Протектор. Проклятие Алхимика

Ночь 25. Любой ценой

      Мёртвые остановились на месте, немигающим взглядом смотря на беглецов, защищённых магическим кругом. Вскоре к ним подошли и живые, перешедшие на сторону Эдварда. Они наблюдали издалека, но не предпринимали попыток нападать, хотя были вооружены. Ждали они приказа или нет, было непонятно, но все спасшиеся решили воспользоваться этим внезапным перерывом.       Шерифу Келли нелегко далось путанное объяснение того, почему Александр жив. Миссис Барнз обнимала сына, плакала от радости и грозилась больше никогда его не отпускать. Объяснить, кто такие Миклош в окровавленной одежде и Люк оказалось ещё сложнее, поэтому шериф ограничился кратким: «Их надо слушаться». Никто не спорил. Выжившие люди уже повидали многое и были рады любой помощи хоть бога, хоть дьявола.       На улице осталось несколько наблюдателей, а в здании церкви расположились остальные. Уставшие, грязные и запуганные, они делились продуктами, которые добыли патрули, и мрачно молчали. Больше недели они прятались от своих бывших друзей, родных и любимых людей, ставших монстрами, а теперь последним оплотом надежды являлась церковь. Детей тут почти не было, — смерть забрала их раньше других.       — Долго мы тут продержимся? — спросил Марк у Люка, когда помогал ему искать книги в кабинете священника.       — Едва ли, — уклончиво ответил тот и открыл ящики стола. — Твоя подружка Бэт, как и в ту роковую ночь, может укрепить моё заклинание и круг своими молитвами и верой, но только от мёртвых. Отступники, которые приняли сторону алхимика, могут пересечь черту, они же обычные люди. Но пока что они боятся наших ружей. Тут всё... шатко. А ты, как я вижу, стал моим братом. Добро пожаловать в семью.       Марк улыбнулся. Люк встретил его теплее, чем Александр, и сразу позвал помочь с поисками молитвенных книг. Марк понимал, что тот может справиться и сам, а позвал только для того, чтобы остаться наедине и обсудить сложившуюся ситуацию. И Уоррен был не против. Щит, накрывший город, преломлял и ослаблял солнечный свет, поэтому Миклош мог передвигаться днём свободно. А когда он снова станет заложником ночи, только Люк будет рядом с Марком при свете дня, и минута затишья была неплохим способом для сближения.       Люк уже нравился Марку. После столкновения у жертвенного столба он больше не пытался нападать или причинять Уоррену боль. Напротив, он пытался помочь даже тогда, когда с Миклошем у них ещё были крайне враждебные отношения. Люк казался Марку рассудительным и мудрым, голосом разума в компании своих эмоциональных спутников. Возможно именно поэтому кровь Миклоша преобразила его именно так: Люку шла спокойная холодная и тонкая красота.       — Утром я не ощущал перемен в себе, — признался Марк, решив продолжить разговор. — А потом ощутил эмоции Миклоша. Он злился, а мне стало настолько не по себе...       — Эмпатия, — пояснил Люк. — Мы эмпатически связаны с нашим создателем. Это нормально, что ты чувствуешь его. Он тебя тоже.       — А ещё у меня есть сила, похожая на телекинез, — сказал Марк. — Но она действует, когда я хочу защитить Миклоша.       — Ты его протектор. Предназначенный спутник, — пояснил тот. — К сожалению, у тебя нет возможности изучить себя и свои силы. Мы сразу оказались выброшены на поле боя. Не пугайся того, что твой организм так реагирует на Миклоша. Я живу с этим уже много лет.       — И тебя это не злит? — спросил Марк, чувствуя, что может доверять Люку.       Тот задумался над прозвучавшим вопросом и поднял взгляд к потолку. Немного поразмышляв, он неоднозначно повёл рукой и вернулся к поискам. Люк жил с этим уже не первое столетие и с трудом понимал волнения молодого брата, а собственные воспоминания затёрлись со временем.       — Нет, не злит, — всё же ответил он после паузы. — Это неплохо, что у нас есть такой человек. Проживи рядом с кем-либо сто лет, и ты возненавидишь его, но расстанься на десять и сразу поймёшь, что без него больше не можешь. Злиться на свою зависимость? А зачем? Миклош не тяготит своей властью, не пользуется этим. Мы на самом деле его семья, а не слуги, так что такую привязку правильнее принимать с благодарностью.       Марк кивнул. Ему казалось, что Люк тоже довольно свободолюбив, но при этом он спокойно принимал власть Миклоша над собой. Это не было похоже на смирение или покорность, скорее на необычайную гармонию, когда один понимает другого даже без слов. Дружба, которую сам Марк знал только с Виктором. Еще не так давно, до всех этих кровавых событий, им тоже не требовалось слов, чтобы понимать друг друга.       — Спасибо, Люк, — с улыбкой сказал Марк и достал из шкафа новенький молитвослов. — Подойдёт?       Они нашли ещё несколько книг и вынесли их Бэт. Девушка как раз решила отдохнуть и вошла в церковь, чтобы присесть и попить воды. Заклинание Люка усиливало защитную силу созданного круга, но чистота и вера Бэт давали ему дополнительную мощь. Люк пояснил, что любая молитва по сути своей то же заклинание, а поскольку среди них не было колдунов или ведьм, можно обратиться к сильно верующему человеку, который парой фраз на время оградит их от проникновения проклятых мёртвых.       — Я думал, ты уехала, — сказал Марк, передавая книги девушке, которая ничуть не изменилась за эти дни. Всё такая же светлая и лёгкая, она улыбалась, несмотря на пережитое.       — Не успела, — Бэт пожала плечами и поправила грязную блузку. — Ты пропал, и я осталась, чтобы узнать, что произошло. Потом началось всё это... Стали возвращаться соседи, друзья, родственники. Потом умирали люди, возвращались, а над городом появилось это нечто. Я не смогла уехать. Но я всегда знала, что ты вернёшься. Как ты?       — Сложно... — Марк не мог говорить откровенно, потому что его голос отражался от стен, и каждый присутствующий слышал хотя бы часть фразы. — Всё не так просто, Бэт, но главное, что мы живы, и я снова тут.       — Я рассказала выжившим о Викторе и компании, — сказала Бэт. — Рассказала, что это они убили Алису и её сестру. И про Алекса, и про то, что хотели сделать со мной. Оказалось, что многие догадывались о подобном.       Марк повернул голову, пересекаясь взглядом с отцом Виктора. Тот сидел в стороне и мрачно смотрел на Марка, продолжая точить небольшой охотничий нож. Хоть это и выглядело жутко, Уоррен не ощущал угрозы или агрессии в свою сторону. Мужчина казался ему очень уставшим и даже отчаявшимся, но не озлобившимся. Он молчал, и Марк промолчал тоже. Он не знал, что сказать после всего произошедшего за последнее время.       — Виктор убил много наших за эти дни, — добавила Бэт. — Он отдал свою мать Эдварду, чтобы тот убил, а затем оживил её. Он выискивал наши патрули, натравливал на них тех жутких зомби. Своего отца он тоже пытался убить. Виктор стал настоящим дьяволом.       — Он полностью подчинился отцу. Точнее, Эдварду, — поправил сам себя Марк. — Мне он больше не отец.       — Едва ли... кровь от крови! — заговорил отец Виктора. — Странно, что ты не с ним сейчас. Может, тоже хочешь обмануть нас и предать?       — Эдвард дважды пытался убить меня, — ответил Марк. — Наши с ним пути точно разошлись.       Бэт сочувствующе посмотрела на друга. Марк улыбнулся ей и сел рядом, с благодарностью принимая небольшую бутылку воды. Миклош в это время инструктировал желающих научиться убивать восставших с первого удара. Хоть они и были смертны, простые пули и удары сразу их не брали. Миклош рассказывал, куда надо попадать, если целишься в голову или грудь, и люди уже не боялись его.       — Бэт, пора, — позвал Люк девушку.       — Всё в порядке? — спросил Миклош, подходя к Марку. — Ты бледный и задумчивый с того момента, как мы ушли из твоего дома.       — Да, просто... давай выйдем, — попросил Уоррен, не желая, чтобы у их разговора были свидетели. — У меня вопросы.       Марк утянул Миклоша на улицу под сухой жаркий ветер. Солнце, чей свет практически не пропускал невидимый щит над городом, опускалось за горизонт, и всё вокруг окрасилось в алые цвета. Вдалеке стояла толпа, ожидающая своей минуты, и их утробный гул не прекращался ни на минуту. Ветер трепал волосы Марка, и он сильнее закутался в куртку, которую прихватил из дома.       Из-за того, что толпа стояла поодаль, воздух у церкви был более свежим, чем на узких центральных улочках. Да и сама церковь выглядела лучше, чем остальные здания в города. Старенькая, с облупившейся штукатуркой, но почти незатронутая гнилью и плесенью, она напоминала жёлтый свет в тёмном обречённом на вымирание миру.       — Мне немного страшно, — признался Марк, смотря на Миклоша. — Как объяснить...       — Как есть, — спокойно ответил тот, наклонив голову и внимательно рассматривая Марка. — Не бойся меня, мы теперь не чужие. Я же вижу, что ты сам не свой.       — Мои чувства обострились, я чувствую всех вокруг, слышу чужое сердцебиение, но главное, я чувствую... тебя, — выдохнул Марк. — Твои желания, твои эмоции, что-то во мне подчиняется тебе, а я искал свободы, когда просил меня обратить, и...       Миклош поднял руку, прося его помолчать. Марк послушно замолчал и устало выдохнул. Мысли отказывались формироваться во что-то конкретное, но спокойствие Миклоша передавалось и ему. Марк постепенно успокоился и унял дрожь в руках, убеждая себя, что ничего страшного с ним пока не произошло. Он был жив и обрёл силу, чтобы защищаться. Это было намного лучше, чем перспектива пополнить ряды живых мертвецов.       — Так устроено, — мягко ответил Миклош. — Это наша природа, Марк. Против этого идти сложно. Но я не требую ни от тебя, ни от других членов своей семьи безграничного подчинения. Я же не прошу называть себя «хозяином», как делают представители других кланов.       — Других? А они есть? Нет, ты не просишь, — согласился Марк. — Но моя жизнь словно принадлежит не мне, а тебе.       — Разве это плохо? — спросил Миклош. — Я всё для тебя сделаю. Если выберемся — научу выживать и существовать со своими силами. Ты увидишь мир в совсем иных красках со своими усилившимися чувствами. Я оплачу тебе учёбу, если захочешь учиться. Что тебя пугает? То, что ты больше не часть своего прошлого?       — Скорее то, что я не Ваклав, — ответил Марк. — И в тот момент, когда ты это поймёшь, неизвестно, что случится. Ты убьёшь меня или прогонишь? А если я теперь тоже не буду стареть и умирать? Как мне жить дальше, Миклош, если я не принадлежу себе?       Говоря это, Марк боялся, что Миклош рассердится, особенно после упоминания его сына, но тот оставался спокойным. Он выслушал, кивнул и отвернулся, смотря в сторону садящегося за горизонт солнца. Марк не знал как, но снова почувствовал его мысли: Миклош думал о том, что впервые спустя много лет после обращения видит солнце и его свет, пусть даже приглушённые завесой.       — Конечно, нет. Ты даже близко не похож на Ваклава, никто не похож, — мотнул головой Миклош и посмотрел на Марка. — Ты другой, и я принял это. Принял тебя не из-за Ваклава.       Уоррен улыбнулся. Он немного успокоился, и хотел задать ещё несколько вопросов, но их прервал внезапный крик Бэт. Девушка отскочила от защитного круга, выронила книгу и стремительно взлетала по ступеням, указывая пальцем на толпу. Марк прищурился: к ним медленно двигался один из мертвецов. Он шёл медленно, с трудом, едва переставляя гнилые разлагающиеся ноги. Вокруг него роились мухи, и трупный запах моментально распространился по округе.       — Они умирают, — сообщил Люк. Он вышел на крик Бэт из церкви в сопровождении вооружённых людей. — Они умирают!       — Как это? — спросил шериф Келли, прищурившись.       — Их разложение усилилось, — пояснил тот. — Я слышу их страх и боль... если сумеем тут переждать, то за несколько дней они просто развалятся!       — Тогда разберёмся, зачем этот шматок гнилого мяса идёт сюда, — сказал Миклош, спускаясь по ступеням. — Эй ты! Пошёл прочь отсюда.       — У нас-с.. с-с-сделка! — с трудом произнёс мертвец, приковыляв к самой границе. Его омерзительный вид мог вынести не каждый, многие снова вернулись в церковь, спасаясь от омерзительного запаха и вида сползший с лица кожи. — Мы ос-став-в-вим вас-с... если вы от-тд-тдадит-те нам... его!       Мертвец вскинул руку, указывая в сторону Марка. Уоррен вздрогнул от неожиданности, и взгляды всех вышедших на улицу устремились к нему.       — Зачем? — спросил Миклош. — Зачем он так нужен Эдварду?       — Мы... ум-мир-раем, — выговорил тот и сплюнул на сухую землю сгнивший зуб. — Раз.. раз...злагаемся. Он обещал, что кровь Ма...Марка с-с-пасёт нас. Мы станем преж-жним-ми! Вернёмся... к вам! Лор-р-ра! Лор-р-ра! Я снова б-б-буд-д-ду жи... жить!       Лора, которой были адресованы эти слова, охнула и заплакала, уткнувшись лицом в ладони. Она замотала головой, понимая, что все, кто вернулся, не были собой не только внешне, но и внутренне. Осталась память, но души будто бы давно покинули эти тела.       — Иначе вы просто развалитесь на куски? — вкрадчиво спросил Миклош. — Превратитесь в горы тухлых туш, которые нам останется просто сжечь?.. О, нас это устроит!       С этими словами он молниеносно подскочил к переговорщику, схватил его за ворот грязной одежды и дёрнул, заставляя пересечь круг. Тот зашёлся криком и вспыхнул, барахтаясь в руках демона, но Миклош держал крепко, ровно на начертанной границе, и вскоре тело в его руках рассыпалось в прах.       В толпе, оставшейся стоять вдалеке, усилился гул. Они поняли, что никто добровольно им Марка не отдаст, и люди настроены воинственно. Их ряды, как по команде, расступились, пропуская знакомого многим молодого человека.       — Они прислали Виктора! — крикнул кто-то из церкви.       — Он может прорвать оборону, — сказал Люк. — Я вижу эту вероятность.       — А толк какой? — спросил Миклош. — Мы можем порвать его на куски.       — Он планирует прорвать круг, чтобы пустить Летицию, — пояснил Люк. — И тогда она заставит эту церковь вспыхнуть, как спичку! Она перешла на их сторону!       — Надо было прибить эту моль... — прорычал Миклош. — Что нам делать? Пристрелить его!       — Стреляли уже, — мрачно ответил шериф Келли, но ружьё поднял. — Он неуязвим.       — Пули не берут? — уточнил Миклош.       — Нет, — из церкви медленно вышел отец Виктора, смотря на приближающегося сына. — Ни пули, ни ножи, ни пламя. Он настоящий дьявол, честное слово.       — Эдварду удалось? — спросил Люк, сжав плечо Миклоша. — Он создал своего идеального восставшего из мёртвых?       — Возможно, вышло как с Марком, — ответил Миклош. — Мой укус что-то спровоцировал. Сейчас это не важно. Надо думать, как зашибить эту тварь, так как я точно не планировал сгореть во имя жертвоприношения.       — Я попытаюсь его урезонить, — внезапно сказал Марк. — Дай мне шанс.       В его сознании родилась идея, жуткая мысль на тот случай, если Виктор не послушает. Люк, казалось, прочёл его мысли, так как нахмурился, но промолчал. Он неоднозначно мотнул головой, а затем кивнул, давая понять, что это может сработать. Но ни он, ни Марк не собирались говорить вслух об очень рисковой затее и цене её исполнения.       Молли и Миклош одновременно попытались отговорить Марка покидать границы круга, но тот оказался настроен решительно. Видя его готовность, они всё же отступили, а шериф попросил не попадаться толпе.       — Ты им нужен, — пояснил Джон Келли. — Не дай им себя схватить.       — Я не подойду к толпе, — пообещал Марк. — Просто поверьте, что сейчас только я могу его уговорить оставить нас в покое.       — Удачи, — равнодушно бросил отец Виктора. — Может хоть тебе удастся достучаться. Ты был ему дорог, Марк.       Марк кивнул и переступил границу круга. Он замер, выждал пару минут, но ничего не произошло: на него не выпрыгнули из-за угла, небо не рухнуло, да и отец не возник прямо из воздуха. Даже мёртвые, столь сильно желающие его заполучить, оставались на месте.       Марк медленно пошёл навстречу уверенному и спокойному Виктору, такому же высокому, привлекательному, живому, как и прежде. Они приближались, изучая друг друга, и в воздухе стремительно росло напряжение. В отличие от других восставших Виктор имел живой взгляд, в котором отражался и интерес, и злость, и радость. Он был всё так же подвижен и умён, жил в полном значении этого слова, а его кожа оставалась ровной и гладкой. Виктор дышал и не пах гнилью.       У Эдварда Уоррена получилось.       — Не ожидал, что мы встретимся так, — с грустью сказал Виктор, поджав губы. — Уж с кем, а с тобой я точно не хотел бы драться.       — Я тоже, — ответил Марк. — Но ты почему-то решил предать весь город и уничтожить его. Я не могу позволить тебе пройти.       Виктор усмехнулся и покачал головой. Он выдохнул и отвёл взгляд, затем размял плечи. Марк видел, что ему так же тяжело сейчас стоять тут и спорить или бросаться угрозами. Несколько лет они были связаны тесной дружбой, были неразлучны и в спорте, и в учёбе, и в свободное время. А во время вечеринки в лесном домике Виктор был первым, кого Марк поцеловал. Все эти воспоминания нельзя было взять и выбросить, как исписанную бумажку.       — Ты изменился, — сказал Виктор. — Тот клыкастый чудила всё же обратил тебя в монстра?       — Ты тоже изменился, — холодно заметил Марк. — Мой окончательно сдуревший папаша промыл тебе мозги?       Невозможно было спрятаться от собственных чувств, невозможно было забыть другие более светлые и счастливые дни. Марк помнил, как Виктор подавал ему мяч, потом шутливо подкалывал, вспоминая особо неловкие пассы. Помнил, как в моменты всеобщего осуждения Виктор подходил и с солнечной улыбкой уговаривал его послать весь мир к чёрту и уйти гулять или в кино. Помнил, как Виктор доказывал, что никто не виноват в исчезновении Эми, кроме нерадивых родителей, переваливших на него ответственность. Виктор всегда был рядом.       Теперь его окружали молчаливые тени и поднятые из могил трупы. Они медленно приближались, готовясь защищать Виктора, а сам он выглядел измождённым и уставшим, давно не видевшим отдыха. Марк ощущал себя так же: став заложником войны алхимика, он мечтал только о нескольких минутах покоя.       — Остановись, Виктор, — тихо попросил Марк. — Прошу тебя, не надо добивать живых людей!       — Марк, ты сам себя слышишь? — вкрадчиво спросил Виктор, чуть подавшись вперёд. — У тебя крыша поехала? Ты вернулся в компании урода, который убил меня и наших друзей, вы влезли в то, чего не понимаете, а теперь ты учишь меня жизни? Да ты должен радоваться, что я жив! Что Эдвард спас меня!       — А ты и наши друзья тоже убивали, — ответил Марк. — Но сейчас под ударом оставшиеся в живых люди. Там даже твой отец, Виктор!       — Никогда не любил этого ублюдка, — поморщился тот. — Но даже ему я хочу добра. Марк, пойми, твой отец дарит нам всем бессмертие! Никто не собирается их убивать! Просто надо принять лекарство, а когда они умрут, то встанут и обретут вечность...       — Виктор, посмотри на них! — Марк указал на стоящих за его спиной мёртвых. — Они же разлагаются!       — Так это твоя вина!       — Что?.. — Марк нахмурился и неверяще мотнул головой. — О чём ты?       — Если бы ты не сбежал, — пояснил Виктор. — Лекарство уже было бы у нас. Нужна твоя кровь, чтобы они стали нормальными!       — А ты сам-то нормальный? — громко спросил Марк, переходя на нервный крик. — Ты убиваешь таких же, как и ты! Таких же людей! Виктор, это вообще не наша война! Мы попали под столкновение сумасшедшего алхимика и его жертвы!       — Но ты на стороне этой жертвы.       — Он хотя бы не пытается уничтожить Певек!       — Он уничтожил только его детей, — холодно сказал Виктор. — Вспомни, нас было двенадцать. Сначала выжило пятеро. Затем остались ты, Летиция и Бэт. Ты переступил порог смерти, Летиция тоже... осталась Бэт. Можно, я разорву этой сучке пасть, а?       Марк чувствовал поток ненависти к себе и к тем, кто стоял за его спиной. Виктора одолевала сильнейшая злоба, ярость, и подобное раньше исходило только от Летиции. Несмотря на то, что Виктор был жив и здоров, он не мог жить. Каждый день его разъедала болезненная и уничтожающая ненависть.       История циклично повторялась. Когда-то Эдвард и Миклош принесли в жертву своей войне Крумлов, где спустя много лет было обнаружено массовое захоронение вампиров. Теперь они столкнулись на территории Певека, и исход был тот же: множество обращённых, ещё больше жертв, только вместо вампиров — зомби. Марк смотрел на приближающуюся неживую толпу, признавая, что для того, чтобы раз и навсегда прекратить всё это, надо одержать верх над безумным разумом учёного.       Надо оставаться храбрыми.       — Что с тобой произошло? — спросил Виктор. — Обрадовался и перестал винить себя в гибели Эми?       — Наоборот, — ответил Марк. — Я понял, что пора перестать посылать весь мир к чёрту. И смерть Эми я принял. Это моя вина, и это сделало меня мной. Я хочу жить, Виктор! Жить, но по-настоящему, а не как учит Эдвард Уоррен. Виктор, прошу... — добавил он едва слышно. — Даже после всего, что я узнал, я всё ещё не хочу войны с тобой. Умоляю! Прошу, отступись.       — Я тоже этого не хочу, — ответил Виктор. — Но ты не оставляешь мне выхода, Марк.       Виктор поднял руку, и из толпы вышел хрипящий изогнутый Голем. Он выглядел ещё более бледно, кости в некоторых местах прорвали его кожу, а на костлявом лице застыли разводы крови. Марк не успел спросить, что с ним сделали, когда Голем бросился на него. Мощным ударом в грудь и живот его повалило на землю, зубы впились в плечо уже не в первый раз. Марк не сразу понял, что разрывающий сухую тишину отчаянный крик принадлежит ему. Наверное, он кричал, но его мысли были только с Виктором.       Ни раз они оказывались на поле боя вместе, только тогда они противостояли хулиганам, но никак не друг другу или настоящим чудовищам. Голем вгрызался в плечо, где-то позади кричали Миклош и мама. Голем не только кусал, но и бил, перехватывал руки, до хруста выкручивая их. Когда-то Виктор и Марк прикрывали друг друга, когда-то они думали, что если падать или получать ссадины, то только вместе.       Но на этом поле боя были иные правила.       Острая боль пронзила уже и шею, когда Марк внезапно подтянул к груди колени и с силой оттолкнулся, сбрасывая с себя Голема. Того отбросило, и Уоррен вытянул руку, напрягаясь и фиксируя его своей силой. Он был весь напряжён, мышцы в руке сводило, а голем бился в невидимой хватке.       — Виктор! — крикнул Марк, вскидывая голову и чувствуя, как грудь заливает кровью. — Я найду тебя, Виктор! Где бы ты ни оказался, обещаю, что найду! Найду!       Виктор обернулся, удивлённый услышанным. Он уже почти дошёл до защитного круга церкви, за границей которого Люк удерживал Миклоша, а шериф — Молли. Люди столпились у дверей, с ужасом смотря на Виктора, как на саму смерть, а тот замер, не понимая. Слова Марка не были похожи на угрозу или обещание мести. В них были слышны боль и отчаяние, даже вина.       — Ты проиграл, уймись, — с презрением ответил он. — Всё кончено.       — Я найду, — снова пообещал Марк и сморгнул слёзы. — Обязательно. Забери его.       Последние слова предназначались уже не Виктору. Марк опустил руку, и голем снова метнулся к нему, но внезапно оказался отброшен невидимой силой. Земля между границей церкви и Виктором разверзлась, всех ослепил яркий огненный цвет, и жаркая обжигающая волна рухнула на землю. Голем взвился, покрытый ожогами, несколько мёртвых солдат Эдварда вспыхнули огнём, а Марк успел вовремя выставить перед собой невидимый щит.       Виктор непонимающе осмотрелся, как внезапно цепкие пальцы вцепились в его шею, сжимая до боли и хруста. Его повалили на раскалённую землю, и Виктор закричал увидев перед собой уродливого лишённого кожи человека.       — Отдаёшь мне его, Марк? — спросил он, сжимая жертву болезненной хваткой.       — Да, — кивнул Марк и зажмурился, сдерживая слёзы. — Ты свободен, Азазель.       Пламя тут же исчезло.       Виктора на земле больше не было.