***
Мори Огай для всех, кто хоть капельку силился разобраться, был разным: босс-тиран, босс-хитрец, босс-стратег, босс-манипулятор, босс-льстец, босс-добрая (в каком месте) душа, душка-босс, босс-всепрощающий, босс... Перечислять можно было часами, каждый мог подобрать ему емкую, самую, как кажется, точную характеристику. Но начиналась она непременно словом «босс». Говоря словами мудрого Рюро, пробегавшего под Мори дольше всех, босс был настоящим боссом и более точного слова подобрать было невозможно. Как по учебнику — строгий, но снисходительный, с задатками педагога и воспитателя, одной рукой отец, другой — злобная мачеха, в профиль — эталон красоты, в анфас — образец для подражания. Босс был чертовым суперменом по мнению Тачихары; истинным ценителем незыблемых традиций — Кое; с утонченным вкусом — Чуи; и большим набором пыточных приспособлений при всем этом, если облажаешься — Дазая. Каждый из них был, без всякого сомнения, прав. И одновременно не прав был никто, потому что Мори Огай-сан, помимо своих достоинств, имел вполне ожидаемые недостатки. Не ждали? Рампо, будь ему место в этой истории, усмехнулся бы со снисхождением, отвел бы на затылок кепку и сказал бы, что... Мори Огай был — и оставался — несмотря на жестокие приказы и учиняемые с его подачи зверства, человеком. А человеку свойственны слабости и, местами, самые настоящие пробелы. Пробелом замечательного босса Портовой мафии была и оставалась любовь. Ее он не боялся, отмахивался, отнекивался занятостью, смеялся над ней, но тонко понимал механизмы. И не ждал, никогда не ждал, что стихийно и по щелчку влюбится сам. — Тигр опять обставил Акутагаву, — шепчет боссу заместитель, когда тот из окна видит, как Рюноске в ярости громит тренировочную площадку. — Мальчик-тигр угодил вкусам Чуи — он просит разрешения гонять мальчишку по полигонам ВДА, — Кое всегда просит за любимца, даже если просьбы вызывают у ее босса судорогу лицевых мышц. — Дазай с оборотнем опять помешали нам развлечься, — жалуется Тачихара, вправляя нос и приклеивая пластырь. Босса никто не видит и потому закатывание глаз улавливает только Элиза, сидящая с ним за одним столом приватной комнаты. Сидя дома, Мори по одному дергает волоски на подбородке. Невроз у него уже достиг той стадии, когда приходится успокаиваться таким жестоким методом. — Тигр, Тигр, везде проклятый Тигр! — его слышит разве что столешница, к которой он склонился. — Мы не смогли его выкрасть, мы не смогли его убить, не можем обезвредить, не можем... А что мы вообще можем? — страстная натура босса прорывается хлопком по подлокотнику. Пока никто не видит и не с кем мериться силой, можно немного спустить пар и так — все равно никто и думать не думает, что Огай за выверенными движениями и тонкими улыбками может по-настоящему терять голову. Мори зарывается в бумаги, в отчеты о Гильдии из Америки, в планировку и доносы их крыс и осведомителей, в сообщения разведки. Выбирается он из вороха бумаг спустя пару часов, но на лице его так и написано черным по белой коже: Эврика! Элиза, сидящая на краю стола, болтающая ножками, смотрела на происходящее с лицом, полным тихой задумчивости, а потом молчком прыгнула на пол и, надев платье, самостоятельно застегнула все пуговки. К двери она пробиралась украдкой, но ушла, громко хлопнув дверью. Поищи-ка ты меня завтра, глупый Ринтаро!***
Мальчик-тигр и правда мальчик — ему всего лишь восемнадцать, пощадите ребенка и любовь Мори к таковым, дайте ему конфет и подзатыльник — пусть дома уроки делает. — У меня не было дома, — говорит тигр. — Я сирота, — говорит мальчик. — Мой дом — Детективное Агентство, — говорит Накаджима Атсуши. Черта с два, — говорит Мори Огай, облизывая губы и глядя, как тот дерется с леди Монтгомери в ее кукольном домике. Недовольство скрашивается любопытством, а потом плавно трансформируется в интерес. Мужчина следит за юношей, не скрывая своего восхищения, а в глубине чертогов разума проклинает Дазая и судьбу за то, что такой кадр не попал к нему. И воспитали бы правильно, и у Мори было бы больше возможностей... Мысль замирает. Тигр в этот момент слаженной командой работает с другим детективом, а он, Мори, лишь немного промотивировал простака — отдача вернулась не на сто процентов — на все сто пятьдесят. Кусая губы, босс под прикрытием, с щетиной, лохматый, завидует Фукудзаве. У него отличные люди, отличные ученики. Жаль только, что хочется вырвать им сердце за то, что не под его крылом этот котенок в полосатой шкурке. Мори Огай хочет получить мальчишку любой ценой.***
Несколько недель спустя, в напряжении, нависшем тенью над городом, раздаются первые крики — про пропажу Кью, про похищение Акутагавой тигра, про чужих эсперов, хозяйничающих на их земле. Первое — правда, второе — тоже, хотя Акутагава лишь винтик в этой машине, и третье, к их досаде, не является ничем, кроме правды. Самое прекрасное в произошедшем — есть несколько часов, в которые Рюноске занят другими вещами, мальчишка крепко в себе под действием транквилизатора, все Агентство на ушах — а Мори в лаборатории аккуратно делает анализы оборотню и любуется его сонной мордашкой. То, что все оборачивается взрывами и убытками — несущественно. Для великой цели босса пара затонувших кораблей и снующие полицейские — лишь повод сделать небольшую передышку. Йокогама гудит, как улей, и работать в такой атмосфере трудно — мафия убирается зализывать раны, все считают это явление нормальным и радуются наступившей тишине. Между тем хитрый план зреет сочным плодом, и Огай с удовлетворением отмечает, что никто не обнаружил его интереса к оборотню. Агентство расслабляется и входит в привычный график, гоняет служащих и работников по городу, за его пределы, смелеет и снова верит в силу порядка и правосудия... А спустя несколько месяцев Накаджиму Атсуши посреди бела дня похищают снова, в этот раз персонально для босса. Дело суперсекретное, доставка в не менее секретное место, а наручники из металла, который как раз выдержит бешенство тигра, если что. — Ах, это вы, доктор, — сонно улыбается парнишка, придя в себя. — Я вам верю, доктор, вы добрый, — вздыхает он, вяло шевеля ногами. — Надеюсь, вы скоро передумаете держать меня здесь, доктор Мори, — с ноткой грусти подытоживает оборотень, опуская голову на подушку и тоскливо глядя в пустоту. Запретите ему быть таким милым! — разрывается мужчина, с плохо скрытым вожделением во взгляде смотря на добычу и сглатывая обильную слюну. Накаджима Атсуши нужен ему. До боли. Мори Огай уже много лет не умеет как все. Но когда его изнеженный хищник продолжает чахнуть, даже у жадного Огая спазмом сжимает сердце. И он действительно снимает с мальчика оковы и выносит на солнечный свет, на улицу — слушать птиц, смотреть закат, есть вкусные онигири. Атсуши прячет взгляд и краснеет щеками, впервые ощущая себя настолько нужным кому-то, настолько любимым, настолько властным над чужим сердцем. И обещает быть аккуратным с той властью, которую имеет над мужчиной — ранив его, он не только обрекает себя на муки совести, но почти наверняка и на очень изощренную месть. Мори Огай не принимает любовь за любовь, клеймит похотью, алчностью, вожделением. Но смирно слушает тихие вздохи по ночам, слушает, как Атсуши рассказывает истории, а потом с кислой миной даже уведомляет директора Фукудзаву, что мальчик у него, все хорошо, никакого выкупа не надо — у ребенка внеплановая разведка на территории врага. Увидит на пороге Дазая — позовет Чую. Или не позовет — это же секретное место. Фукудзава сухо напоминает, сколько его работнику лет, и рекомендует не сходить с ума. А потом кладет трубку. Мори ненавидит весь мир, но ради лучистых глаз тигра заталкивает это чувство подальше. Атсуши, приплясывающий в кухне перед готовящимся рисом, стоит небольших неудобств. Лишь бы привязать его к себе, лишь бы стать ему домом. Украдкой, словно бы невозмутимо, Мори день за днем касается, целует солнечного мальчишку. Атсуши учится смеяться и становится вдумчивей — и этих перемен Огай пугается. А потом Накаджима однажды ночью крепко прижимается к его спине и тихо шепчет: — Спасибо, что остались человеком, Мори-сан. Спасибо, что были добры ко мне. Спасибо, что показали, каким должен быть дом. Аккуратный поцелуй в щеку горит на коже клеймом — мужчине кажется, что это клеймо у него на сердце. А утром Накаджима Атсуши уже возвращается обратно в город, здоровый, отъевшийся, счастливый и нетерпеливый. Добравшись до места, Мори хочет стереть обнимающих его детективов в порошок, но сдерживается. У него нет ни прав, ни причин ревновать. У них, будь она проклята, большая разница в возрасте. Накаджима Атсуши заслужил нормальных отношений — девушку, семью — и не важно, что сердце щемит от мыслей, что утром будет некому готовить семейный омлет. — Мори-сан, заберете меня вечером домой? — словно так и надо интересуется Атсуши, прежде чем вместе со всеми отправиться в офис. Под смешок молодого детектива, висящего на руке Фукудзавы, ошарашенный Мори Огай, самый знаменитый босс Портовой мафии, деревянно кивает и получает от своего юного возлюбленного тепло-щекотный поцелуй на прощание.