Протектор. Проклятие Алхимика

Ночь 20. Сгорая

      Марк поёжился от холода, когда они с Миклошем вошли в пустующий собор. Высокая дверь неприятно скрипнула, царапнув пол, и этот звук замер в воздухе, растворяясь в поднявшейся пыли. Миклош с такой лёгкостью открыл тяжёлую дверь, словно та не была высотой в несколько метров. Впрочем, Марк уже устал удивляться. Куда важнее ему было понять, чего же он хочет от жизни в дальнейшем. Спасти Певек, маму и друзей? Или просто выжить, неважно, какой ценой? Поэтому Марк то и дело посматривал на Миклоша. Тот, хоть и ненавидел его за родство с алхимиком Уорреном, сделал для него за последнее время намного больше, чем все окружающие люди: открыл глаза на правду, встряхнул и вернул желание жить по-настоящему.       Если раньше Миклош не вязался в сознании Марка с древним могущественным существом из-за моложавой внешности, джинсов и растянутого свитера, то теперь всё это отпало, как ненужный морок. Марк кожей ощущал силу, могущество и величие спутника. Миклош всегда держал голову гордо поднятой, спину прямой и, наверное, всегда выделялся в толпе своей уверенностью и статью. Чем больше Уоррен изучал его, тем сильнее проникался симпатией.       Миклош прошёл к полуразрушенному алтарю, а Марк, не зная, куда себя деть, обернулся в сторону улицы. Он вышел, смотря на кроваво-красный закат и думая, что всё это происходит словно не с ним. Как затянувшийся сон, долгий навязчивый кошмар, в котором он застрял в теневом измерении, где правили мёртвые и духи прошлого.       Внезапно Марк услышал тихий звонкий смех. Обернувшись, он увидел на другой стороне дороги тонкий силуэт в развевающемся платье и почти сразу узнал его. Эми. Девочка улыбнулась, помахала рукой и побежала прочь, в сторону невысоких разрушенных домов.       — Эми... — выдохнул Марк, и в груди всё болезненно сжалось. — Эми, стой!       Ни о чём не думая, Уоррен сорвался с места и побежал. Пересёк дорогу и поспешил по переулку, мимо заброшенных лавок и кафе. Всё то время, что он бежал, Уоррена не покидало ощущение, что за ним следят. Остановился он лишь перед оградой кладбища, взволнованно смотря на стелу с фигурой неизвестного святого на ней. Тот молился, сложив руки перед собой, но почему-то казался грозным и пугающим.       Снова услышав смех, Марк вскинул голову и заставил себя ступить на территорию кладбища. Меньше всего ему хотелось гулять в таком месте в этом мрачном мире. Он взволнованно рассматривал могильные плиты и небольшую церквушку впереди, прислушивался к звукам, но вокруг всё было спокойно. Эми стояла у самой двери церкви и внимательно смотрела на брата. Махнув рукой, она внезапно исчезла. Марк тут же забыл обо всех своих страхах, побежал к церкви и спешно спустился по каменной лестнице вниз. Лишь погрузившись в темноту зала и прищурившись, он понял, что нашёл ту самую Костницу, о которой говорил Миклош. В зале стояли четыре колонны, собранные из человеческих костей и черепов. Люстра и стены были собраны из них же, и Марк испуганно попятился. По его спине пробежал холодок. Окажись он тут в реальности среди кучи туристов, не ощутил бы ничего подобного, но здесь, сейчас в мире теней он был абсолютно... один.       Откуда-то раздался звук лёгкого бега, словно бежал ребёнок. Пройдя вперёд на звук, Марк прищурился и осмотрелся, выискивая взглядом сестру.       — Эми?       Ответом ему была тишина. Марк прошёл ещё немного вперёд к жутковатому на вид алтарю за невысоким ограждением и заметил за ним в стене что-то похожее на дверь. Возможно, это был тот самый выход в реальный мир, о котором говорили Азазель и Миклош.       Уоррен не успел проверить, не ошибся ли, так как за его спиной раздался тихий утробный стон. Марк вздрогнул от страха и замер, забывая дышать. Медленно обернувшись, Уоррен увидел высокий худой мужской силуэт в оборванной одежде. Человек стоял, наполовину выглядывая из-за колонны черепов. Сделав шаг в сторону Марка, он замер, затем снова шагнул. Уоррен непроизвольно попятился в сторону выхода, но из-за второй колонны на него вышло ещё двое.       Мертвецы обступили его со всех сторон.       Марку некуда было метнуться: с каждой стороны, словно из пустоты, выступало по несколько молчаливых усопших. Уоррен метался из стороны в сторону, но они обступали, уставив на него свои мёртвые глаза и вытянув длинные тощие руки. Низкий гул их мычания неприятно раздражал, и Марк вдруг понял: они тут не случайно. Их цель именно он.       — Марк?       Уоррен различил сквозь гул знакомый голос и вскинул голову.       — Отец? Отец! — крикнул Марк. — Я тут, у алтаря!       Растолкав молчаливых мёртвых, навстречу к нему вышел взволнованный Эдвард Уоррен, облачённый в длинный тёмный балахон. Скинув капюшон, он бросился к Марку и порывисто обнял его, прошептав тихое:       — Наконец-то...       — Отец... — выдохнул Марк, обнимая его в ответ. — У меня столько вопросов!       — Я знаю, знаю... — тихо сказал Эдвард, мягко отстранив сына. — Знаю. Но всё после, как только вернёмся домой. Не перебивай! Я знаю, что ты был у Азазеля и что говорил с Миклошем, но теперь я могу избавить тебя от них...       — В смысле? — удивился Марк. — Ты сам отдал меня Азазелю в обмен на новый Ребис!       — Я знал, что ты бессмертен и справишься с испытаниями этого мира, — ответил Эдвард, успокаивающе поглаживая сына по плечам. — Ты выжил, обманул их всех и дошёл до конца! Теперь я могу забрать тебя домой. А Ребис был очень нужен мне, чтобы спасти всех тех, кому я даровал жизнь.       — Я никого не обманул, — нахмурился Марк. — Мы должны всё исправить. Для начала надо как-то помочь Миклошу! И разобраться с Азазелем. Но первое, самое главное, надо срочно всех, кого ты оживил, снова сделать мёртвыми, потому что их энергетика разрушает Певек и живые...       Чем больше Марк говорил, тем тише становился его голос. Он понял всё только сейчас, стоя лицом к лицу с отцом и окружённый армией мёртвых. Армией, которую мог поднять только один человек во всём мире. Только один мог привести их сюда и приказать отрезать Марка от Миклоша. Только один мог устроить на них нападение на железных путях всё с той же целью: разделить.       — Это ты их поднял? — догадался Марк. — Всех, кто меня окружил? И послал Эми, чтобы меня заманить...       — Да, я, — намного более холодно сказал алхимик и убрал руки. — И что слышу от родного сына? Азазель? Миклош? Марк, ты сошёл с ума, если говоришь такое! Они все выродки, чудовища! Я подарил и дарю миру вечность, бессмертие! А они только жрут его.       — Но разве это жизнь? — тихо спросил Марк, указывая на окруживших их. — Посмотри на них! Они не живы!       — Это тут так всё так выглядит. Все, кого я поднял в реальности, превосходно себя ощущают! Они счастливы, они общаются, заново обживают свои дома.       — Да ты чёртов зомби-апокалипсис начнёшь! — не сдержался Марк. — Такой ужасный и глупый, как в кино! Когда мертвяки убивают живых!       — Некого будет убивать, если все живые перешагнут порог смерти. Мы идём домой, — раздражённо перебил Эдвард. — Увидишь всё своими глазами и поймёшь меня.       — Зачем я тебе? — прошептал Марк, отходя на шаг, когда алхимик решительно перехватил его руку. — Хочешь вечно качать из меня Ребис?       — Ты дашь мне его сам без всяких «качать». Боже, Марк! Умоляю, не вынуждай меня, ты всё же мой сын! Пошли домой, всё почти закончилось.       — Не вынуждать на что?.. — выдохнул Уоррен и отступил, вырывая руку. — Что ты сделаешь, если я откажусь идти с тобой?       Алхимик поморщился, словно ему не хотелось прибегать к крайним мерам, и поднял руку. На кончиках его пальцев заплясало пламя. Яркое, сверкающее, бросающее рыжие отсветы на пол и стены. Марк смотрел на него во все глаза, опасаясь в полной мере осознать этот красноречивый намёк.       — Этот мир почти подчинился мне, — сказал Эдвард. — А единственный способ остановить тебя, не дать выпустить отсюда Азазеля и Миклоша, это огонь. Только огонь может разрушить Ребис в твоей крови, а значит, надо сжечь тебя дотла. И, клянусь, Марк, я не желаю тебе таких мучений, но ты меня вынуждаешь. Уходим отсюда вместе! Сейчас же!       — Ты собираешься сжечь меня, если я не пойду с тобой?! — закричал Уоррен, резко отходя назад. — Да ты старый психопат, честное слово! Я не стану твоей дойной коровой и...       — Хватит! — перебил Эдвард. — Прости меня, Марк.       Сдаваться просто так Марк не собирался. Он бросился в толпу мертвецов, расталкивая их и стараясь пробиться к выходу. Они все, словно по команде, бросились на него, впиваясь в плечи и руки острыми когтями. Они рвали его одежду и кожу, гнилые зубы клацнули перед лицом, и Марк обречённо рванулся обратно, вырываясь из холодных сильных рук.       Отскочив обратно к стене, он с ненавистью глянул на отца. Тот поднял руки и мёртвые стали вспыхивать пламенем. Они загорались один за другим, пламя моментально охватило их всех, отрезая дорогу к выходу и порождая хор мучительных стонов и криков. Жар обдал Марка, из-за чего на его лбу выступила испарина. Стало тяжело дышать, жар был таким, что обжигало кожу, накалялось всё вокруг, и Марк отчаянно закричал, когда Эдвард, презрительно хмыкнув, исчез.       Алхимик Уоррен никогда не покидал своего кабинета в Певеке. Он перенёс в теневой мир лишь сознание и облик, а теперь отключился, чтобы не видеть страдания сына. Возможно, он даже сумеет выжить, но это не страшно. Потому что там, где не справится пламя, разберётся голем — извечная кара проклятых. А Виктору он всё потом объяснит.       Марк перестал кричать, когда его забил кашель. Огненное марево приближалось, и юноша, жмурясь, осел. Он попятился от пламени, но снова упёрся спиной в стену, а огонь стремительно подбирался к нему.       Глаза слезились, но Марк увидел, как из пламени кто-то пробился у нему. Он дёрнул Уоррена, заставив его подняться, закрыл собой и толкнул через огонь за невысокое ограждение к алтарю и двери. Пламя моментально взметнулось, а Миклош, которого Уоррен узнал по обгоревшей куртке, вжал его собой в стену и закрыл, когда огонь заполнил это пространство.       Марк закричал, когда обожгло колени и пальцы, но пламя так же быстро исчезло, как и появилось. Упав на пол из костей, Уоррен смахнул с одежды огонь, где она успела загореться, и прижал к груди обгоревшие руки, которые не успел спрятать, когда Миклош вцепился в него. По щекам невольно потекли слёзы от боли, и он напряжённо выдохнул, понимая, что даже не может разогнуть пальцы. Кожа почернела, полопалась и от боли Уоррена трясло.       На Миклоша и вовсе было страшно смотреть: он обгорел весь, одежда дымилась, но он даже сумел отойти в тень, чтобы Марк не видел его таким. Уоррен впился перепуганным взглядом в обожжённую чёрную кожу, которая постепенно снова обрела светлый цвет. За какие-то пару минут все следы ожогов полностью сошли.       Миклош стал прежним. Поднявшись на ноги, он со спокойным видом отряхнул одежду, поправил волосы и только потом подошёл к Марку. Присев на корточки, Миклош бережно взял его обожжённые руки в свои и произнёс:       — Потерпи, тише, тише... сейчас помогу, — он прокусил своё запястье, и кровь заструилась по руке, несколько капель упали на пол. Мазнув пальцами кровь, Миклош спешно, но осторожно обработал раны Марка, смазал каждый ожог и волдырь. Постепенно боль стала отпускать, и кожа приобрела прежнюю эластичность и светлый цвет. Она выглядела так, словно никогда не подвергалась травмам или воздействиям.       — Это мой дар, — пояснил Миклош, видя удивление в глазах Уоррена. — Если я переживаю какую-либо смерть, она уже не может меня убить.       — Отец сжёг тебя тогда в Крумлове, — хрипло прошептал Марк. Его всё ещё потряхивало от страха и пережитой боли. — А Люк оживил! И теперь огонь...       — Меня не берёт, — закончил за него Миклош. — Ты о чём думал, когда шёл в откровенную ловушку? Почему не позвал меня?       Марк опустил голову. Он не знал, что сказать, и только пожал плечами. Да, Миклош быстро восстановился, но боль чувствовал так же, как и Уоррен. Марк был в этом уверен, потому что слышал его дыхание, ощущал, как болезненно сжимаются пальцы. Вспоминая его ожоги, то, как пострадал он, спасая его от огня, Марк зажмурился. Его в который раз спас бывший враг, а родной отец бросил умирать в огне.       — Прости, — произнёс он. — Прости.       Миклош внезапно притянул его за плечо и обнял крепко, уверенно. Прижав Марка к себе, он погладил его по спине, дожидаясь, пока тот не перестанет дрожать. Он немного успокоился и поймал себя на мысли, что вцепился пальцами в куртку Миклоша, а тот даже не возразил.       — Зачем ты меня спас? — тихо спросил он.       — Просто я этого не понимаю, — ответил Миклош. Его тёплая рука приятно согревала спину Марка. — Алхимик отобрал у меня моего сына, он извёл множество чужих детей. А теперь решил избавиться и от своего? Дети не должны умирать.       — Но ты сам когда-то пытался меня убить.       — Я думал, ты другой.       — Другой... Да, я другой.       Марк отстранился, смотря в тёмные, почти чёрные глаза Миклоша. Они были так близко друг к другу, что Уоррен ощущал на лице его дыхание. Впервые Марк подпустил его так близко, не считая при этом врагом. Маленькая пауза в войне была больше, чем перемирие. Миклош зачаровывал его своей внешностью, величием и мрачной таинственностью; Марк даже не понял, в какой момент начал гладить его плечи. Руки Миклоша уверенно сжались на талии Уоррена и юноша подался вперёд, почти что прижимаясь губами к его щеке.       Миклош повернул голову, перехватывая губы Марка своими. Они замерли в этом трепетном касании, и вампир уже увереннее притянул юношу к себе, прикрыв глаза, чтобы ощущать лишь его запах и дыхание. Так же быстро Миклош отстранился: он услышал спешные шаги и встал, поднимая Марка следом. Уоррен вспыхнул краской, но демон ощущал себя уверенно, словно всё было в порядке вещей.       — Миклош! Марк! — Люк появился перед невысоким ограждением. — Вот вы где! Что... Что с вами?       — А что? — испуганно спросил Марк, испугавшись, что их видели.       — Ваша одежда дымится, — равнодушно пояснила Летиция, приближаясь к Люку. — Вы нашли дверь. Может, уберёмся уже отсюда?       — Забери меня с собой, — попросил Марк Миклоша и сжал его пальцы. — Я не хочу больше зависеть от воли безумного отца.       — Я не знаю, в кого тебя превратит мой укус, — ответил тот, но в ответ погладил руку Марка большим пальцем, словно желая успокоить его. — Вдруг ты уже не будешь собой?       — Неважно. Я хочу пойти с тобой.       В это время в призрачном Крумлове Азазель, наблюдая за всем происходящим со стороны, поднял бокал и рассмеялся.       Шах, алхимик, шах. Твой ход.