Записки мультишиппера BSD

      Лениво растянувшись поперек футонов на животе, Рампо то вытягивал ноги, упираясь пальцами в татами, то сгибал их в коленках, начиная беззаботно болтать лодыжками в воздухе, сверкая светлыми пяточками, не так давно приведенными в порядок, приковывая взгляд к приоткрывающейся нежной коже бедер.       Купленные в дорогу, но несъеденные сласти исчезали пачка за пачкой; десерты, заказанные в комнату, уже давно напоминали о себе лишь пустыми чашечками и стаканами на высокой ножке, стоящими на почтительном расстоянии от постелей. Задание Рампо, выполняемое в паре с самым важным для него человеком, шло по намеченному сценарию — Эдогава не спешил решать дело, клянчил для себя теплые слова и внимание, плакал и через секунду прекращал, соблазняя детской непосредственностью и властвуя над положением.       Эдогава как никто другой умел получать то, что он хотел, даже играя на слабостях собственного любовника. Поэтому с самого утра он был самым прелестным и ленивым котиком на территории всего городка — ну и что, что без ушей и хвоста; Фукудзаве, неотрывно наблюдающим за ним в последние два часа, точно ничего не оставалось, кроме как стараться не наброситься на Рампо прямо сейчас. Так что, не имея иного выбора, он пытался отвлечься, размышляя... О прошлом. О любимом фехтовании и рукопашном бое. Об упражнениях и учительском поприще.       Если бы Юкичи, наблюдавший за напоминающим шаловливого кота подопечным, не занимался тренировками Рампо лично, он бы уже давно повесил на парня ярлык субтильного, изнеженного юнца. Однако даже сейчас он видел, сколь гладко протекают переходящие из одного в другое движения, как перекатываются под тонкой фарфоровой кожей упругие мышцы. Эдогава играл грязно, приспускал кимоно с одного плеча, белого и покатого, желанного и многократно оцелованного. Юкичи после встречи с совсем еще мальчишкой лично выправлял эти плечи и спину — сначала занялся осанкой, потом заставил оставить позади сутулость. Потом он подобрал упражнения и несколько месяцев подряд смотрел, как появлялась характерная рельефность. Те, кто считал Рампо беспомощным, увидев его со сладостями и в бриджах, как мальчишку, просто не видели, как он всерьез играет в шоги или как фехтует против своего мастера.       Все, что Фукудзава хотел вложить в своего протеже, он в него уже давно вложил. Теперь Рампо играл против самого Юкичи и, надо сказать, делал это на высшем уровне. Проигрывать столь прекрасному манипулятору было даже не стыдно.       — Фукудзава-доно-о, — характерное обращение заставило мужчину встрепенуться. Малахитовые глаза повернувшего к нему голову Эдогавы загадочно мерцали, но весь его облик, этот томный взгляд через плечо... Судорожно сглотнув и опустив глаза на рукопись, над которой он сидел и которую пытался прочесть, Юкичи едва сдержал вздох. Соблазнять у Рампо получалось все лучше и лучше. Он всегда был привлекателен, но теперь обращал отточенное мастерство очарования против учителя, и тот прогибался без малейшего сопротивления.       Если бы Рампо воспитывался кем-то вроде Озаки Кое, он был бы самым хитрым и искусительным тайкомоти за всю историю. Фукудзава давно уже знал: Рампо в национальной одежде — это его слабость. Поэтому парень одевался так только когда они наедине, на отдыхе или дома.       Историю их отношений всегда было трудно описать словами и не оказаться в неловком положении. Рампо влюбился в своего благодетеля первым, первым чистосердечно сознался, доведя «дядю-телохранителя» до шока. Юкичи предпочел бы пронести мимо ушей все эти капризы, жесты, полные пристального внимания взгляды и аккуратные прикосновения то к шее, то к коленям. Однако против воли он и сам приглядывался к юноше. Любовался им вечерами, то наряжал неожиданно для самого себя в юкаты. На работе немигающими глазами смотрел за тем, как мелькают коленки под широким клешем бридж, охватывал глазами мелкие жесты тонких запястий и изящные касания маленьких пальчиков.       Рампо всю жизнь был похож на кота, всю жизнь то уходил вперед, оставляя в недоумении смотреть себе вслед, то возвращался и спешил прижаться поцелуем к сухим губам. И Фукудзава не мог устоять перед капризным и своенравным ребенком, которого подобрал.       Рампо соблазнил его, как не смогла ни одна женщина.       Даже сейчас, когда слабеющие с годами глаза было проще закрыть очками, когда мелкий шрифт сменился более крупным, а зеленым чаем Фукудзава нередко запивает лекарства... Рампо был рядом с ним. Рампо седлал его бедра и с прежним жаром и любовью касался его лица, оглаживал широкие плечи. И, прижимаясь к сильной груди своего уже не столь молодого любовника, напоминал ему томным шепотом в ушко: в этом доме две пары катан, два мечника — мастер и его ученик.       А за своего спасителя, если ему будет угрожать опасность, он готов убивать уже много лет. Жизнь Фукудзавы, каждый вздох, каждая морщинка на его красивом лице — целиком и полностью они принадлежат Рампо. Его острый ум, его клинок, практически не уступающий клинку мастера — все словно было создано, чтобы защищать Юкичи.       Прогибая напряженного парня и стискивая худое бедро, зацеловывая и прикусывая нежную шею до тонкого скуления, Серебряный волк снова и снова толкался в податливое тело, благодаря судьбу за то, что когда-то она свела его с Эдогавой. Он изменил его, дал ему цель и смысл продолжать движение, смысл жить. Он вернул ему желание защищать и оберегать от всех невзгод, помог преодолеть страх снова охватить ладонью переплетенную рукоять катаны.       ...Валялся в стороне отброшенный низкий чайный столик, загадочно блестели глянцевыми боками опрокинутые резким движением тонкой руки чашечки. Рассыпавшаяся сласть, ранее передаваемая из губ в губы, наполняла теплый, пахнущий желанием и страстью воздух дополнительной терпкой сладостью.       Тесно переплетенные тела не сдержавшего желания мастера и его подмастерья лежали, пыша жаром, на сдвинутых футонах. Бледные худые лодыжки соединились за спиной оставшегося одетым до пояса серебровласого волка, и в малахитовых глазах придавленного его сильным телом любовника было столько темной любви, знания и воздушной нежности, что ворвись в этот момент отряд убийц — они бы дважды подумали, стоит ли тревожить прикорнувшего на остром плечике мужчину и его обнаженного, похожего то ли на дикого кота, то ли на лисицу, принявшую человеческое обличье, возлюбленного.       Бледная кисть, тонкая, кажущаяся почти детской, легко перебирала отросшие серебряные волосы Фукудзавы. Рампо уже давно отмечал подкрадывающуюся все ближе с каждым днем слабость мужчины. Однако ни углубляющаяся сеточка морщин в уголках глаз, ни все более переходящий на дневное время сон отторжения не вызывали. Эдогава лишь жалел, что, пока его тело наливается силой и молодостью, Фукудзава напротив, теряет ее.       Время беспощадно двигалось вперед.       — Однажды ты спас меня, когда никто не пожелал даже послушать и постараться понять одинокого мальчишку, совершенно не понимающего мир. Теперь я буду тем, кто поддержит тебя, тем, кто до самого конца останется рядом, — прижавшись на мгновение губами к теплой коже лба, Рампо тут же снова лег на футон, запрокинув голову и прикрыв глаза до вспышек под веками. В горле застрял комок и чувствовалось легкое жжение.       Он знал, что момент его одиночества однажды наступит, так или иначе. Однако отказывался мириться с этим.       Ками-сама, если ты есть — не разлучай, не забирай порознь двух своих детей.