Записки мультишиппера BSD

      Город шумел, жил тысячей огней, вздрагивал в ритме тысяч шагов. Город дышал растворенными в воздухе газами, дышал кислородом через зеленые лиственные легкие, выдыхал тяжелыми примесями заводов, но с приходом морского бриза дышать ему всегда становилось значительно легче.       Из верхних окон высотки суета и мельтешение выглядели завораживающе — как следить за жизнью муравейника. В центре, где были наиболее значимые здания — Королева, обозначал про себя Рюноске — снующих людей-муравьишек было больше и ночное освещение было ярче. На окраинах, где старые постройки мешались с настоящими трущобами, было значительно темнее.       Портовые города особенно отчетливо захватывались пологом темноты — она кралась с моря, прямо с востока, красивого фиолетового оттенка. Бархатистая, чарующая, прохладная — он непроизвольно вжал пальцы в оконное стекло. Панорамный вид ночного города, который босс любил закрыть плотными заслонами, сегодня был во всей красе, и можно было полюбоваться без ограничений.       Сам Мори-сан с другими был за столом и вел горячие споры. Вернее, это остальные командиры спорили. Босс же был арктически спокоен и даже не мешал Элизе плести что-то на своей макушке, встав на стул туфлями — безграничное доверие мужчины поражало.       Очередной удар по столу заставил всех вздрогнуть и притихнуть на пару секунд. В отражении Рюноске видел, кто именно сорвался, и вздохнул с облегчением — сейчас Накахара-сан расставит все точки в деле, и можно будет уходить.       Так и вышло. Все гудели, противились, но босс был доволен планом. А если босс доволен — остальные могут только искать для себя выгоду и суетиться быстрее делать дела. Так было всегда.       Акутагава привык, что они по жизни куда-то торопятся — то на зачистку, то на встречу, то на переговоры, то босс на ковер вызвал. Спешка въелась в график каждого, задала сердечный и дыхательный ритмы — после первого дня внутри организации она вызывала все меньше раздражения.       Сегодня все тоже торопились, уже даже не замечая. Акутагава следил за процессом многие годы и гадал, становится ли он таким же суетливым, когда куда-то отправляется с другими. Хотелось бы верить, что нет, но нужно было оставаться реалистом — а в реальности они были единым целым, организмом, функционирующим без сбоев, в противном случае — умирающим.       — На этом можно и закончить, — тяжело вздохнул босс, поднимаясь с места и закрывая обсуждение. Все загалдели, поднялись. Кто-то бросился открывать двери, вылетая к лифтам неприлично чеканя шаг — до эха.       Рюноске развернулся на каблуке, отворачиваясь от окна, и, кутаясь в пальто, поплелся к выходу. Стараясь не наступить на подол Кое-сан, он вышел одним из самых последних и прикрыл за собой дверь. Сердце отсчитывало секунды до...       — Акутагава-кун, — Накахара-сан, вышедший в первой десятке, крутил ключи на пальце и явно ждал его. Парень скрыл полный облегчения вздох и чуть быстрее, чем требовалось, подошел к старшему по званию. — Уделишь мне внимание?       — Разумеется, Накахара-сан, — высокий воротник не скрыл легкую улыбку от собеседника. — Поедем куда-то или...       — Посмотрим по обстоятельствам, — Чуя дернул плечом, и Рюноске послушно замолк. Не здесь и не сейчас обсуждать подобное. Это было разумно и безопасно — у стен во все времена были уши.       Он остался на ступенях крыльца, когда рыжий эспер отправился за машиной и, не тратя ни секунды, закурил. Тонкие сигареты смотрелись, наверное, смешно в его руках — так что он скрывался. Мята оставалась мятой и приятно холодила рот и горло; от нее самую малость немели губы. Дым сносило ветром, и так он мерз еще сильнее.       Поцелуй со смертью для него ощущался так же — холод и раздирающий легкие привкус.       Акутагава кашлянул, когда затяжка отозвалась горечью, и с чистой совестью затушил окурок о край урны. Вокруг было светло, как днем, но за пределами круга ночь сжирала все. Сегодня это нравилось ему — он хотел шагнуть в темноту и пропасть.       В следующий миг рядом остановилась машина, и Накахара изнутри открыл дверь, приглашая его в салон. Рюноске в последний раз зябко поежился, отметил низкие серые тучи и нырнул внутрь автомобиля. Дверь с легким звуком захлопнулась, и машина тронулась с места.       — Поедем к тебе домой? — предложил Чуя без задней мысли, выруливая на шоссе, глядя перед собой. Ответа не последовало, и он все же скосил глаза — Рюноске, переставший дышать, лишь сильнее ссутулился, походя на гротескную фигуру, и отвернулся.       — Я не снимаю квартиру, — глухо бросил он наконец. Накахара, увлеченно перестраивавшийся на светофоре, едва не въехал в машину перед ними, в последний момент крутанул руль в сторону, выезжая на поворот словно бы так и было задумано, продолжая движение. Гудки и неприличные жесты себе вслед он проигнорировал.       — И где ты обычно ночуешь тогда? — озадаченно переспросил рыжий спустя несколько минут. Они ехали на скорости, но машин было не так много — относительно безопасно, учитывая вызывающий всплески чувств разговор.       — У Гин. Или на базе. Или в порту — мне для сна много времени не надо, а вещи можно хранить где угодно, — Акутагава упрямо смотрел в окно, и это начинало раздражать. — Я никогда не думал, что если мы действительно начнем... Заниматься этим, то нужно будет место помимо вашей квартиры или номера в отеле.       Чуя в ответ ударил рукой по рулю и процедил нечто нецензурное. Словно желая сказать свое слово, небо громыхнуло и разразилось ливнем. Замелькали дворники, люди спешно раскрывали зонты и бежали в укрытие.       Муравейник засуетился больше обычного.       Бешенство Чуи было вызвано одним смешным фактом: Акутагава относился к местам их близости примерно с тем же безразличием, с каким к этому относились воспитывавшие уличных детей шлюхи. Это было неправильно, абсолютно. Но теперь становилось ясно, почему Рюноске такой сам по себе ходящий — у него не было даже малейшего понимания, что должно быть постоянное место, куда можно вернуться.       Для кого-то это ничего не должно было значить, но для Накахары значило слишком много — дом должен был быть у каждого.       Рюноске не имел дома, своего угла, своего имущества, и чувство это было ему чуждо. Он не отстаивал свое — просто не имел такового. Это будило неуместную жалость.       Чуя притормозил под окнами своего дома и, убедившись, что никого нет, поставил машину на ручник, погасил фары и заблокировал двери. Собиравшийся выходить парень только безрезультатно дернул ручку. Дверь к попыткам выбраться осталась глуха.       Дождь шумел по крыше, вода стекала по стеклам. Огни фонарей, свет из квартир и низкие тучи. Тесный теплый салон автомобиля, интимный полумрак. Чуя, желавший говорить, резко передумал и лишь рассматривал профиль любовника. Очень красивый профиль.       — Я сказал что-то не то? — ровно и пусто спросил Акутагава. Не сказать, чтобы ему было страшно, но реакция мужчины подсказала ему, что что-то не так. Что-то, чего он не учел, что-то, что могло обернуться последствиями.       Он не понимал, но заранее готовился к чему-то не слишком приятному.       Скрипнул кожаный чехол. Чужое дыхание коснулось щеки. Рюноске занервничал, усерднее пытаясь понять, где он ошибся и не вышвырнут ли его сейчас из машины ударом. Спинка, в которую он вжимался, внезапно откинулась, а через мгновение рыжий эспер уже сдвинул его назад, оставляя больше места. Рюноске беспомощно залился краской, когда любовник перебрался на его половину авто; рука в перчатке задрала рубашку, принялась выпутывать пуговицы из петель, и живота коснулись губы.       — Чуя-сан... — Акутагава сжался, когда эспер принялся его раздевать все в том же молчании. Полетели штаны, трусы, обувь, носки. Рюноске сводил бедра и ощущал себя виноватым в чем-то, но ждал, что происходящее является наказанием. Если так, то все правильно. Он этого, наверное, заслужил. Жаль только, Чуя-сан теперь не хочет с ним говорить.       Влажные поцелуи добрались до горла, коснулись подбородка и нашли губы. Акутагава вцепился в мужчину, судорожно, боясь отпустить, боясь удара, боясь, что сейчас все прекратится.       — Переезжай ко мне? — выдохнул вдруг Чуя, отстраняясь, возясь с его брюками. Вещи на Рюноске, сколько он помнил, висели и держались лишь благодаря чудесам — вопреки гравитации и желанию Накахары. Парень в ответ замер, пытаясь сообразить, верно ли он расслышал, а рыжий мафиози уже стащил с него все вместе с бельем, оставил лишь в одной нелепой рубашке.       Цепляясь за чехлы, Рюноске кусал губы.       — Зачем? — выдохнул он наконец. Хлопнул бардачок, любовник зашелестел презервативами. Акутагава ждал ответа и продолжал не понимать, что происходит между ними на моральном уровне. А в ответ был тяжелый вздох и влажные от смазки пальцы между ягодиц, плотное касание к простате, от которого Рюноске всхлипнул и встал на лопатки, открывая рот в немом стоне.       Он метался, цеплялся и отворачивался, чтобы скрыть румянец, прижимал к лицу тыльную сторону ладони. Стоны были на выдохе, прерывистые и томные, сильные руки держали его бедра. Накахара стал пристраиваться, потираясь плотью между ягодиц. Рюноске удержал его за руку, приподнялся на локте, испытывая отчаянную потребность узнать.       — Зачем вы зовете меня, Чуя-сан? Неужели, признавшись вам в отсутствии у меня дома, я вызвал чувство жалости? Не молчите, прошу, Накахара-сан, я...       Рюноске ахнул, когда посреди его речи Чуя двинулся, не высвобождая своей руки. Акутагава сжался, тяжело дыша и почти скуля имя любовника.       Накахара плавно вошел до самого конца, гулко сглотнул. Тесно, узко, горячо. Рюноске сжался вокруг него и упал на разложенное сиденье, слегка подрагивая, грудь вздымалась — часто и высоко. Не тратя времени, Чуя оцеловал худую шею, оставил пару засосов высоко на горле, почти под челюстью — пусть парень потом подумает, как их прикрыть.       — Болтать во время секса — зло, — тяжело выдохнул мужчина. — Но я отвечу. Я позвал тебя не потому, что мне жалко тебя, а потому, что хочу попробовать жить вместе. Я думал, у тебя есть свой угол и ты почти наверняка откажешься уходить из него, расставаться ради меня с уединением. Но теперь я знаю, что это не так, — Чуя начал двигаться. Глаза Рюноске в темноте лихорадочно мерцали, дождь шумел, а в салон вползал холодок. — Для меня места нашей близости — это важно. Отель — если мы спешим, дом — если ты захочешь остаться на ночь, спать со мной в одной постели, пить чай утром. Но я хотел, чтобы воспоминаний было больше и в твоем доме. Я хотел узнать, как ты живешь. А ты... Не умеешь жить. Ты существуешь и довольствуешься ничем. Значит, нужно тебя научить, — он надавил на согнутые колени, прижался теснее, разыскивая припухшие от укусов губы парня. — Теперь это будет машина. А завтра, может быть, кабинет? Переезжай ко мне, Рюноске, — болтовня сбивала дыхание, выматывала, а Чуя все не мог заткнуться, заставляя Акутагаву пунцоветь от смущения.       Движения ускорились. Молодой человек метался, прижатый чужим телом, под пальцами теплели рыжие кудри. Шляпу Чуя давно снял, и она валялась на полу, сбитая неосторожным движением, укоризненно блестя цепочкой.       — Ч-Чуя-сан... Мх... — от удовольствия перехватило дыхание. Чуть грубоватые движения и неповторимое ощущение того, что он в ловушке... Безопасная ловушка... Дазай-сан убил бы его, услышь он такое.       Ладонь с шероховато-сухой кожей сжалась на его члене, задвигалась вверх и вниз, доводя до вспышек под веками, до исступления, до тихого безумия, от которого он подвывал и цеплялся за сильные плечи.       Шлепки, сбитое дыхание любовника, смущающие, влажные звуки, сильные пальцы, сминающие бедра, ягодицы, поддерживающие под спину, когда оно требовалось.       Рюноске выгнулся в последний раз и несдержанно простонал от удовольствия — плотное касание к простате, резкое скольжение ладони на члене заставили его потерять всякую сдержанность. Он был мокрый и вымотавшийся, а Чуя ворвался в его эйфорию после оргазма последним толчком и низким рычащим стоном. Акутагава всхлипнул и, закатив глаза, обмяк окончательно.       Накахара без сил повалился на любовника, устроил голову у него на груди. Лизнул возбуждено торчащий сосок, вызвав мурашки, побежавшие по телу юноши. Акутагава гладил его по волосам, провел ледяной ладонью по влажной спине. Чуя так и не разделся и теперь в какой-то мере расплачивался, замерзая.       Дождь шумел вокруг них. Вспышки темноты и света, ночной город, запах секса и нагретой кожи, запах мокрого асфальта...       Чуя приподнялся и вышел, стянул использованную резинку, завязав узел. Акутагава лежал, прикрыв глаза, пригретый, не такой бледный, как обычно. Достав салфетки, Накахара обтер себя и взялся за приведение в порядок партнера — Рюноске мгновенно открыл глаза, почувствовав, как влажная салфетка скользит между ягодиц, приподнялся.       — Н-Не надо, я сам. Чуя-сан, — его заткнули новым поцелуем, Накахара не глядя обтер ему живот и отстранился, молча скомкал салфетку и отправил к остальному мусору, после чего начал одеваться. Поморщившись, Акутагава сел, поджав колени к груди, наблюдая за тем, как мужчина натягивает брюки и быстро застегивает.       — Чуя-сан, — едва слышно позвал Акутагава. Рыжий не отреагировал, только перебрался на водительское сиденье и молча откинул спинку, ложась, внимательно оглядывая Рюноске из своего положения — его расстегнутую рубашку, его зардевшееся лицо, его растрепанные волосы, его тонкие пальцы, теребящие край воротника. От пристального внимания парню стало неуютно, и он отвел взгляд.       — Ты мне нравишься. По-настоящему нравишься. Почему нельзя просто взять и согласиться? — вздохнул мужчина, отворачиваясь и глядя в окно. Темно — только фонари и свет в окнах соседей по всей улице. Красиво и тихо. Приподнявшись, мафиози повернул ключ в зажигании и включил печь. Стало теплеть, горячий воздух быстро добрался до мягких темных волос парня, вынудил облизать сухие покусанные губы.       — Если я соглашусь... Вы будете счастливы? — Акутагава скрипнул обивкой, перебираясь на заднее сиденье и нависая над лицом любовника. Чуя лишь улыбнулся и, положив руку на затылок Акутагавы, заставил его наклониться вплотную. Поцелуй вышел необычным из-за их положений, мягким, теплым.       — Просыпаться и видеть тебя рядом, смотреть, как ты в одном белье, а то и без него роешься в шкафу; купив тебе нормальные рубашки, носить их самому — я определенно буду в плюсе, — Чуя мягко сжал волосы на затылке. — Я не выпущу тебя отсюда, пока ты не скажешь «да», Рюноске. Я серьезно. Выпустить Расемон ты тут не сможешь, пока не оденешься, и кроме того, я расстроюсь, если ты что-то сотворишь с моей машиной, — Чуя усмехнулся и, перевернувшись, поднялся, прижал любовника к заднему сиденью, раздвинув длинные ноги. — Я уже жалею, что оделся; теперь я возбужден и хочу тебя снова, — положив пальцы на дрогнувшее горло, Накахара осыпал шею партнера поцелуями и укусами, свободная рука легла на грудь, царапнула соски.       — Да, — хрипло выдохнул Рюноске, когда Накахара уже добрался руками до живота и вовсю гладил поджарые мышцы.       Рыжий шире усмехнулся в ответ и рванул рубашку. Пуговицы разлетелись во все стороны, Рюноске дрогнул.       — Вот и отлично. Однако остановить меня это не поможет, — зубы сладко сжались на вершине ушка, от чего Акутагава часто задышал. — Потому что теперь я захотел показать тебе некоторые плюсы твоего выбора...