понял — это Миклош, но другой, изменившийся, оказавшийся не в своём теле и научившийся говорить. Своим гневом он покарал весь город за гибель жены и сына, и горбун не жалел этих людей. Все они были жестокие и злые.       — Ты так и не ушёл, — сказал Миклош, улыбнувшись. — Они не трогают тебя?       Они. Миклош говорил о тех, кого он изменил. Горбун отрицательно мотнул головой, и из-под старой тряпки выбилась светлая прядь. Миклош наклонился и стянул с него капюшон, рассматривая ворох грязных волос. Вероятно, он разглядел белые корни, потому что лишь усмехнулся и молча ушёл.       Горбуну было жалко и скорбно, когда алхимик убил Миклоша, обратив его в прах. Именно горбун этот прах и собрал, после того как закончилась битва людей алхимика Эдварда с нежитью Крумлова. Люди не обращали на него внимания, ведь кто он? Уродец, нищий, шут, бродяга. А он вынес прах, спрятал в полуразрушенном домишке за городом, чтобы позже окропить своей кровью, принося жертву тёмному богу. Пока демон восстанавливался, горбун украл у стражи и горожан одежду, и принёс её ему, тому, кого считал хозяином и другом. На его глазах ночь за ночью Миклош восставал из пепла, обретал плоть и былой прекрасный лик. Его перерождение было мучительным и полным страданий, но он справился и вынес всё, принимая кровь горбуна каждый раз, когда он её предлагал.       — Я бы не удивился, если бы ты жаждал силы, — сказал Миклош, поднимаясь на ноги и стряхивая с обновлённого тела пепел и грязь. — Или мести. Но ты жаждешь... смерти? Это будет твоя награда за моё спасение?       Горбун кивнул и зажмурился, так как не мог говорить из-за искривления строения челюсти. Он давно хотел умереть, но не решался покончить с собой. Такая жизнь, да и не жизнь вовсе, извела его.       — Я помогу, — пообещал Миклош, одеваясь в принесённую горбуном одежду. — Больно не будет.       После этого зубы Миклоша сомкнулись на шее горбуна, и жизнь постепенно покинула его тело. Миклош оставил его в доме и удалился.       Обратно его вернула боль. Горбун распахнул глаза и испуганно осмотрелся: он лежал на полу в том же заброшенном доме. Тело нещадно болело и горело, голова кружилась. Не сразу горбун понял, что со спиной что-то не то. А когда понял, едва не закричал, но сумел выдать лишь отчаянный хрип. Ведь... горб пропал.       Горбун с трудом поднялся на шатающихся ногах и, постоянно падая, поспешил к реке. Он склонился над водной гладью и увидел отражение: ровное, только перепачканное землёй лицо пятнадцатилетнего мальчишки. Он неверяще тронул свои губы, которые теперь свободно шевелились, наклонился ниже, рассматривая глаза и гладкую кожу. Горбун больше не был горбуном. Он и человеком-то не был.       С трудом, так же побираясь по деревням и городам, бывший горбун нашёл Миклоша спустя две недели после своего воскрешения. Тот приобрёл замок близ Карловых Вар. Целый день бывший горбун сидел у ступеней замка, ожидая, когда с наступлением ночи появится Миклош. Но к нему вышла только она, Летиция, супруга княжеского сына, сгоревшая в битве за Крумлов. Миклош по каким-то причинам вернул и её. Летиция усмехнулась и презрительно пнула мальчишку, очарованного её красотой, а после прогнала его вон. Но он вернулся и снова стал ждать. Видимо именно Летиция нажаловалась на грязного попрошайку хозяину замка.       С наступлением темноты Миклош вышел к нему. Он неспешно спустился, всё такой же опасный и полный благородного спокойствия. Миклош напоминал горбуну крадущего хищника, чьи шаги были неторопливы и легки, и чей взгляд вгрызался в душу похлеще острых зубов. И всё же он не сразу узнал своего спасителя.       — Чего ты тут ищешь, мальчик? — спросил Миклош и, склонив голову, улыбнулся. В его дружелюбном взгляде горбун разглядел плохо скрываемый азарт хищника.       Юноша открыл рот и коснулся рукой горла, давая понять, что не умеет говорить. А потом указал в сторону, откуда пришёл, надеясь, что Миклоша вспомнит о Крумлове.       — Ты ли тот горбун? — в голосе демона послышалось изумление. — Ты не похож на него, но запах остался прежним.       Юноша рассеянно кивнул и попытался распрямиться. Миклош с интересом прищурился и обошёл его, рассматривая сутулую спину, привыкшую к горбу.       — Где горб?.. — спросил он.       Гость лишь мотнул головой.       — Не надо кусать всех подряд! — крикнула спускающаяся к ним Летиция. В длинном изящном платье она показалась скитальцу ещё более прекрасной, чем до этого. — Ты ещё не понял, на что способны твои укусы? Красавцев обращает в тупых големов, а уродов в подобие людей. Прогони его! Или убей!       — Помолчи, — раздражённо попросил Миклош и снова обратился к гостю. — Почему ты такой грязный? Ты нарочно пачкаешь лицо и волосы из-за их цвета?       Горбун кивнул. Он стёр пальцами с щеки грязь, демонстрируя ровную и чистую кожу. Едва ли кого не насторожило бы то, что у бродяжки такое гладкое и светлое лицо. Если бы кто-то увидел его кожу, а затем и цвет волос, то мальчишку точно бы сожгли за сговор с дьяволом. Или заставили бы пройти по краю крыши собора в дождливую погоду.       Миклош протянул руку и мазнул пальцем, стирая грязь с юношеского лица грубоватым прикосновением. Бывший горбун знал, что Миклош ненавидит своих созданий и не рассчитывал на милость, лишь на помощь. Терять ему так и так было нечего.       И Миклош пустил его в свой дом.       Он приказал слугам вымыть гостя, расчесать и подстричь его спутанные волосы. Он заказал для него одежду, затем и учителей, которые помогали бывшему бродяжке научиться писать и читать. Миклош выбрал имя: он назвал обращённого Лукаш, но при этом сам вампир редко следил за отпрыском и говорил с ним, лишь когда юноша без спроса брал его книги. Они не были близки, не общались, и Лукаш побаивался своего тёмного создателя.       Зато он был влюблён в Летицию и часами мог рассматривать её тонкий профиль, болезненно худой силуэт и светлые длинные волосы. Она была легка и изящна, но при этом опасна, как дикое пламя. Возможно, Лукаш приукрашивал, но чувства всегда делают объект любви краше, чем он есть на самом деле.       В очередной раз Лукаш взял книги Миклоша, когда хозяин замка уехал. Он хотел почитать о мире, чтобы заговорить с Летицией на интересные темы, но та вновь обсмеяла его и приказала убираться. Сидя перед камином, Лукаш листал книгу перепачканными сажей пальцами, и думал о том, что как бы он не изменился, для окружающих он остался всё тем же уродцем. Слеза упала на ветхую бумагу, оставляя некрасивый развод.       Лукаш был так погружен в себя, что не заметил, как в тот вечер, внезапно для всех, Миклош вернулся.       — Здравствуй, милый, — наигранно мягко сказал он, проходя в гостиный зал и снимая с рук перчатки. — Как твои дела?       Конечно же, он пришёл за книгой. Лукаш виновато опустил голову, не желая показывать создателю своего лица. Оправдываться не было ни сил, ни желания, поэтому он молчал, не собираясь спорить, даже если его накажут.       — Я что говорил тебе о моих вещах? — строго спросил Миклош. — Посмотри на меня!       Лукаш дёрнулся, но не решился ослушаться. Он осторожно поднял голову с перепачканными сажей бровями, и Миклош, не скрывая удивления, внимательно рассмотрел лицо подопечного. Не выдержав взгляда хозяина, Лукаш опустил голову.       — Простите, — тихо сказал он. — Я хотел почитать о мире.       Миклош промолчал. Постояв немного в стороне, он что-то для себя решил и приблизился, затем опустился рядом. Тонкие пальцы обхватили подбородок Лукаша, заставляя того поднять голову.       — Что у тебя с лицом? — спросил он и достал платок. — Это ты для неё? Ты хотел понравиться Летиции?       — Ей не нравится, — с трудом выговорил Лукаш, пока Миклош вытирал его брови. — Не нравлюсь я, не нравится этот белый цвет. Я урод.       — Ты не урод, — в голосе Миклоша впервые послышалась мягкость. Лукаш ожидал, что хозяин будет ругаться, но тот вместо этого мягко стёр с его лица сажу. — Ты уникален, Лукаш. Летиция ненавидит весь мир, и каждый раз, когда она смеётся над тобой это лишь попытка избавиться от боли. Знаешь что? Завтра ты едешь со мной. Хватит сидеть в этих стенах! Заодно и мир увидишь.       Этот случай каким-то образом смягчил Миклоша. Он взял Лукаша с собой в поездку, представил своим знакомым и показал красоту и изящность городов. Теперь Лукаш, смотря на них не глазами нищего, замечал и цвета, и дивную лепнину. Поначалу юноша боялся смотреть только на людей: он невольно опускал взгляд, но поддержка и дружелюбие Миклоша помогали ему. С тех пор он везде брал юношу с собой, и это сблизило их.       Миклош больше не гневался и обращался с Лукашем иначе, так, словно тот был ему сыном. В тот же период юноша понял, почему Миклош поначалу отстранился от вопросов его обучения: он и сам был неграмотен и как мог быстро осваивал языки и читал книгу за книгой, развивая себя. Когда это перестало быть секретом, Миклош начал помогать воспитаннику, а тот ему, и оба они успешно играли роли аристократов, тех, кем никогда до проклятия алхимика не были. Миклош знакомился с людьми и посещал соседние города, но лишь для того, чтобы смотреть и изучать. Возможно, он искал алхимика, а возможно пытался понять, кем стал. Он улыбался людям, но оставался к ним холоден и равнодушен, а по отношению к Летиции бывал даже жесток. Но с Лукашем он моментально менялся: становился мягче, терпеливее, улыбчивее, что только сильнее злило Летицию.       — Прекрати это делать, — сказала она однажды утром, когда Миклош скрылся от лучей солнца.       — О чём ты? — спросил Лукаш, склонившись над рукописью и вырабатывая почерк.       — Делать из него идиота. В какие игры ты играешь? В новоиспечённого сыночка? Думаешь, если у Миклоша внезапно развился отцовский синдром, то тебе это жизнь скрасит? Как бы ни так, ублюдок, знай своё место.       — Что она сказала тебе на этот раз? — спросил вечером Миклош, когда они с Лукашем закрылись в библиотеке. Хозяин замка облокотился на перила лестницы второго этажа и улыбнулся.       — Что я ублюдок, который не заменит тебе сына, — честно ответил юноша, убирая за ухо прядь светлых волос и открывая новую книгу.       — Не заменишь, — согласно кивнул Миклош. — Никто не заменит мне сына, но я никогда и не искал замены. Ты мой второй сын, моё творение. Правда я не понимаю, как создал тебя.       — И в книгах ты ищешь ответ? — спросил Лукаш. — О том, кто ты и как создаёшь нас?       — Именно, — Миклош спешно спустился к нему со второго этажа. — Смотри. Я нашёл много легенд о вампирах, — Миклош открыл перед Лукашем книгу, смахнув со стола остальные. — Легенды о них уходят в стародавние времена, но все они, те вампиры, отличаются от нас. Все легенды, с самых разных уголков Земли описывают примерно одно и то же. Одного вампира порождает другой вампир, укус от укуса, или же тёмное божество Ваал. Меня создали не укусом, меня не благословлял тёмный бог. Мою душу заперли в новом проклятом теле, возвращённом к жизни с помощью алхимии и Ребиса!       — Возможно, ты вампир, но немного другой? — предположил Лукаш.       — Мне не нужна кровь, чтобы жить. Да, иногда я хочу её, и я охочусь, но с таким же успехом я ем и обычную пищу, пью воду и вино. Мой организм живой, не мёртвый, как у этих книжных вампиров, и я не создаю других вампиров.       — В Крумлове создавал. Ты кусал горожан, они друг друга, и там образовалась армия тупых вурдалаков.       — Но Летицию мой укус обратил в огненную ведьму, а тебя преобразил. И вы оба уж точно не похожи на ту одичалую армию.       — Нет, ты не прав... — заметил Лукаш и задумчиво нахмурился. — Кусая горожан, ты давал им свою кровь?       — Нет. Я пил их кровь до тех пор, пока они не умирали.       — И они восставали тупыми вурдалаками. Но Летиция умерла не от укуса. Ты пытал Летицию, кусал её, давал свою кровь, заражал Ребисом. А когда её убили, она преобразилась.       — Верно, — согласился Миклош. — Тебе я тоже дал немного своей крови, чтобы облегчить страдания.       — Твоя кровь... — тихо произнёс Лукаш. — Ребис преобразил меня, заразил, но не изменил. Ты же замечал, что я всё ещё расту? А ты и Летиция застыли во времени. И, возможно, если я умру, то тоже стану бессмертным и обрету скрытый талант.       — Мой тебе совет, — мягко сказал Миклош. — Откажись от вечности. Расти, взрослей, познавай жизнь, а я тебя обеспечу всем. Мы найдём тебе жену, создашь семью. Ты проживёшь счастливую полноценную жизнь.       — Но я хочу остаться с тобой! — возразил Лукаш. — Мы вместе разгадаем секрет Ребиса!       — Послушай меня, — перебил Миклош. — Я буду счастлив, только если ты проживёшь одну нормальную жизнь, Лукаш. Я отдал бы всё, чтобы вернуть свою.       Но ревность Летиции сыграла в происходящем свою роль. Когда Лукашу исполнилось двадцать пять, и он познакомился с очаровательной Мэри, Миклош уже благословил их союз. Именно тогда на охоте Летиция подговорила воздыхателя Мэри, одурманила его, и тот выстрелил, смертельно ранив Лукаша. Три дня юноша провёл в лихорадке и умер. Миклош разыграл похороны, а сам дождался, пока Лукаш восстанет другим. Он и правда ожил, восстал, как и Летиция, обретя бессмертие. Новость о том, что ему нельзя возвращаться к Мэри, сломала Лукаша, и он ушёл на войну в соседнее государство. После он уехал дальше на север, а затем и вовсе отправился в Америку, где открыл в себе дар. Если Летиция владела огнём и пламенем, то Лукаш мог предвидеть будущее и читать мысли. Встретив юную Абигайль, Лукаш, взявший имя Люк, увидел в одном из таких видений, как девушка погибнет по время взрыва подземки. Он уже хотел уйти, но видение сменилось на иное: Абигайль убивал тот же самый взрыв, но она умерла, так и не познав счастье любви.       До того рокового взрыва они прожили счастливые десять лет. Люк пытался сохранить любимой жизнь, но предначертанного было не миновать. И всё же он был благодарен за эти годы счастья и любви.       Спустя непростые тридцать лет он вернулся к Миклошу, найдя его на одном из морских круизных лайнеров. Создатель принял его с любовью и объятиями, как родного сына. Дар Люка позволил им чуть больше узнать об алхимике и Ребисе, а позже найти Эдварда.       — Он здесь, — сказал Люк, когда они прибыли в Англию в начале двадцать первого века. — Не в этом городе, но точно в Англии. У него сын, я вижу...       — Я хочу их найти, — решительно сказал Миклош.       Именно тогда Миклош впервые увидел в Певеке маленького Марка, который потерял сестрёнку Эми. Именно тогда он и его прислужники прождали ещё долгих семь лет, пока Миклош не решил, что настало время его мести. Тогда он внедрил Летицию в ряды студентов, чтобы она сблизилась с Марком и его другом Виктором, который оказался расчётливым и жестоким подонком, сломавшим жизнь не одной девушке. Летиция рассказывала о Марке и его компании, говоря, что все они развращённые мерзавцы и наркоманы, но Люк видел, что она лукавит.       — Ты привираешь, — сказал он на общем сборе. — Я видел, что начинается всё с Виктора и его приближённых. Не все ребята в компании знают, что...       — Может тогда ты сам побежишь их обрабатывать, м? — спросила Летиция, обернувшись к нему. — Раз всё лучше меня знаешь!       Чуть позже Миклош разыграл своё нападение на домик в лесу. Случайно он обнаружил на дороге умирающего Алекса и воскресил его, натравив на убивших его ребят. Тогда Миклош убедился, что Летиция не врала, и эта молодая компания прогнила насквозь. Именно Люк внушил выжившим, что домик окружают вышедшие из леса мертвецы. И именно Люк был разгневан, когда узнал, что Летиция подговорила Марка и выживших ребят сжечь Миклоша, вместо того, чтобы заставить их бродить по лесу до следующей ночи и продолжения вендетты.       — Да брось! — смеялась она. — Это весело! Миклош явно не ожидал, что кто-то найдёт его дневное убежище. Зато теперь он станет неуязвим к лучам солнца, как стал неуязвим к огню.       И пока она играла по своим правилам, Люк присматривал за Алексом и ждал Миклоша. Затем готовил билеты для отбытия, но Летиция заманила их в теневой мир.       И именно Люк теперь ожидал с Летицией в этом самом мире, пока Марк и Миклош говорили с Азазелем в его замке.